Схема 1. Модель речевой коммуникации

Комментируя эту модель, следует отметить, что в ней соотнесены объекты лингвистического анализа – язык говорящего, язык адресата, язык общества. Между ними и внутри них имется текст, а над ними вся информация, которой владеет общество – картина мира. Собственно говоря, в рамках этой картиены мира и могут создаваться фрагменты, равные предложениям. За рамки картины мива общества в процессе коммуникации выйти не дано никому. При этом не следует считать картину мира общества раз и на всегда данной величиной. Она, конечно же, меняется, преимущественно, расширяестя, хотя бывают периоды, когда общество деградирует и его картина мира сужается.

Вслед за Соссюром можно в перифразированном виде утверждать, что понятийная Картина мира целиком отражена в тезаурусе (полном и всеобъемлющем словаре) языка общества, а в интеллекте и в языке индивида, в свою очередь, существует в той или иной степени редуцированная (сокращенная) картина мира, отображенная в индивидуальном лексиконе.

Мысленное содержание, возникшее в интеллекте говорящего, вербализуется (оформляется словесно) в устном или письменном тексте (речи, по терминологии Соссюра), который попадает через воспринимающую систему лингвистических фильтров языка адресата в сознание слушающего или читающего и дешифруется в нем.

А.Е. Кибрик выделяет такие компоненты сознания говорящего, которые функционально необходимы для коммуникации:

а) сенсорная сфера (образная память, чувственный образ коммуникативной ситуации и фрагмента действительности);

б) рациональная сфера (база знаний и текущее сознание);

в) вербальная сфера (словарь и грамматика, а также текущий текст).

При этом границы между этими компонентами “являются принципиально нечеткими” [220, с.44].

Что касается дешифровки текста и моделирования лингвистических компонентов сознания адресата, то эта проблема еще далека от окончательного разрешения, хотя программы, понимающие естественный язык, существуют (см. анализ таких программ в США, Европе и Японии в работе [248]).

В нашей книге «Теоретические проблемы моделирования языка» (402) была предложена модель дешифровки устного речевого сообщения в языке адресата (ЯА), которая в усовершенствованном виде может представлять собой системы языковых фильтров:

а) фонологические фильтры на базе образцов фонем;

б) семантические фильтры на базе корпуса известных значений слов (лексемных семем);

в) грамматические фильтры на базе известных морфологических компонентов языка;

г) синтаксические фильтры на базе известных схем поверхностного предложения и актантов глубинной структуры предложения.

Не подлежит сомнению, что обработка поступающего сообщения системами фильтров производится параллельно, подобно параллельному вычислению в интеллектуальных системах [304].

Есть и другие модели распознавания устного сообщения. В книге «Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи» предложена такая схема речевосприятия:

“1) Фаза преобразования входного сигнала;

2) фаза прогнозирования, одновременная с первой фазой,

3) фаза сличения, одновременная с

4) фазой анализа, если она имеет место, и при этом условии,

5) фаза установления связей между выделенными при анализе частями и установлении общего значения,

6) фаза смыслоформулирования” [333, с.211].

Таким образом, чтобы в полном объеме осмыслить текст, следует учитывать представление о нескольких лингвистических объектах - языке говорящего (ЯГ), языке адресата (ЯА), индивидуальном языке (идиолекте) в целом, а также представление о языке общества (социолекте), учитывая, что “психофизическая речевая организация” владеющего языком индивида (идиолект) является “индивидуальным проявлением” языковой системы общества [352, с.27].

При этом совершенно очевидной является сводимость проблематики парадигматического представления языка к проблематике создания модели языка, поскольку парадигматическая дескрипция (описание) языка представляет собой не что иное, как его теоретико-описательную модель, созданную на базе лингвистической (метаязыковой) терминологии, то есть теоретическую модель в словесной форме описания, понятную специалистам и неспециалистам в педагогической ситуации.

В свою очередь, теоретическая модель может быть вторично представлена в графической форме, тогда мы получим графическую модель. Однако и это не предел, -теоретическую модель можно представить на базе математического метаязыка теории множеств, в этом случае мы получим математическую модель языка, ценость которой заключается в том, что ее «понимает» компьютер (см. об этом в работах [9, 202] и др.).

Таким образом, нужно во что бы то ни стало получить модель языка, и начальной моделью может быть самая простая описательная модель, т.е. самое простое описание языка в словесной форме.

Базой для теоретической модели языка служит вся лингвистика от ее истоков до сегодняшнего дня. Суммируя все мысли о языке и его устройстве (от Библии до последних книг по теории языкознания) уже сегодня можно построить такую модель. При этом моделирование языка – новая отрасль языкознания, не имеющая длительной истории. Первые попытки представить схему языка появились в середине 20 века.

Моделированию языка посвящены работы П.Н.Денисова [80], Ю.Д.Апресяна [9], И.А.Мельчука [217], В.В.Налимова [223], Р.Г.Пиотровского [241]. И.И.Ревзина [263], А.Ф.Лосева [202] и др.

Модельное представление о фонеме языка, что ближе к нашему предмету исследования и описания, было дано в работах Г.А.Климова [159], Э.Паулини [237], Вяч.Вс.Иванова [130], Т.В.Гамкрелидзе [65], Р.Г.Пиотровского [241], В.А.Успенского [321], Р.Р.Каспранского [152], А.Ф.Лосева [202], С.К.Шаумяна [339], Л.Э.Калнынь [138], А.Даусеса [412] и др.

О фонеме речи (коммуникативной фонеме, - по нашей терминологии) не было сказано ни в одной из известных нам фонологических концепций.

И мы в своей книге не можем пройти мимо этой проблематики и не только представим обзор мнений на этот счет, но и впервые попытаемся создать полную и общую модель языка номинативного типа, имея в виду в качестве прототипа русский язык.

Впервые в лингвистической литературе термин “модель” употребил в 1944 г. З.Харрис, позже к разработке этой темы подключились Ч.Хоккет и Н.Хомский, которые понимают модель как формализованную структуру. В.Ингве впервые говорил в теоретическом плане о модели языка вообще. Известный лингвист-теоретик Чжао Юань-жень обобщил применение термина “модель” в лингвистике и получил 28 значений, которые А.Ф.Лосев в своей книге [202] систематизировал в разряды. Итак, под моделью в науке понимают:

I. Общее изучение языка:

1) всякое изучение языка вообще;

2) реальность языка или того, чему он соответствует;

3) описание языка;

4) точка зрения или основа рассмотрения;

5) метод исследования;

II. Установление законов языка:

6) аналог;

7) воспроизведение,

8) миниатюрное воспроизведение,

9) оформление воспроизведения;

10) абстракция;

11) недетализированный план;

12) теория оформления или полуоформления;

13) возможное применение теории во всех ее деталях;

14) подведение фактов языка под определенные правила;

15) правила как архетипы;

III. Структуры и системы:

16) структура,

17) концепция структуры,

18) структура, соответствующая разным моделям, и модель, соответствующая разным структурам,

19) стиль,

20) система,

21) конкретная система,

22) картина действия системы,

23) абстракция системы,

24) система, соответствующая разным структурам,

IV. 25) грамматика,

26) грамматика данного языка или языка вообще;

V. Психология языка:

27) психологическая корреляция,

28) программа поведения [202].

Кроме этой систематизации значений термина “модель”, А.Ф.Лосев предлагает дополнительные значения: очень часто и в науках и в быту под моделью понимается просто физическое воспроизведение того или иного оригинала - и сначала «29) воспроизведение пассивное».

Он приводит и 30-е) значение термина, понимая под ним противоположное «активно-физическое воспроизведение оригинала», то есть действующую модель. Развитием последнего нюанса понимания термина явился его не бытовой или учебный аспект, а научно-экспериментальный в виде лабораторного воспроизведения оригинала. Кроме этого, А.Ф.Лосев выделяет математические и кибернетические модели, а также знаковые модели.

Собственное понимание А.Ф.Лосевым феномена языковой модели базируется на таком положении: “Языковую модель в самой общей форме можно было бы определить как ту или иную схему конструирования языковых элементов”, причем А.Ф.Лосев подчеркивает типичность применения таких моделей в языкознании: это склонения, спряжения, фонетические законы и т.д., которые попадают в этом случае в разряд моделей.

Однако А.Ф.Лосев добавляет в это схематическое ядро понятия модели элемент теоретико-множественного истолкования совокупностей (кортежей) и в результате получает уже более полное и точное определение языковой модели как “упорядоченной последовательности тех или иных языковых элементов” [202, с.26]. Не следует относиться к этому уточнению как к тривиальности, хотя вряд ли найдется языковед, который хоть на миг усомнился бы в упорядоченности языковых элементов, составляющих одну и ту же модель. Тем не менее этот момент очень часто подразумевается, не выражен в явной форме (эксплицитно). Именно поэтому А.Ф.Лосев эксплицирует дополнительно еще один элемент, - а именно “принцип конструирования упорядоченной последовательности языковых элементов”, размышляя о понятии языковой модели. При этом вполне понятно,что “принцип конструирования” модели является производным и отражает принцип устройства того объекта, который модель отображает (в нашем случае – языковой единицы или языка в целом).

И еще одну важную деталь модели постулирует А.Ф.Лосев - это соотношение составляющих элементов модели и самой модели, которое может строиться по принципу градации, подобно математическим объектам теории множества: модель (или кортеж, т.е. упорядоченное множество) допускает разбиения на подмножества. Эту идею А.Ф.Лосева следует развить, предположив, что подмножества, в свою очередь, разбиваются на элементы, которые следует полагать далее неделимыми в этой системе. Если же перейти в другую систему, то элемент, считавшийся неделимым, перестает быть таковым и сам может представлять сложную систему. В этой связи уместно вспомнить классическую реминисценцию о том, что электрон так же неисчерпаем, как атом, но уже в другой системе ординат.

Таким образом, структурно понятие “модель” может складываться так: а) собственно модель (системно-структурное множество элементов, кортеж) состоит из б) подмножества элементов (подсистемы, т.е. языкового уровня), а подсистема состоит из в) собственно элементов. Например, общая модель языка состоит из уровней фонем, лексем, предложений и т.д., а сам уровень, например, фонем, состоит из конкретных фонем, уровень лексем состоит из конкретных слов и т.д. При этом конечной единицей оказывается фонема, слово, предложение и т.д.

А.Ф.Лосев подчеркивает, что использование основ теоретико-множественного подхода к лингвистическим проблемам не является самоцелью, а позволяет еще раз осознать основной объект лингвистики - язык - как системно-целостный объект, в противном случае языкознание вынуждено будет отказаться от научности в современном ее понимании и сведется “на ползуче-эмпирическое и беспринципное описательство” [202,с.26].

Говоря о технических моделях, А.Ф.Лосев пользуется понятиями “оригинал” и “субстрат”: модель является копией оригинала, воплощенной в другом материале, т.е. субстрате, при обязательном повторении структуры оригинала в копии. Он экстраполирует (переносит и применяет) такое понимание модели на язык: “Языковая модель есть упорядоченное множество языковых элементов (или кортеж), которое является единораздельным целым, содержащим в себе как принцип своего упорядочения (или организации), так и расчлененность всех входящих в него элементов и их комбинаций, и которое на одних звуковых материалах воспроизводит структуру каких-нибудь других звуковых материалов. Короче говоря, модель есть структура, перенесенная с одного субстрата на другой и воплощенная в нем реально-жизненно и технически точно” [202, с.28].

Важнейшим принципом языкового моделирования следует признать принцип внешней (междисциплинарной) и внутренней (межуровневой) экстраполяции, который следует проводить с максимальной последовательностью, не забывая, естественно, о специфичности языковых единиц, специфичности уровней и специфичности языка в целом. Итак, языковое моделирование понимается нами в лингвистическом плане как создание модели той или иной языковой единицы и модели языка в целом, которое представляет собой наивысшую ступень научного осмысления изучаемого объекта. При этом под языковой моделью мы понимаем структурную копию изучаемого объекта, которая существует в форме метаязыкового терминологического описания (теоретическая словесная модель), логико-математического аналога (математическая модель объекта), а также в виде графического построения (графическая модель, схема).

Р.Хармс в статье “К вопросу о фонологии как уровне грамматики” (имеется в виду трансформационная грамматика) при описании финского языка исключает уровень фонем как самостоятельный уровень из общей модели языка [330]. Это означает, что такой единицы, как звук и фонема в языке нет. При все кажущейся абсурдности такого вывода, в нем нет ничего необычного – все дело в исходных предпосылках, т.е. системе аксиом, при помощи которой мы возьмемся описывать язык.. Поэтому важно избрать такю аксиоматику, чтобы не «потерять» при описании целую языковую единицу, а ведь из языковых единиц складывается языковой уровень, например из звуков и фонем складывается фонетико-фонологический уровень, из слов – лексический уровень, из предложений – синтаксический уровень языка. Кроме этого, есть вспомогательные единицы, из котолрых складываются свои уровни языка, например, из словообразовательных морфем – морфемный уровень, а из словоизменительных морфем – морфологический уровень и т.д. (подробнее об этом ниже).

В этой связи встает вопрос о месте фонологического уровня в общей модели языка и самом представлении о языковой модели.

Важнейшим вопросом является установление перечня уровней языкового механизма. В решении этого вопроса не наблюдается единодушия. Так, Э.Бенвенист насчитывает пять уровней языка: уровни меризмов, фонем, морфем, слов и предложений, при этом уровни фонем и меризмов (различительных признаков фонем) он считает нижними, а уровень предложений - верхним [21, с.130-135].

Ю.С.Степанов, в свою очередь, обнаруживает в языке такие уровни предельных единиц: фонологический, морфемный, уровень слов, словосочетаний, уровень предложений и с оговорками допускает существование уровня дифференциальных признаков фонем [306, с.218-220].

А.Т.Кривоносов выделяет пять уровней: просодический, лексический, морфологический, синтаксический, семантический [171, с.18].

Б.Н.Головин насчитывает шесть языковых уровней: фонем, морфем, слов, словообразовательных типов, морфологических и синтаксических категорий [22, с.148]. Такое перечисление можно было бы продолжать, но на наш взгляд, в этих точках зрения учтены еще не все языковые уровни: не ясны место и статус словообразовательного уровня, просодического уровня языка; не выделяется вовсе уровень словосочетаний. Но самое главное недоразумение, которое обнаруживается при построении модели языка, это отсутствие разделения уровней языка на разные типы в соответствии с их функцией, без чего не удается их соединить в единое целое.

Для решения этой проблемы, на наш взгляд, нужно предложить четыре принципа разграничения уровней языка:

1. Уровни языковой системы разнородны.

2. Они должны объединяться в соответствии с единством функции.

3. Иерархию образует только однотипные уровни.

4. Языковой механизм (модель языка) представляет собой сочетание нескольких иерархий, образуемых разнотипными уровнями языка.

Учитывая эти принципы, можно построить логичную модель языка номинативного типа, взяв за основу русский (кроме русского, к номинативным языками относятся английский, немецкий, французский, испанский, турецкий и мн. др.; но есть еще эргативные языки – например, картвельский в Грузии; есть языки активного строя – юкагирский, эвенкийский, кечуа, гуарани и мн. др.).

Итак, уровни языка различаются по функции, и в этом случае можно выделить три иерархии языковых уровней:

1) Уровни основных единиц языка в иерархии. Это главные языковые уровни русского языка, которые состоят из множества центральных единиц языка, обеспечивающих коммуникацию. К числу таких уровней следует отнести: уровень фонем, уровень лексем, уровень предложений (синтаксический).

Примечание. Что касается текста, то его нельзя считать предельно верхней единицей языка, поскольку он представляет собой единицу другой - более высокой по сложности системы, а именно системы текстовой информации общества.

Подчеркнем, что иерархия этих уровней составляет стержень языкового механизма.

Каждая из трех основных ежиниц этой иерархии имеет свою функцию: фонема образует слова. Слово именует предмет (включая абстрактный), предложение оформляет мысль. В целом все функции сводятся к одной основной – передаче смыслов от говорящего к слушающему (слушающим себя может быть и сам говорящий при размышлении).

Описание слова и схема образования его значения будет дана ниже, сейчас же кратко охарактеризуем предложение как основную единицу языка, и речь при этом пойдет о простом самостоятельном предложении.

Логико-грамматическая структура пропозиции и ее развертывание в соответствии с валентностными потенциями слов образуют синтаксис простого предложения, который в наши дни немыслим без достижений падежно-ролевой грамматики. Предложение выступает как маленькая драма, которую играет небольшая, но постоянная труппа актеров в более или менее повторяющихся декорациях. Итак, сценарий маленькой пьески, описываемой в предложении, задан предикатом, т.е. глаголом. В труппе есть главный герой – в предложении на поверхностном уровне он формально будет подлежащим, на глубинном уровне в пропозиции он называется актором. Что ему делать – повторим – задано в предикате, минимально, например, актор может просто быть в бытийных предложениях типа «Ночь.Фонарь. Аптека.». Важно подчекнуть также, что актор готов надеть на себя любую личину – конкретного лица или человека вообще, предмета, абстракции и т.д. К такому пониманию своего амплуа склонен любой участник данной труппы. Чаще же актор что-то делает, например, идет при непереходном предикате.

Амплуа актора предельно разнопланово, он может делать (сценарий) что-то (объект как амплуа) чем-то (инструмент как амплуа) с кем-то (пациенс как амплуа). Например, Саша (актор) пишет (сценарий) на компьютере (инструмент) письмо (объект) Маше (пациенс) в аудитории на третьем этаже (-все декорации, которые на поверхностном уровне предложения реализуются разнообразными обстоятельствами).

Все зависит от мысленного содержания, но труппа, обосновавшаяся у каждого из нас в мозгу, готова сыграть любой сценарий - в полном составе или только одним актором, - ей все равно.

Подчеркнем, что структурная схема предложения в значительной мере зависит от левой и правой валентности глагола (предиката), и имено предикат формирует в языке типовые синтаксические схемы простого предложения, такие как схема предложения бытия (Ночь.), схема предложения безобъектного процесса при непереходном глаголе (Саша лежит), схема предложения объектно-инструментального процесса (Саша пишет на компьютере письмо) с расширениями за счет пациенса, фациенса, экспериенцера и т.д.

Кроме этого, как сами актанты (так в падежно-ролевой грамматике называют актеров), так и сценарий процесса, задаваемый глаголом, могут быть качественно охарактеризованы, т.е. иметь на поверхностном уровне определения и обстоятельства образа действия (ленивый Саша медленно пишет).

Завершим рассмотрение основных единиц языка упоминанием имен двух пионеров падежно ролевой грамматики – это сэр Чарльз Филлмор и мсье Луи Теньер.

2) Уровни составляющих единиц в иерархии. Это языковые уровни, тесно связанные с основными уровнями, поскольку составляющие единицы, собственно говоря, и составляют основные единицы языка. Можно посмотреть и с другой стороны, и тогда верным окажется утверждение, что основные единицы разлагаются на составляющие.

Таким образом, функция составляющих единиц сводится к вычленению из основных единиц, другими словами – это функция детали, которую можно воспринять отдельно, но которая отдельно смысла не имеет.

К числу таких уровней относятся: меризматический (т.е. уровень различительных признаков фонем), морфемно-словообразовательный уровень, уровень словосочетаний, уровень простых предложений как составляющих единиц сложных предложений (мы будем называть их субпредложениями).

Единицы этих уровней представляют собой составляющие элементы для единиц основных уровней: меризмы (или различительные признаки - РП) являются составляющими элементами фонем, словообразовательные морфемы - составляющими единицами основы слова, словосочетания - составляющими единицами простых предложений, простые субпредложения (т.е. составляющие части сложного) составляют сложные предложения.

Подчеркнем особо, что уровень предложений имеет два подуровня: подуровень простых и подуровень сложных предложений, в связи с этим статус простого предложения двойствен: оно является основной единицей как законченное самостоятельное предложение и составляющей единицей (субпредложением) в рамках сложного предложения.

3) Уровни грамматических соединительных языковых единиц. Это уровни вспомогательных грамматических единиц языка, которые обеспечивают связь основных единиц в синтагматические цепочки – это и есть их основная функция. К таким грамматическим уровням языка относятся: просодический, морфологический, синтаксический.

Эти грамматические единицы имеют определенные самостоятельные грамматические значения, отражающие положение дел в мире, но главным образом служат для связи основных единиц в более крупные основные единицы. Рассмотрим грамматические единицы языка последовательно.

3.1. На просодическом уровне русского языка обнаруживаются такие сугубо фонетические, но тем не менее прямо относящиеся к грамматике единицы, как слогообразующая единица, интонация, а также единица словесного ударения. Все эти грамматические единицы связывают основные единицы языка в более крупные.

Рассмотрим эти процессы подробнее. Так, звуки связываются в слово не просто так, а в два этапа, и не просто в слово, а в фонетическое слово:

а) На первом этапе звуки стягиваются в слог при помощи такого слогоообразующего и грамматического средства, каковым в русском и очень многих других языках является во второй своей функции гласный звук (его первой функцией является функция первокирпичика, из которого складываются в целом и при помощи которого различаются слова). Итак, гласный звук, как ни странно, обладает дополнительно и чисто грамматической функцией склеивания звуков, - со -гласные приклеиваются слева и справа в разном количестве (а иногда только с одной стороны, при этом слог открытый, если согласных нет справа, или неприкрытый, если согласных нет слева) от гласного звука.

б) На втором этапе осуществляется склеивание слогов при подключении такого грамматического средства, как словесное ударение, которое связывает слоги в фонетическое слово.

Примечание. Фонетическим словом в фонетике называют группу слогов, объединенных одним словесным ударением. В этот комплекс слогов очень часто вмещается знаменательное и служебное слово или даже несколько коротких знаменательных: нъ-стал’`е, г`орът-наш был-ъкруж`он л’ис`ам’и. Слово, которое не имеет самостоятельного ударения и стоит перед словом с ударением называется проклитиком; подобное слово, находящееся после слова с самостоятельным ударением, называется энклитиком. Интересным в русском языке является процесс энклитизации знаменательных слов в случаях типа: н`а стъръну, н`а пъл, п`од руку, з`а сп’ину, з`а угъл и под.

Подчеркнем еще раз, что из наших наблюдений следует парадоксальный вывод, что первоначальным и самым простым грамматическим средством языка является гласный звук, который в одной из своих функций, а именно в функции слогообразования, работает как типичное грамматическое средство связи звуков в более крупную единицу - слог.

Однако при этом гласный звук выполняет и еще одну функцию параллельно – он не только является слогообразователем, но и формирует такое грамматическое средство, как словесное ударение, которое в русском языке связывает слоги в слово (точнее - в фонетическое слово) и целиком базируется на гласном звуке.

Русское словесное ударение возникает из двух физических параметров: при усилении и удлиннении гласного звука, поэтому его называют количественно-динамическим.

Кроме этого, гласный звук выполняет и свою основную функцию – образования фонетической оболочки слова, а гласная фонема, неразрывно связанная с гласным звуком, выполняет функцию смыслоразличения.

К числу суперсегментных фонетико-грамматических средств следует отнести также и интонацию, поскольку она также выполняет функцию связи, но уже не звуков, а слов и словосочетаний в предложения, субпредложений в сложные предложения. Однако интонация не выступает как самостоятельное и единственное средство связности, а кооперируется вместе с морфологическими или синтаксическими средствами связности, которые, в свою очередь, также не могут выступать в отрыве от интонации в устной коммуникации.

В письменной речи с передачей интонации не всегда и не очень успешо справляются знаки препинания (Примечание в скобках: в испанской пунктуации знак вопроса ставится перед вопросительным предложением - это, несомненно, более удачный способ намека на интонацию, чем в русском языке, где знак вопроса ожидает читающего в конце письмофразы).

3.2. Морфологический уровнь языка сладывается из единиц, изменяющих основу слова, т.е. из склонений имен и спряжений глагола. Именно при деклинации (словоизменении) в русском языке к основе слова присоединяются флексии и слово превращается в словоформу. Однако одной лишь флексией обойтись стало невозможно с тех пор, когда русские перестали говорит «поидоша Кыеву»(=«пошел в Киев»). Предлоги и флексии вместе и параллельно с внутрисинтагменной интонацией, являясь морфологическими и просодическими грамматическими средствами, функционируя только совокупно, связывают лексемы в простое предложение. Подчеркнем, что слова при производстве речи могут связываться только в предложение, - на словосочетания предложения могут только разлагаться при специальном лингвистическом анализе. Только предложение структурно способно вместить в себя мысль, словосочетание с этим справиться не может, поэтому между словом и предложением при производстве речи не стоит никакая промежуточная единица, что не мешает ей возникнуть при разложении предложения в специальном лингвистическом анализе, который без особой нужды в нормальном общении не производит ни один из говорящих или слущающих людей, но очень часто производят специалисты.

В современную эпоху функционирования русского языка уместно вести речь о таком едином морфологическом средстве, как предложно - флективный комплекс, который в русском языке оформляет грамматическое значение падежа имени. Заметим при этом, что в таких языках, например, как английский или французский, грамматическое значение падежа имени практически полностью формируется за счет значения предлога (единственным остатком индоевропейской семантики родительного падежа в английском является флексия ‘s).

В русском языке наблюдается двоевластие: флексии сохраняют древнейшие значения в тех случаях, когда употребляются без предлога, например, действователя в И.п.(Саша спит), принадлежности в Р.п.(сон Саши), косвенного объекта в Д.п. Подарил Маше), прямого объекта в В.п.(сохранил письмо), инструмента в Т.п.(прихлопнул газетой), места в П.п. (гулять в лесу), - не случайно этот падеж раньше назывался местным, косвенного объекта интеллектуального действия во «второй части» П.п. – изъяснительном предложном (думать о книге)

В сочетании с предлогом русские флексии стали терять первичную семантику и стали настолько многозначными и отличающимися от первичных своих значений, что можно говорить о некоем совокупном грамматическом значении падежа имени, которое синтезируется из грамматических значений как флексии, так и предлога. При этом о положении дел в мире свидетельствует значение предлога, а значение флексии сводится к «чистому» соединению. Так, семантика пространства целиком и полностью детерминирована предлогом, например, в случаях типа под столом, над столом, за столом и под., а исходное значение творительного падежа (семантика инструмента) просто испарилось и свелось к соединительной функции. Такое положение дел привело к исчезновению флексий имени в болгарском языке, очевидно, не заказан такой путь в отдаленной перспективе и русскому языку.

Что же касается глагольных спряжений, то грамматические значения спрягаемых глагольных форм в основном формируются за счет флексии, но иногда сопрягаются с местоимением и зависят от лица, т.е. указывают на источник речи (самого говорящего, собеседника или третье лицо). Однако в целом флексия глагола самостоятельно передает грамматические значения лица, числа, времени (а в прошедшем - и рода) в каждом конкретном случае. Что же касается наклонения, то без аналитической (т.е. стоящей отдельно, подобно служебному слову) морфемы русскому языку обойтись не удалось, и в сослагательном наклонении используется аналитическая морфема бы, в повелительном используется просто окончание или тандем повелительного окончания и повелительной частицы -морфемы: принеси- ка, да здравствует и т.д.

Менее частым средством связи слов в простое самостоятельное предложение являются союзы, при этом доминирующее положение занимают союзы с соединительной (“и”, “да” и т.д.) или альтернативной (“или”, “ли” и т.д.) грамматической семантикой, хотя типология союзов, связывающих члены предложения, а не сами предложения, достаточно многообразна.

Важно подчеркнуть, что и на этом уровне функционирования грамматики русского языка нельзя обойтись без просодических грамматических средств, а именно - внутрисинтагменной интонации, которую Е.А.Брызгунова распределила в виде семи интонационных конструкций (ИК-1,…,ИК-7), хотя представляется, что в реальной русской речи их несколько больше (мы со студентами на лекции очень быстро обнаружили восьмую ИК переспроса, которая оотсутствует в системе Е.А.Брызгуновой).

Другим просодическим грамматическим средством, участвующим в построении простого предложения является синтагматическое ударение, т.е. выделение последнего слова синтагмы при помощи энергетического и временного доминирования. Это средство используется для связи синтагм друг с другом, но выступает только в кооперации с интонацией. Именно поэтому центр интонационной конструкции в большинстве случаев совпадает с синтагматическим ударением.

В редких случаях вместо синтагматического используется логическое ударение, которое фактически поглощает функцию синтагматического ударения, но при этом еще и подчеркивает какое - либо слово, несущее особую смысловую нагрузку в рамках данного предложения.

К числу основных синтаксичеких проблем относится и рассмотрение способов комплектации субпредложений в сложные предложения. Сочинительные и подчинительные союзы и союзные слова вместе с межсинтагменной интонацией (интонационные конструкции 3 и 4 по системе Е.А.Брызгуновой), действуя параллельно, связывают субпредложения в сложные. В данном случае, коль скоро союзы и союзные слова выступают как грамматические (синтаксические) скрепы, следует признать их значения грамматическими значениями, отражающими взаимосвязи вещей в мире.

В этой связи встает вопрос о содержании грамматики как лингвистической дисциплины. Мы склонны решать его в духе идей Л.В.Щербы, который в работе “Очередные проблемы языковедения” наметил оппозицию грамматики и словаря и включал в состав грамматики те разделы языка, которые связывают слова. Так, он писал: “В фонетике должно быть обязательно и фонетическое описание ударения и интонации. Ввиду всего вышеизложенного фонетику нужно, как мне кажется, относить к грамматике, хотя она несомненно занимает в этой последней своей особое место” [352, с.58]. Это совершенно справедливо, в целом фонетика состоит из трех частей - квантитативной, сегментной и суперсегментной фонетики. При этом первая описывает отдельные характеристики звуков и признаки фонем (РП), вторая описывает саму систему звуков и фонем как таковую, а третья, описывая слогообразование, типы ударения, интонацию и паузацию и т.д.

Именно суперсегментная фонетика по преимуществу относится к грамматике, поскольку при помощи суперсегментных фонетических средств (слогообразования, ударений разных типов, интонационных конструкций) фонемы связываются в конечном итоге в словоформы, словоформы - в предложения, при этом технология и средства связи нижерасположенных основных единиц в более крупные изучается грамматикой, если ее представлять системно.

Наряду с грамматическими средствами соединения основных единиц в более крупные в языке существуют средства делимитации (членения) речевого потока на сегменты, - своеобразная антиграмматика. Эти средства являются преимущественно фонетическими, и самое простое из них - это паузы. Длительная пауза разделяет фонофразы, краткая пауза разделяет синтагмы. Очень сложной является в русском языке система пограничной сигнализации на стыке слов и морфем, но она есть и о ней мы подробно скажем ниже. Думается,что эти средства делимитации (разграничения) “ангажированы” основными единицами языка для обеспечения их самосохранности в речевом потоке, то есть для обеспечения членимости речевого потока на сегментируемые основные единицы – прежде всего слова, без чего понимание речи было бы невозможным [402, с.162-166]. Таким образом, фонетика поставляет в общую систему функционирования языка не только средства грамматики, но и средства своеобразной антиграмматики, если под антиграмматикой будет уместно понимать систему разделительных (делимитативных) средств и разного рода пограничных сигналов.

Словообразование, которое Л.В.Щерба также относил к грамматике, по нашему мнению, к ней вовсе не относится, поскольку изучает составляющие единицы слов, определяемые при специальном лингвистическом анализе.

Используя принцип симметрии, поставим в соответствие языковым уровням, описанным выше, специальные лингвистические дисциплины, которые также будут выстраиваться в иерархические вертикали. Итак, начнем с лингвистических дисциплин, описывающих составляющие единицы языка. Эта иерархия будет иметь вектор зависимости вниз и начинается с такой дисциплины, как фонетика звуковых характеристик и фонология различительных признаков фонем. На самом деле такой дисциплины в фонетике и фонологии не существует, хотя логика построения общей модели языка нам подсказыват: раз существуют составляющие единицы, то долны быть в полном объеме и лингвистические дисциплины, изучающие их. Ведь существуют же лингвистические дисциплины, изучающие составляющие единицы других уровней языка, почему же таковой нет в фонетике? Более того, мы можем даже объединить всю эту иерархию под одноим общим названием – квантитативные единицы и квантитативные лингвистические дисциплины, понимая под словом квантитативный – разбитый на кванты, т.е. составляющие элементы. В таком случае фонетика звуковых характеристик и фонология различительных признаков будет первой квантитативной лингвистической дисциплиниой этого цикла.

Какая же наука будет следующей? Вполне очевидно, что следующей квантитативной дисциплиной будет словообразование, изучающее и описывающее составные элементы слова, т.е. словообразующие морфемы, кроме корневой, которая относится к основным единицам языка – является смысловым минимумом слова, а зачастую в русском языке корень равен слову (стол, отец, книга и т.д.).

Следующая квантитативная дисциплина - синтаксис словосочетаний изучает и описывает типы словосочетаний и синтаксические средства их связности – координацию, согласование, управление и примыкание. На основе словосочетаний в американской лингвистике возник очень своеобразный синтаксис непосредственно составляющих, под которыми и понимаются словосочетания. Непосредственно составляющие образуют разветвленные деревья в трудах этих синтаксистов, однако в основе этого синтаксиса лежит колоссальная ошибка – словосочетание обнаруживается только при лингвистическом анализе и не существует как единица языкового синтеза, в котором из слов рождается сразу предложение минуя словосочетание.

Синтаксическая типология субпредложений завершает иерархию лингвистических дисциплин, предметом которых является изучение составляющих единиц (квантов, элементов). Что же за типы субпредложений мы можем обнаружить в русском языке? При нетрадиционном подходе, на наш взгляд, мы можем выделить стандартное субпредложение типа «Когда мы вернулись домой, …», а также несколько типов «скрытых» субпреложений. К числу таких скрытых субпредложений мы склонны отнести деепричастный оборот, который вполне заключает в себе законченную мысль, но она является дополнительной к некой основной мысли. Также к числу субпредложений можно отнести и причастный оборот по тем же соображениям, а также разного рода вставные и вводные предложения и конструкции.

Итак, подводя итоги, представим квантитативные дисциплины в виде иерархии с вектором вниз:

1) квантитативная фонетика и фонология;

2) словообразование;

3) синтаксис словосочетания;

4) синтаксис субпредложений

(см. левую иерархию на схеме 1.2).

Теперь представим дисциплины, изучающие основные единицы языка, в виде иерархии с вектором вниз:

1) сегментная фонетика и фонология,

2) лексикология,

3) синтаксис простого предложения

(см. центральную иерархию уровней на схеме 1.2.).

Предметом этих дисциплин является изучение семантики, валентности и структурыо сновных единиц на каждом из уровней языкового механизма.

В таком случае грамматические лингвистические дисциплины, также имеющие свой предмет - изучение средств связи основных единиц языка в более крупные - также образуют свою иерархию:

1) суперсегментная фонетика,

2) морфология,

3) синтаксис сложного предложения

(см. правую иерархию уровней на схеме ниже).

Особого разговора заслуживает текст как единица, связанная с языком, но, очевидно, не являющаяся единицей языка. В 60-е годы в Восточной Германии возникла и принесла хорошие результаты новая лингвистическая дисциплина, получившая название «Лингвистика текста». Лингвисты, работавшие в этом направлении, обнаружили значительное число чисто языковых показателей связности текста, а также его членимости. Так, например, хорошо всем знакомый абзац в печатном тексте отностится к единицам лингвистики текста. Кроме этого, были обнаружены микротекст и макротекст как самостоятельные единицы, но само главное, были обнаружены средства связности текста, которые по природе своей являются чисто языковыми – это средства анафорики и катафорики, средства рекурренции и др. И все же лингвистике придется избежать искушения включить текст в число своих единиц, поскольку в этом случае границы лингвистики размываются и она неминуемо превратится в служебный подраздел текстологии. Рациональнее предельно верхней единицей языка считать предложение, которое одновременно является предельно нижней единицей некой новой сферы – информации. Предложение – это пограничная единица, начинающая отсчет в новой системе: предложение, сверхфразовое единство (абзац), микротекст, текст, макротекст. Эту систему еще предстоит осмыслить и изучить, эта система связана с языком, но не сводится только к языку, поскольку включает в себя иные, неязыковые средства производства, хранения и передачи информации – формулы, схемы, рисунки, графики, фильмы, клипы, игры, танцы, музыку и т.д..

Таким образом, в модели языка возникает трехчленная оппозиция уровней: элементарные квантовые единицы - основные единицы - связочные (грамматические) средства, которые образуют три иерархии, составляющие в целом механизм языка.

УРОВНИ УРОВНИ УРОВНИ

СОСТАВЛЯЮЩИХ ОСНОВНЫХ ГРАММАТИЧЕСКИХ

ЕДИНИЦ ЕДИНИЦ ЕДИНИЦ

Уровень

сложных предложений

Уровень Синтаксический

субпредложений уровень грамматики

Уровень

простых предложений

Уровень Морфологический

словосочетаний уровень грамматики

Уровень лексем

Уровень Просодический

Словообр. морфем уровень

Уровень фонем

Уровень РП

Схема 1.2. Графическая модель языка.

Как видно из схемы 1.2, иерархическое вхождение единиц нижних уровней в единицы верхних уровней происходит не непосредственно, а опосредованно. Так, фонемы не непосредственно входят в состав лексем, а опосредуясь просодическими средствами слогообразования и ударения; лексемы также входят в состав простых предложений, будучи опосредованными морфологическими, синтаксическими и интонационными средствами словосоединения (предлогами, флексиями, союзами, внутрисинтагменными интонационными конструкциями); простые субпредложения входят в состав сложного через посредство сочинительных и подчинительных союзов и союзных слов, а также межсинтагменной интонации (ИК-3 или ИК-4).

Гносеологическая значимость полученной модели состоит в том, что она позволяет объяснить, как устроен языковой механизм в целом.

Исходя из полученного модельного устройства языкового механизма, следует предпринимать фонетическое и фонологическое описание русского языка в четырех направлениях:

1) в рамках квантовой фонологии различительных признаков (о теоретических основах квантового подхода к языковым проблемам см. в [211]);

2) в рамках парадигматической фонологии языка, при этом описание придется проводить с учетом существования языка общества и языка индивида во взаимной связи;

3) и в рамках синтагматической фонологии, ориентированной на анализ фонемных цепочек в рамках морфемы, слова, фразы;

4) в рамках коммуникативной фонологии речи.

Все направления фонологических исследований в сумме приведут к созданию комплексной фонологии языка, которая не может быть не дополнена коммуникативной фонологией речи, поскольку лингвистика языка, - по мнению Ф. де Соссюра, генератора идеи разделения языка и речи, - не может существовать без лингвистики речи, как и сам язык не может существовать без речи, поскольку язык и речь представляют собой элементы более общей системы речевой деятельности [305]. Следовательно, в предельном случае наряду с лингвистикой языка и речи может быть создана лингвистика (и ее часть - фонология) речевой деятельности, и это является общей перспективной сверхзадачей лингвистики как отрасли знания в целом.

Кроме этого, следует учесть некоторые новые принципы моделирования единиц языка, и в частности - градационный принцип, начало разработки которого было положено Н.С.Трубецким, разделившим в своей знаменитой книге “Основы фонологии” единое понятие фонемы на два взаимосвязанных понятия - фонему и архифонему. Позже этот подход был оригинально реализован учеными Московской фонологической школы, которые разработали понятие гиперфонемы, отнюдь не тождественное понятию архифонемы Н.С.Трубецкого и более последовательное в плане парадигматического представления о фонологической единице языка [178, 272 и др.]. Мы, развивая эту систему взглядов, в работах [392, 394, 397, 400, 402, 403] и др. предложили дополнить градуированную систему фонемных единиц еще одним элементом, т.е. добавить в систему, состоящую из фонемы и архифонемы еще одну единицу - квазифонему, которая реализуется в русском языке редуцтрованными гласными звуками, и об этом подробно речь пойдет ниже.

Другим важнейшим принципом описания единицы языка, открытым Ф. де Соссюром, является принцип релятивного понимания языковой единицы как значимости, успешно примененный на фонологическом уровне Н.С.Трубецким, создавшим релятивно-физическую концепцию фонемы и структурную методологию описания языковых единиц в целом [309].

Третьим принципом, о котором уже говорилось выше, является принцип квантования основных единиц на составляющие элементы, и создателем этого принципа лингвистического описания следует признать И.А.Бодуэна де Куртенэ, который эксплицитно (в явно выраженной форме) сформулировал представление о фонеме как об “аккорде” квантов или атомов (кинем, акусм, кинакем), то есть комплексе квантовых единиц фонологического уровня языка ([381, с.249] и другие работы Бодуэна разных лет). Значительно позже Р.О.Якобсон предложил свое знаменитое и наиболее популярное до нынешних дней определение фонемы как пучка (bundle) дифференциальных элементов [354, с.73]. А.Ф.Лосев позже более системно представил фонему как структуру различительных признаков, понимая под структурой упорядоченное и неслучайно сложившееся множество начальных элементов [202, 203].

Учет всех упомянутых принципов описания, как нам представляется, и приведет к созданию многоаспектной фонологии русского языка. Однако начать следует с истории вопроса о появлении фонологии как науки.