12 страница. «Да не попустит мне Господь сделать это господину моему, помазаннику Господню, чтобы наложить руку мою на него

собственности. Начав с отсутствия уважения к чужой собствен­ности, не долго закончить отсутствием уважения к чужой жизни. Но с Давидом все было не так. Его совесть обличала его всего лишь за то, что он испортил одежду царя, и затем он сказал:

«Да не попустит мне Господь сделать это господину моему, помазаннику Господню, чтобы наложить руку мою на него, ибо он помазанник Господень» (1 Царств 24:76).

И это Давид сказал об отступнике и отвергнутом Богом царе, которому скоро суждено было погибнуть! Он сказал это о человеке, который обращался к колдунье, вызывал дух мертвеца и самовольно совершал жертвоприношения, не дождавшись Самуила. Все, что творил Саул, заслуживало презрения, но, тем не менее, Давид уважал его, но не за его поведение, а за его звание. Давид уважал Господа, однажды помазавшего Саула на царя, и это было почитанием власти. И не имеет значения, насколько сильно ошибался Саул. По­мазание было настолько ценным, что даже тогда, когда царь был отвергнут Богом, Давид продолжал с почтением отно­ситься к званию Саула, проявляя таким образом уважение и почтение к Богу, даровавшему это звание человеку.

Относится ли Церковь с таким же уважением к Израилю ради того положения, которое этот народ однажды занимал в Боге, несмотря на то, что сейчас он отвергнут и отступил от истины? История показывает, что Церковь проявляла по отношению к Израилю презрение и неуважение, потому что у нее не было правильного отношения к тем людям, которые однажды были помазаны Богом. Мы виновны в демонстра­ции «духа потребительства». Мы не знаем, что такое без­условная любовь и безусловное принятие. Это означает, что до тех пор, пока вы не докажете свою состоятельность и не покажете что-то заслуживающее внимания, вы не бу­дете достойны принятия, не говоря уж о любви. Мы не знаем, что такое почтение и уважение, и гораздо сильнее, чем предполагаем, придерживаемся той мудрости, кото­рая предъявляет условия.

И удержал Давид людей своих сими словами и не дал им вос­стать на Саула. А Саул встал и вышел из пещеры на дорогу (1 Царств 24:7).

Но какой была дорога Саула? Это был путь убийцы, путь, на который стал этот непримиримый человек, чтобы унич­тожить то, что, на его взгляд, угрожало его царствованию. Позволив Саулу уйти, Давид подвергал риску свою жизнь. Это понимание должно глубоко укорениться в нашем со­знании. Поступок Давида был чем-то большим, чем просто проявлением великодушия. Позволив Саулу встать и уйти, Давид, фактически, подписал себе смертный приговор. Это очевидно, хотя Саул и плакал «крокодиловыми слезами»:

«Ты правее меня, ибо ты воздал мне добром, а я воздавал тебе злом; ты показал это сегодня, поступив со мною милостиво, ког­да Господь предавал меня в руки твои, ты не убил меня. Кто, най­дя врага своего, отпустил бы его в добрый путь?Господь воздаст тебе добром за то, что сделал ты мне сегодня» (стихи 186-20).

Но понадобилось совсем немного времени для того, чтобы слезы Саула высохли, и он опять начал преследовать и разыски­вать Давида. И эта погоня продолжалась до самой смерти Сау­ла. Давид, позволив уйти живым своему преследователю, фактически, утвердил свое будущее. Является ли правед­ность истинной, если она ничего нам не стоит и ничем не уг­рожает нашей жизни? Одежда, в которую будут одеты святые последних дней, будет «сделана» из их праведных поступков. Поступок Давида был праведным, потому что он мог стоить ему жизни. Он по праву мог считать себя уже мертвецом, потому что, если бы Сам Бог не избавил его, то смерть от руки Саула была бы только вопросом времени. Это — многоразлич­ная премудрость Божья, которая не является какой-то абстрак­цией, но состоит в абсолютной уверенности в Боге. Мудрость Божья говорит: «Если Бог не защитит нас, то мы просто не смо­жем сами себя защитить». Она требует, чтобы мы никогда не за­ботились о том, как поддержать свою жизнь, и не опускались до того, чтобы стремиться к какой-либо выгоде.

Кто из нас сегодня ищет собственной выгоды в тех вопросах, которые гораздо менее значительны, чем вопрос выживания? Одна лишь сфера сексуальной жизни поднимает множество вопросов относительно использования друг друга и манипуля­ции. То, что люди манипулируют друг другом: родители — своими детьми, жены — своими мужьями, мужья — своими

женами, а пасторы — своими общинами, — показывает, что мы достаточно легко опускаемся до того, чтобы «наложить руку» на чью-то жизнь. Символическое выражение «нало­жить руку» подразумевает достижение своей цели за счет дру­гих, однако Давид, веря Богу, предоставил Ему судить и мстить. Он не наложил свою руку на Саула. Давид был готов, скорее, погибнуть сам, чем прикоснуться к Божьему пома­заннику, и потому он только отрезал край одежды царя. Мы не должны забывать, что Давид был воинственным челове­ком. Он не был пацифистом, и в случае необходимости мог быть беспощадным, но в этом эпизоде он не наложил руку на Саула ради спасения своей жизни.

Нельзя не обратить внимание на следующие слова Давида: «Против кого вышел царь Израильский?3а кем ты гоняешь­ся? За мертвым псом, за одною блохою» (стих 14).

И это — не игра слов. Давид был воином, но все таки отка­зался поднять руку, чтобы убить беззащитного человека, и это является еще более глубоким выражением откровения Божье­го и Его Царства. Я не думаю, что Давид своими словами про­демонстрировал здесь свою скромность или ложное смирение. Это был человек, который действительно думал, что он — мер­твый пес и блоха. Только имея подобное мышление, вы може­те быть готовы к тому, чтобы отдать свою жизнь, если только Бог не защитит вас. Для меня нет ничего настолько важного, чтобы я мог держаться за свою жизнь как за что-то ценное. Моя жизнь принадлежит не мне, но Богу. Если Он будет боль­ше прославлен через мою смерть, чем через мою жизнь, то пусть будет так. Потому что без Него, в конце концов, я — всего лишь мертвый пес и блоха. Наша основная ошибка заключается в нашем неправильном отношении к себе. Мы полагаем, что имеем право на то, чтобы защищать себя, но мы — всего лишь мертвецы, восставленные из мертвых через воскресение Иису­са Христа, которые теперь живут не для себя, но для Него. Именно об этом сказано в 6-й главе послания к Римлянам, но, глядя на то, как мы живем, этого не скажешь! В своей жизни мы больше похожи на Саула, чем на Давида. Мы делаем то, что выгодно для нас, мы преследуем свои собственные цели и вос­стаем против того, что нам угрожает.

Наше отношение к религиозным ответвлениям, даже имею­щим мертвую форму правления, играет ключевую роль в де­монстрации Божьей мудрости. Если враг сможет поставить нас на свое основание, где мы будем обвинять друг друга, жало­ваться и относиться к другим верующим с высокомерием или неблагочестивой критикой, то он победил. Крайне важно то, каким является наше поведение и отношение к другим, состо­яние нашего духа и то, что мы допускаем в свое сердце.

Когда Иисус висел на кресте, над Ним насмехались и из­девались те же самые люди, ради которых Он пошел на смерть: «.Сойди со креста, и мы уверуем в Тебя!» Ничто так не ранит человека как то, что те люди, ради которых он жертву­ет, не замечают этой жертвы и не принимают ее. Более того, они изводят вас своими высказываниями, когда вы находи­тесь в состоянии мучений, страданий и смерти. Но Иисус не ответил на издевательства, и не потому, что Он сдерживал Свои уста, а потому, что в Нем не было ничего, что Он хотел бы выразить в ответ. Наступивший в Его жизни кризис по­казал, что именно было в Нем, — и это был характер Бога, выраженный в терпеливой снисходительности, страдании, милости и прощении. Сын явил Отца.

Давид отличается от Саула тем же, чем Божья мудрость отли­чается от мудрости этого мира. Когда никакие другие методы не срабатывают, люди с жестокостью «накладывают руки», оправ­дывая это тем, что им нужно добиться результата. В конечном счете, истинную веру можно узнать по тому, что она никогда не обращается к насилию для достижения своих целей. Та религия, которая заявляет, что исходит от Бога, но при этом требует наси­лия для достижения своих целей, является по своим проявлени­ям несомненно ложной. Мы должны быть осторожны, чтобы не проявить насилия не только в делах, но и в словах. Давид даже назвал Саула своим отцом: «Отец мой! посмотри на край одежды твоей в руке моей!»

(стих 12а).

Давид не пытался снискать благорасположение своего врага. Он действительно искренне относился к Саулу как к отцу. У него было сыновне уважение к более старшему чело­веку как к отцу, хотя этот человек не имел ничего общего с

настоящим отцовством. Саул был не прав по всем категори­ям, однако с духовной, небесной точки зрения Давида, Саул был его отцом. Можете ли вы представить себе, как в тот мо­мент Господь взирал вниз с небес вместе со Своим эскортом ангелов, ожидая, что сделает Давид, имея свободу избрать то, что выглядит правильно в его глазах? От этого решения зависело все будущее Божьего Царства, и даже более того: один из потомков Давида должен был однажды стать Мес­сией всего человечества. Если бы Давид погиб, то оборва­лась бы его наследственная линия, и был бы разрушен весь Божий замысел о приходе Мессии. Многие из нас в такой ситуации пошли бы на компромисс: «Я готов отдать свою жизнь, но мое служение... Разве вы не знаете, насколько важным является мое служение? Если я не продолжу его, то народы пойдут в ад, потому что я — Божий муж веры и яв­ляю миру Божью силу!»

Давид также мог бы сказать: «Если бы все дело было толь­ко в моей жизни, то пусть бы Саул убивал меня. Но, послу­шайте! Я призван быть царем Израиля, и от меня должен произойти Тот, Кто будет Царем навеки, и принесет спасе­ние всему человечеству. Я вижу Божье призвание для своей жизни, и потому должен сохранить ее». Тем не менее, Давид так не сказал, потому что знал, что если Бог не защитит то, что принадлежит Ему, то он сам не сможет сделать это, убив Саула. То, что Давид сделал в тот момент, имело вечное про­должение, и демонические силы знали об этом.

Сколько из нас смотрят на развод как на акт насилия, раз­рывающий на куски взаимоотношения? Мы оправдываем его тем, что хотим защитить «свое» служение, потому что та муд­рость, которой мы движимы, направлена на самосохранение. Возвеличивание нашего служения только скрывает тот факт, что за этим служением, в действительности, стоят наши амби­ции. Мы используем служение как ширму. Более того, если на­ша жена раздражает нас, или мешает служению, или выступает в оппозиции, тогда мы думаем, что имеем оправдание насилию развода. Как мало при этом тех, кто указывает на ошибоч­ность такого поступка, и мы после очень небольшого пере­рыва продолжаем свое «важное служение» с новой, более

привлекательной супругой! Мы редко вспоминаем о том, что когда-то у нас была другая жена, и остаемся все так же попу­лярны, — проходит время, и люди забывают о том, что было раньше. Служение становится центром всего, и вопрос дости­жения вечной Божьей цели посредством Церкви отходит на второй план, потому что мы опустились до мудрости этого ми­ра в достижении того, что выгодно для нас. Давид не позволил себе такой роскоши, хотя от этого зависела его жизнь, потому что понимал, что исполнение обетования зависит от Бога, а не от его руки, поднятой на другого человека.

Это — демонстрация кротости, характерной для Царства Давида. Это — готовность потерять свою жизнь, но не пойти на то, что, фактически, мог сделать Иисус, призвав к Себе на помощь легионы ангелов. Как и у Давида, в руках Иисуса была власть сделать что угодно с Его мучителями, но, тем не менее, как и Давид, Он не мог спасти Себя, потому что был Царем другого Царства. Он просто не мог, не хотел спастись, потому что это противоречило Его характеру.

Школа послушания

Когда Иисус перевернул столы меновщиков, то этот акт насилия был направлен, скорее, против имущества, чем про­тив людей. Он перевернул столы, а не людей. Это был акт кротости, хотя по своему характеру он имел элемент наси­лия. Этот поступок был проявлением послушания Богу, и, вероятно, противоречил даже желанию "Самого Иисуса. Он был совершен в избранный Богом момент, чтобы проверить Мессианские притязания Иисуса в Его ревности по дому Отца. Кротость не означает «очень осторожное поведение». Если Бог потребует от вас, чтобы вы зарычали как лев, или сделали еще что-нибудь подобное в избранный Им момент, то отказ сделать это будет проявлением высокомерия. Кро­тость означает покорность, особенно если это требование противоречит вашему собственному желанию.

Давид сказал изумленному Саулу:

«Да рассудит Господь между мною и тобою, и да отмстит те­бе Господь за меня; но рука моя не будет на тебе» (стих 13).

Уверенность, проявленная здесь Давидом, — это нечто боль­шее, чем просто бравада. Она основана на глубоком познании Бога и доверии Его суверенности. Давид понимал, что если Бог допустит, чтобы он стал жертвой Саула, то он не должен этому противиться. Это — наивысшая вера, позволяющая нашим го­нителям беспрепятственно вернуться и погубить нас.

Именно в это верил Стефан, отдавая свою жизнь. Он за­вершил свой земной путь, и у него не было никакого него­дования на Бога. Его мученическая смерть имела отзыв, о котором Стефан даже и не подозревал, а именно: обращение Савла Тарсянина. В смерти Стефана было что-то такое, что не давало Савлу (Павлу) покоя. Он никогда не видел, чтобы человек умирал с таким торжеством, и его не оставляли мысли о свидетельстве великодушия и веры, проявленного Стефаном. Простая религиозность не может произвести такого свидетельства. Стефан продемонстрировал Божий характер, хотя его статус был намного ниже престижного положения Савла — одного из лучших воспитанников уважаемого учителя Гамалиила. Когда Бог открывает Свой характер тем, кто занима­ет престижное положение, через немощных и незаметных лю­дей, то такое откровение является для них сокрушительньгм.

Силы тьмы делали ставку на Павла, потому что на основании религиозного рвения они могли использовать его как убийцу. Я не думаю, что Павел мог быть сломлен и обращен каким-либо другим способом, кроме демонстрации перед ним того, что на­несло поражение демоническим начальствам и властям. Это был величайший триумф Божьей мудрости.

Существует также тайна, затрагивающая отношение Цер­кви к евреям, потому что в глазах евреев язычники относятся к какой-то более низкой «категории». Мы, евреи, смотрим на себя как на народ, превосходящий все остальные в этике, нравственности, интеллектуальном потенциале и культурных традициях. Тем не менее, когда мы видим в лице и характе­ре язычника отображение нашего Бога, Которого на самом деле не знаем, и от Которого отвернулись, то мы падаем на

свои лица. В случае со Стефаном действовал тот же прин­цип. Бог не считал, что смерть этого святого была слишком непомерной ценой для того, чтобы обратить ко Христу Сав­ла, который стал великим апостолом Церкви. И Церковь должна опять выполнить роль «Стефана» как народ мучени­ков для завершающей демонстрации евреям как народу, подобному Савлу».что спасение не может быть получено на каком-либо другом основании, кроме Христа. И дело не в том, будете ли вы обезглавлены, или же просто будете все вре­мя думать, что вы — мученик. Вся суть в том, имеете ли вы восприятие жизни мученика, и готовы ли вы к тому, чтобы умереть мученической смертью. Возможно вам и не понадо­бится платить за веру жизнью. Возможно, некоторые из нас будут перепилены, некоторые — обезглавлены, но некото­рые останутся в живых, хотя и будут переживать гонения, других же преследования за веру вообще не коснутся. Тех, кто воскрес­нет при первом воскресении, отличает отношение сердца к смерти за Христа: для них их жизнь не представляет ценности.

Что вызвало настолько неистовую ярость у тех, кто уби­вал Стефана, что они заткнули пальцами уши и бросились на него со скрежетом зубов, не успокоившись до тех пор, пока не забили его до смерти камнями? Что особенного он сказал? Вначале он рассказал им длинную историю Израи­ля, а затем перешел к завершающей кульминации:

«Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы» (Деяния 7:51).

Не будем забывать, что он обращался к видным религиоз­ным лидерам. Когда они бросились на него, Стефан сказал:

«Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, сто­ящего одесную Бога» (Деяния 7:566).

Услышав такое, они просто убили Стефана. Это было заяв­ление того, кто находился в Божьем присутствии и стоял на позиции духовной власти, что раз и навсегда разрушало лож­ную власть, которую убийцы Стефана установили в своих собственных религиозных организациях и сообществах. Именно те демонические силы, которые обитали в этих лю­дях, вызвали такую ярость. Эти же люди отдали на распятие

Иисуса. Убив Его, они проявили характерную им мудрость демонических сил, но Он восстал из мертвых и вознесся на небеса. Есть прямая связь между яростью, поднявшейся против Стефана, и его последним заявлением. Эти люди вы­плеснули свою злобу и ненависть на того, чье лицо сияло как лицо ангела, и кто заявил им о том, что видит Господа.

Даже Саул признал перед Давидом:

«Ты правее меня, ибо ты воздал мне добром, а я воздавал те­бе злом» (1 Царств 24:186).

Поступок Давида явил великую мудрость: праведность, превышающую праведность фарисеев. Это — не правед­ность безукоризненно исполняемых правил, но та, которая исходит из готовности потерять жизнь. Только такая правед­ность проявляет Божий характер, являет Его славу, потому что характер Бога выражен в Его мудрости.

Как Творец, так и творение стенает и мучается, ожидая появлений подобных «Давидов». Конец этому миру будет положен Церковью, имеющей тот же характер, который был в избытке проявлен в жизни Иисуса, Стефана и Давида. Возможно, у нас и есть право сопротивляться несправедли­вости или притеснениям, однако есть мудрость и великая сила в том, чтобы не оказывать сопротивления. Это — пре­дельное выражение доверия Богу. Таким образом разоблача­ется ложная мудрость, и освобождаются пленные. Проявляя Божью мудрость, мы демонстрируем действенность вечнос­ти, которая единственная освобождает людей от тирании страха за свою жизнь. В любом месте на земле, где посреди этого мира существует община христиан, свободная от лож­ной мудрости демонических начальств и властей, проявля­ется также и Царство Давида.

IV

Апостольское провозглашение:

ТАЙНА ПРОПОВЕДИ

ели мы к чему-то и призваны, так это — к пропо­ведованию Божьего Слова. Сейчас существует изобилие проповедей, огромное множество уче­ний на аудио- и видеокассетах, но, тем не менее, среди них совсем немного того, что можно назвать словом от Господа. Нам нужно углубить и обновить понима­ние того, что является «святым таинством».

Первое заявление в помазанном служении Иисуса было произнесено в синагоге города Назарет, где Ему подали сви­ток книги пророка Исайи, и Он начал читать из 61-й главы: Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовество-ватъ... (Лука 4:18а).

Есть прямая связь между помазанием и проповедью, и любая проповедь, которая не помазана Богом, является не истинной проповедью, а только — простой демонстрацией ораторского искусства. Таким образом, существует особое и

исключительно важное качество, отличающее апостольское или истинное провозглашение от любого другого. Это — чрезвычай­но важный вопрос, касающийся жизни и смерти, потому что:

Но как призывать Того, в Кого не уверовали? как веровать в То­го, о Ком не слыхали? как слышать без проповедующего? И как проповедывать, если не будут посланы?(Римлянам 10:14-15а).

Это — основа всего миссионерского призвания Церкви, особенно в отношении евреев. Неверующий мир ожидает проповеди особого рода, которую я называю «апостоль­ским провозглашением». Это — проповедь того, кто послан Богом, и кому Святой Дух дан «не мерою». Такое посланни-чество является ключевым, и именно для этого Бог учредил миссионерские служения.

Истинная проповедь, также как и ее подготовка, всегда будет встречаться с противлением. Проповедь — это совер­шенно особый феномен, который находится в мире невоз­можного. Сегодня очень много поверхностных людей, умеющих хорошо играть словами. Они даже делают карье­ру на своем умении говорить. Если вы привлекательны, обладаете даром красноречия и умеете располагать к себе слушателей, то можете много добиться в современном рели­гиозном мире. Тем не менее, истинная проповедь не может исходить из этого мира. Это — всецело Божественное и сверхъестественное явление. Это — слово жизни, оживляю­щее мертвых. Каждая проповедь такого рода должна быть «событием» и приводить в действие те духовные механизмы, которые вызывают неисчислимые результаты. Такое слово имеет в себе силу и жизнь, потому что оно послано Богом.

По иронии, проповеди такого рода должны быть передава­емы через уста земных «сосудов», стоящих перед людьми, и это часто приводит к беде. Истинная проповедь — это совме­щение самых несопоставимых противоречий, которые, если вы действительно осознаете их или пытаетесь справиться с ними, приводят к настоящим мучениям. Тем не менее, не су­ществует большей радости, чем выражение того, что Бог хочет сказать людям, познавшим Его сердце, и потому слушающих и принимающих Его Слово. И наоборот, нет большего страда­ния, чем произносить слово, которое не идет дальше ваших

уст, потому что слушатели не воспринимают его. Ничего из того, что приносило успех вчера, не гарантирует успех сегод­ня. Каждый раз, выходя перед людьми, вы испытываете тот же трепет, тот же страх, ту же неуверенность и то же переполняю­щее чувство явной неспособности исполнить поставленную перед вами задачу. В нашем сознании должно глубоко укоре­ниться понимание парадокса и огромного противоречия про­поведования: слово от Бога передается через уста земных, человеческих «сосудов», однако само это слово является Божественным и небесным. Это, конечно же не означает, что проповедник — это всего лишь беспристрастный по­средник, не принимающий никакого участия в процессе передачи послания. Нет, он также в значительной степени вовлечен в этот процесс, потому что Господь использует человеческую индивидуальность, речь, характер и сердце. Каждый раз, начиная проповедь, вы вступаете в борьбу и принимаете наивысший вызов. Можно произнести мно­го хороших библейских утверждений, однако это — не то же самое, что передача слова от Бога. Слово от Бога само по себе имеет силу произвести что-то, и не является про­стым выражением библейских знаний. Мы должны уметь различать эти два понятия, потому что, наверное, девянос­то пять процентов всех христианских проповедей и учений рассказывают о Боге или представляют собой просто инте­ресные библейские послания той или иной глубины, но не являются выражением слова от Бога. Мы думаем, что если проповедь является библейской и несет здравое учение, то она уже является истинным словом от Бога, однако это не так. Мы настолько ослабли от слышания этих «других» по­сланий, что начали неправильно понимать сугубо сверхъ­естественный характер передачи Слова Божьего, и потому наши слушатели уходят неизмененными. Мы не возраста­ем от веры в веру и от славы в славу, потому что не перехо­дим от «события» к «событию». Мы переходим только от предсказуемого к предсказуемому, и если то, что мы слы­шим, нам понятно и звучит доктринально правильно, то мы уходим с чувством определенного удовлетворения, но при этом остаемся неизмененными.

Это — таинство, и вся Церковь нуждается в том, чтобы перед ней был установлен стандарт, более высокий, чем тот, который уже достигнут. И мы должны понять, что Слово Божье не должно проповедоваться на основании более низкого стандарта. Мы просто не имеем права выходить на сцену; прокашлявшись, открывать Библию; призывать со­брание к вниманию; молиться; а затем открывать свой рот и начинать говорить безо всякого ощущения той великой ответственности, которая ложится на нас в этот момент. Ес­ли то, то мы говорим — не является словом от Бога, тогда оно принесет вместо жизни одну из форм смерти. Нейтраль­ного состояния не существует. Либо ваше слово приносит Божью жизнь, либо оно вызовет только онемение и скуку у слушающих ваше «правильное» послание. Возможно, им было бы лучше вообще не слышать этого! Тишина более же­ланна, чем просто «хорошая» проповедь, которая приводит к потере духовной чувствительности и не может передать Божью жизнь в виде слова от Бога.

Слово о Кресте

Ибо слово о кресте для погибаю­щих юродство есть, а для нас, спа­саемых, — сила Божия

1 Коринфянам 1:18. Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божи-ей, то благоугодно было Богу юрод­ством проповеди спасти верующих 1 Коринфянам 1:21.

Я отстаиваю ту точку зрения, что слово о Кресте — это сила Божья. Это означает, что оно содержит неотъемлемую Божест­венную способность проникать в сердце людей, открывая им истину, невзирая на самое сильное религиозное, культурное и этическое сопротивление. Более того, слово о Кресте рож­дает веру, чтобы поверить в спасение. Такое слово от Бога

производит эффект не только в благоприятных, но и в небла­гоприятных условиях, то есть — оно действенно, невзирая на сопротивление. Оно производит работу в тех, кто верит в него, или же приводит слушающих в место веры. Это — небесное слово, провозглашаемое на земле не только для тех, кто готов услышать его, но и для тех, кто ему противится. Земля проти­вится небесам, и все силы тьмы стремятся затмить разум лю­дей, чтобы они не поняли слова от Бога и не откликнулись на него. Поэтому, требуется слово совершенно особого рода.

Выражение «слово Божье» — это не просто какой-то обобщенный термин. Его нужно буквально воспринимать как «слово от Бога». Именно так мы превращаем святые по­нятия в клише. Мы склонны предполагать, что все, что имеет отношение к Библии, и выглядит доктринально корректным, является словом от Бога, но такое предположение ложно. Слово от Бога — это, скорее, Божественное высказыва­ние, обладающее уникальной силой, выраженной через человеческие «сосуды». Апостол Павел особенно глубоко понимал этот феномен, что было выражено в его 1-м посла­нии к Фессалоникийцам:

Посему и мы непрестанно благодарим Бога, что, приняв от нас слышанное слово Божие, вы приняли не как слово человече­ское, но как слово Божие, — каково оно есть по истине, — ко­торое и действует в вас, верующих (1 Фессалоникийцам 2:13).

Павел имел право хвалиться подобным образом, и мы должны относиться к его утверждению не как к изысканной риторике, но как к буквальному и точному описанию особен­ной формы проповедования, которая сегодня встречается так редко. Если отличительной чертой такой проповеди является ее сила, то каким тогда является ее характер? Павел стара­тельно объясняет своим греческим корреспондентам, что проповедь Евангелия действительно может быть лишена сво­ей силы, если будет выражаться через красноречие человече­ской мудрости, — и такое утверждение противоречило самой греческой культуре с присущей ей любовью к риторике. Слово от Бога всецело и качественно отличается от мудрости челове­ческой, и если мы опустимся до человеческого ораторского ис­кусства, то лишим проповедь силы.

Слово о Кресте — это не обязательно описание самого рас-

пятия Иисуса. Скорее, это означает «слово, описывающее

Крест». В этом скрыт другой смысл, и хотя в такой проповеди

сам Крест может и не рассматриваться непосредственно, она

все равно будет «словом о Кресте». Суть распятия, отображаю-
. щаяся даже в самом ощущении унижения во время проповеди,

передается в духовном «переживании Креста». Каждый раз, ко-

гда мы переживаем Крест через унижение, ставшее следствием

послушания, та сила, которая была высвобождена на Кресте в

первый раз, опять получает возможность проявиться пропор-

ционально тяжести пережитых нами страданий.

Истинное проповедование — это унижение. Истинное сви-

детельство — это унижение. Истинная молитва — это унижение.

Унижение — это синоним смертных страданий, и всякий раз,

когда оно воистину активно проявляется, оно всегда сопровож-

дается высвобождением Божьей силы. Причина, по которой мы

не видим силы Божьей в проповедовании, заключается в том,