Пророчество Тети Мими

(Хроника блистательного взлета)

«„Битлз“ и весь остальной рок-н-ролл

близки не больше, чем божество и

изображения божества.

И никому с этим ничего не сделать».

(Андрей Макаревич)

1948 год. Небольшой двухэтажный дом на Мен-

лав-авеню в ливерпульском районе Вултон. Утро. Джо-

ну Уинстону Леннону – восемь лет.

– Мим! Скорее! Опоздаем! – кричит он, заслышав

бравурные звуки духового оркестра за окном.

– Что случилось? – спрашивает тетя Мими, хотя пре-

красно знает, чему он так рад. Просто ей приятно на-

блюдать восторг обожаемого племянника, и она про-

длевает удовольствие.

– Праздничная ярмарка! – выкрикнул Джон и при-

нялся лихорадочно натягивать куртку. – Быстрее! Ну,

Мим!..

Своих детей у Мэри Элизабет Смит не было, и всю

свою любовь она и ее муж молочник, владелец неболь-

шой сыроварни Джордж дарили юному Джону. Его мать

Джулия – сестра Мими – любила своего сына и неред-

ко навещала его, но жить семейной жизнью не умела.

Минут через пятнадцать тетя и Джон были в саду

приюта «Строуберри Филд». Армия Спасения регуляр-

но устраивала тут концерты, сборы от которых шли в

фонд этого приюта.

Здороваясь со знакомыми, они, под звуки оркестра,

чинно прошлись по саду, купили лимонад и мороже-

ное… Неожиданно наступила тишина. Посетители по-

тянулись к сцене, где выстроился детский хор.

Седенький священник-дирижер взмахнул рукой, и

ребята запели: «Боже, благослови Англию…» Их высо-

кие голоса звучали так ясно и звонко, что Джон остол-

бенел и почувствовал комок в горле. Он во все глаза

смотрел на чистеньких хористов и даже открывал вме-

сте с ними рот, эхом повторяя слова гимна. И не он

один был в восторге от этих звуков. Взрослые, в уми-

лении, даже перестали жевать и болтать друг с другом.

Пение закончилось, и сироты были вознагражде-

ны искренними аплодисментами. Джон был потрясен.

Многих из этих ребят он хорошо знал, но до сей поры

относился к ним с пренебрежением. Теперь же ему за-

хотелось показать свою причастность к происходяще-

му:

– Мим, а вон тому рыжему я в прошлом году фингал

под глаз поставил! А вот этого жирного зовут Боров,

ему в обед дают сразу две порции, а он все равно у

других ворует…

– Ты говоришь ужасные вещи, Джон. Они так пре-

красно поют…

– Подумаешь! Вон ту девчонку мы один раз заперли

в сарае, вот там она орала так орала. А я, между про-

чим, тоже неплохо пою. Лучше их всех!

– Тогда почему же ты бросил занятия в хоре церкви

святого Петра?

– Глупо петь в хоре! Там тебя никто не замечает!

Если уж петь, то одному. Я буду знаменитым певцом!

– Самоуверенность, Джон, еще никого ни до чего хо-

рошего не доводила… – чопорно поджала губы тетя.

– Хотя нет, – рассудил Джон. – Лучше я буду еписко-

пом. Он главнее.

Дома Джон заперся в своей комнате, надел очки, ко-

торых на людях страшно стеснялся, и принялся бы-

ло за рисование акварелью в альбоме, но это занятие

ему быстро наскучило. Тогда он достал из-под кровати

заветную тетрадку, подписанную «Редактор и оформи-

тель Дж. У. Леннон», ручку и чернильницу.

Ему было только пять лет, когда тетя Мими опре-

делила его в начальную школу «Давдейл Праймэри

Скул», и ей казалось, что слава вундеркинда ему обес-

печена. Во всяком случае, учителя говорили, что он –

мальчик одаренный. Уже через пять месяцев он сво-

бодно читал и писал, и с той поры дядя Джордж стал

то и дело находить под своей подушкой маленькие

записочки иногда конкретного, а иногда и довольно

абстрактного содержания: «Дорогой дядя, не хочешь

ли Ты пойти со мной в „Вултон-синема“?», «Дорогой

Джордж, слышишь ли Ты голоса вокруг себя?», «Доро-

гой Джордж, не мог бы сегодня вечером меня помыть

Ты, а не тетя Мими?» или «Не бойся, Джордж»…

В канун Рождества дядя водил Джона на предста-

вление в «Ливерпул Эмпайр», и посещение театра

чрезвычайно волновало мальчика. Под впечатлением

увиденного он писал маленькие рассказы, четверости-

шия и рисовал картинки. Особенно гордилась тетя Ми-

ми его притчей под названием «Кто сильнее?»

«В прадревние прадряхлые времена

жил- праживал один пра-прамальчик. И решил он

стать добрым-предобрым преволшебником. Он

взял мешок, положил в него книжки-малышки,

игрушки-погремушки, хлопушки-хохотушки и

шарики- надуварики. И пришел он на высокий-

невысокий обрыв над рекой. И сел-присел. А на

другой берег вышел пра-прамальчик-зазнальчик.

У него в мешке были книжки-дразнилки, всю-

ночь-звонилки-разбудилки, кряхтелки-пыхтелки и

мерзкие дребезжалки. Он хотел стать самым-

пресамым, таким-претаким, чтобы все-привсе от

него ого-го! Как вы думаете, кто сильнее?»

Ну, а сегодняшний свой рассказ он назвал «Город

болтунов-хвастунов»:

«Вокруг города хвастунов были самые

красивые луга, текли самые чистые реки и стояли

самые крепкие стены. Правил городом король

Хваст Шестой с Половиной. Почему с половиной?

Потому что король был женат. Один раз он

проснулся, вышел на балкон и сказал: „Ого-го!

Уже утро. Вот это я заработался!“ И отправился

ужинать. На его столе стояла самая вкусная пища:

самые крутые яйца и самая овсяная кашка. У его

епископа были самые четкие четки, а у его собаки

была самая собачья жизнь. А жена у него была

самая замужняя. Ну чем не что?..»

Может быть рассказ этот был бы и длиннее, но Джо-

на позвали обедать.

За столом дядя Джордж не без иронии спросил его:

– Итак, говорят, ты решил стать епископом?

Джон укоризненно покосился на тетю и решительно

заявил:

– Нет. Я буду Иисусом Христом. Он главнее.

Коротышка Смит растерянно посмотрел на жену. С

мальчиком явно что-то не ладно.

Половина ливерпульцев – ирландцы. Славятся они

своим задиристым нравом и смешным акцентом.

Именно в Ливерпуле были построены первые в исто-

рии мореплавания доки. Возвращаясь домой, моряки

везли сюда табак, наркотики, проституток всех нацио-

нальностей, крепкие словечки, а в последнее время и

блюзовые пластинки. Здесь же, между прочим, был по-

строен и печально знаменитый «Титаник».

Это грубый мир. И Джон становился истинным сы-

ном своего города. Дома, в атмосфере любви, он бы-

вал «мягким и пушистым». Но стоило ему в одиночку

переступить родной порог, как он тотчас же ощетини-

вался прочными злыми иглами.

Два года спустя.

Джон отправляется в гости к своему школьному дру-

гу Питу Шоттону. Не менее дерзкому и свободолюби-

вому. Хулиганили они только вместе. «Одна голова –

плохо, а две хуже», – со знанием дела говорил Пит. Те-

тя Мими считала, что он дурно влияет на Джона. Роди-

тели Пита считали, что это Джон дурно влияет на их

сынка. И они действительно дурно влияли друг на дру-

га, причем, с превеликим удовольствием.

Двигаясь в сторону дома Пита, Джон внимательно

смотрел под ноги. Без очков он не видел на расстоя-

нии и двух ярдов. Возможно, как раз этот физический

недостаток и делал его таким раздражительным и за-

носчивым со сверстниками. А может быть, дело было

в том, что в каждом случайном взгляде, в каждом не-

чаянно брошенном слове он читал презрительное или,

что еще хуже, жалостливое определение «безотцов-

щина».

Многие его сверстники потеряли отцов на войне,

но его-то родители были живы и здоровы, они просто

«бросили» его. Как ни любил Джон тетю Мими и дядю

Джорджа, о последнем обстоятельстве он не забывал

никогда. Он часто дрался – по поводу и без повода, а

если чувствовал, что противник сильнее его, он, уме-

ло блефуя, цедил сквозь зубы: «Ну, теперь-то тебе ко-

нец…» И ему верили на слово.

Иногда ему становилось даже страшно за свои вы-

ходки, он боялся, что Мими что-нибудь проведает. Но

как раз она-то считала его воплощением добродетели,

и не верила тому, что говорили ей о племяннике сосе-

ди.

Неторопливое шествие Джона по Пенни-Лейн пре-

рвал незнакомый взрослый голос:

– Эй, мальчуган!

Джон увидел нищего, сидящего у облезлой стены.

Лицо старика показалось Джону знакомым, он уверен-

но подошел, но, убедившись, что видит этого человека

впервые, надменно спросил:

– Ну? Чего тебе? – именно так он всегда разговари-

вал с теми, кого считал ниже себя.

– Первый, – глядя сквозь мальчика, непонятно ска-

зал нищий.

– Что «первый»? – Джону отчего-то стало не по себе.

– Ты – первый.

– А ты – последний, – съязвил Джон, преодолевая

смущение. – Оригинально ты просишь милостыню! Я

дам тебе монету. Если конечно ты встанешь на колени

и попросишь: «Дядя, дай денежку».

Нищий молча опустил голову. Тут за спиной Джо-

на раздался звук проезжающего «Кадиллака», и он на

миг отвлекся, провожая восхищенным взглядом рос-

кошную машину. А когда обернулся, старика уже не бы-

ло. Джон огляделся по сторонам. Нищий исчез.

Это странное событие напугало Джона, он попятил-

ся, развернулся и со всех ног кинулся к дому Пита.

Зрение вновь подвело его. На углу он нос к носу

столкнулся с грозой Вултона, верзилой Джимми Тарбу-

ком. Со словами – «Куда прёшь, щенок!» – тот одной

рукой схватил его за галстук, а другую занес над голо-

вой для удара. Но его остановил невесть откуда взяв-

шийся Пит:

– Джимми, он нечаянно! Он же слепой! Он своего пу-

па не видит!

– Это правда? – строго спросил Джимми.

Джон молча достал из нагрудного кармана очки с

толстыми стеклами, и посадил их на нос.

– Гуляйте, мистер профессор, – презрительно про-

цедил Тарбук и, отпустив Джона, вразвалку двинулся

дальше.

Пит был не один. С ним были одноклассники Айвен

Воган и Найджел Уолли.

– Чуть не влипли, – облегченно прошептал Айвен.

– Да, – поддержал Найджел, – если бы Джимми ре-

шил поразмяться, он бы нас точно покалечил.

– Еще не известно, – глядя на товарищей свысока,

заявил Джон, сунув очки обратно в карман и поправляя

галстук. – А если ты еще кому-нибудь когда-нибудь вяк-

нешь, будто бы я слепой, я тебе такую трепку задам!..

– Вот и выручай его после этого! – возмутился Пит.

– А кто тебя просил лезть не в свое дело?! – угрожа-

юще шагнул к нему Джон.

– Ладно, ладно, – пошел на попятные Пит. – Идем-

ка с нами.

– Куда это?

– Как обычно. В кондитерскую, – подмигнул тот. –

Нас на сладенькое потянуло.

– И вы что, без меня собрались?

Пацаны растерянно переглянулись. Действительно,

до сих пор они воровали пирожные только под предво-

дительством Джона.

– Мы тебя искали, – нашелся Айвен.

– Тогда поехали. – И четверка двинулась к бакалей-

ной лавке «Бублик с дыркой. Снотгарс и сын». (Из-за

этого названия Билла Снотгарса, сына хозяина, про-

звали «Дыркой».)

Там всегда было полно народу и, имея определен-

ный навык, можно было стащить все что угодно. Не то

чтобы ребятам чего-то не хватало дома (хотя шарлот-

ками, безе и эклерами их и не баловали). Нет. Просто,

азарт – блюдо самое изысканное.

На двери кондитерской висел замок.

– Лавочка закрыта, – констатировал Айвен. – Айда

обратно.

Джон огляделся по сторонам.

– Подождите. Давайте, зайдем со двора, я знаю как

пробраться внутрь. – (Однажды Джон уже был на чер-

даке этого дома и кое-что там приметил.)

– Мы так не договаривались, – опасливо отозвался

Найджел, отец которого был полицейским.

– Так давай договоримся, – не унимался Джон. – Не

посадят же тебя в тюрьму за пару пирожных. А если

что, тебя-то как раз папаша отмажет.

– Идем, идем, – поддержал друга Пит.

Со двора они по пожарной лестнице забрались на

чердак. Распугав голубей, Джон, с помощью товари-

щей, отодвинул большой ящик с цементом и разгреб

усыпанные пометом опилки. Пит присвистнул. Люк! Кто

бы мог подумать?!

– Башку надо на плечах иметь, – словно прочитав

его мысли, заявил Джон. Оскалившись от напряжения,

он приподнял крышку… И чуть было не отпустил ее с

перепугу, когда услышал раздающиеся снизу голоса. В

кондитерской разговаривали двое.

– Ну ты… Ну я не знаю, – жеманно прозвучал жен-

ский голос.

– Не волнуйся, крошка, – басил мужской. – Отец

уехал в Лондон, и магазин в нашем распоряжении…

Всю ночь. – Джон узнал его. Голос принадлежал

Биллу-«Дырке» – неказистому семнадцатилетнему пе-

реростку.

Айвен тем временем подсунул под край люка ка-

кую-то чурку, и несостоявшиеся грабители, бесшумно

упав на четвереньки, уставились в щель. Джон, забыв

стеснение, даже нацепил очки.

Прямо под ними, на прилавке, сидела полная кра-

шенная блондинка, с лицом перемазанным сливочным

кремом, а Дырка, одной рукой пихая ей в рот пирожное,

другой неуклюже пытался залезть под кофточку.

Хихикая, та прикончила лакомство, затем отпихнула

дыркину руку и заявила:

– Не лезь, глупый. Я сама.

Расстегнув блузку, она задернула бюстгальтер на

шею, освободив необъятную рыхлую грудь, задрала

юбку, под которой не оказалось больше ничего, с про-

фессиональным безразличием легла на спину и ско-

мандовала:

– Начинай!.. – Глаза ее были закрыты.

– Во даёт! – не выдержав, зашептал Айвен, то и дело

сглатывая слюну. Пит показал ему кулак и тихо, почти

беззвучно, прошипел:

– Заткнись!

Джону вдруг стало невыносимо противно, и он брез-

гливо отвел взгляд в угол чердака. Снизу послышалось

натужное пыхтение и томные постанывания…

– Даc ист фантастиш! Махен аллес гут!1 – снова

не удержавшись, зашептал Айвен почему-то по-немец-

ки. Сказывалось несметное количество просмотрен-

ных им трофейных кинолент. На сей раз слух блондин-

ки уловил этот шепот.

Она подняла веки и увидела в потолке, над собой,

1 Это фантастика! Делаешь очень хорошо! (нем.)

квадратное отверстие, а в нем – четыре ухмыляющие-

ся мальчишеские рожи…

– Билл! Билл!!! – завизжала она, тыча пальцем в по-

толок. Впервые за все время она проявила истинное

возбуждение, и эффект не заставил себя ждать:

– Да! – закричал Дырка ей в ответ. – Кончаю! М-м-м…

Пит, Айвен и Найджел вскочили на ноги и кинулись

к слуховому окну. А Джон, задержавшись на несколько

секунд на коленях, нагреб на полу солидную кучу опи-

лок и столкнул ее в щель, прямо на «сладкую парочку».

И лишь услышав снизу сдавленный кашель и прокля-

тия, поспешно последовал за остальными. Сейчас он

не смог бы объяснить даже себе, зачем ему понадоби-

лась эта хулиганская выходка.

Они с немыслимой скоростью скатились по лестни-

це во двор и помчались прочь от места преступления,

в страхе, что взбесившийся Билл Снотгарс будет пре-

следовать их.

Возглавлял беглецов Пит, и он повел их одному

ему известными задворками, мимо зловонных мусор-

ных баков, веревок со стираным бельем и ржавеющих

останков древних автомобилей. Труднее всего прихо-

дилось Джону, ведь он бежал практически вслепую,

ориентируясь только на спину того, кто был впереди.

Но он ни за что не попросил бы подождать его.

Лишь минут через десять, хорошенько запутав сле-

ды, они остановились, чтобы отдышаться в очередном

каменном колодце двора.

Пит и Айвен с хохотом повалились прямо в пыль. А

Найджел ржал, присев на корточки: ему было жалко

пачкать еще довольно новый костюм.

– Класс! Вот это класс! – стонал Пит. – Такого я еще

не видел!

– У меня чуть штаны не лопнули! – вторил ему Ай-

вен.

Не смеялся только Джон, прислонившись спиной к

стене. Вместо этого, вновь достав очки и нацепив их на

нос, он внимательно рассматривал своих товарищей.

– Свиньи, – неожиданно сказал он.

– Это точно! – согласился Найджел, хихикая. – Жир-

ная свинья и прыщавый боров!

– Вы – свиньи, – уточнил Джон.

Его товарищи удивленно примолкли.

– Ты чего это, Джон? – спросил Пит, садясь. – Чего

это ты обзываешься?

Джон и сам еще не понял причину своей злости. И

вместо ответа угрожающе заявил:

– Если кто не согласен, я готов померяться силами.

– Да ладно, брось ты, – примирительно сказал Ай-

вен. – С чего нам драться-то?

– Все веселье испортил, – пробормотал Найджел.

– Веселитесь, – высокомерно бросил Джон, снял оч-

ки и, оставив друзей в недоумении, зашагал прочь.

Дома его не было слишком долго, и он подвергся са-

мому страшному наказанию тети Мими: она не заме-

чала его.

– Ну Мим, – ходил он за ней по пятам, – ну что

особенного? Я был у Найджела, мы играли в шахма-

ты. – (Найджел, по мнению тетушки, был единствен-

ным мальчиком из его компании, с которым стоило дру-

жить.) – Я просто не заметил, что уже так много вре-

мени…

Но тетушка продолжала игнорировать его.

Тогда Джон поднялся к себе, и, даже не сняв боти-

нок, завалился на диван. Ему было слышно, как внизу,

на кухне, тетя разговаривает с мужем.

– …Иногда я по-настоящему боюсь за него. Мне

кажется, что в нем просыпается дурная наследствен-

ность. Джулия была очень доброй хорошей девочкой,

но она была самой маленькой, и ее отчаянно балова-

ли. Она такая легкомысленная, такая неприспособлен-

ная. Мне и плакать, и смеяться хочется, когда я вспо-

минаю, как она явилась ко мне: «Я научилась играть на

банджо и стану звездой эстрады. Но для этого нужно

так много времени! С Джоном совершенно некому си-

деть! Может быть он поживет немного у тебя?..» «По-

живет…» А про Фреда я и не говорю… Я сразу сказа-

ла Джулии, что этот парень – форменный проходимец.

Бросить жену с грудным младенцем на руках! Это в на-

ше-то время!.. Хотя, что с него взять, он и сам вырос

без родителей…

– Чему быть, тому не миновать – философски заме-

тил Джордж Смит, который слышал все это уже, навер-

ное, в тысячный раз.

– Ну уж нет, – возражала Мими, – из Джона мы сде-

лаем человека! Но если он будет водиться со всей этой

ирландской шантрапой…

– Не все ирландцы так уж плохи, дорогая.

– Ну-у, – нехотя соглашалась тетя Мими, – в об-

щем-то, да… Взять хотя бы эту Мэри Маккартни. Впол-

не приличная женщина. Старшему восемь, младшему

– шесть, сама – трудится, как пчелка, и муж – молодчи-

на: не пьет, не гуляет… Но они оба так мало зарабаты-

вают!.. Как в таких условиях дать мальчикам прилич-

ное воспитание?.. Чему их можно научить?! Мы живем

в ужасное время! Что будет с нашими детьми?!

– Может быть, действительно, снова пристроить

Джона в хор? Или подарить какой-нибудь музыкаль-

ный инструмент? Ну, хотя бы губную гармошку?..

Джон и не заметил, как задремал под этот монотон-

ный, бессмысленный, но такой успокаивающий разго-

вор самых близких ему людей.

…Он стоит на лесной поляне. Сквозь голубое не-

бесное марево, сквозь подрумяненные закатом обла-

ка, над землей нависло огромное, не злое и не доброе

лицо мужчины. Лицо исполненное мудрости… Где-то

рядом, за деревьями, Джон знал это, были и тетя Ми-

ми, и дядя Джордж, были мама Джулия и отец Фред,

которого он видел один единственный раз в жизни…

Неподалеку были и его школьные товарищи, и его

уличные друзья. Но никто-никто, Джон знал это точно,

не замечал лица над землей. Видеть его было дано

ему одному. Лицо было неуловимо знакомо, но Джон

не мог вспомнить, откуда. Ни один мускул не дрогнул

на этом лице, не шевельнулись и губы. Но Джон яв-

ственно услышал обращенные к нему слова:

– Ты – первый. Вспомни свое будущее…

Восемнадцатое июня пятьдесят пятого года. Семей-

ный пансионат по адресу Фортлин-Роуд, 20 в престиж-

ном районе Ливерпуля Оллертон.

– Пол! – теребит Майкл старшего брата за рукав пи-

жамы. – Пол, проснись! Весь день рождения проспишь!

– Ну чего тебе? – нехотя разлепил веки Пол.

– Не мне, а тебе. Я знаю, ЧТО тебе подарят.

– Не ври, – Пол перевернулся на другой бок и при-

нялся посапывать с удвоенной громкостью.

Каникулы только начались, и ничего приятнее, чем

поваляться в постели утром, он не мог себе и пред-

ставить. Но не только необходимость идти на занятия

делает пробуждение невыносимым. Еще более умеют

испортить утренний сон конопатые родственники.

Наклонившись и чуть не касаясь губами братского

уха, Майкл рявкнул:

– Перемена!!!

Пол подскочил, как ошпаренный. Майкл удовлетво-

ренно уселся на свою кровать напротив и повторил:

– Я знаю, что тебе подарят.

Возведя глаза к потолку, Пол жалобно повыл, подра-

жая соседскому бассетхаунду, затем опустил взгляд на

ухмыляющуюся физиономию:

– Откуда ты можешь знать?

– Я видел, как мама что-то прячет в шкаф. А потом

заглянул.

– Ты кончишь жизнь на электрическом стуле, брат

мой, – грустно покачал головой Пол, передразнивая

интонации настоятеля их прихода отца Мак'Кензи. Но

тут же, сбросив с лица маску осуждения, он спросил,

сгорая от любопытства:

– И что же ты там увидел? Духовое ружье?

– Холодно.

– Велосипед?

– В шкафу? Ты рехнулся!

– Новые ботинки? – упавшим голосом предположил

Пол. Он уже чувствовал, что угадал. Семья была не-

богата, и частенько на Дни рождения братья получали

«скучные» нужные вещи.

– Холодно, холодно.

– Не томи, урод!

– Ага. Значит, я – урод. Хорошо же. Больше ты от ме-

ня не услышишь ни слова. – Задрав с напускной оби-

дой нос, Майкл уставился в окно.

Это был удар ниже пояса. Конечно, можно было,

улучив момент, заглянуть в шкаф и самому. Но для это-

го Пол был слишком хорошо воспитан.

Благо, обижаться долго Майкл не умел и, выдержав

лишь минутную паузу, обернулся снова:

– Обещай, если я скажу тебе, ты позволишь мне два

раза в неделю брать ее поиграть.

– Ясно! Это клюшка!

– Сам ты клюшка.

– А что, скажешь, не клюшка?

– Скажу.

Пол задумался. В прошлый День рождения отец по-

дарил ему трубу и даже научил нескольким мелоди-

ям…

– Не труба же опять?

– Уже теплее… Ну что, обещаешь?

– Ладно. Зануда!

Майкл встал, принял величественную позу и изрек:

– Гитара!

Сперва на лице Пола появилось выражение разо-

чарования. Затем в глазах мелькнула искорка интере-

са… Но вдруг он оценил всю прелесть этого подарка.

– Гитара?! – завопил он, возбужденно вскакивая с

постели. – Как у Элвиса?! Я буду как Элвис!

Встав в эффектную позу, он, перебирая пальцами по

невидимому грифу, промяукал нечто невразумитель-

ное, но по-американски напористое, под конец поче-

му-то выкрикнув: «Хей-хоп!»

Майкл с хохотом повалился на кровать.

– Ой, не могу! Тоже мне Элвис! Ты сначала научись

ее в руках держать! Ты же ее задом наперед взял!

Пол озадаченно посмотрел на свои, сжимающие пу-

стоту, руки. Попытался поменять их местами, пошеве-

лил пальцами, затем вернул в прежнее положение.

– Я буду играть так, – неуверенно сказал он. – Я же

левша.

– Так гитару держат только полные кретины, – резю-

мировал Майкл удовлетворенно.

И тут же получил подушкой по голове.

– Банзай!!! – вскричал юный критик. И последовала

долгая кровавая братоубийственная битва на подуш-

ках.

Минут через десять, в изнеможении валяясь на полу

с блаженными улыбками на лицах, братья посмотрели

друг на друга.

– А кто такой Элвис? – неожиданно спросил Майкл.

Улыбка Пола стала мстительной.

– Только конченые кретины не знают, кто такой Эл-

вис Пресли, – сказал он, смачно проговаривая каждое

слово.

На именинном пироге красовалось тринадцать све-

чей. Торжество было сугубо семейным, и за столом си-

дело только четверо человек: Пол, Майкл и их родите-

ли – Мэри и Джим Маккартни.

– Ну-ка, сынок, дунь, да не опозорь старика, – пред-

ложил еще далеко не старый Джеймс. – Не стесняйся.

Стеснительных у нас в родне сроду не было. Расска-

зывают, твой прадед Сид как раз шел на спор голышом

через всю деревню, когда и повстречал твою прабабку

впервые. И ничего, не постеснялся сразу же сделать

ей предложение.

Пол, зардевшись от смущения, встал, набрал в лег-

кие воздуха… И вдруг обнаружил, что свечи уже поту-

шены. На глаза именинника моментально навернулись

слезы обиды. Он молча сел на место.

– Майкл, – строго посмотрела мать на младшего.

– Папа сказал, «сынок», вот я и потушил, – невинно

отозвался тот. Он сидел как раз напротив Пола.

– Ты прекрасно знаешь, чей сегодня праздник! –

лишь чуточку повысила голос Мэри.

Майкл, насупившись, промолчал.

– Ну что ты, Пол? – добродушно усмехнулся отец се-

мейства. – Не превращай каждую выходку этого чер-

тенка в трагедию.

– У меня всё всегда уводят из-под носа, – еле сдер-

живая рыдания, пробормотал Пол. – И на гитаре я

играть не смогу… – Он осекся и испуганно посмотрел

на родителей.

Те переглянулись. Откуда он знает? Подсматривал?

На него это совсем не похоже…

– Почему это не сможешь? – спросил отец с прохла-

дцей.

– Потому что левша, – опустив глаза, ответил Пол.

– Ха! – вскричал отец. – Ну-ка, Мэри, зажги свечи

еще раз! А я сейчас…

Он покинул комнату, а через минуту появился с ин-

струментом, сияющим свежим лаком.

– Получай, – протянул он гитару Полу. – Я переста-

вил струны. Как раз под тебя… Однажды отец моего

дружка Венди, папаша Мак'Коун, переставил застеж-

ку на штанах сбоку вперед. «Это как раз под меня», –

сказал он. И у Венди после этого появилось четверо

младших сестричек…

Пол с благоговением принял подарок из рук отца.

Правой рукой взял на грифе какой-то чудовищный ак-

корд и провел по струнам левой. Звук, как ни странно,

раздался довольно мелодичный.

Тем временем Мэри зажгла свечи заново.

– Ну же, Пол, – обратилась она к сыну. – Туши.

И трое самых близких его родственников хором за-

пели: «С днем рождения тебя, с днем рождения те-

бя!..»

Пол нехорошо посмотрел на конопатую рожицу на-

против. Осторожно прислонил гитару к стене, набрал в

легкие столько воздуха, что едва не лопнул и – дунул…

– С днем рожде…

Внезапно в дружном хоре стало на один голос мень-

ше. Майкл закашлялся, стер облепивший лицо крем и

исподтишка показал Полу не по возрасту увесистый ку-

лак.

… – Что это?! – испуганно спросила мужа Мэри, раз-

буженная жуткими завываниями.

– Не знаю, – признался тот. – Я всегда говорил, что

Оллертон – не самый лучший район города. Но чтобы

шакалы…

– Какие шакалы?! В детской?!

– В детской? – удивился Джим. – Я думал, за окном…

А еще это похоже на звук нашего парового пресса. Зна-

ешь, туда засыпают отходы, и он начинает…

– Ты просто помешался на своей работе, – перебила

мужа Мэри. – Надо встать и посмотреть, что там про-

исходит.

– Надо, – согласился Джим.

– Чего же ты лежишь? Иди!

– Не хочется, – поежился тот.

– Та-ак, – протянула супруга. – Выходит, вставать

придется мне. И если это все-таки шакалы, то только

я в этом доме смогу защитить от них наших бедных

мальчиков?!! – В ее голосе послышались истерические

нотки.

– Ну, если ты настаиваешь… – Джим нехотя сел, све-

сив с кровати худые ноги.

И тут в дверь их спальни постучали.

– Да?! – неестественно громко крикнул Джим.

На пороге возникла фигура Майкла.

– Папа, он орёт…

– Кто? – не понял отец.

– Пол. Он орёт.

Дверь теперь была открыта, и звуки, разбудившие

супругов, стали значительно яснее. Нестройный звон

гитарных струн и душераздирающие вопли.

– Иди и скажи ему, что если он немедленно не пре-

кратит ЭТО, с гитарой ему придется расстаться, – ска-

зала Мэри.

Майкл с воодушевлением повернулся, чтобы бе-

жать, но его остановил голос отца:

– Эй!

Майкл обернулся.

– Скажи еще, что завтра я покажу ему кое-какие ак-

корды.

Голые пятки простучали по дощатому полу, и через

несколько секунд в доме наступила долгожданная ти-

шина.

– Боже мой, – перекрестилась Мэри, – что ж это та-

кое происходит с нашим Полом? Он всегда был таким

послушным…

– Ирландская кровь, – не без гордости пояснил

Джим, вновь поудобнее пристраиваясь к теплому бо-

ку жены. – А помнишь мой «Оркестр Джима Маккарт-

ни»? Не за то ли, как лихо я играл на трубе, ты в ме-

ня и влюбилась?.. Все в нашем роду были людьми му-

зыкальными. Помнится, папаша Мак'Гиэр такое вытво-

рял на волынке, что как-то раз односельчане чуть бы-

ло не спалили его дом…

Джим проснулся и, покряхтывая, натянул носки. Со-

бираться нужно было побыстрее. Машиностроитель-

ная корпорация «Нэйперз» находилась на другом кон-

це города, а в отделе утилизации нарушителей дисци-

плины долго не задерживали.

Прошлепав в одних трусах по коридору к туалету,

он остановился в недоумении. Возле двери, энергично

переминаясь с ноги на ногу, прыгал Майкл.

– Кто там застрял? – ткнул пальцем в дверь Маккарт-

ни-старший.

Вопрос был не слишком-то умен. Мэри он оставил в

постели, и, выходит, кроме Пола в туалете быть неко-

му. Майкл не удостоил родителя ответом, лишь, стис-

нув зубы, запрыгал еще интенсивнее. Отец подхватил

его пляску, время от времени останавливаясь, чтобы

постучаться.

«Это может оказаться и дизентерией…» – обеспо-

коенно думал он.

Вскоре к ним присоединилась Мэри. В Уолтонской

больнице, где она служила патронажной сестрой, тоже

не поощряли опаздывающих.

Через десять минут Джим принялся колотить в

дверь кулаками и ногами. Майкл тихонько поскуливал

в такт.

Щелкнул засов, дверь отворилась, и на пороге воз-

ник Пол. В правой руке он держал гитару. На лице его

светилась мягкая мечтательная улыбка.

– Что ты там делал?!! – вскричал разъяренный отец

семейства.

– Я дописывал песню, – невозмутимо ответил Пол

и направился в свою комнату, напевая: «Знай, если я

встречу тебя с другим, я убью тебя, детка!..»

Ошарашенное семейство застыло. Первым пришел

в себя Майкл и, шмыгнув в туалет, задвинул засов.

Родительская пара, очнувшись, продолжила риту-

альный танец.

Выйдя, Майкл глубокомысленно изрек:

– Хорошо, что наша фамилия не Моцарты.

– Это почему? – подозрительно поинтересовался

отец, пропустив, как и положено ирландскому джентль-

мену, даму вперед, хоть и рисковал при этом чистотой

своих кальсон.

– Тогда Пол запихал бы в сортир весь симфониче-

ский оркестр.

Новый учебный год Пол начал другим человеком.

Вообще-то, средняя школа с пышным названием «Ли-

верпульский институт» Полу нравилась. Она вполне

устраивала его. Дорога в высшее учебное заведение

была отсюда прямой. А отец много раз повторял ему:

«Приличный аттестат, сынок, главное, что тебе нужно.

Или ты хочешь, как я, всю жизнь заниматься отхода-

ми?»

При всей своей любви к отцу и ко всему, что с ним

связано, заниматься отходами Пол не хотел.

К необходимости носить форму и нелепого вида эм-

блему школы он до сей поры относился философски.

«В конце концов, я – ребенок, – рассудительно гово-

рил он себе. – А это обязывает. Мир принадлежит взро-

слым, и когда-нибудь он станет моим…»

Но сегодня с ним творилось что-то непонятное. Он

не узнавал своих педагогов, а они не узнавали его.

Учительница английской словесности мисс Мэй-

филд, двадцатипятилетняя пухлая шатенка с рельеф-

ным бюстом, всегда казалась ему симпатичной женщи-

ной. К тому же ее декольте всегда было чуть глубже,

чем у других, а юбка – чуть короче.

Порой Пол даже представлял себя взрослым и пре-

успевающим, прогуливающимся с нею под руку в скве-

ре возле отеля «Адельфи», самом роскошном местеч-

ке города. Но мечты эти были робкими и совсем еще

детскими.

Однако сегодня какие-то новые флюиды витали в

сентябрьском воздухе Ливерпуля…

– Юные джентельмены, – как всегда высокопарно

обратилась мисс Мэйфилд к ученикам, – запишите…

– Она повернулась к классу спиной, приподнялась на

цыпочки и, громко диктуя по слогам, начертала мелом

на доске фразу: – «Только знание литературы Соеди-

ненного Королевства сделает нас настоящими мужчи-

нами».

Заканчивая, она слегка оступилась и соблазнитель-

но качнула бедрами.

– Ну-ну, – неожиданно для себя произнес Пол вслух.

В классе раздались смешки.

– Кто это сказал? – чуть порозовев, обернулась мисс

Мэйфилд.

– Я, мэм, – признался Пол. Он всегда был правди-

вым мальчиком.

Класс притих.

– И что же вы имели в виду, сэр?

Пол нервно вздохнул и вдруг, назло себе, отчеканил:

– Я имел в виду, что не только знание словесности

сделает нас настоящими мужчинами.

– А что же еще? – глядя ему прямо в глаза, опромет-

чиво настаивала учительница, надеясь вызвать ото-

ропь в душе зарвавшегося ученика.

– То, что есть у каждой девочки, мэм, – не отводя

взгляд ответил Пол. – Даже у вас.

На миг под потолком класса повисла звенящая ти-

шина, но тут же лопнула громовым хохотом.

– Покиньте аудиторию, мистер Маккартни! – неожи-

данно тоненьким девчоночьим голосом воскликнула

мисс Мэйфилд. – Вон!.. – И вдруг улыбнулась. Все-та-

ки, она была неплохим человеком.

Выйдя в коридор, Пол хотел было спрятаться под

лестницей возле спортивного зала – в пристанище

всех школьных хулиганов, надежно охранявшем их от

стального взгляда директора «Ливерпул инститьют».

Но передумал. Его распирала гордость. Он пытался

согнать с лица улыбку, но она сама собой появлялась

снова.

«И все-таки я еще прогуляюсь с ней возле „Адель-

фи“, – сказал он себе, усевшись на подоконник, – дай-

те только время!»

Время!

Он засвистел «Rock Around The Clock»2 Билла Хей-

ли и принялся ставить в воздухе аккорды на грифе ги-

потетической гитары.

Дрыгая ногой, он досвистел уже до третьего купле-

та, когда хрипловатый ломающийся голос заставил его

вздрогнуть и вернуться к реальности:

– Тут не ля-минор, а ля-мажор. Вот этот палец – сю-

да.

Ужасного вида парнишка – неопрятно длинноволо-

сый, одетый в розовую рубашку, канареечный жилет и

затянутый в комично узкие короткие брюки, – бесцере-

монно ухватил Пола за средний палец правой руки и,

согнув его, установил в верную позицию.

Парнишку этого, в данный момент по-видимому то-

же удаленного с урока, Пол замечал и раньше. Не за-

метить его было трудно. Хотя то, как необычно он по-

стрижен и одет, не казалось сознательным вызовом.

Для этого ему не хватало необходимого шика и блеска.

Если уж брюки короче и уже нормальных, то они долж-

ны быть новенькими, с иголочки. Если волосы много

длиннее положенного, они должны быть чистыми, ухо-

женными, завитыми на кончиках, а не висеть сосуль-

2 «Рок вокруг часов» (англ.)

ками, как пряди конского хвоста…

Было вероятнее, что странный вид этого пацана тес-

нейшим образом связан с финансовой несостоятель-

ностью его родителей… Он учился классом младше

Пола, а выглядел еще моложе. Наверное, он жил где-

то неподалеку от дома Маккартни, во всяком случае,

Пол не раз видел его на верхнем этаже автобуса № 86,

на котором добирался в школу.

Раньше Пол просто проигнорировал бы его. Но сей-

час тот задел его за самое сокровенное.

– Ты что, умеешь играть на гитаре?

– Я? – зачем-то переспросил тот. – Я-то умею. – Его

речь была медлительной, словно он с трудом преодо-

левал некий незримый барьер между собой и собесед-

ником. Он слегка прищурился и, пронзительно глянув

на Пола, вдруг спросил:

– Скажи, а твой прадед случайно не зарубил топо-

ром двух своих маленьких племянниц?

– С чего ты взял? – оторопел Пол.

– Да нет, – потупился парнишка, – это я так, к сло-

ву… – Он помолчал, а потом, как ни в чем не бывало,

продолжил: – Мы все умеем играть. У нас своя группа,

называется «Бунтари». Недавно в «Клубе Британского

Легиона» мы заработали десять фунтов…

Пол присвистнул. Это же целое состояние! Самое

дорогое, что у него есть, гитара, стоит от силы семь!

– А где вы взяли инструменты?

– Инструменты? – словно не понимая о чем речь,

уставился на него парнишка. – Какие инструменты?

– Ну, на которых вы играете.

– Играть можно на всем. На ветре, на глади воды, на

пучках перекати-поле, на струнах собственных вен…

Пол поводил перед лицом собеседника ладонью.

Тот не реагировал. Похоже, он впал в транс.

– …на ушах слона и на пуговицах ширинки. На ша-

ровой молнии и на…

– Эй! – крикнул Пол.

Парнишка вздрогнул, и туман в его глазах рассеял-

ся.

– Где вы взяли инструменты? – повторил вопрос

Пол.

– Инструменты купили, – объяснил тот, и на лице его

появилась нагловатая блуждающая улыбочка. – Мы

все подрабатываем. Я – помощником электрика в тор-

говой фирме «Бэклес». – И тут только он важно протя-

нул руку для знакомства: – Джордж Харрисон, эсквайр.

Трудно сказать, кто из них умел играть лучше. Раз-

ность между бесконечно малыми величинами стремит-

ся к нулю. Но бесспорным было то, что аккордов Джор-

дж знал больше. И это заставило Пола не отклонить

его приглашение и отправиться к нему в гости. К то-

му же Джордж, надменно глядя на нового приятеля, за-

явил:

– Научишься играть, возьму к себе в группу…

Эта фраза все и решила. Сначала, правда, Пол по-

колебался:

– А твои предки не удивятся, что мы так рано из шко-

лы?

– Мои предки ничему не удивляются, – махнул рукой

тот.

Вскоре Пол не только убедился в справедливости

сказанного, но понял и причину такого безразличия со

стороны Харрисонов-старших.

Прежде он думал, что благодаря Майклу в ЕГО доме

царит форменный бедлам. Теперь он получил более

глубокое представление об истинном значении этого

слова.

За те минуты, которые Пол потратил, чтобы расшну-

ровать ботинки и разуться, двери комнат раз пятна-

дцать открывались, затем с грохотом закрывались, и

по коридору туда-сюда сновала уйма народу. Насчитав

семь девушек и пятерых парней, Пол сбился со счета.

Когда двери отворялись, вместе с очередным персо-

нажем в коридор выплескивалась волна криков и хохо-

та. От них сотрясалась вся квартира.

Пол вопросительно глянул на Джорджа. Тот, рукой

убрав с глаз спутанную челку, пояснил:

– Родственники. Сестра, братья. Их дружки и по-

дружки…

Не успел Пол снять обувь, как из дверей одной

комнаты выплыла миловидная девушка с вытянутым

бледным лицом и блуждающей улыбкой на нем. По

улыбке Пол догадался, что это сестра Джорджа.

Подойдя к Полу быстрыми маленькими шажками,

девушка присела и подняла его ботинки. При этом она

ухитрилась не отрываясь смотреть ему прямо в глаза.

– Надо почистить, – мелодично произнесла она.

– Это Луиза, – пояснил Джордж. – Она совсем свих-

нулась на замужестве. Уже на моих друзей кидается. А

ей, между прочим, двадцать пять. – Джордж повернул-

ся к сестре: – А ему, между прочим, тринадцать!

– Он подрастет, – так же нараспев ответила Луиза,

не отрывая взгляда от Пола.

– За что я ее люблю, – заметил Джордж, – так это за

способность рассуждать логично.

Луиза порывисто развернулась и увлекла ботинки

Пола в неизвестность. А мальчики вошли в комнату

Джорджа.

Главным, что бросалось в глаза в этой комнате, был

аскетизм ее жильца. Или, возможно, вопиющая бед-

ность. Стол без тумбы, два табурета, железная кровать

с шишечками в форме желудей, самодельная книжная

полка и огромный, военных еще лет, радиоприемник на

тонких ножках. Позднее выяснилось, что радиоприем-

ник сломан и стоит тут только для интерьера. Точнее,

для того, чтобы казалось, будто бы в комнате больше

вещей.

Рядом с приемником, прислоненная к стенке, красо-

валась гитара.

О, инструмент этот был совсем не таким, как у Пола.

Гитара Пола потеряла невинность в объятиях своего

первого и единственного хозяина и обещала быть вер-

ной ему до конца своих дней. Гитара Джорджа, прежде

чем попасть к нему, познала множество разных рук. Кто

знает, может быть именно поэтому была она более по-

датлива и проста?

О ее похождениях свидетельствовала масса закле-

енных трещин, и вид от этих морщин гитара имела лу-

кавый. Опыт ее был велик и греховен. На собственной

шкуре она испытала, например, что такое рок-н-ролл.

– Ты знаешь, что такое рок-н-ролл? – спросил Джор-

дж своего гостя.

– Нет, – честно признался Пол, и не подозревая, что

как раз этим бредит уже много дней.

– Сейчас покажу.

Джордж с гитарой устроился на кровати, а Пол на та-

бурете, и урок было уже начался, как вдруг, перекры-

вая все прочие звуки, из недр квартиры раздался гро-

моподобный зов:

– Джо-о-рдж!!!

У Пола по спине пробежали мурашки.

– Кто это? – спросил он товарища.

– Отец, – спокойно пожал плечами тот.

– А кто он у тебя?

– Водитель автобуса. А раньше – служил на парохо-

де. Я думаю – гудком.

Пол прыснул, но тут же осекся, ибо дверь комнаты

распахнулась, и на ее пороге возник здоровенный гро-

мила с фамильной улыбочкой на свирепом лице. В во-

лосатой лапе он держал огромные ножницы.

– Джордж! – вблизи голос звучал так, что предпо-

ложение о морской специальности его владельца уже

не казалось шуткой. – Ты собираешься, наконец, ко-

гда-нибудь стричься?!

– Да, – спокойно отозвался Джордж. – Когда у меня

будут деньги на парикмахерскую.

– Зачем тебе парикмахеры, сынок?! – взревел де-

тина, приближаясь и клацая ножницами. – Зачем тебе

эти напудренные пигалицы, превратившие искусство в

конвейерное производство?! У тебя есть я – Харольд

Харрисон! Бывало, за один вечер я стриг целую кора-

бельную команду!

– Но ты делал это трезвым, папа.

– Резонно, – согласился тот и уселся на табурет, не

заметив, что там уже кто-то сидит. Пол отлетел в сто-

рону и приземлился возле кровати. – Резонно, – повто-

рил громила. – Да, я не трезв. Но ведь и ты – не кора-

бельная команда.

– В этом-то и беда, папа, – невозмутимо пояснил

Джордж. – Если бы сейчас ты взялся за команду, воз-

можно, кому-то ты и обрезал бы голову, но кого-то ты

действительно постриг бы… А я один. Боюсь, у меня

нет шансов оставить свою голову при себе. Мне не хо-

телось бы испортить твою карму.

– Не клевещи Джордж! Я только что постриг твоих

братьев Пита и Гарри!

– Дай-ка, – Джордж взял из рук отца ножницы и вни-

мательно их осмотрел. – Следов крови нет. Они живы?

Не прочувствовав иронии, отец посерьезнел и

утвердительно качнул головой.

– Ясно, – заключил Джордж. – Раз так, вероятность

того, что голову ты отрежешь именно мне, возросла

ровно в три раза.

– Ах так! – взревел рассерженный отец, подавшись

вперед. – Непокорный! Ходи же тогда мохнатым!

– У Иисуса Христа тоже были длинные волосы, –

спокойно заметил Джордж. – И у Будды. Хотя, у Буд-

ды, возможно, вообще волос не было. И головы, может

быть, тоже не было. И даже тела. У Будды, наверное,

один сплошной дух был… Кстати, папа, у тебя изо рта

такой дух… Ты не мог бы немного отодвинуться?

Сидя на давно не чищенном паркете, Пол с откры-

тым ртом слушал удивительный диалог отца и сына.

Они оба положительно нравились ему.

Однако последняя фраза Джорджа всерьез обозли-

ла папашу Харольда, и не известно, во что бы выли-

лось его раздражение, если бы из коридора не раздал-

ся зычный женский голос:

– Кексы! Кексики! Свежие кексики!

Харольд встрепенулся и нетвердой сомнамбуличе-

ской походкой покинул комнату.

– Кексы мама печет, пальчики оближешь, – подмиг-

нул Джордж. – Давай, поспешим, а то их сейчас рас-

хватают.

Мальчики выскочили в коридор. Посередине с под-

носом в руках стояла дородная белокожая рыжеволо-

сая женщина в переднике и чепчике. «Кексы! Кексики!»

– продолжала выкрикивать она. Народные массы, вы-

текая из комнат подкатывали к ней, а затем, смачно

чавкая, возвращались восвояси.

У порога Пол заметил свои, начищенные до неесте-

ственного сияния туфли и уже не мог отвести от них

глаз.

«Это хорошо, что ботинки на месте, – думал он как

раз в тот момент, когда Джордж запихивал ему в рот

кекс. – Надо делать отсюда ноги. Конечно, здесь чер-

товски весело. Но привыкать к этому нужно маленьки-

ми порциями». – И он даже припомнил выражение из

профессионального лексикона мамы Мэри: «Гомеопа-

тическими дозами».

В 1952 году Джон вместе с Питом Шоттоном пере-

шел из начальной школы в среднюю – «Куорри Бенк

Скул». Понадобилось совсем немного времени, чтобы

они приобрели репутацию самых классных шутов.

Друзья прятали в ранцы одноклассников будильни-

ки, заведенные на середину урока, натирали доску па-

рафином, а однажды Пит дошел до того, что, зарядив

велосипедный насос чернилами, выстрелил в спину

учителя химии.

За такое можно было и вылететь из школы, но когда

учитель обернулся, оружие уже было надежно спрята-

но. А за мелкие провинности ученики карались часом

принудительных работ после уроков.

За три года учебы в «Куорри бенк» Джон и Пит пе-

ремыли столько полов и перебросали столько листьев

с дорожек школьного двора, сколько нормальному че-

ловеку и не снилось.

Вот и сегодня у них было «рабочее настроение».

Урок истории вел новый учитель Чарльз Паткинс.

– Леннон, в каком году родился Наполеон?

Джон встал и, в надежде на подсказку, огляделся по

сторонам.

– В тысяча-а… Он родился в тысяча-а…

– Смелее, смелее, Леннон, – заложив руки за спину,

подбадривал мистер Паткинс.

– Он родился… Наполеон родился…

– То, что он родился, мистер Леннон, мы знаем и без

вас.

На первой парте, где сидят более-менее приличные

ученики, кто-то хихикнул.

– Наполеон родился в тысяча…

Лучший друг Пит не мог не прийти на помощь това-

рищу и тихонько шепнул дату.

Джон с облегчением выпалил:

– В тысяча девятьсот двенадцатом году!

Зная Джона, класс уже давно ожидал повода для

смеха и вот, наконец, надежды оправдались. Ребята

дружно заржали.

– Садитесь, Леннон, я убедился в том, что у вас нет

ни малейшего желания изучать историю.

– Есть! – с готовностью возразил Леннон. – Вот, на-

пример, я давно уже хотел спросить у вас…

– Спрашивайте, – опрометчиво разрешил мистер

Паткинс. Если бы он работал в этом классе давно, он

бы просто-напросто не позволил Джону лишний раз от-

крыть рот.

– В каком году родился Иисус Христос?

– Он родился… Перестаньте паясничать!

– Нет, правда, все всегда говорят, «от Рождества

Христова», значит, он родился под Рождество. А в ка-

ком году?

– Вы что, считаете меня идиотом?!

– Я-то не считаю… У меня вообще по математике

двойка.

– Вон! – воскликнул мистер Паткинс, указывая на

дверь.

Джон уставился в ту сторону и встревоженно спро-

сил:

– Что вас там так напугало, мистер Паткинс? Что вы

там увидели?

– Где? – недоуменно посмотрел учитель на Джона.

– Там, возле двери. Вы что-то увидели и закричали

«вон». А там ничего особенного нет.

Класс вновь разразился хохотом, а пуще всех усерд-

ствовал Пит. Он буквально скрючился под партой, а за-

тем и вовсе выпал в проход.

– И вы, мистер Шоттон, убирайтесь тоже. Вон!

Уже подойдя к двери Джон, нацепил на нос очки, вни-

мательно огляделся, после чего обернулся и с делан-

ной растерянностью сказал:

– И все-таки нет здесь ничего особенного.

Мистер Паткинс, размахивая указкой, рванулся к

двери, и Джон с Питом поспешно выскочили в коридор.

– Одному из мальчиков зайти, – глухо прозвучало

из-за двери приемной директора. Первым отправился

Джон. Миновав приемную, он остановился на пороге

кабинета.

У директора школы мистера Эрни Тейлора были

проблемы с памятью. А может быть, у него были при-

чины желать, чтобы окружающие думали именно так.

Он долго разглядывал вошедшего подростка, пре-

жде чем спросил его:

– Чем обязан?

– Вы меня вызвали… – опешил Джон.

– Ах да! Вы – Джим… Э-э-э… Джим…

– Логан, – не моргнув и глазом ляпнул тот.

– Ах, да-да, припоминаю, – засиял улыбкой мистер

Тейлор.

Но вмешался мистер Паткинс:

– Этого наглеца зовут Джон Леннон. – И на всякий

случай напомнил: – Мы собираемся его наказать.

Тейлор сделал строгое лицо:

– Прекрасно! Значит накажем. Давайте его убьем,

мистер Пыткинс.

– Паткинс, – машинально поправил учитель и уди-

вленно добавил. – Ну зачем же сразу убивать?

– Действительно, зачем убивать? – сам удивился ди-

ректор. И тут же растерянно спросил: – А что же с ним

делать?

– Может быть – розги? – предложил Паткинс, стано-

вясь значительно осторожнее.

– Ну что вы, Пупкинс, – покачал головой директор. –

Разве можно бить детей?

Учитель уже не знал, что и сказать, а директор, вы-

держав паузу, процитировал на память:

– «Не битие определяет сознание», – и добавил от

себя: – а мытие. – И конкретизировал: – Мытие полов.

А?!

Мистер Паткинс недовольно поджал губы, но пере-

чить не посмел.

– Идите, Джим, – кивнул Леннону мистер Тейлор. –

И позовите этого, другого, как его, мистер Гадкинс?

– Паткинс, – вновь поправил учитель.

– Да-да, – позовите Паткинса. Впрочем, не надо.

Пусть он отправляется мыть полы вместе с Логаном…

– Паткинс – это я, – осторожно сказал учитель. – Я

уже здесь.

– Ах, вот как? А по какому вопросу?..

Сообразив, что его присутствие тут уже не обяза-

тельно, Джон выскользнул в приемную. Здесь у него

было время принять тот вид, с которым он решил по-

казаться на глаза Питу.

Он со стоном выпал из приемной в коридор и пополз

к умывальнику.

Пит в испуге склонился над ним:

– Что они с тобой сделали, Джон?! Фашисты! Извер-

ги!

Джон, схватив друга за рукав, притянул его ближе к

себе, заглянул в глаза и… рассмеялся.

Всегда готовый к розыгрышу Пит по достоинству

оценил артистические способности друга и, упав ря-

дом, дико загоготал вместе с ним.

Скрипнула дверь. Джон вскочил на ноги и взглядом

полным раскаяния, уставился на появившегося в про-

еме разъяренного мистера Паткинса.

Учитель замер. Посмотрел на Джона. Затем перевел

взгляд на корчащегося Пита Шоттона и, позеленев от

бессильной ярости, процедил сквозь зубы:

– Итак, вы находите все это занятным, мистер хо-

хотун? Что ж, – он бросил взгляд на директорскую

дверь, – я вынужден согласиться с вами. – И он с рас-

становкой произнес: – Ха. Ха. Ха.

Чванно вскинув подбородок, он прошествовал

прочь.

Домыв полы, Джон и Пит спустились в раздевал-

ку спортзала, где проходили репетиции недавно ско-

лоченного Джоном ансамбля под названием «Куорри-

мен»3. Остальные были уже в сборе.

Эрик Гриффит бренчал на гитаре, Род Дэвис – на

банджо, Айвен Воган чинил самопальный однострун-

ный бас, а Колин Хантон стучал на барабанах (часть

которых заменяли большие коробки из-под чая).

То, что они играли, называлось «скиффл» – смесь

британского фольклора и традиционной эстрады, как

правило исполняемая на самодельных инструментах.

Но сегодня, только войдя в комнату, Джон заорал:

3 «The Quarrymen» – каменотесы (англ.)

– Все! Хватит! Больше мы не будем играть ерунду!

Будем играть рок-н-ролл.

– А это еще что за зверь такой? – с недоверием от-

несся к его заявлению Род Дэвис.

– Ты не знаешь, что такое рок-н-ролл? – уничтожаю-

ще усмехнулся Джон, и обернулся к Питу: – Слыхал?

– Да что с него взять, – презрительно поддержал Пит.

Правда он и сам впервые слышал это слово. Но резон-

но решил, что лично для него сие значения не имеет:

какая разница, скиффл или рок-н-ролл играть на сти-

ральной доске? Да хоть классические симфонии…

Джон, выдержав паузу, оповестил:

– Завтра мы выступаем на «Шоу талантов Кэролла

Льюиса», и я уже сказал организаторам, что мы играем

именно рок-н-ролл. Так что деваться некуда.

– А зачем ты так сказал? – не унимался Род. – Скиф-

фл у нас получается неплохо, он всем нравится…

– Там штук тридцать ансамблей, которых уже хоро-

шо знают, и все они будут играть скиффл. Если бы я не

сказал, что у нас новый стиль, нас бы не взяли.

Довод был убедительным, и Род сдался.

– Ладно. Расскажи тогда хотя бы, что это такое?

– Рок-н-ролл – это музыка будущего! – На этом те-

оретические познания Джона закончились. Но что-то

ведь нужно было говорить: – Представляете, лет через

двадцать про нас скажут: «Родоначальники английско-

го рок-н-ролла, группа „Куорримен“»! А?! Как вам это

нравится?!

Этого было вполне достаточно, чтобы зажечь энту-

зиазмом сердца подростков. К удовольствию Джона

инициативу перехватил Айвен:

– Да! Мы будем жить в роскошных особняках, ездить

на «Роллс-ройсах», а когда у нас будут брать интер-

вью, мы станем рассказывать, как трудно нам прихо-

дилось, ведь мы были первыми! Как мы боролись за

этот рокин… рокэн… Как его там?

– Рок-н-ролл, – подсказал Джон.

– Да! А когда мы умрем, армия наших поклонников

будет так велика, что им достаточно будет пукнуть, что-

бы засыпать наши могилы!

Все загалдели и, перебивая друг друга, принялись

описывать блистательные перспективы своего буду-

щего.

Но, как всегда, в подходящий момент Джон напра-

вил их энергию в нужное русло:

– Берите инструменты. Поехали!

– Но ведь мы не умеем играть рок-н-ролл, – осто-

рожно заметил Род.

– До завтрашнего вечера куча времени, – успокоил

Джон.

– Показывай аккорды, – потребовал Пит, доставая из

бархатного, с вышивкой, чехла свою видавшую виды

стиральную доску.

Джон наиграл на гитаре хит Чака Берри «Roll Over

Beethoven»4, а каждый тем временем пытался поды-

грать ему. И уже во второй раз они играли все вместе.

Хотя, «играли» – это, конечно, сказано с большой на-

тяжкой. Но то, что они делали, они делали с упоением.

Колин, как сумасшедший, молотил по своим бара-

банам и коробкам, Джон рвал струны, Айвен, похоже,

спутал бас с луком Робина Гуда, а Род Дэйвис упор-

но пытался на банджо сыграть какую-то мелодию. Пит,

сломав о стиральную доску ноготь, просто прыгал по

комнате и дико визжал.

Когда грохот смолк, Джон выкрикнул:

– Мы перевернем мир!

И они с удвоенной энергией начали все заново.

Посередине песни распахнулась дверь и раздался

крик одноглазого школьного сторожа Гарри Слоубера:

– Пр-р-рекратить!!!

«Музыка» стихла.

– В чем дело, мистер? – спросил Джон.

– Мар-рш по домам, бездельники!

– У нас завтра концерт. Нам разрешили.

– Ничего не знаю. Выметайтесь из школы!

Тут в Джона как будто бес вселился. Положив гита-

ру на пол, он со сжатыми кулаками двинулся прямо на

Слоубера, злобно выкрикивая:

– Ты! Если ты одноглазый, так что – циклоп, что

4 «Катись отсюда, Бетховен» (англ.)

ли?!! – занятия по античной литературе явно пошли

ему в прок.

Сторож испуганно отступил и захлопнул за собой

дверь, прямо перед носом Джона.

– Рок-н-ролл побеждает! – заявил Джон, гордо огля-

дев остальных. – Продолжим.

На следующий день, встав пораньше, Джон на авто-

бусе поехал к матери в Эдинбург. Все-таки у нее был

кое-какой опыт работы на эстраде, и она могла дать

какой-нибудь дельный совет. Несмотря на свою показ-

ную уверенность, на самом деле он очень боялся се-

годняшнего выступления.

Джон был сугубо городским подростком, и сельский

пейзаж за окном не радовал его сердце. Однообразие

полей, копошащиеся на них крестьяне и теряющиеся в

дождливом тумане преющие стога соломы только уси-

ливали его тоску и дурные предчувствия.

Джулия всегда чувствовала свою вину перед сыном,

а потому была очень ласкова с ним. Обняв Джона и

задав пару обычных вопросов, она, не прекращая бол-

тать, принялась накрывать на стол.

– Значит, вчера ты снова мыл в школе полы? Ты ста-

новишься профессионалом.

– Точно. Это, наверное, единственное, чему я там

научился.

– Ну, наверное, не единственное. Хотя, на самом де-

ле, мне в жизни понадобилось только одно: уметь за-

рабатывать деньги. А вот этому-то меня в школе как

раз и не научили. Кстати, тебе нужны карманные день-

ги?

– Спрашиваешь… А еще лучше – кошельковые или

мешковые.

Джулия улыбнулась. Она гордилась чувством юмора

сына и считала, что это у Джона от нее.

Взяв у матери мелочь, Джон сунул ее в карман курт-

ки.

– Какая у вас странная форма, – заметила Джулия,

усевшись перед блюдом с пышками и чашечкой дымя-

щегося шоколада.

– Да уж. Видишь эмблему? – похлопал Джон себя по

нагрудному карману. – Оленья башка и надпись: «Из

этого грубого металла мы выкуем добродетель». Луч-

ше бы написали: «Мы вырастим из вас рогоносцев».

Джулия прыснула, как девчонка.

– Почему все-таки ты так не любишь школу?

– Она первая начала. – Ответил Джон, запихивая в

рот булочку. – Я не умею зубрить. Зато я классно рисую

и пишу стихи, а соображаю получше отличников. Но

этого замечать никто не желает.

– У меня, Джон были точно такие же проблемы. Мо-

жет быть, дело в том, что они не знают о всех твоих

талантах?

– Ага, не знают. У меня, между прочим, свой ан-

самбль есть. Единственный в школе!

– И ты скрывал?! А помнишь, как тебе водитель ав-

тобуса подарил губную гармошку?

Сначала Джону подарил гармошку дядя. И это при-

вело Джона в такой восторг, что он играл на ней не пе-

реставая. Как-то Джулия приехала за сыном в Ливер-

пуль и забрала его к себе. По пути Джон так достал сво-

ей игрой шофера, что тот взмолился: «Мальчик! Если

ты перестанешь играть, я обещаю, завтра ты получишь

новую гармошку, намного лучше этой» и записал адрес

Джулии. Выполнить его требование было нелегко. Но

Джон сумел взять себя в руки и до конца дороги сидел,

стиснув зубы и крепко держась руками за подлокотни-

ки.

Джулия решила тогда, что водитель просто нашел

повод с ней познакомиться, а обещание свое выполнит