Т.Х.Керимов 3 страница

* * *

В публицистике понятие «социальное» иногда используется в узком смысле - для обозначения внепроизводственной сферы жизни людей. Основой такой трактовки является индустриализация общества, приводящая к противопоставлению экономической сферы всем остальным: "социальными" оказываются многие аспекты жизни людей, не включенные в производство или не представляющие для него прямой ресурсной выгоды. В такой трактовке есть и косвенное указание на действие ведомственно-отраслевой модели управления обществом: социальная сфера отделена от производственной, сдвинута в реестр второстепенных отраслей, подчинена соответствующему ведомству.

См.: "Время социальное и Пространство социальное", "Гражданское общество", "Гуманитарное и социальное", "Метафизика социальная", "Процессы социальные".

Литература: Бодрийяр Н. В тени молчаливого большинства, или конец социальности. Екатеринбург, 2000; Бхаскар Р. Общества…Н. Луман. Тавтология и парадокс в самоописании современного общества// Социо-Логос., М.;1991; Ваттимо Дж. Прозрачное общество. М., 2003; Зиммель Г. Экскурс по проблеме: как возможно общество? // Вопр. социол.,1993.№ 3; Кемеров В. Концепция радикальной социальности // Вопр. филос., 1999, №7; Парсонс Т. Система современных обществ. М.,1997; Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.,1992; Толерантность и полисубъектная социальность, Екатеринбург, 2001; Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1992;Элиас Н. Общество индивидов. М., 2001

В. Е. Кемеров

ОБЩЕСТВОЗНАНИЕ - совокупность знаний общества о самом себе. Практически любая попытка конкретизировать это определение приводит к необходимости философского обоснования О., его социально-исторической определенности, его структурности, его типизации, его мировоззренческих и методологических установок. Наиболее простой и привычный путь - сопоставление О. и естествознания. В советский период российской истории характерным было сравнение «обществоведения» и естествознания, в котором О. приписывалась прежде всего идеологическая функция, тогда как естествознание признавалось относительно свободным от идеологии. Но даже это сравнение побуждает к анализу различных форм взаимодействия и соизмерения О. и естествознания, возникающих на разных этапах истории, в несходных социальных обстоятельствах, в своеобразных культурных системах. Определение О. сопряжено с ответом на вопрос: что такое общество и как оно возможно? Следствием этого являются вопросы об особенностях общества, с которым соотносится О., о его современном состоянии, а стало быть, и о его истории и перспективах. Рассмотрение этих вопросов показывает, что сопоставление О. и естествознания является недостаточным для понимания О., поскольку О. включает в себя и вненаучные (донаучные, паранаучные) формы знания, «встроенные» непосредственно в структуры бытия людей, и само может служить средством объяснения различных аспектов естествознания, его социально-исторических и культурных форм, его «адаптаций» к условиям разных социальных систем. В настоящее время достаточно остро обсуждаются два вопроса, влияющих на определение О.: первый - о взаимоотно шениях дисциплин О., второй - о соот несении научного О. и его вненаучных форм, каковыми оказываются формы по вседневного знания, обыденного созна ния, «здравого смысла» и т, п. Первый вопрос естественным образом ограничи вает сферу О. взаимоотношениями дис циплин социально-гуманитарного по знания, второй расширяет эту сферу, связывая разные способы осознания и познания общественной жизни. Первый из отмеченных вопросов возникает из необходимости трактовать О. как некоторую совокупность взаимо действующих и обусловливающих друг друга разновидностей знания об общест ве. Когда, например, говорят о кризисе современного О. (социологии, филосо фии, экономической теории, педагогики и т. д.), тем самым уже фиксируют некое состояние О., с присущими ему специ фическими чертами, которое переросло в состояние кризисное, преобразующее прежние структуры О. Вследствие этого, так или иначе, уже определяется ситуа ция в О., сложившаяся на пороге XXI столетия, предшествующая ей ступень эволюции О. с относительно устойчивыми стандартами и ориентирами и, соответственно, ступень формирования этого устойчивого порядка описания общества. Так, от фиксации структурности О. и ее кризиса мы неизбежно переходим к выяснению эволюции определенных форм (систем, совокупностей) социально-гуманитарного знания, их связей с характерными социальными типами и периодами эволюции общества. Используя термин М. Фуко, можно говорить об особых «эпистемах», т. е. исторических формациях знания, с присущими им «внутренними» и «внешними» связями. Термин «парадигма», введенный Т. Куном для характеристики естествознания, его отдельных дисциплин, направлений и школ, для характеристики О. в точном смысле использован не был, поскольку О. не демонстрировало приверженности общим образцам. Более того, возникала тема парадоксальной системности О., его связной совокупности в отсутствии общепринятых образцов. Кризисное состояние современного О. напоминает нам о том, что его пред шествующая, относительно стабильная фаза бьиа продуктом становления науч ного О., что научное О. еще не насчиты вает и двух веков, т. к. научно оформлен- ные дисциплины О. стали определяться и взаимоопределяться только к середине XIX столетия. До XIX в. О. развивалось в основном в рамках повседневных представлений, философских и теологических описаний жизни общества, литературы и практи ческой политики. Хотя уже и в эпоху средневековья сложились определенные взгляды на различение профанного и «профессионального» знания, взгляды эти не базировались на научных основа ниях, и соответствующие разграничения опирались главным образом на традицию (в Европе - на традицию противопос тавления священного и светского). Конечно, значительное развитие О. получило в ходе построения и взаимо действия различных философских сис тем. Однако в пределах философии О. ос тавалось в значительной степени «спеку лятивным», в том смысле, что оно направлялось общими философскими представлениями о бытии и познании, проецировало эти общие представления на историю, на общество (на его отдельные подразделения), упорядочивало эмпирический материал - постоянно обогащавшийся и накапливающийся - в соответствии с логикой этих представлений. В становлении научного О. можно отметить следующие моменты. Прежде всего - зависимость формирующегося научного О. от естествознания. Само отделение «научного» от «ненаучного» в О. происходило во многом под влиянием норм и стандартов естествознания, в особенности - теоретической механики. Тезис о сведении человеческих взаимосвязей к «логике вещей», об уподоблении социальных взаимодействий вещей продолжает существовать (причем в качестве разделяемого многими методологического регулятива) до наших дней. Соответственно толкуются и ориентиры объективного и общезначимого знания, на которые «настраивается» О. В результате вопрос о специфике общественной жизни и соответствующей методологии в период становления обществознания остается в «тени». И это «теневое», сдвинутое на «периферию» его бытование оказывается «родовой травмой» О., определившей противоречивость его развития в последующее столетие. Другой важный момент, требующий специального комментария, это - связь формирования научного О. и четкого определения структур социального воспроизводства обществ индустриального типа. Развитие этих структур в производственно-экономической и правовой сферах приводит к деиндивидуализации общественной жизни, поскольку в указанных сферах начинают доминировать связи и эталоны, сопоставляющие абстрактносоциальные качества людей и соответственно «жертвующие» их индивидуальными различиями. Выявляется четкое различение формально-социальной и частно-индивидуальной жизни людей. Большие подсистемы общества: производство, право, образование, наука, политика (в значительной мере и культура в целом) - ориентированы на использование и умножение формально-социальных аспектов бытия людей. Частно-индивидуальная жизнь людей оказывается «по ту сторону» жестких социальных структур, но остается в поле О. благодаря знанию, не подчинившемуся стандартам абстрактной научности и формальной социальности, а также благодаря формам вненаучной рефлексии жизни, традиционной культуры и религиозности. Формирующееся О., вырастая из определенной социально-практической почвы, по-своему выражает и преломляет структурность этой социальной основы: предметы и методы определяющих дисциплин «следуют» за логикой воспроизводящихся социальных связей, фиксируют доминирующие типы деятельности, затем - дополняющие их, а потом «решают» проблему их разграничения и взаимосвязи. В сопоставлениях и противопоставлениях дисциплин зарождающегося научного О. находят выражение практические различения форм социальных связей и типов деятельности людей: выявление предметов и методов дисциплин социально-гуманитарного познания оказывается не столько следствием сознательной методологической работы ученых, сколько результатом воспроизводства определенной структуры социальности (определенной «логики вещей» - как любили говорить философы XIX в.). Так, экономическая наука в своем стремлении к объективности отвлекается от индивидной активности и психологической мотивированности в поведении людей, И психология, фиксирующая предмет своих особых исследований, начинает с элементов психики человека, абстрагированных от предметно-содержательных аспектов его деятельности. Социология стремится обнаружить объективные «механизмы» социальных взаимодействий и начинает рассматривать как второстепенные воздействия индивидов на социальные структуры, формы самореализации и самоутверждения людей в обществе. Психология в этой ситуации «логикой вещей» вынуждена отвлекаться от характера и содержания общественных связей и рассматривать человеческую субъективность в аспекте человеческих взаимодействий. Подобное разграничение установок происходит не только между дисциплинами, но и в рамках отдельных отраслей социально-гуманитарного познания. В историческом познании, ориентированном на общепринятые стандарты и нормы научности, во второй половине XIX в. развиваются такие дисциплины, как экономическая теория, археология, этнография, которые в значительной мере связаны с описанием условий, структур, вещной обстановки социального процесса. Вместе с тем, в исследованиях по истории политики, культуры, искусства продолжают доминировать взгляды, фиксирующие особенности деятельности людей, ситуаций, событий. Эта раздвоенность исторического познания говорит не о дополняющих друг друга изображениях истории («истории безлюдной» и «истории людей»), а о скрытом (и в принципе - непримиримом) дуализме методологии, свойственном не только истории начала XX в„ но, по сути, и всем другим дисциплинам О. «Соседствующие» дисциплины взаимодействуют по •принципу взаимоисключающего взаимодополнения, когда они исходят не из представлений о социальной эволюции или системе общества, а из предварительно расчлененной на противоположные аспекты и факторы (вещественное - духовное, объективное - субъективное, совместное - индивидуальное) жизни людей в обществе, причем рассматривают эти аспекты и факторы в качестве самостоятельно существующих предметов (как особые вещи), трактуют вопросы их «внешних» взаимодействий и, соответственно, воздвигают дисциплинарные барьеры для их совмещения («смешения»). Иначе говоря, полифоническая сложность социального процесса подпадает под стихийную логику разделения труда: по ее схемам выявляются противоположные аспекты социального воспроизводства, которые онтологизируются, превращаются в особые объекты, рассматриваемые затем в их совокупности как социальная реальность (или проще - «жизнь людей»), исходная для работы научного О. На рубеже XIX и XX вв. парадоксы развития О. становятся предметом философского анализа, поскольку в них отображаются противоречия философии и науки, познания и культуры. В. Дильтей пытается обосновать специфику О. и выдвигает, в противовес натуралистически ориентированному познанию, область «наук о духе», нацеленных на описание социально-исторических явлений и событий в их конкретности, целостности, индивидуальности, опирающихся на особые методологические процедуры («понимание» - например), которые не сводят уникальность событий или индивидов к общим законам, но фиксируют образ их специфической реализации. В. Виндельбанд и Г. Риккерт фактически обосновывают двойственность методологии как для познания в целом, так и для О. Они разделяют и противопоставляют виды познания не по предметам, а по методам: обобщающий метод формирует предмет, который мы называем «природа», а индивидуализирующий метод указывает на сферу жизни (и ее особые проявления), которую мы называем «культура» (см. «Идиографический и Номотетический методы»). Поскольку это разделение носит прежде всего методологический характер, оно касается не только различения естественных и общественных наук, но распространяется и на ситуацию «внутри» О., где могут быть выделены по преимуществу обобщающие и по преимуществу индивидуализирующие дисциплины; более того, эта методология может быть применена и в трактовке отдельной дисциплины. В пределе эта методология означает, что любая дисциплина О. может быть и обобщающей и индивидуализирующей, но одно из этих качеств достигается за счет жертвы другим. Как это ни странно на первый взгляд, но методологическая гипотеза Г. Риккерта получила много подтверждений в О. XX столетия: об истории мы уже говорили, но и в отношении социологии, психологии, антропологии можно было бы сказать примерно то же самое: легко определимы «полярно ориентированные» направления, например - бихевиоризм и гуманистическая психология, физика листская социология (Ландберг) и «со циальное действие», структурный функ ционализм и этнометодология. Методология «взаимоисключающего взаимодополнения» пронизывает практи чески все известные направления О. XX в. (и взаимоотношения между ними), но свое концентрированное выражение она находит во взаимоопределении социаль ного и гуманитарного познания. Сам термин «социально-гуманитарное позна ние» указывает на то, что О. «составле но» из двух разных видов познания, т. е. термин этот фиксирует не столько связь, сколько различия. Ситуация становления научного О. «подкрепила» эти различия, обособив, с одной стороны, социальные науки, ориентированные на изучение структур, общих связей и закономерно стей, и, с другой стороны, гуманитарное познание с его установкой на конкретно индивидуальное описание явлений и со бытий общественной жизни, человече ских взаимодействий и личностей. Во прос о соотношении социального и гуманитарного в О. был предметом по стоянных дискуссий; в ходе этих дискус сий побеждали то сторонники четкого методологического определения дисцип лин (и соответственно - размежевания), то сторонники их методологического сближения (и соответствующей предмет ной интеграции). Однако, важно отме тить, что указанное различение и проти вопоставление социальных и гуманитар ных дисциплин научного О. в основном трактовалось как ситуация «естествен ная», соответствующая общей логике разделения и связывания человеческой деятельности. Само оформление этой ситуации в недолгой и недавней истории становления научного О., как правило, во внимание не принималось. Различия социальных наук и гуманитарного познания проявлялись и в отношениях научного О. с повседневным сознанием людей. Социальные науки четко противопоставлялись повседневному сознанию как специфическая область теорий, понятий и концепций, «возвы шающихся» над непосредственным ото бражением людьми их обыденной жизни (отсюда в догматическом марксизме - идея внедрения научного мировоззрения в повседневное поведение людей). Гума нитарное познание в значительно боль шей степени считалось со схемами по вседневного человеческого опыта, опира лось на них, более того, часто оценивало научные построения через их соответст вие формам индивидуального бытия и сознания. Иными словами, если для со циальных наук люди были элементами той объективной картины, которую эти науки определяли, то для гуманитарного познания, напротив, формы научной деятельности проясняли свое значение как схемы, включенные в совместную и индивидуальную жизнь людей. Эти методологические и мировоз зренческие ориентации обнаруживались и в отношениях философии и О. Соци альные науки фактически «свели» фило софию к методологии исследований, причем к методологии, в основном тол куемой как обоснование техник и мето дик социального познания, В гуманитар ном познании роль философии про сматривалась в поисках и определениях проблемно-смыслового измерения бытия людей, определяющего характер и содер жание человеческих стремлений. Перехо дя в «регистр» гуманитарного познания, философия освобождалась от давления узко понимаемых научно-методологиче ских норм и фиксировала внимание на зависимости этих норм (шире - всей сферы социальных наук) от ^процесса жизни людей, от изменений в характере социального бытия, от проблем и пер спектив человеческой самореализации. Такой философский подход, по сути, тоже опирается на формы научного позна ния, но роль этого научного компонента и его структурность долгое время оставались неясными (в некоторых аспектах остаются таковыми до настоящего времени). Научное О. с присущим ему строем и функциями, с его интеграцией по принципу «взаимоисключающего взаимодополнения» (казавшимися «естественными») оказывается под вопросом во второй половине XX столетия, когда начинается полоса практических и теоретических кризисов. Типологическое родство этих кризисов проясняется в проблеме соотношения структур и людей. Большие структуры, «адаптирующие» к себе индивидную жизнь людей, выявляют свою ограниченность и непродуктивность по всему «фронту»: в экономике, политике, науке, образовании. Они обнаруживают свою несостоятельность в процессе перехода от экстенсивных к интенсивным формам деятельности, в переориентации общества на качественные изменения в сферах производства и экологии, преобразования системных связей социальности, технологии, информации. Так называемая «большая наука», построенная по принципам промышленного производства, оказывается неэффективной в организационном и прикладном плане; нормы и стандарты научности, которые признавались в ней как законы деятельности научного сообщества, оказываются сомнительными, подвергаются критике. Соответственно, утрачивают свои позиции большие теории в сфере О.: резко сокращается влияние догматического марксизма, подвергается жесточайшей критике структурно-функциональный анализ (Т. Парсонс), претендовавший на роль ведущей социальной теории, заметно падает рейтинг позитивистски ориентированных методологий в социологических, психологических, культуроведческих и исторических исследованиях. В конце 60-х гг. XX в. О. начинает утрачивать черты даже того формального единства, которое было связано с декларативным признанием общих норм и стандартов научной деятельности. Сохраняется еще некоторая терминологическая общность, но она лишь маскирует разностильность методологических ориентаций, реализуемых в разных науках и дисциплинах. За одними и теми же терминами - общество, личность, система, деятельность - скрываются существенно различные методологические схемы и понятийные связи. Утрата формальной общности приводит к «плюрализации» и «фрагментации» О. Обостряется вопрос о его парадигме. Однако в складывающейся ситуации размежевания и разнородности дисциплин парадигма может быть только «эклектической», «лоскутной», «мультипарадигмой», т. е. проблема парадигмы на принципиально методологической основе не решается. Тупиковое положение фактически указывает на кризис методологии и философии определения парадигмы О. Парадигма О. не выявляется через сопоставление с общими нормами и стандартами познания. Тем не менее практически необходимость в интеграции О. осознается достаточно остро. Сама практическая потребность в «связывании» дисциплин О., присущих им представлений и стилистик исследования указывает на то, что единство О. определяется не столько стандартами познания, сколько общими проблемами, стоящими перед людьми в их совместной и индивидуальной жизни, типом проблем, характерных для современного социального мира, связью проблем глобального характера и проблем индивидной самореализации людей. Намечается новая философия интеграции О., а вместе с ней и переосмысление бытийных оснований О., его истории и перспектив, его связи с практикой общества, его соотнесенности с естествознанием и широко понимаемой культурой. «Фокусирование» ориентаций О. в проблемно-смысловом «поле» бытия людей указывает и на ограниченность прежних установок дисциплинарно-отраслевого разделения О., его интегрирования по принципу «взаимоисключающей взаимозависимости». Все более очевидной становится зависимость этих установок от практики воспроизводства общества как большой структуры, в рамках и на фоне которой реализуется жизнь социальных индивидов. Явной становится и непродуктивность социально-методологических концепций, фактически отождествлявших системность общества с его машинообразной или функциональной структурностью (догматический марксизм, структурно-функциональный анализ). Поскольку в трактовке социальных систем на первый план выходит проблема их изменения и становления - и в плане формирования качества жизни отдельного общества, и в плане системного оформления связей человеческого сообщества, - постольку все более осознается, как практическая и познавательная задача, необходимость представить зависимость структурности общества от самореализации человеческих индивидов. Т. о., понимание взаимосвязанной индивидной жизни людей оказывается «ядром» трактовки воспроизводящейся и меняющейся социальности. Прежде всего практические стимулы предопределяют выход за рамки стереотипов, противопоставлявших совместное и индивидуальное, социальное и личностное, экономику и психологию, структуры и людей. Реализация этой перспективы означает переосмысление характера интеграции О. и, вместе с тем, - логических и методологических стереотипов, задававших определенный стиль исследования и трактовки жизни людей в обществе. Формы новой стилистики О. в значительной мере связаны с конкретизацией его роли в структурах воспроизводства и развития совместной и индивидуальной жизни людей. (См. «Общество», «Классическое, неклассическое, постклассическое».) В. Е. Кемеров