Глава III. Эводий. Лучше переходи к следующему вопросу.

7. Августин: Давай же, если угодно, задавать вопросы в следую-
щем порядке; во-первых, почему очевидно, что Бог есть; затем, все
ли, в какой бы степени оно ни было благом, происходит от Него; и,
наконец, следует ли причислять к числу благ свободную волю. Ког-
да это будет установлено, по-моему, станет достаточно ясно, спра-
ведливо ли она была дана человеку. А потому, чтобы начать с наи-
более очевидного, я сперва спрошу у тебя, существуешь ли ты сам.
Или, может быть, ты опасаешься, как бы этот вопрос не ввел тебя
в заблуждение? Хотя, в любом случае, если бы ты не существовал,
ты вообще не мог бы заблуждаться.

Эводий. Лучше переходи к следующему вопросу.

Августин. Итак, поскольку очевидно, что ты есть, и в против-
ном случае, если бы ты не жил, это не было бы для тебя очевидно,
очевидно также и то, что ты живешь. Понимаешь ли ты, что оба
эти утверждения в высшей степени верны?

Эводий. Вполне.

Августин. Следовательно, очевидно также и третье положение,
то есть, что ты понимаешь.

Эводий. Очевидно.

Августин. Какое же из этих трех положений представляется
тебе самым важным?

Эводий. О понимании.

Августин. Почему тебе так кажется?

Эводий. Потому что, хотя эта тройка: «существовать», «жить»,
«понимать» есть состояния, — и камень существует, а животное

живет, я, однако, не считаю, что камень живет или животное пони-
мает; с другой стороны, в высшей степени верно, что тот, кто пони-
мает, тот и существует, и живет. А посему я не сомневаюсь рассу-
дить, что более значительным является то, чему присуща вся
троица, чем то, у которого хотя бы одно отсутствует.

Ведь то, что живет, обязательно также и существует, но вовсе
не следует, что оно при этом также и понимает, такова, я считаю,
жизнь животного. С другой стороны, если нечто существует,
то отсюда вовсе не следует, что оно и живет, и понимает, ведь мы
можем признать, что труп существует, однако, никто не скажет,
что он живёт. Поистине же то, что не живет, еще гораздо менее по-
нимает.

Августин. Итак, мы пришли к тому, что из этих трех [состоя-
ний] у трупа отсутствуют два, у животного одно, а у человека —
ни одного.

Эводий. Поистине, это так.

Августин. Мы пришли также и к тому, что из этих трех [состо-
яний] более значительно то, которым человек обладает наряду
с двумя остальными, т. е. понимание, вследствие обладания кото-
рым он и существует, и живет.

Эводий. Да, конечно.

8. Августин. Еще скажи мне, знаешь ли ты, что обладаешь та-
кими обычнейшими телесными чувствами, как зрение, слух, обо-
няние, вкус, осязание.

Эводий. Да, знаю.

Августин. Что, ты считаешь, имеет отношение к способности
видеть, то есть что мы воспринимаем при помощи зрения?

Эводий. Все телесное.

Августин. Воспринимаем ли мы благодаря зрению также твер-
дое и мягкое.

Эводий. Нет.

Августин. Что же имеет отношение собственно к глазам, что
мы воспринимаем с их помощью?

Эводий. Цвет.

Августин. А к ушам?

Эводий. Звук.

Августин. А к обонянию?

Эводий. Запах.

Августин. А ко вкусу?

Эводий. Вкусовые ощущения.

Августин. А к осязанию?

Эводий. Мягкое или твердое, нежное или грубое, и многое
в том же роде.

Августин. Что? Разве формы тел — крупные и мелкие, квад-
ратные и круглые, и [все] прочее такого рода — мы не восприни-
маем и осязанием, и зрением, и потому они не могут быть припи-

саны ни собственно зрению, ни осязанию, но и тому и другому од-
новременно?

Эводий. Разумеется.

Августин. Следовательно, ты понимаешь, что отдельные чув-
ства имеют некую собственную область, о которой они доставля-
ют сведения, а некоторые имеют нечто общее?

Эводий. Я понимаю также и это.

Августин. Итак, можем ли мы решить с помощью какого-ни-
будь из этих чувств, что имеет отношение ко всякому чувству и
что все они либо некоторые из них имеют общего между собой.

Эводий. Это решается не иначе, как с помощью чего-то внут-
реннего.

Августин, Может быть, это сам разум, которого лишены жи-
вотные? Ибо, как я полагаю, это мы постигаем с помощью разума
и узнаем, что дело обстоит таким образом.

Эводий. Скорее, я считаю, мы постигаем разумом, что есть некое
внутреннее чувство, которому передается все от этих пяти извест-
нейших чувств. Ибо действительно, одно дело при помощи чего
животное видит, а другое — при помощи чего оно избегает или
стремится к тому, что воспринимает зрением. Ведь одно дело —
чувство в глазах, второе же внутри самой души, благодаря чему жи-
вотное не только к тому, что видит, но и к тому, что слышит и что
воспринимает прочими телесными чувствами, либо стремится и за-
владевает, если это понравилось, либо избегает и отвергает, если
оно вызвало неудовольствие. Однако [это чувство] не может быть
названо ни зрением, ни слухом, ни обонянием, ни вкусом, ни осяза-
нием, но чем-то иным, что управляет всеми ими вместе. Это то, что
мы постигаем с помощью разума, как я сказал, однако разумом это
мы назвать не можем, потому что оно, очевидно, присуще также
и животным.

9. Августин. Я признаю эту [способность], чем бы она ни была,
и не сомневаюсь назвать ее внутренним чувством (interiorum sen-
sum). Но то, что доставляют нам телесные чувства, не может дойти
до знания, если не пройдет через внутреннее чувство. Ведь все, что
мы знаем, удерживаем схваченным разумом (ratione comprehensum
tenemus). Однако мы знаем — о прочем я умолчу — что ни цвета слу-
хом, ни голоса зрением воспринять нельзя. И хотя мы знаем это,
но этим знанием мы обладаем не благодаря глазам или ушам и не то-
му внутреннему чувству, которого не лишены и животные. Ибо не
следует думать, будто они знают, что свет не воспринимается ушами,
а голос — глазами, так как мы различаем это только благодаря разум-
ному вниманию и размышлению.

Эводий. Не могу сказать, чтобы я воспринял это. Действитель-
но, что если с помощью этого внутреннего чувства, которого, ты
• Допускаешь, не лишены и животные, они все же определяют, что
нельзя воспринять ни цвета слухом, ни голоса зрением?

Августин. Неужели ты полагаешь, что они способны различить
цвет, который воспринимается глазами, и чувство, которое прису-
ще глазу, и то внутреннее чувство в душе, и разум, который все это
по отдельности определяет и перечисляет.

Эводий. Отнюдь нет.

Августин. Что же в таком случае? Мог ли бы этот разум отли-
чать друг от друга эту четверку и разграничивать при помощи оп-
ределений, если с ним не был бы соотнесен и цвет через восприя-
тие, присущее глазам, и, с другой стороны, само восприятие через
то внутреннее чувство, которое им управляет, и то же внутреннее
чувство через себя самоё, если только его не опосредует уже ни-
что другое?

Эводий. Я не вижу, каким образом дело могло бы обстоять иначе.

Августин. Что же? Разве ты не видишь того, что цвет воспри-
нимается зрительным ощущением, однако само это ощущение не
воспринимается одним и тем же ощущением? Ведь тем ощущени-
ем, которым ты воспринимаешь цвет, ты не воспринимаешь так-
же и само зрение.

Эводий. Конечно, нет.

Августин., В таком случае постарайся это различать. Ибо, я по-
лагаю, ты не станешь отрицать, что цвет — это одно, а восприятие
цвета — другое, а также нечто другое — даже когда цвет отсутст-
вует, обладание чувством, благодаря которому цвет можно было
бы воспринять, если бы он был налицо.

Эводий. Я это также вижу и допускаю, что одно отличается от
другого.

Августин. Из этой тройки воспринимаешь ли ты глазами что-
нибудь еще, кроме цвета?

Эводий. Ничего.

Августин. Тогда скажи, каким образом ты видишь две другие.
Ведь ты не можешь различать то, что не увидел?

Эводий. Я не знаю ничего другого; знаю только, что ничего
больше нет.

Августин. Итак, ты не знаешь, сам ли это разум или та жизнь,
которую мы называем внутренним чувством, превосходит все те-
лесные чувства, или что-нибудь еще?

Эводий. Не знаю.

Августин. Однако ты знаешь, что это можно определить толь-
ко с помощью разума, и что разум не может сделать это иначе, чем
исходя из того, что предлагается ему для исследования.

Эводий. Бесспорно.

Августин. Тогда, чем бы ни было то, благодаря чему можно вос-
принимать все, что мы знаем, — оно есть служба разуму, которому
представляет и сообщает все то, с чем соприкасается, так, что вос-
принимаемое можно различать благодаря присущим им границам и
постигать не только с помощью чувства, но также путем познания.

Эводий. Да, это так.

Августин. В таком случае сам разум, который своих слуг и то, что
они преподносят, отличает друг от друга, а также распознает и то,
чем они разнятся друг от друга и от него самого, и подтверждает, что
он более могущественный, чем они; разве постигает он себя самого
при помощи чего-либо иного, чем он сам, то есть разум? Или ты уз-
нал бы иным способом, что обладаешь разумом, если бы не постигал
это разумом же?

Эводий. Это в высшей степени верно.

Августин. Следовательно, поскольку, когда мы воспринимаем
цвет, совсем не так и не тем же самым чувством, мы воспринима-
ем также и то, что воспринимаем, и когда мы слышим звук, мы
при этом не слышим наше собственное слуховое восприятие, или
когда нюхаем розу, само наше обоняние не издает для нас никако-
го запаха, и само вкусовое восприятие не имеет во рту хоть како-
го-либо вкуса для вкушающих, и осязая что-либо, мы также не
можем потрогать само чувство осязания, — то очевидно, что эти
пять чувств не могут бытывосприняты ни одним из них, хотя все
телесное воспринимается:ими.

Эводий. Очевидно.