ВВЕДЕНИЕ 8 страница. Второй брак французского короля Генриха I (1031-1060 гг.) киевской княжне — собственно говоря, единственный связан- »H.iii <: далекой Русью сюжет

4.S.3. ГЕНРИХ I и АННА ЯРОСЛАВНА

Второй брак французского короля Генриха I (1031-1060 гг.) киевской княжне — собственно говоря, единственный связан-»H.iii <: далекой Русью сюжет, занимающий заметное место во фран- средневековых текстах. Все остальное — будь то пута- "'■'<■ введения о Бруно Кверфуртском у печенегов в сочинении Аде- ми|ш Шабаннского (см.: гл. 2.3) или сообщение Альбрика из 1)>11ифонтэн (Albricus monachus Mum fontium) о походе галиц- •■II нолынского князя Романа Мстиславича в Центральную Евро­пу и 1205 г. (Albr. P. 885) — не более чем эпизоды. Общие упо­минания о Руси во французском рыцарском эпосе нередки, но как исторический источник они не имеют большого значения.

смысла пытаться представить всю совокупность чрезвы- ■iniiiio многочисленных и чаще всего лапидарных известий фран- хроник и анналов о женитьбе Генриха на Анне. Иные из любопытны разве что удивительной далекостью от сути дела курьезными искажениями непривычных имен: Ярослав в них» переодет» в древнего римлянина Юлия Клодия (Julius Clodius) (ипи хуже того — в какого-нибудь Bullesclot), a «Anna Russa», «Ан- III I Русская» превращается в «Anna Rufa» — «Анну Рыжую». и наиболее осведомленные не слишком многословны и молчат причинах такого, что ни говори, довольно экзотического брака. Сведений о французских брачных посольствах на Русь доста- для того, чтобы сложилось впечатление, что их было да­же два. Писавший в 1108—1109 гг. монах из монастыря св. Пе- ||ш в Сансе (к юго-востоку от Парижа) Кларий в своей «Хрони- ■ ■•> (Clarii Chronicon sancti Petri Vivi Senonensis) сообщает:

«В то время (речь идет о событиях ок. 1050 г. — Авт.) король Генрих послал Готье, епископа Мо (к северо-востоку от Парижа. — Авт.), и Гос­лена из Шони (на реке Уазе к северу от Суасона; в литературе Гослен ча­сто по недоразумению именуется «Гослен де Шалиньяк». — Авт.) с дру­гими к некоему королю в греческих краях (quidam rex in finibus Greciae) (вспомним «Грецию»—Русь Адама Бременского: Введение, 2.5. — Авт.), чтобы тот дал ему в жены свою дочь. Назад во Францию тот отправил их с большими дарами и с дочерью» (Clar. P. 506).

Своеобразный и весьма колоритный «отчет» одного из уча- етпиков поездки в Киев сохранился в качестве глоссы на полях «Псалтири Одальрика» (Psautier d'Odalric), одного из клириков церкви (отсюда ее обычное название —

глосса»). Полного перевода этого замечательного источника HI русский язык, насколько нам известно, пока нет, поэтому при водим его здесь целиком:

«В лето по воплощении Слова (т.е. от Рождества Христова. — Авт.] 1049-е, когда Генрих, король французский, послал в Рабастию (Rabastia)^;l шалонского епископа Роже (Шалон-на-Марне в Шампани. — Авт.) за до черью короля той страны, по имени Анна, на которой он должен был жи ниться, настоятель Одальрик просил того епископа, не соизволит ли wi узнать, в тех ли краях находится Херсонес, в котором, как пишут, пока ится святой Климент, и до сих пор ли отступает море в день его рождй. ния и [к мощам] можно пройти пешком? Епископ исполнил это. От ко< роля той страны Оресклава (Oresclavus) он узнал, что папа Юлий прибыл [некогда] в ту область, где покоился святой Климент, для борьбы с еры сью, которая процветала в тех краях. Когда, сделав дело, папа из тех кра­ев отправился было назад, явился ему ангел Господень и сказал: ди, ибо от Господа поведено тебе вернуться и перенести тело святого мента, которое до сих пор лежит в море". Юлий [отвечал] ему: "Как я сде­лаю это, если море отступает только в день его рождения?" Ангел сказал ему: "Знаком того, что Господь приказал тебе вернуться, и будет отступив­шее перед тобой море". Папа отправился туда и перенес тело святого Климента, положил его на берег и построил там церковь; затем, взяв от тела [часть] мощей, увез с собой в Рим. И случилось так, что в тот же день, в какой римский народ встречал с высочайшими почестями принесенные им мощи, могила, оставленная в море, поднялась вместе с дном над вода-Я ми и сделался остров, на котором жители той земли построили церковь и монастырь. С тех пор к той церкви плавают на кораблях. Названный ко-1 роль Георгий Скав (Georgius Scavus)^[23] рассказывал также шалонскому епи-1 скопу, что в свое время он побывал [там] и привез оттуда с собой главы святых Климента и Фива, ученика его, и положил их в городе Киеве (Chion — видимо, неправильно прочтенное Chiou оригинала. — Авт.), гд% они чтимы и поклоняемы. И даже показывал эти главы упомянутому епи­скопу» (Glossa Rem. P. 23).

Ясно, что значение этого текста выходит далеко за рамки узкой темы! брака Генриха и Анны. О мощах св. Климента Римского, хранившихся в еве, в церкви Богородицы Десятинной, речь уже шла (см.: гл. 3.3.2). По Ипатьевской летописи мы знаем также, что то, действительно, была имен­но глава святого (используя эту святыню, рукополагали в 1147 г. киевско­го митрополита Климента Смолятича) (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 341). Но есть] в рассказе Роже Шалонского и вещи удивительные. Пожалуй, он мог на- ' путать и приписать Ярославу перенесение мощей св. Климента и Фива] в Киев, тогда как фактически они были перенесены отцом Ярослава Вла-1 димиром Святым после своего крещения. Смущает другое: выясняется, что! киевский князь незнаком с известным рассказом «Жития св. Константина- j Кирилла», одного из славянских первоучителей, о том, что мощи св. Кли-

Мита Римского были обретены в Херсонесе ок. 860 г. именно св. Констан­тном, а вместо того излагает французскому послу совершенно апокрифи- •кткую историю о папе Юлии (337—352 гг.)! С мыслью, что в Киеве сере- jimn.i XI в. было неизвестно «Житие св. Константина-Кирилла», созданное и в. и принадлежащее к основным памятникам церковнославянской ли- н'|>атуры, примириться очень трудно — но как иначе объяснить рассказ епи- < нона Роже? Следует отметить, что убеждение в какой-то связи между по­читаемым римским святым Климентом и Русью было довольно широко рас- и|1остранено в средневековой Западной Европе. Так, автор уже знакомой нам • Саксонской всемирной хроники» (см.: гл. 4.2), говоря о ссылке св. Кли­мента, а затем и другого папы — Мартина I (649—653 гг.) в Херсонес, ре­гулярно «исправляет» свой источник, заменяя «Херсонес» на «Русь» (to Riizen). Кик видим, состав посольства Генриха на Русь по Кларию и по 1'гпмсской глоссе» не совпадает. Думается, однако, что делать юм основании вывод о двух посольствах было бы поспеш- I, Автора «Реймсской глоссы» интересовали, собственно, толь- мощи св. Климента, поэтому из всего посольства он мог упо- "'П'ь только человека, принесшего в Реймс сведения о них, —

... копа соседнего Шалона. Кларий же вовсе не перечисляет всех

нов посольства, что видно и из его замечания о «других», ос- неназванными. Таким образом, в обоих источниках речь " I', вполне возможно, об одном и том же посольстве. Другой рос — насколько можно положиться на дату посольства, со­общаемую глоссой: 1049 г.? Она хорошо согласуется с данными >Л(чтил св. Литберта», епископа Камбрэ (на севере Франции) [«Vila sancti Lietberti Cameracensis»), источника вполне досто- н|.|и1ого, о том, что бракосочетание Генриха I и Анны в Реймсе и рукоположение там же епископа Литберта происходили одно- «(»именно, т.е. в 1051 г. (вероятно, на Пасху или на Троицу, т.е.

I марта или 19 мая); «Французским королевством правил [тог-

II Генрих, муж сильный в битвах и достойный королевства, ко- ю|и,[м владел. До тех пор он еще не был женат (ошибка. — Авт.), и французская знать готовила ему [в жены] дочь короля Руси (rex Uusciorum)»,— как пишет автор «Жития» монах из Камбрэ Ру­дольф, близко знавший Литберта (Vita s. Lietb. Cap. 11, 19. P.

593). Вместе с тем есть также источники, противоречащие ВОЙ дате. Не так просто отвести данные грамоты ланского епи­скопа Элинана (Laon — город и епископство на севере Франции, и северо-западу от Реймса) от 3 декабря 1059 г., подписанной са- Генрихом I и датированной 29-м годом правления Генриха | 10-м годом жизни престолонаследника Филиппа. Отсюда сле­дует, что Филипп должен был родиться до 3 декабря 1050 г., а брак ni о матери — состояться не позднее февраля того же года, т.е.

наверняка в предыдущем 1049 г. Но тогда французское посо, ство на Русь не могло отправиться позднее 1048 г. Согласов эти противоречивые показания источников историкам пока удалось, и вопрос (хотя и частный) остается открытым.

Как и ее сестра Анастасия, Анна, кажется, отличалась ностью (черта семейного воспитания?). Она основала аббатстве св. Винцента (Викентия) в Санли (Senlis) под Парижем, а папй Николай 7/(1058—1061 гг.) в послании к Анне хвалил ее за бла«гочестие и ревность к делам церкви (Ер. Nie. II Ann. P. 653—654), Но либо папа лукавил, либо судьба оказалась сильнее ния, готовя в жизни Анны драматический поворот. После смер! ти Генриха I она некоторое время принимала участие в делах го сударственного управления при малолетнем сыне короле пе I (хотя не в качестве официальной регентши, как иногда верждается,— регентом был фландрский граф Водуэн, жен£ тый на сестре Генриха I), и ее имя, вместе с именем ее сына, ст(ит под многими королевскими грамотами 1060-х годов, причеЦ однажды даже кириллическими буквами. И вдруг Франци скандализована вестью о вторичном замужестве королевы - и за кого же? За могущественного графа Рауля де Крепи и Ва луа, некогда возглавлявшего феодальную оппозицию проти Генриха I. В посланииреймсского архиепископа Гервазия (по-фрая цузски — Жервэ) к папе Александру II (1061-1073 гг.) читав] сетования первоиерарха французской церкви: «В королевстве на­шем — немалая смута: наша королева вышла замуж за графа Ру> дольфа, что чрезвычайно огорчает нашего короля и более, стоило бы, беспокоит его опекунов» (в последних словах Герва{ зия как будто сквозит некоторое пренебрежение к королеве) (Ер. Gerv. P. 499). Но граф уже женат. Он расстается с первой женой, та пишет жалобы папе, папа объявляет новый союз фа незаконным, а затем и вовсе отлучает его от церкви. Но на снова появляется при королевском дворе только в 1074 г., т.е уже после смерти графа Рауля. Это позволяет думать, что ни «об щественное мнение», ни даже папская анафема не произвели романтическую пару должного впечатления. Имя Анны пропа­дает из документов в 1075 г. Один из источников — сохранив­шиеся фрагменты «Хроники монастыря Флери» (отличавшего­ся интенсивностью историописания) (начало XII в.) («Chronici Mo- riacensis fragmenta») — сообщает: «После смерти короля коро лева Анна вышла замуж за графа Радульфа. Когда он умер, вернулась на родину» (Fragm. Flor. P. 161). Можно ли вполне по

лагаться на эти уникальные сведения, неясно. Как бы то ни бы­ло, но из-за своего второго брака Анна утратила право быть по. гребенной в королевской усыпальнице в парижском аббатстве св, Дионисия (Сен-Дени); может быть, поэтому предание помещает ее могилу в основанном ею монастыре св. Винцента в Санли, к се­веру от Парижа (см. илл. 12).

ГЛАВА 5. МЕЖДН ПОЛЬШЕЙ И ГЕРМАНИЕЙ: ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЕ СОЮЗЫ ЯРОСЛАВИЧЕЙ

Ярослав Владимирович — Ярослав Мудрый — скончался в ночь с 18 на 20 февраля 1054 г. По его завещанию киевский стол достался Изясла>1 ву Ярославичу, старшему на тот момент из сыновей Ярославовых, Свято-1 слав Ярославич получил Чернигов и Тмутаракань, Всеволод Ярославич — Переяславль Русский (или Южный — в отличие от ставшего известным поз­же Переяславля Залесского) и Ростов, двое младших братьев — Игорь и Вя­чеслав — сели на Волыни и в Смоленске, но оба вскоре скончались. Обра­зовалась та политическая структура, которую историки любят называть за­имствованным из римской истории термином «триумвират», т.е. своего ро­да совместное правление трех старших Ярославичей. Несомненно, Ярослав задумывал ее как средство против братской междоусобицы, ему столь хо­рошо известной, и в этом смысле она вполне оправдала себя — по меньшей мере, до конца 1060-х годов. Но в 1068 г. Изяслав был вынужден покинуть Киев в результате народного возмущения, и в столице Руси вокняжился^ полоцкий князь Всеслав Брячиславич (Брячислав Полоцкий был племян| никои Ярослава, сыном его старшего брата Изяслава Владимировича) при странной терпимости ко всему происходившему со стороны Святослава и Все-1 волода Ярославичей — ведь киевское княжение Всеслава, по династичес-^ ким понятиям того времени, было явной узурпацией. И хотя Изяславу лось вернуться в Киев уже в следующем 1069 г., удержался он в нем не-а долго и в 1073 г. был снова изгнан — теперь уже родными братьями Свя-1 тославом и Всеволодом (Святослав занял при этом киевский стол). После! смерти в 1076 г. Святослава, вернувшись вторично в уступленный ему ми-1 ролюбивым Всеволодом Киев, Изяслав погиб в 1078 г. в битве с племян-] никами Олегом Святославичем и Борисом Вячеславичем. Многое из событий той драматической поры донесено до нас 1 «Повестью временных лет» и другими древнерусскими источни­ками — многое, но далеко не все. Изяслава Ярославича еще ок. I 1040 г. отец женил на сестре польского князя Казимира I (то бы-! ло время активного русско-польского союза, см.: гл. 4.2), а в по­ру киевского княжения Изяслава в Польше правил сын Кази-] мира Болеслав II (1058—1079, король с 1076 г.). Поэтому неуди­вительно, что пути изгнанника приводили его именно в Поль-

и что прежде всего на Польшу были ориентированы его «•и а (неполитические связи. Братьям Изяслава приходилось ис­> 1. себе союзников в Западной Европе, способных нейтрализо- ""■ |- иоинственного польского князя (этим напоминавшего сво-.... 'езку и прадеда Болеслава I). Некогда единая внешняя по­мин ка Руси раздробилась. Проследить за хитросплетением пе­ременчивых военно-политических союзов противоборствовав- группировок русских князей мы можем только по источникам, данные которых иногда позволяют пупие понять и происходившее собственно на Руси.

5.1. «БЛУДИЛ ПО ЧУЖИМ ЗЕМЛЯМ, ИМЕНИЯ ЛИШЕН»: ДВАЖДЫ ИЗГНАННИК ИЗЯСЛАВ ЯРОСЛАВИЧ

Первое изгнание Изяслава было недолгим; настоящего воен­ного вмешательства Болеслава II не потребовалось, и 2 мая Ю(И) г., оставив польское войско где-то на Волыни, Изяслав во­ к в Киев, по словам «Повести временных лет», «с Болеславом,

мало ляхов поим» (ПВЛ. С.75). Об этом эпизоде, кроме «Пове- < 1'и», знают и польские источники, но ценность их сведений для историка весьма ограничена: скудость фактов в них компенси­руется многословными панегирическими анекдотами из жизни польских князей, к тому же неверно перетолкован­ными. Вот что имеет сообщить об интересующем нас сюжете Ано­ним Галл:

«Итак, король (как и в случае с Болеславом I, забегание вперед. — Авт.) Болеслав II..., как и великий Болеслав I, врагом вступил в столицу Рус­ского королевства (КиШепогит гegnura) главный город Киев (Kygow) и ос­тавил памятный знак ударом своего меча в Золотые ворота. Еще он утвер­дил там на королевском троне одного русского из своей родни, которому и принадлежало королевство, всех же восставших против него устранил от власти. О блеск земной славы, о храбрость и твердость воинская, о вели­чие королевской власти! Король, им поставленный, попросил щедрого Бо­леслава, чтобы тот выехал ему навстречу и даровал ему поцелуй мира, да­бы [оттого] его (Изяслава. — Авт.) больше почитал его народ^[24]. Поляк хо­тя и согласился, но [при условии, что] русский даст, что он (Болеслав. — Авт.) пожелает. И вот, после того как сосчитали количество шагов коня Болеслава Щедрого от лагеря до места встречи, русский выложил столько же гривен золота (в данном случае гривна соответствует, вероятно, весу ок.

200 г. — Авт.). И тогда наконец, не сходя с коня, [Болеслав] с улыбкой дернул его за бороду и даровал ему куда как дорогой поцелуй». С тех пси Русь будто бы платит Польше «дань» (tribute) (Gall. I, 23. P. 48-49).

Что можно почерпнуть из этого рассказа? Он характеризует больше его автора, чем события. Описанное Анонимом прилюд­ное целование, возможно, и было в действительности, но суть це| ремонии хронистом не понята: подергивание за бороду — не по­кровительственный жест победителя, а символическое скрепле­ние договора, известное еще со времен викингов. Винцентий Кад- лубек, не имея, что добавить по сути дела, не может, однако, про­сто оставить все, как есть; в результате комизм ситуации возра­стает: «Схватив подошедшего короля за бороду, он треплет ее и многократно дергает, приговаривая: "Пусть трепещет эта го­лова, перед которой надлежит вострепетать вам". Дергая все силь­нее снова и снова, он добавляет: "Вот муж, которого мы удоста­иваем нашей милости"» (последняя фраза даже написана Вин- центием стихами) (Vine. Kadi. II, 18. P. 291-292). Далее следу­ет странствующий сюжет (восходящий еще к Геродоту) о мужь­ях, отправившихся на долголетнюю воину, и истосковавшихся женах, взявших себе в мужья рабов.

В приведенных рассказах все хорошо, кроме их достоверно­сти: летопись буднично сообщает, как киевляне «избиваху ля­хи отай (тайком. — Авт.)» (ПВЛ. С. 75). Так что у Болеслава,] вероятно, не было большой охоты вмешиваться в русские когда Изяслав в 1073 г. вторично явился к нему, несколько на­ивно полагаясь на прихваченную казну: «сим налезу вой (добу­ду воинов. — — передает летописец намерения (ПВЛ. С.79). Болеслав деньги отобрал, а «воев» не дал, «пока-! зав» Изяславу «путь от себе», а попросту говоря, выдворив его. Польские авторы об этом поступке Болеслава «Щедрого» и «Сме­лого», естественно, умалчивают, но зато мытарства Изяслава с се- ] мьей во время его второго изгнания хорошо отражены в немец-! ких и папских источниках.

Первым в их ряду надо по праву поставить пространное со- ] общение под 1075 г. в «Анналах» Ламперта Херсфелъдского, в ста­рой историографии именовавшегося Ашаффенбургским (Lamperti Hersfeldensis annales). С данными этого замечательного ламят-1 ника нам уже не раз приходилось иметь дело выше (илл. 8; гл. 2.1—2; 4.3.1). Ламперт работал над своими «Анналами» в Херсфельдском монастыре в конце 70-х годов XI в., и для пе­риода после 1040 г., а особенно — с конца 1060-х годов, они слу-)ипт источником неоценимым, хотя и заметно тенденциозным: I н< пыхнувшем в 1075 г. споре об инвеституре между королем I инрнхом IV (1056-1106 гг., император с 1084 г.) и папой Гри­горием VII (1073-1085 гг.) анналист был противником Генриха. Впрочем, в занимающем нас фрагменте эта тенденциозность не Прослеживается:

Через несколько дней после Рождества 1074 г. в Майнц (на Рейне, при впадении в него Майна) к Генриху IV «явился король Руси (Ruzeno- riim rex) по имени Димитрий^[25], привез ему неисчислимые сокровища — зо­лотые и серебряные сосуды и чрезвычайно дорогие одежды — и просил по­мощи против своего брата (Святослава. — Авт.), который силою изгнал его королевства и сам, как свирепый тиран, завладел королевской

Для переговоров с тем о беззаконии, которое он совершил с бра- чом, и для того, чтобы убедить его впредь оставить незаконно захваченную иначе ему вскоре придется испытать на себе власть и силу Герман­ского королевства (Teutonici regni), король немедленно отправил Вурхар- ди, настоятеля Трирской церкви^[26]. Бурхард потому представлялся подхо­дящим для такого посольства, что тот, к которому его посылали, был же­нат на его сестре, да и сам Бурхард по этой причине настоятельнейшими просьбами добивался от короля пока не принимать в отношении того (Свя­тослава. — Авт.) никакого более сурового решения. Короля Руси до воз- иращения посольства король (Генрих. — Авт.) поручил заботам саксонско­го маркграфа Деди, в сопровождении которого тот и прибыл сюда» (Lamp., а. 1075. Р. 262).

Л вот финал, разыгравшийся уже в Вормсе (на Рейне, несколь­ко выше Майнца) по возвращении Генриха IV из очередного no­li ода против восставших саксов:

«Бурхард, настоятель Трирской церкви, посланный с королевским по­сольством к королю Руси, вернулся, привезя королю столько золота, сере­бра и драгоценных тканей, что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство. Такой це­ной король Руси хотел купить одно — чтобы король (Генрих. — Авт.) не оказывал против него помощи его брату, изгнанному им из королевства. Право же, он вполне мог бы получить это и даром, ибо [Генрих], занятый внутренними домашними войнами, не имел никакой возможности вести вой­ны внешние с народами столь далекими. Дар, дорогой и сам по себе, ока­зался тем более ценен, что был сделан в нужный момент. Ибо огромные рас­ходы на последнюю войну (против саксов. — Авт.) опустошили королев­скую казну, тогда как войско выражало сильное недовольство, настойчи­во требуя платы за только что завершившийся поход. Если бы его требо­вания не были удовлетворены с королевской щедростью, то не приходилось сомневаться, что оно не было бы уже столь послушно, а ведь оставшаяЩ часть дела (саксонской войны. — Авт.), как следовало опасаться, была, без он мнения, большей». (Lamp., a. 1075. Р. 300).

Общая интонация рассказа Ламперта отмечена неприкрыто! иронией по отношению к Генриху IV (его неумеренные и нет полнимые угрозы в адрес Святослава, пустая казна в результа те неразумной внутренней войны), но на изложении канвы со? бытий это не сказывается. Любопытно отметить, что примерив в том же ключе выдержано и краткое сообщение французском хрониста начала XII в. Сигеберта из Жамблу (Gembloux — м<М наетырь близ Намюра, в нынешней Бельгии) (Sigeberti Gemblaj censis chronicon):

«Так как двое братьев, королей Руси (reges Russorum), вступили в борь< бу за королевство, один из них, лишенный участия в королевской власти настойчиво просил императора Генриха (Генрих IV тогда еще не был ими® ратором. — Авт.), которому [обещал] подчиниться сам и подчинить свое ко­ролевство, если с его помощью снова станет королем. Но все было иапран но: ведь тяжелейшая смута в Римской империи заставляла его (ГенрЙИ ха. — Авт.) больше заботиться о своем, чем добывать чужое. Ибо саксыЯ возмущенные многими великими несправедливостями и беззакониями со спя роны императора, восстали против него» (Sigeb. Gembl., а. 1073⁴². Р. 362).|

Нет сомнений, что мы имеем дело с тем же немецким посоль! ством, о котором под 1075 г. идет речь и в «Повести временным лет», причем, по забавному совпадению, летописец не жалеет мрачЦ новатого сарказма, описывая похвальбу Святослава ЯрославичЙ| перед немецкими послами (ПВЛ. С. 85) (ср.: Введение, 1).

Итак, не получив ожидавшейся поддержки у польского кня^| зя Болеслава II, Изяслав Ярославич через Тюрингенскую марку!| маркграфа Деди направился к германскому королю. Попутно вы-} ясняются любопытные детали. Во-первых, реакция Болеслава,] оказывается, вовсе не была столь импульсивной, как было бы подумать, читая древнерусскую летопись: Изяслав про­вел в Польше больше полутора лет, коль скоро, изгнанный в мар­те 1073 г., он прибыл к Генриху IV только в самом начале 1075 г. Следовательно, у Болеслава было достаточно времени, что­бы взвесить все за и против, и он предпочел союз со Святосла­вом Ярославичем, соблазнившись русской военной помощью. В са­мом деле, в 1076 г. (или, возможно, уже в конце 1075 г.) рус­ское войско во главе с молодыми князьями Олегом Святослави­чем и Владимиром Всеволодовичем Мономахом воюет на сторо­не Польши в Чехии против верного союзника Генриха IV чеш­ского князя Братислава II (1061—1092 гг., король с 1085 г.).

Изяслав, безусловно, понимал, что на реальную военную по­мощь со стороны Генриха IV рассчитывать не приходится, что мог предоставить только польский князь. Но как изменить по- 1И11ИЮ Болеслава II? С германским королем польский князь» |-< • годы враждовал, оставалось обратиться еще к одному авто­ритету — римскому папе, с которым Болеслав как раз вел пе­реговоры о предоставлении ему королевского титула (что и со- | гоялось в 1076 г.). Уже из Германии, но не дожидаясь возвра­щения посольства Бурхарда, Изяслав отправил в Рим своего < 1.ша Ярополка со странным, казалось бы, предложением: при- Русь под покровительство папского престола (как в свое вре- адн Мёшко I отдал под покровительство Рима Древнепольское го­сударство) (ср., впрочем, убеждение Сигеберта из Жамблу, буд­то Изяслав обещал подчинить Русь Генриху IV). Но чем еще мож­но было соблазнить Григория VII? Расчет оказался верным.

похвалил Изяслава и сделал выговор Болеславу. Обо псем этом мы узнаем из двух посланий папы Григория VII — Изя- славу Ярославичу и Болеславу II, датированных апрелем 1075 г.

«Григорий епископ, раб рабов Божиих, Димитрию, королю Руси (гех и королеве, его супруге, желает здравствовать и шлет апосто­лическое благословение. Сын ваш, посетив гробницы апостолов (Петра и Павла в Риме; обычный оборот папской канцелярии для обозначения ви­зита к папе. — Авт.), явился к нам со смиренными мольбами, желая по­лучить названное королевство из наших рук в качестве дара святого Пет­ра и изъявив поименованному блаженному Петру, князю апостолов, над­лежащую верность (речь идет, похоже, о какой-то формальной процедуре. — Авт.). Он уверил нас, что вы без сомнения согласитесь и одобрите эту его просьбу и не отмените ее, если дарение апостолической властью [обеспечит] вам благосклонность и защиту. В конце концов мы пошли навстречу этим

обетам и просьбам, которые кажутся нам справедливыми, учитывая как я

ше согласие, так и благочестие просившего, и от имени блаженного Пет

ра передали ему бразды правления вашим королевством, движимые тем ни

мерением и милосердным желанием, дабы блаженный Петр охранил вас,

ваше королевство и все ваше имение своим перед Богом заступничеством

■мешу»

и сподобил вас мирно, всечестно и славно владеть названным вом до конца вашей жизни, и по окончании этой войны испросил для славу вечную у Царя вышнего» (Ер. Greg. VII Iz.). гупщ

Из послания видно, что Ярополк, с одной стороны, выстелея как представитель отца, а с другой — не имел от него определеГ ных письменных полномочий и действовал по обстоятельствам, так что при желании Изяслав мог дезавуировать его: правило, обыч­ное для дипломатии. В остальном послание выдержано в выра­жениях обтекаемых, и из него трудно уразуметь, что же именно произошло весной 1075 г. в Риме. Это и понятно: для конкрет­ных переговоров с князем о том, «чего нет в письме», Григория VII направил к нему своих послов, «один из которых является вашим известным и верным другом» (следовательно, Изяслав не впервые имел дело с Римом?). В конце письма польскому князю] среди общих моральных наставлений вдруг читаем:

«... а среди прочего надобно вам соблюдать милосердие, против рого (как бы нам ни было неприятно говорить об этом), вы, кажется, со­грешили, отняв деньги у короля Руси. Поэтому, сострадая вам (ибо за грея положено наказание на судилище Христовом, как о том папа писал выше. — Авт.), убедительнейше просим вас из любви к Богу и святому Петру: ве­лите вернуть все, что взято вами или вашими людьми, ибо знайте, что по' вере нашей беззаконно похищающий добро чужого, если не исправится, имей возможность исправиться, никогда не удостоится Царствия Христова Бо- ЖИЯ9 (Ер. Greg. VII Bol.).

Как отнесся польский князь к увещаниям папы, сказать трудно. Открыто игнорировать их он, разумеется, не мог. Но его участие в возвращении Изяслава в Киев весной 1077 г. могло ведь объясняться и переменой политической ситуации — внезапной! смертью Святослава в декабре 1076 г. (ирония судьбы: князь пал не жертвой своих врагов, которых так опасался, а неудачной хи­рургии — «от резания желве», т.е. опухоли, как замечает лето­писец). Так или иначе, но в 1076 г. Изяслав, как можно думать, уже снова находился в Польше, ибо именно к этому времени, ве­роятно, относится надпись на покрове на раку св. Адальберта- Войтеха, подаренном Изяславом Гнезненскому собору. Надпись сохранилась в латинском переводе, хотя в оригинале, по неко­торым признакам, была сделана по церковно-славянски: «Молит­вами святого Димитрия даруй, Всемогущий, многая лета рабу Тво­ему Изяславу (Izaslaw), князю русскому (dux Russiae), во отпу- "i<- грехов и взыскание Царствия небесного. Аминь. Во имя Господи, буди» (Inscr. Iz. P. 327). Повторное освящение Гнез- М1чн кого собора архиепископом Богумилом состоялось в 1076 г. <' пребыванием Изяслава Ярославича в Германии связано одно событие, политическая подоплека которого станет яс- I только из дальнейшего. Мы уже говорили о пристрастии < нм-онского анналиста» к генеалогии (см.: гл. 4.3.1). Чтобы луч­ом«и | юдставлять себе, до какой степени детализации доходили «да средневековые родословцы и как разбегаются в подобных тих глаза у историков, приведем нужный нам фрагмент, не ♦ 'm и псом его сокращая. В связи с сообщением о смерти в 1062 г.

маркграфа Вильгельма автор вдается в его гене-

миопио:

«Марку получил его (Вильгельма. — Авт.) брат Оттон из Орламюнде. У них, то есть у Вильгельма и Оттона, был брат Поппон, у которого был сын Ульрих, женившийся на сестре венгерского короля Владислава (Лае­мо I Святой, 1077-1095 гг. — Авт.), которая родила ему Ульриха-младше­го, который женился на дочери Людвига, пфальцграфа^з Тюрингии... У От­тона же женой была Адела из Брабанта, из замка под названием Лувен, ко­торая родила ему трех дочерей: Оду, Кунигунду и Адельхайду. Оду взял и жены маркграф Экберт-младший из Брауншвайга, она умерла бездетной. Кунигунда вышла за короля Руси (rex Ruzorum) и родила дочь, на кото­рой женился кто-то из тюрингенской знати по имени Гюнтер и родил от нее графа Сиццо (сокращенная форма имени Зигфрид или подобного. — Авт.). После его (мужа. — Авт.) смерти она вернулась на родину и вышла замуж зд Куно, графа Байхлинген, сына герцога Оттона Нортхаймского (в 1060-х годах Оттон был некоторое время герцогом баварским. — Авт.), и родила ему четырех дочерей. После же его смерти ее третьим мужем стал Виперт- отарший. Адельхайда же вышла за Адальберта, графа Балленштедт», и т.д. (Ann. Saxo, a. 1062. Р. 693).