Глава семнадцатая. Что это было? Эта мысль пришла в голову раньше, чем Макс открыл глаза и увидел, что около его кровати

1.

Что это было? Эта мысль пришла в голову раньше, чем Макс открыл глаза и увидел, что около его кровати, опустив голову, сидит отец. Мать стоит у окна и беззвучно шевелит губами. Молится, догадался парень. Неужели его дела так плохи?
Или он вообще умер? И это его смертное ложе. Странно, но ничего не болит. Значит, умер, испугался Макс.
Что же все-таки произошло? Ах да… Полина вышла замуж! Ну, если так, то он точно умер. Бедные родители. Вон как убиваются! Значит, сын им не так уж и безразличен был. Отец даже на работу не пошел. А у него небось встреч полно – весь ежедневник исписан. Но он все отменил. Действительно, единственный сын умирает не каждый день.
Интересно, а сколько сейчас времени? Макс удивительно легко, как, видимо, и все призраки, оторвал голову от подушки и посмотрел на окно. День на дворе.
- О, очнулся, наконец, - неожиданно услышал он довольно бодрый для столь трагического момента голос отца.
Скосил глаза. Тот, улыбаясь, смотрел прямо на него. Потом Макаров-старший нахмурился и строго спросил:
- Тебе кто машину разрешил брать? Думаешь, научился чуть-чуть руль крутить и уже Шумахер?
Парень удивился и привстал, опершись о локти. Мать у окна обернулась, подошла к кровати, тепло коснулась пальцами его щек. Макс почувствовал, что руки у нее дрожат.
- Ты нас очень с папой напугал, - тихо упрекнула мама и попросила: - Не делай так больше, хорошо?
Наконец Макс вновь обрел дар речи:
- А я что, разве не умер?
Родители недоуменно переглянулись. Отец небольно шлепнул его по лбу:
- Опять шуточки, Макс. Нашел время.
Да какие уж тут шуточки. Парень сел и робко ощупал свои руки, затем дотронулся до отца. Если бы он был призраком, то не смог бы этого сделать. Значит, Максим Макаров еще жив. Он приободрился:
- Просто я подумал: мама здесь, ты здесь, на работу сегодня не пошел. Значит, я умер.
Родители вновь переглянулись. На этот раз многозначительно, со взаимным укором. А затем мать поспешила успокоить Максима. Он, по всей видимости, родился в рубашке. Потому что, врезавшись в столб на весьма приличной скорости, умудрился отделаться тремя царапинами и шишкой на лбу. Его от удара выбросило из машины. А они с отцом, оказывается, ждали, когда Макс очнется, чтобы забрать его домой.
- А в училище когда? – с удивлением услышал парень свой голос.
Вот дожил! Уже и дня без сапог суворовских прожить не может. Или он просто по ребятам соскучился? Или Полину хочет увидеть?..
Интересно, а она в больницу приходила? Переживала? А может, спокойненько вышла себе замуж и теперь в ус не дует?
- В училище через несколько дней пойдешь, - пообещал, усмехнувшись, отец, - Я уже обо всем договорился.
Узнав, из-за чего (точнее, из-за кого) чуть не погиб его сын, Макаров-старший сгоряча пообещал, что по кирпичику разберет «этот притон разврата». И, несмотря на то что буквально все (начиная от Матвеева и заканчивая Кантемировым) уверяли господина Макарова в полной непричастности Полины Ольховской к личной драме его сына (взаимностью она мальчику не отвечала и повода думать обратное не давала), тот не верил и требовал личной встречи.
И только сейчас он немного поостыл. Попросил у генерал-майора Матвеева прощения за несдержанность. И добавил, что допускает возможность, что преподавательница действительно не виновата в том, что Макс к ней так привязался. «Мы все, Макаровы, такие, - сказал он с гордостью, - Если что в голову втемяшим, так ничем не выбьешь!»

2.

Макс ехал на заднем сиденье рядом с матерью и смотрел в окно. Оказалось, что в больнице он провалялся всего лишь чуть больше суток. В училище все за него переживают и ждут обратно. Любопытно, кто это все? Может, и майор Ротмистров тоже? Эта мысль Макса развеселила. Но еще больше его рассмешил Макаров-старший, который вдруг обернулся и спросил:
- Поедем через неделю на рыбалку?
Парень фыркнул.
- Так мы вроде один раз как бы ходили? Или вы с мамой уже всю рыбу съели? Нехорошо. Могли бы и сыну кусочек оставить.
Отец вновь сел прямо и, уже не глядя на Макса, сказал:
- Я твою иронию прекрасно понимаю. Поэтому больше ничего говорить не буду. Только ты на всякий пожарный следующую субботу оставь свободной.
- Ладно, - пообещал Макс.
Дома он провел, как и говорили родители, несколько дней. Отец, к его удивлению, приходил с работы рано и вел себя как в старые добрые времена, когда он еще не занимался политикой. Да и мама стала чаще улыбаться и реже отводить от сына виноватый взгляд.
Но Макса все равно тянуло в училище. Теперь его интересовало все, даже тот дурацкий конкурс на лучшую стенгазету. Что там их ребята сделали?
И, конечно, его беспокоила Полина. Парень вдруг испугался, что, попав в аварию, испортил ей такой важный день. Надо будет извиниться.
Одним словом, у Макса было столько причин вернуться, что он едва дождался утра того дня, когда вновь отправился в училище.
Пацаны, как и отец, сразу обозвали его «Шумахером» и «грозой столбов».
Петрович вообще удивился:
- Это, Макс, какой нужно лоб иметь, чтобы столб погнулся, а он нет?
Макс развел руками:
- Лоб у нас фирменный, макаровский. Не забывайте, что у меня отец – политик.
А когда он спросил относительно стенгазеты, ребята кивнули на Сухого и сообщили, что тот уже отдал ее на конкурс, но перед этим никому посмотреть не дал, даже близко не разрешил подходить. Я, говорит, суеверный. А вы, мол, газете одни несчастья приносите.
И только о Полине Макс спрашивать побоялся. Но уже скоро услышал настолько поразительную новость, что даже сразу не поверил.
- А Полина Сергеевна уволилась, - сообщил, сочувственно вздохнув, Печка.
- Что? – непроизвольно дотронувшись до шишки на лбу (правда, теперь она была уже гораздо меньше, чем сразу после аварии), воскликнул Макс, решив, что ослышался.
- Уволилась, уволилась, - подтвердил Степан, - Говорят, ей начальник училища в связи с исключительными обстоятельствами даже разрешил две недели не отрабатывать.
Полина хотела покинуть училище до возвращения Макса. Она так и объяснила Матвееву. Тот возражать не стал. Ситуация вышла из-под контроля, и, наверное, Ольховская приняла самое верное в данном случае решение.
Но Макс, конечно, об этом не знал. Он ни минуты не сомневался, что Полину уйти из училища вынудил муж. Недаром она сделала это едва ли не на следующий день после регистрации. Но Печка, выслушав домыслы Макса, покачал головой:
- Ты просто не в курсе. Полина ведь замуж так и не вышла, - Степа не знал, обрадуется этой новости его друг или, наоборот, еще сильнее огорчится.
Ведь одно дело, если бы она замужняя ушла, а другое – когда свободная.
Но Макаров, вновь не веря ушам своим, просиял. Да если бы он заранее знал, как оно все обернется, то специально бы в столб въехал!
Только вскоре радость его испарилась без следа. Так же, как и Полина Ольховская. Она сменила номер телефона, квартиру и уехала в неизвестном направлении.
Это немыслимо! Его не было в училище всего несколько дней, а за это время произошло столько событий! Да она специально торопилась исчезнуть до его возвращения, догадался наконец Макс.
Поначалу Макаров ходил как потерянный, а потом вроде бы успокоился. Еще не все кончено, решил он. Пройдет два с половиной года, он вырастет, закончит учебу и непременно отыщет Полину Ольховскую. К тому времени эта пресловутая разница в семь лет будет уже не так заметна.

3.

Андрей Леваков покинул училище буквально через день после выздоровления Макса.
А незадолго до этого суворовца вызвал к себе Матвеев. Генерал указал ему на стул и, до-ждавшись, пока мальчик устроится, спросил:
— Скажи, Леваков, если бы не вынужденный отъезд в связи с болезнью матери, ты не оставил бы учебу в Суворовском?
Ответ был настолько очевиден, что Андрей в первый момент даже рот от удивления приоткрыл. Но быстро справился с эмоциями и ответил:
— Никак нет, не оставил бы. — И, все-таки не сдержавшись, добавил пылко: — Ни за что на свете бы не оставил!
Генерал обрадовался. И вдруг подумал, как странно устроена жизнь. Этот мальчик, выросший в интернате, по сути, займет в Московском Суворовском училище место его внука Петьки. Леваков закончит училище и обязательно станет офицером. И человеком он вырастет хорошим. Это и сейчас видно. Значит, все правильно.
Матвеев посмотрел на Левакова и сообщил:
— Тогда, думаю, ты будешь рад, узнав, что мы отправили твои документы в Московское Суворовское училище. Со следующего понедельника ты у нас — столичных: суворовец, — пошутил генерал.
Андрей привстал, недоверчиво посмотрел на начальника училища и уже совсем не по уставу спросил:
— Нет, что, правда? Товарищ генерла-майор, вы ведь не пошутили?
Матвеев в ответ только руками развел. Мол, какие уж туг могут быть шутки!
Весть о том, что «Левакова повысили», быстро распространилась и стала темой для бесконечных шуток Андрей и сам над своей стремительной карьерой посмеивался.
— Вот так, пацаны, учитесь, — хмыкал он самодовольно. — Кстати, — спрашивал Леваков как бы невзначай, — а что вам в подарок-то из Москвы привезти?
Синицын, который уже теперь скучал по другу, серьезно сказал:
— Ты, Андрюх, главное сам приезжай.
Леваков пообещал, но оба знати, что произойдет это ой как не скоро. Когда они теперь встретятся. Может, на каникулах? Кто знает...
Накануне отъезда Левакова мальчишкам не спалось. Казалось бы, всего несколько месяцев как знакомы, а такое ощущение, словно родные братья.
- Андрюх, - спросил Синицын тихо, - а как вы в интернате прощались, когда кто-нибудь уходил?
Леваков ответил не сразу. Вспомнил и усмехнулся:
- Обещаете, что повторять не будете?
Кадеты заинтересованно приподнялись, пообещали.
- Пинки давали, - признался Андрей, - Чтобы долго интернат помнил. Но у меня, если честно, там друзей не было, - он помолчал и добавил: - Все мои друзья здесь.
Печка задумался. Неужели они вот так Левакова и отпустят? Нет, надо что-то придумать. И тут он вспомнил про зеленую бутылку, из-за которой ему пришлось облазить всю помойку. А что? Андрей у них теперь тоже своего рода выпускник. Мало ли что в московском училище его ждет? Начинал-то он здесь, с ними. Почему бы им, не дожидаясь «краба», свои желания прямо сейчас не записать, пока они все вместе?
И парень взволнованно высказал остальным свою идею. Суворовцы Печкино предложение одобрили.
- Ну так давайте прямо сейчас и напишем. А завтра бутылку в саду закопаем.
- Чтобы потом какой-нибудь новоявленный Печка ее в помойку выбросил? – не удержался Макс.
Но Степка не обиделся:
- Так мы ее хорошо закопаем.
На том и порешили. Осталось найти бутылку. Выяснилось, что ни у кого нет. По всему выходило, что придется отложить закупоривание желаний на завтра.
Но Печка сразу запереживал, что завтра суворовцы передумают, и тут, к счастью, вспомнил о своей заначке.
Отогнув край матраца, он достал из-под него прозрачную бутыль с ярко-бордовой жидкостью внутри.
Суворовцы присвистнули.
- Печка, ты что, потихоньку прикладываешься по ночам? – спросил Трофимов, с интересом рассматривая Степину нычку.
Но тот в ответ неопределенно дернул плечами:
- Да я сам толком не знаю, что это. Мать вроде бы компот передала. Я попробовал – гадость жуткая. А выбросить жалко. Вот и припрятал на всякий случай.
Петрович ласково погладил Степу по голове:
- Запасливый ты наш! И что бы мы без тебя делали?
Это точно. Что бы они без него делали? Печка невольно зарделся.
В этот момент Макса вдруг посетила одна любопытная мысль.
- Ну-ка, дай мне твой компот понюхать.
Печка передал. Макаров отвинтил крышечку, поднес бутыль к носу и, поморщившись, быстро закрыл обратно. Потом многозначительно оглянулся:
- Ну что, могу с уверенностью сказать: наш Печка точно не алкоголик. Здесь бражка. Еще странно, что она до сих пор пахнуть не начала, - и отдал Перепечко его бутылку, - Советую прямо сейчас вылить.
Степа растерянно моргнул.
- Так это мне что, мама алкогольный напиток передала? – не поверил он.
И такое у бедняги при этом лицо несчастное стало, что кадеты не выдержали и расхохотались. А Петрович попытался Печку утешить:
- Наверное, она и правда хотела тебе компот прислать. Просто бутылки перепутала.
Чтобы не терять больше времени, Печка отправился выливать бражку и мыть тару, а кадеты пока кромсали бумажки. Когда Степа вернулся, ребята сели тесным кружком и в тишине, положив листочки друг другу на спины, начали быстро писать свои желания. Затем торжественно запихнули записки в бутылку и закупорили ее.
Печка взялся быть хранителем желаний. Вновь отогнув матрац, Степан спрятал бутылку в прежний тайник, решив, что после непременно ее закопает.

4.

Выйдя за КПП Леваков сразу обернулся. В окне третьего этажа торчали коротко стриженные головы пацанов и быстро-быстро мелькали их ладони. Андрей нашел глазами Илью, поднял над головой пуговицы, которыми они с кадетами обменялись на прощанье. Синицын кивнул и помахал в ответ пуговицей Левакова.
- Андрюх, счастливо! – разнесло эхо далеко за пределы училища, - Пиши! Как сможешь, приезжай! Мы ждем!
Леваков в последний раз поднял руку, коротко махнул друзьям на прощание и, больше не оглядываясь, пошел прочь.
Но долго еще слышал за спиной крики ребят.
Уезжали они сегодня. В квартире было совсем пусто. Почти всю мебель удалось продать. Задешево, но все же.
Мать сидела около чемоданов на том единственном кресле, которое она оставила.
Леваков поцеловал маму, бросил сумку рядом с ее вещами, немного помолчал и наконец спросил:
— Никто не приходил? — Он давно хотел задать этот вопрос, но боялся.
Мать сразу поняла, кого сын имеет в виду. И расстроенно покачала головой:

— Нет: Саша не заходила.
Облизав губы, мальчик ничего не ответил. Только почему-то сразу вспомнил, как Сашка принесла с собой завтрак и они, обсуждая детали дальнейшего поиски его матери, уминали его на кухне за столом... которого теперь уже нет.
Леваков посмотрел на часы: пора. Мать до -га далась, встала хотела взять большую поли-этиленовую сумку с едой, но Андрей укоризненно на нее взглянул и взял все вещи сам. Маме позволил нести только дамскую сумочку с документами.
Вышли на лестничную площадку. Мать с грустью осмотрела пустые комнаты, отвернулась и передала сыну ключ, чтобы тот запер квартиру.
Во дворе Андрей остановился и с надеждой огляделся. Но Сашки нигде не было.
На вокзал Леваковы приехали за час до отправления. Однако их поезд уже подали, и они прямиком направились к нему. Разобравшись с вещами, Андрей оставил мать в вагоне, а сам вьяпел на платформу. И опять непроизвольно посмотрел по сторонам. Но тут же себя отругал. Не придет она. Все-таки обиделась, что он уезжает.
Андрей прошелся вперед, купил минеральной воды, вернулся к своему вагону и уже взялся за поручень, когда услышал знакомый голос:
— Лева, Лева, черт тебя побери...
Андрей вздрогнул, обернулся и увидел Сашку. Она пыталась бежать, но из-за большой сумки, которую девочка тащила в руках, получалось у нее это не очень шустро.
Леваков бросился ей навстречу и взял поклажу. Облегченно помахав руками, которые, по всей видимости, сильно затекли, Александра сверкнула глазами и наскочила на Андрея:
— Ну и чего вы так рано из дома уперлись? Или вам нравится на вокзалах торчать? Тогда конечно. — И обиженно добавила: — А я, как последняя дура, с этой тяжестью по лестницам должна бегать.
— А я думал, ты не придешь, — признался Андрей.
Сашка сперва изумилась, а потом разозлилась. Уперла руки в бока и шагнула на Левакова.
— Это почему, интересно знать, я должна была не прийти? Или, может, ты не хотел, чтобы я тебя провожала? — Она подозрительно прищурилась, и Андрей поспешно замотал головой.
Саша вроде немного успокоилась, глубоко вздохнула и кивнула на сумку, которую приволокла:
— Это вам. Там блины. Сама пекла, — похвасталась девочка. — Ну, и еще так, по мелочи.
Тяжелая мелочь, хмыкнул про себя Леваков. Он украдкой с нежностью наблюдал за Сашкой. Та взлохматила челку, посмотрела по сторонам, кивнула на состав и обреченно спросила, тщетно пытаясь выглядеть беззаботной:
— Это ваш, да?
Леваков подтвердил. В этот момент мягкий женский голос объявил, что через пять минут их поезд тронется. Не сговариваясь, ребята испуганно посмотрели друг на друга. Сашка побледнела, и нижняя губа ее подозрительно задрожала.
Девочка подошла к Андрею совсем близ -ко, задрала голову и сказала:
— Тебе уже идти надо, да? Хорошо, иди. — А потом быстро, боясь, что не успеет, заговорила: —Лева, я по тебе скучать буду. Я очень буду скучать. Можно я тебя поцелую?
И, не дожидаясь ответа, встала на цыпочки и легко дотронулась до его щеки своими мягкими, обычно влажными, но сейчас отчего-то сухими губами. И как только она это сделала, Андрей тихо прошептал:
— Саш, я только сейчас понял, что люблю тебя. И я тоже только сейчас, — расстроенно отозвалась она. — Почему так поздно?
— Ничего не поздно, — заверил ее Андрей. — Я вернусь. Обещаю.
Проводница велела отъезжающим занять свои места. Леваков наклонился, еше раз прижался к Сашкиным губам и повторил:
— Я вернусь! — И запрыгнул в вагон.
Издав тихое шипение, словно вздохнув, поезд тронулся. Леваков высунулся, бросил еще один взгляд на Сашку, которая с каждой секундой становила все меньше, меньше и наконец вовсе исчезла из виду.

5.

Спустя несколько дней после отъезда Левакова Кантемиров вошел в кабинет своей жены, уселся на кушетку и расстроенно уставился в пол. Когда Марианна Владимировна спросила его, в чем дело, прапорщик тяжело вздохнул и ответил:
— Ой, Маша, нехорошее предчувствие у меня. Как бы беда какая не случилась.
Женщина от его слов разом побледнела и спросила первое, что пришло на ум:
— Опять с кем-то подрался? Выгоняют, да?
Кантемиров удивленно посмотрел на жену:
— Что же, ты меня таким уж хулиганом не исправимым считаешь? Чуть что — сразу по
дрался! —А затем притянул Марианну Владимировну к себе и рассказал, что именно его волнует.
Оказалось, что накануне генерал-майору Матвееву пришло некое срочное письмо. Сам прапорщик не видел, но майор Василюк рассказывал, что, прочитав это письмо, Матвеев побледнел и схватился за сердце.
Но даже и не это самое странное. Кантемирова насторожило, что, когда Василюк узнал содержание того злополучного письма, он точно так же, как и Матвеев, вдруг побледнел, по-серьезнел и стал как-то очень подозрительно посматривать на прапорщика.
Марианна Владимировна удивилась:
— Все равно не понимаю, при чем здесь ты?
— А при том, — печально сообщил Кантемиров, — что мне достоверно известно одно — письмо касается меня.
Тихо охнув, женщина взволнованно прошлась по комнате. Потом с надеждой взглянула на мужа:
— А ты не пробовал поговорить с майором? Выпытать у него, что к чему?
Кантемиров понуро признался, что пробовал. Бесполезно. Они молчат и только украдкой на него посматривают. Жалеют, наверное.
— А может, все-таки это не плохие новости? А хорошие?
— Хорошие новости, Маша, — резонно заметил прапорщик, — сообщают сразу. А вот плохие скрывают до последнего.
Тут Марианна Владимировна, к сожалению, не могла не признать правоты мужа.