ДВИЖЕНИЕ 12 страница

ВНЕНАУЧНОЕ ЗНАНИЕ - знание, не вписывающееся в жесткие каноны научной рациональности, а также представляющее собой способ освоения действительности, отличный от науки. Постановка проблемы В. з. в истории философии связана с развитием позитивизма и сциентизма, с идеей демаркации науки и ненауки. Согласно сциентистам, знание может быть только научным, только в науке формируется подлинное знание. Как позитивизм, так и сциентизм не учитывают тот факт, что многообразие знаний обусловлено многообразием практик, что в культуре помимо науки существуют различные другие феномены, в рамках которых рождается специфическое знание. Большое количество информации о мире поступает не из науки, а из других видов знания. Появление самой науки было возможно на основании того опыта, который был накоплен в донаучных видах знания. В трактовке В. з. можно выделить несколько моментов. Во-первых, В. з. является обыденным знанием, возникающим в процессе повседневной практической деятельности людей, оно выражается естественным языком, гармонично встраивается в природную среду. Во-вторых, В. з. - это знание, добываемое в оккультно-мистической практике (магия, теософия, алхимия, астрология и т, д.), которое, как правило, носит эзотерический характер. В-третьих, внутри науки существует маргинальный пласт знаний, который до поры до времени игнорируется сообществом ученых. С развитием науки некоторое количество этого невостребованного знания актуализируется, что приводит к расширению границ науки, к открытию новых проблем и перспектив. Происходит трансформация знания: оно из вненаучного превращается в научное. В. М. Селезнев

ВОЗМОЖНОСТЬ и ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ - философские категории, выражающие своим соотношением процессы развития, взаимопереходы скрытого и видимого, потенциального и кинетического, сущности и явления, внутреннего и внешнего. (1) В повседневном смысле В. обычно противопоставляют невозможное, а Д. - недействительное. Согласно В. И. Далю, В. - а) исполнимость, сбыточность, разрешимость; б) отсутствие помех или запретов; в) мощь, сила, власть, могущество, достаток, средства, богатство. Д. - а) все то, что есть, невымышленно, истинно, свершено; б) живое, жизненное, находящееся в движении плотью или духом; в) проявляющее силу, производящее своей силой, действующее. Этимологическое значение слова “действительность”, вероятно, восходит к лат. deus (бог), сопряжено с творением, со светом сущности; русское слово “день” (эквивалент англ. day) также имеет смысловое отношение к понятию “света божьего”. Слову “возможность” в греч. языке соответствует “динамическое” (т. е. силовое, потенциальное, некие источники, запасы), а слову “действительность” - “энергетическое” (т. е. действующее, движущее). В философском плане категории В. и Д. получили наибольшее развитие в трудах Аристотеля и Гегеля. (2) В философии Аристотеля В. и Д. в первую очередь берутся как категории языка. В формально-логическом аспекте Аристотель подразделяет все человеческие суждения на суждения В., суждения Д. и суждения необходимости. Например, суждение “А, возможно, станет Б” относится к суждениям В,, а суждения “А есть Б” и “А не есть Б” - к суждениям Д. (см.: Аристотель. Первая аналитика 12 // Аристотель, Аналитики, М., 1952). В “Метафизике” категории В. и Д. обсуждаются в онтологическом плане, с их помощью Аристотель по-своему решает проблему, происходит ли нечто из ничего или из чего-то. Он подразделяет бытие на потенциальное и актуальное и трактует становление некоторой вещи как переход от В. к Д. (семя - человек в потенции, глыба мрамора - будущее изваяние Гермеса и т. д.). Существующее происходит не из ничего, а из чего-то другого, существующего через изменение последнего. Само изменение - это переход от того, что существует в В., к тому, что существует в Д. Например, возможная белизна изменяется в действительную белизну. Т. о., не следует определять В. как то, чего еще нет, в противоположность Д. как чему-то уже имеющемуся; следует говорить о В. и Д. как двух видах объективного существования, Нечто бывает либо В., либо Д., однако не пребывает в этих состояниях одновременно. “Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же в одном и том же смысле...” (Аристотель. Метафизика. М.Л., 1934, с. 63). Более конкретное различение “существования в возможности” и “существования в действительности” Стагирит проводит в теории материи и формы. Материя сама по себе есть только В. формы. Благодаря присоединению к ней формы она превращается в конкретную вещь, в нечто целое, индивидуальное и Д.; именно форма делает материю Д. Если вещь изменяют, то в итоге вещь получает больше формы, чем имела прежде. Та вещь, которая имеет больше формы, более Д. Аристотель также увязывает В. со способностью, а Д,-с деятельностью и целеполаганием; целью является Д., и ради именно этой цели принимается способность. В., или “динамическое”, есть нечто “в себе”, задаток, а также материя, которая может принимать все формы, не будучи сама формирующим началом. Д„ или “энергетическое”, есть осуществляющаяся форма. Энергия - чистая деятельность из самой себя; деятельность - процесс самоопределения, реализующая себя всеобщая цель. Аристотель различает три вида субстанции: 1) чувственно ощутимую и конечную - у нее есть некая материя, от которой деятельная форма еще не отличена; 2) более высокий вид субстанции, в котором два полюса - полюс пассивной материи как В. и полюс активной цели, осуществляемой умом (мыслью) через деятельность (тут деятельность существенно первична); 3) высший вид субстанции - для себя сущая, неподвижная, все приводящая в движение, не обладающая никакой материей, чистая деятельность (Бог). Бог понимается как неподвижный деятель, существующий до всякой В. по существу, а не во времени. Сущность Бога проста - это чистая деятельность, энергией которой совершается переход от В. к Д. в форме видимого в природе и выполняется конечная цель непрерывно и моментально творить все космические потенции и улучшать вселенную. Видов актуализации существует столько же, сколько есть видов движения, энергии. По существу и логически Д. предшествует В.; активная форма придает пассивным В. способность превратиться в Д.; в этом смысле развитие есть смена одной Д. другой. (3) В философии Гегеля усиливается диалектическая взаимосвязь В. и Д. “Действительность есть ставшее непосредственным единство сущности и существования, или внутреннего и внешнего” (Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., 1975, с. 312). В Д. содержится уже снятая В. “Возможность есть то, что существенно для действительности, но существенно таким образом, что есть вместе с тем только возможность” (там же, с. 315). Что действительно, то возможно. Принадлежа виртуальной сфере сущности (снятому бытию), В. содержит в себе прошлую Д., является неопределенным вместилищем всего вообще. Однако как форма существенности В. недостаточна потому, что безгранично многообразна и неопределенна: возможно все, что не противоречит себе. Свой недостаток В. стремится восполнить через превращение одной из множества В. в Д. “То, что действительно, может действовать, свою действительность нечто выказывает через то, что оно производит” (Гегель. Наука логики. В 3 т. Т. 2. М., 1971, с. 193). Д. конкретнее, чем В., сущность или явления сами по себе; В. - абстрактный момент Д. Переход В. в Д. есть развитие абстрактного до уровня конкретного. В основании процессов взаимоперехода В. и Д. находится энергия субстанции. Бытие субстанции - в самом ее действии. “Переводя возможное в действительность с ее содержанием, субстанция обнаруживает себя как созидательную мощь, а возвращая действительное в возможность, она обнаруживает себя как разрушительную мощь” (там же, с. 206). Гегель описывает разные виды В. и Д.: формальную и реальную В., формальную и реальную Д., обсуждает взаимосвязи категорий В. и Д. с категориями необходимости и случайности. Формальная В. - “неопределенное вместилище всего вообще. В смысле этой формальной возможности возможно все, что не противоречит себе” (там же, с. 188 - 189). В отличие от нее реальная В. уже не может быть чем-то иным, но только одним, “...реальная возможность составляет все условия в целом... рассеянную действительность...” (там же, с. 194). Когда все условия сути дела полностью налицо, то она вступает в Д.: “Реальная возможность... уже сама есть необходимость” (там же, с. 196). Формальная Д. - это существование вообще (ибо все возможное имеет некоторое бытие), связанное со случайностью. “Случайное - это нечто действительное, определенное в то же время лишь как возможное, иное которого или противоположность которого также есть” (там же, с. 191). “Реальная действительность, как таковая, - это прежде всего вещь со многими свойствами, существующий мир” (там же, с. 193). Ныне подразделение В. на формальные (абстрактные) и реальные (конкретные) общепринято. (4) Отрицдние объективного характера В. было характерно для материализма XVII - XVIII вв. Например, Т. Гоббс понимал под В. то, необходимую причину чего нельзя разглядеть, а под Д. - просто объективную реальность. Для Канта В. и Д. были априорными категориями модальности, причем он различал логическую, реальную и практическую В. Сегодня В. количественно измеряют через вероятность по шкале от 0 до 1. Вероятность - мера необходимого в возможном (В. И. Корюкин, М. Н. Руткевич), степень близости В. к Д. Д. В. Пивоваров

ВОЗМОЖНЫЙ МИР (ВОЗМОЖНЫЕ МИРЫ) - широкое распространение данного понятия связано с проблемами квантификации модальных контекстов в системах модальной и интенсиональной логики, в которых оно полагается в качестве интуитивного (формально не определяемого и не конкретизируемого) основания логико-семантических моделей интерпретации. Под влиянием логической семантики понятие В. м. стало использоваться и для семантического анализа языка в лингвистике. Г. В. Лейбниц употреблял понятие “В. м.” в логикометафизическом и теологическом значении, главным образом в целях теодицеи, т. е. для объяснения совершенства и необходимости существующего мира как творения Бога. Он ставил существование действительного мира (универсума) в зависимость от воли и могущества Бога, а его необходимость определял интеллектом Бога, учитывающим все возможные способы “наполнения универсума вещами и событиями”, т.е. все В. м. Действительно существующий мир рассматривался тем самым как единственный и “наилучший из возможных”. Понятие “метафизической необходимости”, в отличие от понятия “моральной необходимости”, не связано у Лейбница с идеей существования, но только с идеей логической непротиворечивости. Это позволило последующим исследователям интерпретировать его взгляды т. о. и утверждать, что необходимость есть истинность во всех В. м. (несмотря на неоднозначную трактовку “истинности” у самого Лейбница). На философию Лейбница опирается и идея “прослеживания” (или отождествления) индивида “сквозь возможные миры”. У самого Лейбница проблема тождества сводится к проблеме именования одной и той же вещи различными именами. И наконец, монадология Лейбница может рассматриваться как метафизический вариант релятивизации В, м. к субъекту. В случае всего универсума, В. м. релятивизируются (в модусе необходимости) к трансцендентальному субъекту, к интеллекту Бога. Ч. С. Пирс в работе “Спекулятивная грамматика” осуществил анализ ряда логико-грамматических проблем, имеющих отношение к семиотике В. м. (у него чаще употребляются термины “воображаемый мир”, “фиктивный мир” и др.). Пирс утверждает, что “никаким описанием нельзя отличить реальный мир от воображаемого мира”, что их различение возможно только посредством указания с помощью индексальных знаков (или “индексов”). Он утверждает, что в грамматиках существующих языков такие индексы отсутствуют, но их функции обычно реализуются соответствующими интонацией и мимикой, “индексами реального мира”, которые показывают, “что говорящий говорит серьезно”. Логика Пирса - интенсиональная, выходящая за рамки эмпирической референции к “действительному миру”. Так, определяя истинность предложения, он пишет: “Предложение не перестает быть истинным из-за того, что оно не имеет смысла. Предложение ложно тогда, и только тогда, когда нечто, что оно или утверждает явным образом, или имплицирует, ложно; а всякое предложение, не, являющееся ложным, истинно, согласно принципу исключенного третьего”. Это позволяет распространить логический анализ на миры художественных произведений, на предметы воображения и мифа. Л. Витгенштейн, в отличие от Пирса, считал, что осмысленно говорить можно только в перспективе эмпирической референции, что границы мира соответствуют границам языка при его “правильном” (с т. зр. логической семантики) употреблении. О “нелогичных” мирах следует молчать, так как невозможно говорить осмысленно, “ясно”: “Изобразить в языке нечто “противоречащее логике” так же невозможно, как нельзя в геометрии посредством ее координат изобразить фигуру, противоречащую законам пространства, или дать координаты несуществующей точки”. Семиотическим основанием изоморфизма языка миру выступает “образная” теория предложения, разработанная в “Логикофилософском трактате”. Утверждаемый в данной работе номинализм (только отдельные, никак не связанные предложения есть “образы” мира) определил понимание В. м. во всей последующей логической семантике. Под В. м. стали понимать “возможные положения дел (вещей)” (позже - “возможное развитие событий” и др.). Витгенштейн понимает предложение как пропозициональную функцию “возможного положения вещей” или “фактов”, как “отображение” (в теоретико-множественном смысле) действительного мира. Семантическая интерпретация превращает его в пропозициональный знак: “Предложение есть пропозициональный знак в своем проективном отношении к миру...; пропозициональный знак есть факт...; только факты могут выражать смысл; класс имен этого делать не может”. Р. Карнап различает язык как формальную знаковую систему и язык как интерпретированную знаковую систему, Для логического анализа он употребляет понятия “интенсионал” и “экстенсионал”, полагая что “логические модальности должны применяться к интенсионалам, а не к экстенсионалам”. Понятию В. м. соответствует понятие “описания состояния”, означающее, что каждому предложению из универсума рассуждения должно быть поставлено в соответствие или оно само, или его отрицание. Это позволяет интерпретировать оператор “необходимо” как истинность предложения, к которому он относится, во всех В, м. Семантика В. м. в собственном смысле слова разрабатывается в работах С. Крипке, Я. Хинтикки, Р. Монтетю, Д. Скотта и др. В ней принято вместо истинности во всех В. м. (как у Карнапа) рассматривать условие истинности лишь в отношении миров, “достижимых” из него. С. Крипке считает понятие В. м. синонимичным понятию “контрфактическая ситуация” (задающее его контрфактическое предложение имеет в естественном языке форму “если бы..., то бы...”). Из модальной логики понятие В. м. перешло в лингвистику и стало использоваться для построения семантических моделей естественного языка. Р. Монтегю связывает лексическую семантику с формальными моделями своей модальноинтенсиональной логики (“грамматики”) т- о., что каждой базовой лексической единице приписывается определенный интенсионал. Интенсионал рассматривается в качестве функции, выбирающей экстенсионал лексической единицы в каждом В. м. Монтегю учитывает не только семантическую интерпретацию, но и контекст употребления, т. е. впервые создает формальную прагматику. Д. Льюиз использует ряд идей Монтегю и др. логиков для построения “общей семантики” в качестве модели описания естественного языка. Он также уделяет внимание пратматике: “Координата возможного мира также может рассматриваться как свойство контекста, поскольку различные акты высказывания предложения могут быть локализованы в различных возможных мирах”. Он использует и идеи Пирса об индексах: “При таком подходе к пресуппозиции предложения, способные утрачивать значение истинности, будут считаться обладающими интенсионалами, но не будут считаться определенными при некоторых индексах”. Понятие В. м. используется в теории речевых актов для построения иллокутивной логики (Д. Серль, Д. Вандеркевен), в методе анализа языка посредством “семантических примитивов” у А. Вежбицкой, во многих приложениях теоретико-игровой семантики Я. Хинтикки. Д. В. Анкии

Война - организованная вооруженная борьба социальных групп. Феномен В. известен с древнейших времен, но социальное осмысление В. начинается только в XVIII веке, когда В. становится массовой, а традиционные обоснования ее причин - неудовлетворительными.

Необходимость ввести В. в XVI-XVII веках обосновывалась религиозными соображениями, но в эпоху Великой французской революции цели В. изменяются, причем изменение понимания причин В. совпадает с расширением числа ее солдат. В. Французской республики, а затем империи Наполеона I велись во имя защиты светского, революционного и национально однородного государства, а затем - ради возможно более широкого распространения порядков, установленных в таком государстве. В этих В. зародились массовые народные армии, что привело к развитию наук о В., тогда как изменение целей В. сделало ее предметом философского и научного анализа.

Крупнейшим теоретиком В., воспитанным Великой французской революцией, стал К. фон Клаузевиц, автор знаменитой книги «О войне» (1832-37), посвященной анализу действий военных гениев путем выделения факторов военного успеха. Рассматривая разнообразные возникающие на В. ситуации, Клаузевиц учит читателя образовывать теоретически обоснованные военные суждения. С его точки зрения, В. - рационально организованный инструмент национальной политики, «продолжение политики иными средствами». Вместе с тем, он никогда не отрицал значение психологического фактора на войне, равно как и фактора случайности. Клаузевиц превратил стратегию в подлинную науку, избавив ее от излишней жесткости и механистичности, и приблизился к созданию теории тотальной В.

Философское осмысление В. происходит на основании теории государства как органического целого. Уже «замкнутое торговое государство» И.Г. Фихте авторитарно, самодостаточно и негативно относится к проявлениям внутреннего индивидуализма. Г.В.Ф. Гегель, рассматривая государство как божественную идею в земном воплощении, как «действительность этической идеи» и воплощение конкретной свободы, постулировал свободу государства действовать в своих интересах, не взирая на интересы индивидов или других государств. Воплощающее Абсолют, а потому рациональное по определению, государство вправе проводить любую политику, в первую очередь, политику В., позволяющую государству распространять свое понимание свободы на соседние государства.

В середине XIX века в связи со становлением социалистического движения появляются теории, определяющие суть В. в классовых, а не в национально-государственных терминах. К. Маркс превратил заимствованное у французских историков и утопических социалистов понятие классовой борьбы в центральный факт мировой истории. По мнению Маркса, зачастую скрытая причина В. - классовая борьба, вооруженная борьба передового класса - справедливая, открыто декларирующая прогрессивные цели В., наконец, В. - возможный исток социальной революции. Связав В. с классовой борьбой, марксизм расширил представления о том, кто может вести В.: отныне В. понималась не только как борьба государств, но и как вооруженный конфликт организованных социальных групп, политических партий и т.п. Порожденная марксизмом и иными социалистическими движениями революционная практика в конечном итоге привела к тому, что В. может объявляться небольшими группами профессиональных революционеров.

Характерная для традиционного пацифизма практика непротивления злу насилием, практика безусловного воздержания от В. и насилия, в XIX веке была вновь теоретически и художественно обоснована Л.Н. Толстым, в первую очередь, в романе «Война и мир» (1865-69), представившим В. бессмысленным беспорядком, нарушающим естественное течение частной жизни обыкновенных людей. Современный вариант пацифизма представлен знаменитой книгой Н. Энджела «Великая иллюзия» (1910), доказывающей, что в современном мире победа в В. не приводит ни к каким экономическим преимуществам. Но все, чего смогли добиться пацифисты, - создание основ военного права в ходе серии переговоров и конференций, начатой подписанием Женевской конвенции 1864 года и завершенной Гаагской конференцией 1907 года. Принятые в ходе этих встреч международные соглашения определяли порядок обращения с жертвами В., ограничивали практику употребления некоторых видов оружия и т.д. В. как средство разрешения международных конфликтов не была запрещена: все обоснования ненужности В. уравновешивались обоснованиями ее неизбежности.

Время колониальных захватов делало В. приключением, желательной, если не обязательной, частью воспитания. Воспетый Р. Киплингом, Г.Р. Хаггардом, Л. Буссенаром, К. Маем и др. опыт колониальных В. и приключений теоретически осмысляется в рамках геополитической концепции «жизненного пространства» Р. Кьелена, полагавшего, что организму государства для жизни необходимо пространство, и В. за «жизненное пространство» неизбежна. Л. Гумплович развивает представления о происхождении государств из конфликта между нациями и расами. Оправдывая неограниченную конкуренцию в обществе, социальный дарвинизм оправдывает и В. как проявление естественного отбора, выживания наиболее приспособленных, «борьбы за жизнь». В полемике с подобными интерпретациями учения Ч. Дарвина Ф. Ницше формулирует концепцию В. как проявления воли-к-власти. В. необходима для того, чтобы вместо наиболее приспособленных выживали лучшие, ее задача - воспроизводство элиты. Я.К. Буркхардт пишет о том, что расцвет культуры и искусства в эпоху Возрождения связан с появлением особого типа человека, усматривающего цель истории в самом себе; лучшим воплощением этого типа были кондотьеры того времени. Подобным же образом, Ницше связывает расцвет культуры с В., и индивидуальный опыт В. XX века рождает целый ряд выдающихся писателей и деятелей культуры: Т.Э. Лоуренс, Э. Юнгер, Б. Сандрар, Л.-Ф. Селин, А. Мальро, А. де Сент-Экзюпери, М. Даян, Н.М. Бахтин и т.д. Ницше высказывает и идею о ценности враждебных отношений, о самоопределения через вражду; и эта идея развивается К. Шмиттом в теорию политики как отношений врага и друга. Как в теории, так и на практике, народы были готовы к В.

Первая мировая В. стала первой тотальной В., т.е. таким вооруженным конфликтом, в ходе которого в качестве врага выступает не армия, но все государство в целом. На фоне В. XIX века, преследовавших рациональные интересы государств и наций, первая мировая В. казалась бесцельной, что и породило феномен «потерянного поколения», странным образом соединившего пацифизм с осознанием ценности «фронтового братства». Для людей XX века сама мирная жизнь стала продолжением В. иными средствами: в той или иной мере В. перестает быть феноменом «Большой политики» и входит в сферу личной жизни.

Но опыт первой мировой В. преломился и в философских обоснованиях В., созданных в рядах тоталитарных движений XX века. Опираясь на теорию классовой борьбы Маркса, марксистские теоретики от В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого до Мао Цзедуна и А. Нери разрабатывают теории революционной В., использующей классовую солидарность и классовые конфликты в интересах воюющих государств и организаций. Опираясь на односторонне истолкованные теории геополитики и «философии жизни», фашисты и национал-социалисты связывают В. с задачей оздоровления нации. Тем самым В. и вооруженные конфликты XX века, характеризующиеся, в отличие от В. предыдущего столетия, тотальным характером и наднациональными (расовыми и классовыми) идеологиями, находят свое теоретико-философское оправдание.

Мирные конференции XIX века, не сумевшие предотвратить первую мировую В., сменились в XX веке постоянно действующими организациями (Лигой Наций, затем - ООН), стремящимися к мирному разрешению конфликтов. Но мечта пацифистов все времен, установление всеобщего мира, по-прежнему далека от осуществления, а В. остается неизменным способом решения болезненных вопросов современности.

С.А. Никитин

“ВОЛНЫ” - метафора социальной теории, характеризующая динамический аспект социальных процессов. Русский экономист Н. Д. Кондратьев, изучая динамику экономики Запада нового времени, употреблял данный термин в следующих значениях. Т. н. “большие волны” (длинные или большие циклы экономической конъюнктуры) - временные периоды (55 - 60 лет), в течение которых происходят регулярные колебания системы экономики от одного уровня равновесия к другому. Кондратьев отнес их, наряду с сезонными и циклическими колебаниями (продолжительностью 7 - 11 лет) - средними циклами, или средними волнами, к регулярным колебаниям экономической системы. Согласно Кондратьеву, большие “В,” характеризуют обратимые процессы социально-экономической системы. Ряд оппонентов Кондратьева, признавших наличие больших “В.”, полагали, однако, что, в отличие от средних “В.”, они вызваны не эндогенными, а экзогенными факторами экономики (изменениями техники, войнами и революциями, вовлечением новых территорий в круговорот мирового хозяйства, колебаниями в добыче золота и т. п.). Кондратьев же считал их в конечном счете обусловленными экономической динамикой (так, добыча золота определяется спросом на него, изобретение становится инновационным фактором производства лишь при благоприятной экономической ситуации). Объяснение феномена больших “В.” он видел в различных сроках эксплуатации и воспроизводства экономических благ. Если материальной основой средних “В.” является износ, смена и расширение средств производства в виде машин, то материальной основой больших “В.” будет расширение и смена основных капитальных благ, связанных с глобальным изменением и перегруппировкой производительных сил общества. Собственно же термин “волна” означает у Кондратьева период большого цикла. Повышательная “В.” большого цикла, во время которой наблюдается рост экономических показателей, длится около 25 лет. Ее начало характеризуется крупными изменениями в хозяйственной жизни общества. Данный период, как правило, наполнен крупными социальными потрясениями. Понижательная “В.” большого цикла (около 25 лет) отмечена длительной экономической депрессией, особенно в аграрной сфере; открытые социальные конфликты гораздо более редки. “В.” большого цикла оказывают существенное влияние на выпадающие на них средние циклы. Так, в период повышательной “В.” для средних циклов характерна интенсивность подъемов и краткость депрессий, в период понижательной “В.” - наоборот. Американский футуролог и исследователь О. Тоффлер использует данный термин как обозначение определенных

периодов человеческой истории. Каждая из волн характеризуется специфическим соотношением и ролью таких факторов, как техника, культура, образ жизни и социальное устройство. Тоффлер выделяет следующие “В.” различной длительности, наступление которых сопровождается глобальными цивилизационными сдвигами: аграрную (начало около 10 тыс. лет назад), индустриальную (XIX - первая половина XX в.) и постиндустриальную (условно с 1955 г.). Природу каждой из “В.” можно условно определить, исходя из взаимодействия таких социальных факторов, как техника, власть, богатство и знание. Для аграрной “В.” основным техническим фактором является ручной труд, делающий невозможным скольконибудь значительное и быстрое увеличение общественного продукта. Власть осуществлялась преимущественно в форме насилия, богатство являлось производным от власти, знание основывалось на традиции. Индустриальная (вторая) “В.” ставит в центр богатство в его символическом (денежном) выражении. Источник богатства - уже не простое перераспределение, а экономический рост, основанный на массовом промышленном производстве. Знание в его рациональной форме является одним из основных производственных факторов, власть же производна от богатства. Третья “В.” (постиндустриальное общество), базирующаяся на господстве наукоемких и информационных технологий, делает знание в его различных формах непосредственным источником богатства и власти. М. С. Белоковыльский

ВОЛЮНТАРИЗМ (лат. voluntas воля) - направление философской мысли, преувеличивающее значимость волевых начал в деятельности людей, предполагающее возможность строить и перестраивать общественные процессы в соответствии с наиболее привлекательными проектами, моделями, идеологиями. В. обычно не учитывает конкретную сложность социальной ситуации, характеризует ее в общем виде, не придает значения углубленному научному исследованию, пользуется результатами теоретического анализа как приложением к своим идеологическим построениям. В трактовке деятельности человека В. является преувеличением идейно-психологического ее аспекта и, соответственно, недооценкой роли аспектов предметносодержательных. В плане историко-философском В. связан с переходом от духовно-теоретических трактовок субъекта к его пониманию как существа практического, действующего и добивающегося поставленных целей. В. противостоит направлениям философии, преувеличивающим значение необходимости, законов, структур и систем в жизни людей (см., например, “Фатализм”). Он указывает на неустранимость проблемы свободы (“свободной воли”) из философии и повседневного поведения людей. В современных социально-гуманитарных дисциплинах и методологии обшествознания В. иногда трактуется в более узком смысле - как теория или концепция человеческой деятельности (социального действия и взаимодействия), определяющая формы воздействия людей на условия и обстоятельства их жизни, на формирование и преобразование структур общественного процесса. Тогда В. можно рассматривать как одну из попыток включить деятельность человеческих индивидов в социальные онтологии. В. Е. Кемеров