Трактаты. Диалоги. Притчи. 29 страница

Вселюбезный отче, друже и брате во Христе Іякове!

Радуйся, дерзай и возмагай во господе нашем!

Ни старостна леность, ни мрак, ни хлад зимный, ни неисправное перо со чернилом не могло мене удержать, чтоб не ублажить [gratulor 1, saluto поздоровляю, вітаю] graece — \368\ [по-грецьки μακαρίζω поздоровляю]) тебе в новый сей год! Радуйся в новый год! Да радуется и весь дом твой и вся елика суть твоя! Да радуется и Еустафій, и Іоанн с Наеманом! Да возвеселятся Бабаи со всеми своими отраслеми, селами! Да возрадуются и горы Ваши, и реки да восплещут руками! Да обновляется и вся тварь, обстоящая Вас! Молюся, когда же будут сія! Тогда 3, когда ублажит господь благословеніем своим Сіона. Как? Тогда, когда в человецех будет благоволеніе и посреде нас. А что ли есть благая воля? Вот что: «Дух прав обнови во утробе м[оей]». Аще кто не имеет новаго сердца, тому весь мыр есть ветха ветошь. Аще чія душа тужит, тому весь мыр плачет. Аще чіе сердце мучится і страждет, тому весь год без праздника. Аще чій дух отчаяніем оледенел, тому весь год без весны. Аще чій смысл мертвый, тому весь век без живота. О любезный мой друже Іякове! Изблюймо ветхій квас мырскій. Стяжим новое сердце. Облецимся во одежду новыя нетленныя надежды во утробу братолюбія. Тогда нам вся тварь просветится, весь мыр взыграет и возскачет. Будет нам всяк день Великдень, не зайдет солнце нам, и луна не оскудеет нам. Мы же наречемся язык свят, люди обновленія. Благое сердце, любовь, бог, правды солнце, всю тварь, весноновотворящее есть тожде.

Ваш всеискренній любитель, почитатель, брат

и нижайшій слуга Григ[орій] Сковорода 4. / 62 /

Прости, любезный, что солгал я прислать Вам «Жену Лотову». Весною хощу Вас посвтить, аще богу угодно, и привезу. Аще же, — дайте знать, — тотчас перешлю. В зимних трусостях может она потеряться, тем не даю чрез Григорія Юріевича. Не печальтесь. Она всегда у вас. Другое то, что весною во пустыне можно подумать об окончаніи ея, а зима безгодна. Я и сіе с нуждою пишу. Михайло мой доселе молчит. Нимало не дивлюся. Блаженны мы, Ізраилю, яко бог нам дал по уши покоя и времени.

Deus nobis haec otia fecit. Tum demum praetium temporis cognoscitur, cum id amissum est. [Бог нам створив спокій. Тоді, нарешті, пізнається цінність часу, коли він втрачений].

Пришли, друже, барылце пива бабайскаго, и то, аще несть трудом. Я всем доволен, слава богу!

Господину и отцу моему

іерею Іякову Правицкому

в Бабаях. \369\

[У с. Бабаї] / 71 /

Из Гусинки,

1787-го года, марта 6-го дня

Любезный во Христе отче и брате и друже Іякове!

Веселися во господе!

Пришлите мне «Симфонію: Аще не увеси самую тебе...» Переписав, паки отошлю к Вам. Посылаю к Вам «Жену Лотову». Побеседуйте во Христе с нею. Она чистая чистым, и сей кумир есть плодоносный верным божіим. На ней-то исполняется от каменя воздвигнути чада Аврааму... Она не доведена до конца. Но кто дождется конца в приснотекущем источнике? А что я сказал, обещая окончаніе, сіе касается до книжечки, начатой мною: не до «Жены». Сія книжечка учит, как ли читать подобает священное письмо? Аще един глагол божій уразумеется, тогда весь храм Соломонов есть светел. Во пример сему взял я сіе: «Поминайте жену Лотову». И толкуя сіе слово, возмутил всю с[вященнаго] писанія купель. Да уразумеют спящіи на библіи или с Паулом сказать: почивающіи на законе, яко не многочтеніе делает нас мудрыми, но многожваніе принудило сказать сіе: «Како сей весть книги не учився?» И да познают: яко един день в тысяще, и вопреки — 1000 глаголов божіих во едином глаголе сокрывается. Нынв же со женою кровоточивою много жерут для единыя дисентеріи; и несть им человека, могущаго приложить им вкус плюновенія, жванія і преломленія онаго: «Зубы его, паче млека». «Познася има в преломленіи...» Все дает вкус свой: и зввзды в сокровищах своих блеснут, аще есмы от числа оных: «Израил толчаше манну в ступах».

Во блаженное число сих людей да впишет Христос всех нас! Желаю, Ваш всеискренный брат и нижайшій слуга

Григ[орій] Сковорода 1. / 72 /

Postea scripsi. Да наречется же сія книжечка «Женою Лотовою»! Предисловіем же да будет сіе мое к тебе письмо, о возлюбленный друже! Тебе сію невесту, безневестную и чистую голубицу, в дар приводжу первому и тебе обручаю именем господа нашего Іисуса Христа.

Протчее, при переписке повелевай наблюдать ортографію. Паче же все ея листы хранить от нечистоты. Целуй любезнаго Наема̃на Петровича и всю нашу братію. Мир во днех наших! Аминь!

Господину моему

іерею Іякову Правицкому

в Бабаях. \370\

[Із с. Гусинки у с. Бабаї] 21 березня [1787 р.]

Март, 21-го

Отче, и брате, и друже!

Оттак на сем свете жив будь, весел будь, а про себе богови молись, еще ж и правду, коли когда треба сказать: хм! хм!

Молюся. Помилуй мя, господи! Подай ми в сердце братолюбіе! Да не быть ми яко яр тур, да быть ми яко овца безобронна.

Молитва и терпеніе, терпеніе да молитва, сія суть ми граница, и щит, и мощ, и надежда, и утешеніе, и покой. Мне? Ни. Не токмо мне, всем.

Не пишу более: сердце болить. Иван Максимович доскажет Вам, чего не пишу.

Ваш сын, и брат, и друг

Гр[игорій] Сковорода.

[У с. Бабаї] / 81 /

Из Гусинки, 7-го окт. 1787

Любезный отче, и друже, и брате Іякове!

Радуйся со всею нашею братією!

Всепокорно благодарю за кровь гро́здову. Мы с братом Василіем абіе разрешили и, желая Вам и всему Вашему дому с любезною Христиною здравія, потягли в собственное наше здравіе лепо-лепо. Еще ожидаю из Харкова... Чудно мне! Вы, снится мне, переписали «Михайлову борбу» и паки требуете? Обаче посылаю. Негли обрящете, чего Ваша перепись не образует. Не медлите же много. Обаче чрез неверныя руки — не! не! не!..

Mavolo apud te eam interire, quarn volutari manibus impurorum.

Nunc quiddam, non magnum quidem, sed pium parturio amico cuidam. Ideo pauca scribo. Maturamus parere, dum tempus est. Nam instat, imo pro foribus stat hiems inimica musis. Tum jam non scribere, sed manus calefacere opus erit. Porro, quidnam est id, quod in utero gesto propinquus ad partum? Scies jam.

Vale!

Tuus et servus et frater 1. \371\

Caseus nostri Michaëlis alicubi haesit. Conspicilla parum mihi apto donavi Josepho. Promittit in utraque epistola rnagnam tibiam rectam. Quando erit? nescitur mihi. О utinam, praeter omnia alia, ipse nobis reddatur! Facilis descensus Averni... О miserum hominem! Unicum septennem filium amisit. Mortuus est vide! quomodo mundus initio blanditur tandem cruciat et lacerat, ut tigris. Mundi via... [Я вважаю за краще, щоб вона загинула у Вас, ніж має ходити по руках нечестивих.

Тепер я готовий породити на світ щось, хоч і невелике, але благочестиве, призначене для якогось друга. Тому, я пишу в небагатьох словах, поспішаю явити на світ, поки є для того час. Бо близька, навіть стоїть біля дверей, ворожа музам зима. Тоді вже треба буде не писати, а гріти руки. Далі, відносно того, що я готовий створити на світ і що близьке на народження, про це ти уже знаєш.

Бувай здоров!

Твій слуга і брат.

Сир нашого Михайла десь застряв у дорозі. Окуляри для мене не підходять, я подарував їх Йосипу. Він обіцяв в обох листах велику пряму флейту. Коли буде, мені невідомо. О якби, крім всього іншого, він сам повернувся до нас. Легка дорога до Аверна... О нещасна людина! Втратив єдиного семирічного сина. Він помер у велику п’ятницю. От як світ спочатку тішить, а потім, нарешті, мучить і терзає як тигр. Мирський шлях...] мнится человеку блага быти. Последняя же ея суть — ад. О блаженны людіе, им же господь бог их! Сіи наживутся у батька. Аминь!

[У с. Бабаї] / 91 /

Из Гусинскія Скрынницкія пустыни,

1788-го года, авг. 4-го

Возлюбленный в дусе святе друже Іякове!

Дерзай во господе!

Аще уже воста от одра любезная наша Христина, радуюся всех нас ради. Аще же воскрилилася в мыр первородный, отнюду же прійде в нижній, радуюся ея ради; нас же ради возмущаюся, яко оставляет нас в сей плачевной юдо́ли.

Жизнь сія есть нам темница,

Верный же друг есть денница.

Благодарю Вам и Христине за гроздову кровь. Питейный и ядейный монумент есть живее очесныя памятки. Юлія \372\ Цесаря точію единожды во іюле поминаем, а нашего истиннаго кесаря Христа ежеденно хлеб и вино, аки зерцало нам, но и самаго духа сердечнаго его вид и сень, пожертая истиною и животом, бывает, и есть, и будет. Впротчем, вот Вам, по желанію Вашему, херувимскія песни paraphrasis [переказ]!

Тайновидным херувимам сообразны,

И животворящей тройце песнь принося,

Видимый сей весь мыр извéржим из сердца.

Да вместим невидимый и его царя,

Окружаемаго и стрегома тмами.

Копіеносных херувим и серафим.

Алилуіа, алил.! алил.!

Δορυφορέω [носити на списах] есмь копіеносным лейб-гвардером. Δορυφορου̃μενος [списоносний], сиречь окружен копіеносною гвардіею или строем. Дариносйма есть полгрека, а полславяна. / 92 /

Ангелское Ваше болтаніе читал я ангелским же сердцем. Болтает сатана со ангелами лютыми своими. Болтает и бог Іяковль со своими, яко же есть писано: «Ангел господень возмущаше воду».

Turbabai et exturbabat aquam, ut enataret ferrum illud [Каламутив і збурював воду, щоб виплило таке залізо]. «Ты еси Петр [еврейски kupha — каменная гавань и кораблям авраамское лоно], и на сем камене...» и протчая. Сатана же болтает: да потопит во изблеваемых водах оную жену со чадом авраамским. Болтает: да покрыет и смешает с водою гавань, да никто же узрит вечности, разве тленія, еже есть матер афеистов. И сіе-то есть проклинаемое у Іезекіиля сліяніе, за кое ужасно грозит вышній. Но наш бог се! Что велит ангелу своєму Іереміи? «Аще изведеши честное от негоднаго, уста моя будеши». «Мелзи-де млеко, и будет масло». Exturba aquam et remanebit butyrum [Збурюй воду і залишиться масло]. О клеветниковых же ангелах се, что глаголет: «Усырися, яко млеко, сердце их». Заболтали и сколотили со сыром тленія и со сырною водою масло оное. «Всплыве железо». Тленным своим днем и солнцем, яко же землею, загребли оный нам день и солнце. «В солнце положи сел[еніе] свое». «Благовестите день от дне: новый от ветхаго, вечный от тленнаго. Ничто же бо есть благо, точію бог; и ничто же есть свет, разве он. И самое солнце есть то тма и нощь, се сія!» «Помянух в нощи имя твое...» «Возлюбиша человецы тму» и протчая. Желал Христос выболтать воду гергесинцам, но они отпросилися. Агарино чадо есть то, что велблюд: любит мутну пить, мешает и болтает, да чистоту погубит. Сыр паче масла любит. Что убо таковым помогает доити Іяковлевскія и \373\ Іовлевскія / 101 / овцы и козы? Сіи-то мотылоядцы у Іезекіиля, возненавидев оприснок вечности, со гергесинскими вепрами ядят человечу мотылу, сболтав чистое с нечистым, но не отболтав нездравого от здравости. Мы же, о друже, чада Саррины есмы, чада премудрости божія, во утріе избивающе и изганяюще из храма все безчествующее дом божій, яко же Христос веревкою оною: «Вервь червленна — устне твои...» «Се муж, и в руце его уже землемерно». Сія вервь невредных сохранила шпіонов Навиновых во Іерихоне. Что ли есть сія вервь? «Даде мне господь язык...» «Дух животворит...» Слыши, сыне человеч, дерзай и очищай храм господень! Сіе-то есть жити в дому господни. «Едино просих от господа...» Мир тебе! Землемерити, разсудити [у Паула глаголется: дух разделенія — spiritus discretionis), извести честное от недостойнаго и возмутити воду, болтая бурею духа святого оною: «Бысть шум...»

Сія есть должность ангелов божіих, написанных не на земле, но на небесех.

В сем числе и нам быть желаю.

Аминь!

Любезный друже!

Твой друг...1

Любезному другу Наеману Петровичу нижайшій мой поклон и мир божій. Такожде отцу Василію, другу и брату во господе.

Corpore sum procul a vobis, at corde propinquus.

Cor est in nobis columba Noe.

Nil est tam mirum, quam sancti cordis abyssus.

Tunc est sanctum, cum se modo magnificat.

Omnia sunl foenum, furfur, sunt pulvis et umbra.

Omnia praetereunt. Corde perennis homo. / 102 /

Purum cor in amore manet: sed amor stat in hocce.

Ast amor hic, deus est. Ergo perennis horno.

О homines! Cur oceanum, cur astra stupetis?

Ite! redite domum! Noscite vos! Sat erit.

Amen!

DIVA COLUMBA CANIT

Omnia proveniunt alti de cordis abysso.

Omnia post mortem rursus origo capit.

Sic recipit stipulas granum. Sic occulit intus.

Quid mortem trepidas? Ecce tibi speculum 2. \374\

Sic tibi turbo dei proturbat, quiquid inane est. Angelus... turbat inane chaos. Sic ubi... hiems misera transibit aquarum,...ecce sacra arx!

Hicque columba Noe:

Inveni kepham. Satana, caro, munde valete!

Sat me jactastis. Nunc mihi sancta quies.

Amen.

NB. Arx est idem quod arca. Arca rupes supra diluvium, kepha, petra, portus est idem, quod sanctum illud principium.

[Я тілом далекий від вас, але серцем близький.

Серце в нас — щира голубка Ноя.

Ніщо так не дивне, як безодня святого серця.

Тоді святе, коли тільки возвеличує.

Все — трава і лушпиння, все — прах і тінь.

Все минає; серцем людина вічна.

Чисте серце перебуває в любові, але любов залишається в ньому ж.

Але ця любов є бог, отже — вічна людина.

О люди! Навіщо ви дивуєтесь океану, навіщо дивуєтесь зорям?

Ідіть, поверніться додому! Пізнайте себе! Цього буде досить. Амінь.

БОЖЕСТВЕННА ГОЛУБИЦЯ СПІВАЄ

Все походить з безодні глибокого серця.

Після смерті все починається знов.

Так зерно знов дає ростки, так воно ховається вглиб.

Що ж ти боїшся смерті? Ось тобі подоба.

Так само все, що пусте в твоєму житті, відносить божественний вихор. Ангел... збурює порожній хаос... Так... коли пройде важке хвилювання, то... ось священний ковчег!

І тут Ноєва голубиця:

Я знайшла скелю. Сатана, плоть, світ — прощайте!

Досить ви мене хвилювали. Тепер у мене святий спокій.

Амінь.

Arx (замок) означає те ж саме, що й агса (ковчег). Ковчег, скеля над потопом, кефа, гавань є те ж саме, що і святий цей початок.

«Иже влазяше в начале origa [початок], здрав бываше ’αρχή [початок]» 3.

Господину моему

іерею Іякову Правиц[кому]

в селе Бабаях 4. \375\

[У с. Бабаї; 31 грудня] / 111 /

Из Бурл[ука],

1788-го года, в последній день

Dilecte in domino frater Jacobe!

Pax et gaudium tibi a domino deo!

[Улюблений у господі брате Якове!

Мир і радість тобі від господа бога!]

Зимую в Бурлуке. Аще господь восхощет и не возмет... 1 его от мене, мене же от тела, помышляю посетить Вас...2 Где и когда умреть? Не боится той, о нем же Аввакум: «Праведник от веры жив будет». «Примечай-де незлобіе и виждь правоту...» А я сладчайший...3 мой останок во мне (посреде вас стоит...) давно уже вижу. А что? Аще получили Вы от мене письмо и в нем херувимску от мене paraphrasin? Не знаю. С письмом к Василію Пауловичу послал я к Вам также через его ученика из Бурлука 4. Аще не получили? Гневаюся, но крошку. Много там добраго. Сіе пишу в безпокойстве. Не ожидайте убо беседы, разве...5 притче, сухія, немазанныя. Целуйте от мене всех...6 Наума Петр[овича] и отца Василія со Еустафіем и весь клер...7

[1791 р.] / 11 /

Из Гусинки маіа 30.

Христос воскресе!

Возлюбленный друже Іакове!

Радуйся во господе!

Вас не поздравляю праздником, а поздравляю любезную нашу Христыну со чады, яко младенцев убо во Христе. Совершенныи же мудрствуют со Златоустым: «Празднику не время творец, но ведренная совесть». У Исаіи же сей истинный праздник нарицается: «Веселіє вечное над главою их». Главою человеку есть сердце его, господствующее телесным мыриком. И если сія глава не болит, яко же у Елиссеевы вдовицы сына, оживленнаго Елиссеем, — тогда исполняется на нас высокая притча оная: «Святому человеку кійждо день — праздник». И в сію-то меть улучает Исаина стрелочка сія: «Веселіе вечное», сиречь непреривное, на всяк день творящее пасхи Великдень. Се таков же есть и \376\ Сираховскій праздник: «Веселіе сердца — живот человеку». Вот истинный праздник Давидов! «Мыр мног[о]любящим зак[он] твой». Кая полза, аще на воздусе — не в сердце — вéдро и весна? В сердце же сіе: «Взволнуются нечестивыи...» А я ежеденно пою песеньку сію: «Христос — моя сила...» От смысла чистаго во господе празднующи. О смысле чистый! Коль немногим ты друг еси! О нем-то притча сія: «Чистое небо не боится молніи и грому». О боже мой! Коль мыр сіе презирает! Коль же паки оно великое! А трудно ли сіе доказать или обличить! Се пентекостіа через три дни! Се предложеніе, обещаніе! Се надежды совершеніе і венец празднику пасхи! А что ли то совершилося? Вот что: «Сердце чисто созижди, в[еликій] боже... О смысле (паки реку) чистый! О сердце! Коль не многим ты друг еси! Заключу со Соломоном: «Кто похвалится сердце имети чисто?..»

Вот коим праздником, друже мой, тебе поздравляю или реку еллински — μακαρίζω, ублажаю. Сей праздник от твоих стогн не отнялся, яко же грозит Исаія. Ты ему, а он тебе есть друг.

Сорадуйся же и мне. Ибо и аз, милостію вышняго, сего небеснаго торжества и шума празднующих сопричастником быти сподобихся. Сей мой един есть и жребій, і наследіе, и премудрость; конец, цвет и плод жизни и трудов моих упокоеніе; и вся благая мне — сердце чистое. О! Тогда бы то исполнилося на нас сіе: «Кляхся во гневе моем». «Аще внійдут в покой мой?» Сиречь, бедами и трудами поразил я их. Не доберутся ли ныне до моего праздника? Прости, любезный! От избытка сердечнаго наболтал много.

Ваш соторжественник и друг Григ. Вар. Сковорода. / 12 /

Через детей Захаржевских имею письмо от Михайла. Боже мой! Коль жаждет к нам! Да страждет (остави его) клятву гнева божія, аще како достигнет во покой нашего праздника. Любящіи бога ему єдиному согрешают на то, яко да справдится перед ними во словесех своих, и тем удобее препобедит их на свою сторону.

Получил на светлой седмице. Аще уже празднует, перешлите «Михаило-сатано-махію». Но сіе предаю воле Вашей. Любезному Наеману Бар-Петру радость и мир божій от мене со всем его гнездом и со птенцом Иліею. Такожде отцу Василію, и отцу Евстафію, і бедненькому моєму Любачину, слепенькому, и всему вашему клеру благосердное мое поклоненіе. Аминь!

Сіе пишу через Алексія Юріевича. Он при мне жаловался, ex musca elephantem faciens [роблячи з мухи слона], что не мог у вас (у друга!) выпросить безделки — несколько розовых кустов. Сіе он с великою тражедіею повествовал. Почто \377\

Сторінка автографа листа до Я. Правицького. \378\

Вы столь скупы и презорчивы? Даже в мимоезде не обещался к Вам заехать. Посетите его и мир сотворите.

Господину моему

отцу Іякову Правицкому

в селе Бабаях.

[У с. Бабаї]

1792-го года, генв. 5-го, из Гусинки 1

Возлюбленный друже и брате во Христе Іакове!

Радуйся с любезною Христиною и со чады в новый сей год!

О боже! Ей! Мне давно скучно, что с Вами не беседую. Аще в сію зиму или весну не совлеку моего телеснаго бреннаго линовища (exuvium), потщуся видети Вас и насладитися беседою во Христе, иже мя весть и аз его... Ныне же голубиными любви крилами Вас посещаю. Прости, любезный, что на твое и на твоего чада письмо не ответствовал. Сердце воистину желает, но старость и леность есть студенокровна. Пишу видь к Вам, обаче болен. Благословен бог мой! Егда немоществую, тогда силен есм с Павлом. Болезнь моя есть старость, ток кровный и огневица не столь из невоздержныя, как из несродныя пищи. Шуія часть моя угризает мя, а часть благая во боках дому моего. Сарра моя поглаждает мя... О discors concordia rerum! [О порушена згода!]

Удивися разум твой от мене. Пришли, друже, Златоустаго реч о том, что человек есть всея бібліи конец, и центр, и гавань. Он жертва, олтарь, фіміам и вся протчая...

Ныне Вас поручаю с возлюбленною Христиною и со чадами богу Авраамлю и пребываю,

любезный друже,

Вам всеусердным старчик Григ[орій] Сковорода.

Любезному во Христе отцу

его преподобію

господину Іякову Правицкому

в Бабаях. \379\

ДО РІЗНИХ ОСІБ

[До Іоіля]

[Із с. Коврай до м. Переяслав, поч. січня 1758 або 1759 р.] / 881 /

БОИТСЯ НАРОД...1

Блажен, о блажен,

Кто з самих пелен

Посвятил себе Христове,

День, ноч мислит в его слове,

Взял иго благое

И бремя легкое,

К сему обик,

К сему навик.

О жребій сей святій!

Кто сея отведал сласти,

Век в мірскы не может пасти, ни!

В наготах, в бедах не скучит,

Ни огнь, ни меч не разлучит;

Вся сладость разводит,

На сердце не всходит

Кроме тому,

Если кому

Дал знать искус драгій 2. / 882 /

Хрісте, жизнь моя,

Умерій за мя!

Должен был тебе начатки

Лет моих, даю остатки.

Сотри сердца камень,

Зажжи в нем твой пламень,

Да мертв грехом, страстям

И плотским сластям 3

Живу тебе, мой свет.

А как от грехов воскресну,

Как одену плоть небесну,

Ты в мне, я в тебе вселюся,

Сладосты той насищуся,

С тобою в безседе,

С тобою в совете,

Как дня заход, \380\

Как утра всход.

О! се златих век лет!

Τό νέον έστιν ’έτος, καί νέα, πάτερ ’άγιε, χαι̃ρε!

(’έστι νέον τό ’έτος καλώς!)

Τά ‛υγιαίνε νέα τά πρα̃ττε, φίλε!

Ταυ̃τα μέν εύχεται ‛ο Γρηγώριος, ω̃ φίλ’ ’Ιωίλ[ε]

Αιλέλλην ‛ο νέος, σός παλαιός δέ φίλος.

[Настав Новий рік, радуйся по-новому, шановний добродію!

(хай гарним буде для тебе Новий рік!)

З новим здоров’ям, друже, з новим щастям!

Про це, дорогий Іоїле, молиться Григорій,

Молодий любитель еллінів, а твій старий друг].

До Гервасія [Якубовича]

[Із с. Коврай до м. Переяслав] / 661 /

Venerandiss[imo] in Christo patri Cervasio

Greg[orius] Skoworoda S[alutem] B[onam] D[ico]!

Jam jam abiturus, jam in alas te nobis librare videris. Accipe igitur symbolum filialis in te nostri amoris ac reverentiae, carmen apobaterion. Apobaterion vocant ’από του̃ ’αποβαίνειν, quod est abire, quodque abeuntes votis bonisque omnibus prosequatur. Est quidem nostrum carmen prope rusticanum ac humi repens, utpote quod sit sermone vulgari; sed nil moror, quam sit vulgare atque ignobile, modo sincerum, candidum, simplex. Reges et tyrannos saepe inviti laudamus, sed vero amicorum longe alia est ratio. Quicquid hic dictum, non vi, non metu, sed benevolentia expressum, Iam vero ab adulatione meum quidem ingenium tam distat, quam China a Portugalia. Sed quid purgo me? num quis accusat? Quasi vero non norim aut ingenium tuum aut in me animum. Non enim quod carmen, nec quod tibi, sed quod a me, quem non odisti, ne dicam amas, sit profectum, libenter accipies. Nos quidem et hodiernum tui desiderium hac cantiuncula vel chely vel cythara cantillanda solamur, et futurum, inque majus ex abitu tuo, minuemus, dum...

Si dii forte dabunt ora videre tua. / 662 / Sin superis aliter visum fuerit, nos tamen memoriam tui honeste servabimus.

Accipe quo semper finitur epistola verbo,

Quo, tibi qui mittit, non caret ipse, vale!

1758, augusti 22, ex pago Kaurai 1. \381\

R[EVERENDISSIMO] S[ACRO] S[ANCTO] / 671 /

IN CHRISTO P[ATRI] GERVASIO CARMEN APOBATERION

Или отходная песнь 2

едеш, хочеш нас оставить?

едь же весел, целій, здравій,

Будь тебе ветры погодны,

Тихы, жаркы, ни холодны;

Щасливій твой путь

Везде отсель будь!

Путніи ищезнет страхы,

Ляжте, подорожны прахы,

Скоропослушніи коне

Да несут, как по долоне,

Щасливим следом,

Как гладенким льдом!

Облакы, пройдет вы неверны!

Не соллет дождей чрезмерных!

Вар не ожжи полуденній,

Светом луны озаренній;

Щасливо сей путь

Повсюду в ноч будь! / 672 /

Той твои управит ногы,

Кой дал землю и дорогы,

Бодро сидяще високо,

Путь твой хранящее око.

Щастит сей отход

Благословит вход!

Здравствуй, сторона щаслива!

Примеш мужа добротлива.

Брось завистливые нравы!

Верен есть познавій.

Щаслив на степень,

Конец на блажен!

Найпревелебнішому у Хрисгі отцю Гервасію

Григ[орій] Сковорода бажає доброго здоров’я!

Ти уже готовий до від’їзду. Нам здається, що ти вже линеш на крилах. Тому на ознаку нашої синівської любові й пошани до тебе прийми від нас пісню відхідну, яка називається по-грецьки апобатеріон. Апобатеріон походить від грецького слова ’αποβαίνειν, що означає відходити, від’їжджа-\382\ти. В пісні тих, що від’їжджають, проводжають побажаннями добра і різних благ. Правда, наша пісня майже зовсім селянська і проста, написана простонародною мовою, але я сміливо заявляю, що при своїй простонародності і простоті вона щира, чиста і безпосередня. Царів і тиранів ми часто всупереч нашій волі вихваляємо, але з друзями справа зовсім інша. Те, що тут сказане, викликане не силою, не страхом, але прихильністю. Від лестощів моє серце не менш далеке, ніж Китай від Португалії. Але чого я виправдовуюсь? Хіба хто мене звинувачує? Ніби я не знаю твого серця або твого ставлення до мене? Я знаю, що ти її з задоволенням приймеш не тому, що це пісня; не тому, що вона звернена до тебе, але тому, шо належить мені, якого ти не ненавидиш, щоб не сказати — любиш. Ми зараз, сумуючи за тобою, втішаємо себе цією пісенькою, співаючи її під звуки кифари або ліри. І в дальшому, коли цей сум збільшиться від розлуки з тобою, будемо пом’якшувати його тим же способом, поки...

Якщо боги дадуть можливість побачитись з тобою. Якщо ж вишнім бажане буде інше, ми, однак, вірно будемо берегти пам’ять про тебе.

Прийми слово, яким завжди закінчується лист: бувай здоров, чого не позбавлений і той, хто тобі посилає листа!

1758 р., серпня 22, з села Ковраї.

До Кирила [Ляшевецького]

[У м. Воронеж] [1761 р.] / 191 /

Γνήσιε amice, jucundissime Cyrille!

Quid? Potuistin’ credere, fore ut mihi apud te verba deessent? Desunt. Et tamen stat sententia paulisper cura Cyrillo confabulari. Tres schedulas ad te perpetuas dedimus, in quibus nil, ut ajunt, sacri erat, praeter nugas familiares, praeter meras minutias. Quid autem expectes ab eo, qui sese totum in aeternum musis consecravit, quam quae ad solius animae cultum pertineant? Magnifica, inquis, polliceris. Ita sane, mi amice, si animum et voluntatem spectes, etiamsi non semper voto respondetur. Per me licet aliis curare aurum, honores, Sardanapalorum mensas et vulgares voluptates, popularem auram sive gloriam et magnatum favorem: obtineant sibi hos, ut putant, thesauros, non invideo. Modo mihi contingant spiritales divitiae et animi panis ille et illa vestis, sine qua non conceditur introire ornatissimum illum thalamum sponsi illius; omnes meas vires, totum conatum huc confero; facessat omnis \383\ caro! Paulus clamat: τά πάντα ’εζημιώθην, καί ‛ηγνου̃μαι σκύβαλα ει̃ναι, ίνα Χρίστον κερδήσω. Idem ego vociferor: διδώκω δέ ει καί καταλάβω.

Attamen in magnis et voluisse sat est.

Sed vis clarius ostendam meum animum? Accipe: omnia relinquo et reliqui, hoc solum per omnem vitae cursum acturus, ut intelligam, quid sit mors Christi, quid significat resurrectio. Narn nemo potest surgere cum Christo, nisi prius cum eodem moriatur. Dices: nae tu tardus es, qui hactenus non capis, / 192 / quid sit resurrectio et mors domini, cum haec mulierculis, pueris, lippis et tonsoribus sunt nota. Sic sane, mi Cyrille, tardus sum et hebes cum Paulo, qui canit: Τά πάντα ’εζημιώθην του̃ γνω̃ναι αυτόν, καί τήν δύναμιν τη̃ς ’αναστάσεως αυτου̃ καί τήν κοινωνίαν τω̃ν παθημάτων αυτου̃.