ДВИЖЕНИЕ 11 страница

ВЕЩИ - тела, предметы, средства действий, на основе которых человек строит свои практические и познавательные отношения с миром, В традициях обыденного и теоретического мышления действует не всегда явно формулируемое правило: начинать с простых В. В логике, например, распространенным является положение о том, что В. - некие простые элементы, понятие о которых логически не разлагается, т. е. принимается

как некая очевидность (Г. Фреге). В настоящее время такое стереотипное понимание В. представляется ограниченным. Современная философия обнаруживает, что в основе этого стереотипа - сведение бытия В. во времени и пространстве к рамкам непосредственного восприятия их телесности, формам их наблюдаемых взаимодействий. Собственно, как только экономическая наука установила факт, согласно которому В. человеческого обихода оценивается не только и не столько по ее природным качествам, сколько по качествам воплощенной в ней человеческой деятельности, возник вопрос о выявлении, описании, объяснении этих качеств, причем как качеств не случайных, не второстепенных, но определяющих бытие В, в человеческом процессе. Социальные и сверхчувственные качества В, были первоначально представлены в формах абстрактных и деиндивидуализированных. Одномерное представление о социальных качествах В. не может быть достаточной характеристикой бытия В., тем более людей. Однако на первых порах оно явилось предпосылкой для формирования социальных наук, составлявших представление о логике социального бытия по логике движения В.: логика В. стала логикой объяснения человеческих действий и отношений. Дальнейшее развитие познания показало: сфера действия логики В, ограничена круговоротом стандартных орудий, средств, продуктов обеспечения человеческой жизни, сводимых к простым функциям, операциям, взаимодействиям. В стандартном формовании В, не раскрывается ни потенциал человеческих способностей, участвующих в этом формовании, ни многомерность свойств природного материала, использованного в создании В. В предметном развитии людей, преодолевающем стандартные, машинизированные схемы, В. обнаруживают связанность своих социальных и физических измерений. Этим они подтверждают свою “способность” транслировать человеческий опыт во времени и пространстве, перемещать человеческие силы по разным фазам социального процесса, сопрягать их, синтезировать, свертывать и развертывать в различные социальные формы. В предметном саморазвитии человека, контактирующем с особой логикой В., проясняется понимание того, что человек не является “мерой всех вещей”, что именно понимание человеком границ собственной деятельности оставляет ему возможность плодотворных взаимодействий с миром. Проблема многокачественности В. осознается в достаточной степени тогда, когда социальные В. или предметы начинают обнаруживать свою связь не только с абстрактными социальными стандартами, не только с необходимыми человеческими потребностями, но и с динамикой различных человеческих сил, творческих способностей, особых личностных предпочтений и индивидуализированных вкусов. Причем движение всех этих сил, способностей, интересов и желаний и задает то, что можно назвать социальной природой В. Сведение В. к какой-то одной, экономической (стоимость), технической (операция) или коммуникативной (знак) функции оказывается их огрублением, “упрощением”, схематизацией, удобной для решения какой-то частной практической или исследовательской задачи, но препятствующей контакту людей с многомерностью В., разнообразными социальными формами, в них запечатленными. Поэтому и возникают попытки дополнить узкосоциальный или узкоэкономический подход к В. концепциями дизайна, архитектуры, культурологии и семиотики. Проблема осмысления социальной многомерности В. остается открытой, но ее постановка с достаточной ясностью указывает на ограниченность представления о “простых вещах” и на то, что природные В. также не укладываются в систему представлений, основанную на принципе простоты. По-видимому, уже созрел вопрос о связи рассмотрения В. с трактовкой бытия человека. Во всяком случае ясно: трактовка “простых вещей” каким-то образом связана с дискретностью индивидного бытия людей, присущих им отдельных функций, операций, восприятий и т. д. В этой связи и определилась соразмерность человеческого индивида и отдельной социальной или природной В. В этом соотношении оказываются осмысленными противопоставления “внешних” (данных человеку) и “внутренних” (скрытых от человека) свойств В. Эта соразмерность нарушается, когда В. начинают рассматриваться в системах и процессах человеческой деятельности; они редуцируются к схематизированным функциям и циклам. Однако необходимость использовать ресурсы и скрытые качества социальности и прежде всего резервы самих человеческих индивидов создает предпосылки для преодоления упрощенных и одномерных представлений о В. Поскольку процессы и системы описываются все более конкретно, постольку выясняется, что одни и те же В. “внутри” разных процессов и систем существуют и действуют различным образом. Кусок угля на склоне горы, в руке художника, в печи - это одна и та же и, вместе с тем, три разные В. Кирпич крепостной стены, арки собора, садовой дорожки - это один и тот же элемент, обнаруживающий тем не менее существенно отличающиеся друг от друга связи, функции и формы существования. Дискретность, отдельность, определенность В, оказывается устойчивой относительно наших восприятий, “закрепляется” как внешняя характеристика В., но внешняя прежде всего в размерности человеческого действия, представления, отображения, внешняя к форме человеческого самообнаружения. Эти же свойства В. “внутри” природных или социальных процессов оказываются закреплениями, кристаллизациями процессуальной динамики, присущих ей энергий и качеств. Необходимость конкретного освоения и изучения сложных систем и процессов указывает на то, что рассуждения о простых В. в общем виде оказываются все менее надежными. Возникает проблема понимания В. через динамику их становления, функционирования и трансформации, через расшифровку полифонического движения, в котором В. “синтезировались” и оформлялись, расслаивались и раскалывались, становясь материалом для других кристаллизаций. Традиционный способ освоения, видения и понимания В., конечно, сохраняет свое обиходное и культурное значение. Для него остается характерной оппозиция “внешнее - внутреннее”. Но в плане методологическом - поскольку необходимо считаться с динамикой становления и функционирования В. - эта оппозиция утрачивает прежнее значение и может рассматриваться как предварительная стадия конкретного человеческого действия или акта понимания. В. Е. Кемеров

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ - понятие для обозначения воздействия вещей друг на друга, для отображения взаимосвязей между различными объектами, для характеристики форм человеческого со-бытия, человеческой деятельности и познания. В понятии В. фиксируются прямые и “обратные” воздействия вещей друг на друга, обмены веществом, энергией, и информацией между различными объектами, между организмами и средой, формы кооперации людей в различных ситуациях сотрудничества. В. охватывает прямые и опосредованные отношения между объектами и системами. Примерами прямых В. оперирует классическая механика, когда рассматривает соударения и отталкивания, передающие движение от одного тела к другому. В области общественной примером В. может быть непосредственное общение между человеческими индивидами, Зачастую В. отождествляют именно с непосредственным В, Такое отождествление, как правило, чревато переносом механических схем движения на описание различных сфер действительности (органических или социальных), не поддающихся подобной схематизации. В социальном анализе подобные же упрощения могут возникать при попытках трактовать общественные процессы по схемам непосредственного В. между людьми. Механицизм в объяснении природы и психологизм в описании социальной эволюции во многом провоцируются именно подменой развернутой трактовки конкретных систем В. упрощенными представлениями о прямых и непосредственных В. Понятие В. является в познавательном смысле исходным для определения понятий движения, изменения, становления, развития, процесса. Вместе с тем конкретизация понятия В. осуществляется через эти понятия. В. обретает определенность как передача движения от одних объектов к другим, как изменение качеств вступивших в реакцию химических веществ, как трансляция сообщений в человеческих контактах или как синтез различных человеческих сил, порождающий новые знания, вещи, организационные структуры. В социальных процессах В. оказывается точкой замыкания и размыкания социальных связей. Иначе говоря, В. т. о. оказывается не исходным, а повторяющимся моментом, поддерживающим устойчивость социальных форм. Учитывая именно этот план рассмотрения В., можно говорить уже не об отдельном В,, а об их рядах, последовательностях, системах, обеспечивающих непрерывность сложных процессов не только в пространстве, но и во времени. Отдельное В. тогда выступает лишь зафиксированным пунктом многомерных взаимосвязей между объектами или человеческими деятельностями, своего рода “стол-кадром”, представляющим нашему наблюдению взаимосвязь вещей или человеческих действий, В простейшем анализе В. предположена взаимосвязь двух объектов или двух субъектов. Так, многие социологические учебники начинают рассмотрение социальных В. с В. двух или более индивидов; т. е. имеется в виду, что там, где взаимодействует более двух, В. строится все равно по простой схеме субъектсубъектной взаимосвязи. Однако при более внимательном анализе выявляется, что “чистое” В. двух - это идеализация, оставляющая за рамками “скрытых” посредников: нормы, стереотипы, ориентации, выходящие “за границы” непосредственного контакта. В сфере анализа природных объектов и систем также приходится при характеристике В. учитывать разного рода временные, ансамблевые, популяционные зависимости, не фиксируемые в рамках непосредственных взаимодействий. Человек, т. о., оказывается втянут в цепочки и серии В. Проблемой его опыта становится уже не фиксация отдельных В,, а контакт с системами В. Собственно, это и отличает современную “неклассическую” ситуацию познания от классической, образованной “вокруг” отдельного В. вещей, предполагающей отдельного субъекта с отдельным актом фиксации В. Но чем заметнее это отличие, тем яснее, что определение познавательной ситуации схемой отдельного В. было своего рода идеализацией, акцентированной на привычных и устойчивых формах человеческого опыта. Простота опыта человеческих В. оказалась предзаданной, обусловленной, потребовавшей дополняющих обычный опыт объяснений. Непосредственные В. выявляют отдельные свойства объектов, но далеко не всегда могут характеризовать их особенности, определенность присущих им форм движения. Конкретизация представлений о типах движения, об особых совокупностях взаимосвязанных объектов, об их качествах достигается человеком за счет создания средств измерения, понятий о мерах, знаний о категориях явлений и способах их сопоставления. Этот опыт закрепляется в познании, которое принято называть научным. Однако именно благодаря последнему выясняется, что и обыденный опыт человека насыщен схемами, позволяющими ему включать в восприятие и осмысление непосредственных В. обобщающие и ориентирующие формы. В плане собственно философском понятие В. оказывается одним из самых важных в выяснении отношений между феноменологией и метафизикой. Ключевым является вопрос о соотношении данности человеку ситуации его бытия и необходимости для человека выходить за пределы этой данности, учитывать эту необходимость в характеристиках своего бытия. В. являются исходными пунктами разного рода познавательных ситуаций постольку, поскольку они обнаруживают сдвиги и изменения в состояниях и движениях предметов, в позициях, действиях и восприятиях человека. В., “открывая” свойства включенных в него объектов, вместе с тем косвенным образом определяет ситуацию познания, фиксирует познавательные способности субъекта, его “помещенность” в ситуацию, его причастность В., а стало быть, и его собственные свойства. В. содержит в себе познавательный парадокс. С одной стороны, оно проявляется благодаря “вписанности” познающего человека в ситуацию, с другой стороны - оно указывает на факторы, силы и причины, выходящие за рамки познавательной ситуации, не зависящие от субъекта, обусловливающие несовпадение В. и его обнаружения человеком. Данность В. ставит человека перед необходимостью считаться с их объективными свойствами, не зависящими от его познавательной установки и его воздействия на логику вещей. Эта парадоксальность В. связана с тем, что человек существует не в отдельных актах со-бытия с людьми и вещами, а в последовательностях, рядах, переплетениях таких актов. Ему постоянно приходится переходить от отдельных В. к их сцеплениям и цепочкам, а следовательно, и менять свои познавательные позиции, средства и инструменты. Фактически ему необходимо делать это для того, чтобы за непосредственными В. видеть В. опосредованные, чтобы осваивать или создавать средства, включающие его в системы взаимосвязей более широких, чем те, что ему непосредственно даны. В. Е. Кемеров

ВИДИМОСТЬ - философская категория, введенная Гегелем для обозначения просвечивания (нем. Schein) абсолютного через относительное, бесконечного через конечное, сущности через явление, “иного” через “свое” и т. п. Гегель мыслил в В. отблеск (показывание, выявление) одного бытия в другом, “отсвечивание своего иного”. В “Науке логики” эта категория сближается с понятием взаимоотражения противоположностей (“рефлексией”) и становится одним из аналогов “отражения”. Согласно Гегелю, развертывание аб солютной идеи начинается через разли чение в абсолютном относительного и высвечивание первого во втором; сама абсолютная форма заставляет абсолют быть видимым внутри себя (см.: Гегель. Наука логики, в 3 т. Т. 2. М., 1971, с. 177). “Видимость - это не ничто, а рефлексия, соотношение с абсолютным; иначе говоря, она есть видимость (Schein), поскольку в ней отсвечивает (scheint) абсолютное” (там же, с. 175). Ге гель противопоставляет В. невидимому, слепому бытию, например, слепой слу чайности, в которой не видна необходи мость. Для него В. всегда есть некоторая связь между минимум двумя нечто, бла годаря которой одно представлено в дру гом; “видимость есть опосредование, ко торое само есть самостоятельная устой чивость” (там же, с. 164). Копия (как отсвет оригинала) логи чески вторична и менее мощна, нежели оригинал; в иерархии видов бытия в лю бой паре высшего и низшего бытия пер вое, по Гегелю, оказывается отсвечивае мым (видимым) во втором (отсвечиваю щем). “Субстанция как мощь обретает видимость, иначе говоря, обладает акци дентальностью... и это обретение види мости определено как видимость...” (Там же, с. 208.) В. достигается через отрица ние субстанцией себя и самоопределение в форме сущности. “Сущность - первое отрицание бытия, которое вследствие этого стало видимостью”', бытие и сущ ность находятся в таком единстве, “при котором каждое имеет видимость в дру гом” (там же. Т. 3. М.. 1972, с. 35). “Бытие в своем переходе в сущность стало видимостью или положенностью...” (с. 35.) В свою очередь, в сфере сущности происходит раздвоение на субъект и объект, самостоятельное и положенное - сущность внутри себя порождает некие формы как формы В. самой себя. “Рефлексия как абсолютная рефлексия - это сущность, имеющая видимость в самой себе, и предполагает себе только види мость, положенность... Рефлексия есть видимость сущности внутри самой себя” (там же. Т. 2, с. 22, 29). В ней иное вы ступает лишь как В., как непосредствен ное исчезание. В., по Гегелю, объективна и проти воположна субъективной кажимости. Он поддержал идею И. Канта об объектив ности В, и не согласился с Парменидом в том, что В. противоположна бытию. У В. есть отрицательный и положительный моменты, и оба этих момента имеют сво ей основой бытие, но не небытие. “Не посредственность небытия есть как раз то, чту составляет видимость; но это не бытие есть не что иное, как отрицатель ность сущности в ней самой... Оба эти момента - ничтожность, но как удержи вание, и бытие, но как момент, иначе го воря, сущая в себе отрицательность и рефлектированная непосредственность, составляющие моменты видимости, - суть тем самым моменты самой сущно сти” (там же. Т. 2, с. 16). Сущность оп ределена внутри себя, поэтому она отли чается от своего абсолютного единства и обладает В.; определенность бытия - причина В. Поскольку В. - отблеск оригинала в отражающем, и в отблеске нет непосред ственно самого оригинала, то “види мость есть отрицательное, обладающее бытием, но в чем-то Ином, в своем отри цании; она несамостоятельность, снятая в самой себе и ничтожная... Сущность, напротив, содержит внутри себя види мость как бесконечное внутреннее дви жение, которое определяет ее непосредст венность как отрицательность, а ее отри цательность - как непосредственность, и, таким образом, есть видимость себя внут ри самой себя. В этом своем самодвиже нии сущность есть рефлексия” (там же. Т. 2, с. 17, 18). В то же время В. несводи ма к “отрицательности”, “ничтожности”, “снятости” - в ней есть остаток бытия оригинала. В. - это определенность, сквозь которую просвечивает другая оп ределенность, оригинал. Гегель признает, что В, имеет еще независимую от сущно сти непосредственную сторону и есть во обще некоторое иное сущности (там же, с. 14). Растворение ограниченного и ко нечного в абсолютном он именует положительной В, (там же, с. 178).

Гегель выделяет две основные формы В.: абстрактную В. и реальную В. “Сущность сначала имеет видимость внутри самой себя, в своем простом тождестве; как таковая, она абстрактная рефлексия, чистое движение ничто через ничто обратно к самому себе. Когда сущность являет себя, она уже реальная видимость, так как моменты видимости обладают существованием... Видимость - это то же самое опосредствование, но ее лишенные опоры моменты имеют в явлении вид непосредственной самостоятельности... Явление есть поэтому единство видимости и существования” (там же, с. 135). Когда определения формы обретают стихию устойчивости, их В. совершенствуется, переходя в явление, и такую самостоятельность существующего Гегель именует “существенной видимостью” (с. Ill, 136). Гегелевская категория В. была воспринята, но огрублена и искажена марксистами. В справочных изданиях советского периода В. чаще всего отождествляли с противоположной ей (согласно Гегелю) “субъективной кажимостью” либо с “неадекватным выражением сущности ее односторонними проявлениями”. Но В. несводима ни к кажимости, ни к извращенному отражению, хотя некоторые ее частные формы могут быть охарактеризованы как “кажимость” или “одностороннее проявление сущности”. Д. В. Пивоваров

ВИРТУАЛЬНОЕ, ВИРТУАЛ, ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ (ср. лат. virtualis - возможное, англ. virtuality - присущее, потенциальность) - а) снятое, но пока не проявленное; то, что положено в сверхчувственную сущность и способно реализоваться; б) нематериальная разновидность бытия объективных сущностей или субъективных образов, противоположная материальному бытию дискретных вещей и явлений в пространстве и времени. В. неметрично, не имеет определенной локализации в вещах и событиях, вневременно, бесплотно и вездесуще; как таковое оно по смыслу близко понятиям “неопределенный дух”, “ян”, “идеальное”. Виртуальное, взятое как определенная возможность, понимается более конкретно: в нем можно выделить и порой даже количественно оценить его информационную (целевую) и энергетическую (силовую) стороны. В процессе реализации возможности к этим сторонам присоединяется третья, материально-субстратная грань В. Для удобства и краткости эти разные стороны В. предложено (Д. В. Пивоваровым, 1990) именовать, соответственно, терминами “виртуал”, “потенциал”, “актуал”. Виртуал - это “возможность” как момент сущности, абстрагируемая в мышлении человека в значениях “проект-информация” и “целевая причина актуала”. Под “виртуалом”, во-первых, можно понимать невещественный ген, оригинал, проект, прообраз будущего актуала; тогда “актуал” - экстериоризация, опредмечивание, материальное воспроизведение виртуала с той или иной степенью полноты и точности. Во-вторых, “виртуалом” можно называть распредмеченный, снятый, интериоризованный актуал, уже существовавший как фрагмент объективной действительности, тогда “актуал” - первичное, а “виртуал” - образ, информирующий нас об оригинале. “Потенциал” характеризует меру сущностной силы “возможности” проявить себя в материале, открыться вовне или соотнести себя с актуалом и тем самым провериться на истинность. Чем мощнее высвобождающийся (например, силой воли человека) потенциал, тем больше вероятность воплощения виртуала в творимый им актуал или проверки его во внешней предметно-чувственной деятельности. Актуал - осуществившийся в мире явлений виртуал либо прообраз будущего виргуала; так или иначе, актуал есть единство сущности и явления, ставшее возможным благодаря превращению потенциальной энергии в кинетическую и накоплению кинетического “про запас”. Итак, виртуал есть информационное “одно” (единица, момент, определенность) в континууме виртуального бытия, обладающее собственным потенциалом и соотносимое с отвечающим ему актуалом. В обиход входит термин “виртуальная реальность”, двусмысленный по своему содержанию. Если под “реальностью” понимать чувственно-яапенный мир, мир материальных форм, плотную вещественность (а именно в этом смысле чаще всего ныне понимают “realis”, вещественное, реализованное), то этот термин - бессмыслица, т. к. виртуальное, по определению, сверхчувственно, “нереально”. Если же “реальность” толковать в этимологическом, средневековом смысле, как “степень близости нечто к естине. Полноте Бытия, безусловному средоточию всего существующего”, то термин “виртуальная реальность” вполне законен. Более того, в этом, втором, смысле, когда более реально “бытие-в-сущности” и менее реально феноменальное существование, данный термин будет подразумевать близость к подлинному бытию, к бытию умопостигаемому, идеальному. Но есть еще один смысл “виртуальной реальности”, который, вероятно, и имели в виду создатели одноименной американской телевизионной киноленты: это искусственная реализация в знаково-графической форме той или иной мыслимой возможности (абстрактной или конкретной), которая по каким-либо причинам не осуществилась или не осуществится естественным путем, самостоятельно. В основании знакового моделирования “виртуальной реальности” художником, литератором, ученым или политиком лежит посылка “Что могло бы произойти или произойдет, если задать такие-то условия?”. В этом третьем смысле - смысле “искусственно реализуемая возможность” - обсуждаемый термин вполне содержателен, непротиворечив и пригоден как для философского, так и для повседневного употребления. Гегель применяет термин “виртуальное” в описании снятого (идеального, существенного) бытия и рассматривает его как антипод “реальному”. Вместе с тем реальное не абсолютно противопоставлено идеальному, поскольку выступает специфическим продолжением идеального. Гегель прибегает к понятию виртуального для обозначения формы существования реального в идеальном: “...идеальность есть отрицание реального, но притом такое, что последнее в то же время сохраняется, виртуально содержится в этой идеальности, хотя и не существует больше” (Гегель. Энциклопедия Философских наук. Т. 3. М., 1977, с. 132). Другой термин - “виртуальное бытие” (сложившийся значительно раньше, чем его стали использовать в физике элементарных частиц) - сегодня все более возвращается в философский обиход и применяется для обозначения объективных и субъективных форм неметрического бытия. Например, виртуальным именуют способ бытия системных и тотальных свойств (В. Кайдалов, 1982; В. А. Гаврилюк, Ю. П. Роговой, 1984). Поскольку “идеальное” (снятое) в своей тенденции существует как системное свойство (например, в системе “субъект - деятельность - объект”), то его правомерно называть разновидностью виртуального бытия (Д. В. Пивоваров, 1986). Некоторые авторы предлагают для этих целей термин “функциональное бытие” (В. И. Кашперский, 1989). Виртуальность как способ существования идеального означает прежде всего растворение (снятие) себя в другом и видимость себя через другое, чем она отличается от реального метрического бытия. В физике понятие виртуальной частицы появилось в квантовой теории излучения в связи с исследованием процессов обменного взаимодействия элементарных частиц с использованием метода вторичного квантования. Вначале предполагалось, что виртуальные частицы - это математические абстракции, но затем многие видные физики стали верить в них как в полноправные и реальные физические объекты, косвенно наблюдаемые в экспериментах. По их мысли, каждая элементарная частица способна при соответствующих условиях превратиться в другие частицы, причем количество и качество последних зависят от энергии внешнего воздействия; в результате происходит переход виртуальных частиц в такие, которые регистрируются непосредственно в опыте. Первоначально виртуальные частицы рассматривали как становящиеся частицы, как своеобразные промежуточные ступени в превращениях действительных частиц. В зависимости от внешних условий частица полагалась и как реальная, и как виртуальная. Потом стали предпочитать иной подход: виртуальные частицы, по мнению В. А. Кайдалова, не есть особый становящийся класс частиц, существующий в возможности, но суть всеобщий, универсальный аспект существования реальных частиц, проявляющийся во взаимодействии. Без взаимодействия с другими объектами элементарная частица просто не существует. Поэтому понятие виртуальности можно определить как форму объективного существования системного качества (свойства) микрообъектов. Постепенно - через понятие виртуальности - в физику проникает представление о неметрической форме объективного существования, дополняющее традиционную веру в тождественность физического и материального. В применении к системному анализу “виртуальность” можно рассматривать как обусловленность взаимосвязи элементов системы интегральным системным свойством. Любой элемент целого суть носитель свойства целостности. Существование элемента является исходной предпосылкой системного качества. Виртуальное объективно присутствует в любом элементе системы, но не как особый элемент, не как вещь - оно “везде и нигде”, подобно закону природы, а потому оно всегда сверхчувственно, сверхпроницаемо и вездесуще. Д. В. Пивоваров

ВЛАСТЬ - в самом общем смысле есть способность и возможность социального субъекта осуществлять свою волю, используя различные ресурсы и технологии (авторитет, силу, традиции, закон, техники манипуляции сознанием и т. д.). При определении власти следует учитывать множественность ее проявлений и, соответственно, многоаспектность научных подходов к ее анализу. Этимология слова “власть” уже указывает на многозначность данного феномена. В греческом языке слово “архэ” (arche) имеет два значения - “править” и “начинать”. Эти сущностные оттенки присутствуют в словах, имеющих корень “архэ” - “архитектор”, “архиепископ”, содержание которых раскрывается через синонимы “первый” и “главный”, а также в значении “инициатор” - человек, дающий начало движению и деятельности других людей. В латинском языке potestas обозначает способность, возможность, обладание достаточной силой для осуществления какой-либо деятельности. Акцент не столько на источнике, “начале” действия, сколько на его субстанциональной основе - силе. В этом значении термин вошел в романо-германские языки (power). В русском языке - слово “власть” является однокоренным со словом “владеть” (властитель, владыка, владычествовать), основание которого имеет значение “собственник”, “хозяин”. Этимология подчеркивает экономическое основание, определяющее другие уровни властвования. Эти начальные смыслы легли в основу развитой социально-философской традиции анализа В. В античной философии (Платон, Аристотель) анализ В. концентрировался на отношении “господство - подчинение”, на исследовании природы государства; в средние века и новое время эта линия была углублена в учениях Монтескье, Гоббса, Локка, Макиавелли (анализ видов В., сущность разделения В„ рациональность в политике и т. д.). Новую главу в анализе В. открыл М. Вебер, который понимал под В. любую возможность проводить внутри данных социальных отношений собственную волю вопреки сопротивлению и независимо от того, на чем основана такая возможность, Затем появляется линия функционального определения В. (Т. Парсонс) - как “обобщенного посредника” отношений в обществе, подобно деньгам. Затем активно развиваются поведенческие концепции В., от бихевиорального направления до психоаналитических определений В., включая игровую модель В. (В. как состязание), “рыночную” модель (В. как сделка, В. как товар) и др. Главной для психоанализа становится проблема генезиса В. как отношений господства и подчинения в связи с особыми установлениями человеческой психики, преимущественно в ее бессознательных аспектах (Фрейд, Райх, Фромм, Кауффман). Психоанализ впервые обращается к В. слова. Из этого направления вырастает школа Лакана, которая уже полностью концентрируется на изучении В. языка. Современная картина наиболее ярких социально-философских определений В. представлена политической семиологией Р. Барта, политической антропологией Э. Канетти и археологией В. М. Фуко. В., по М. Фуко, не определяется через чисто “негативные” характеристики (подавление, принуждение и т. п.), он показывает, что различные типы В. порождают и саму реальность, и объекты познания, и “ритуалы” их постижения. М. Фуко доказывает, что отношения В. пронизывают все общество. В. как объект социально-философского анализа предстает прежде всего через свою универсальную природу. Универсализм В. состоит в том, что она “располагается” во всех сферах человеческой деятельности, во всех “клеточках” социальной реальности, на всех уровнях социальной субьектности. “Поле В.” может быть предельно малым (личность самого человека, семья и т. п.) и предельно большим, таким как сфера государственной В., международных отношений. Предельно широким “полем В.” является вся социокультурная среда, весь социокультурный контекст той или иной эпохи, где В. растворяется в духовном пространстве через мифологии, религии, идеологии. Универсализм В. не отрицает ее конкретно-исторических модификаций, их анализ позволяет выйти на исследование типологии видов В„ ее механизмов и технологий в различных исторических эпохах. Основой универсализма В. является природа отношений, которые и составляют сам феномен В. - это отношения зависимости, независимости и взаимозависимости между всеми уровнями социальной субъектности. Т. о., В. предстает и как самостоятельное общественное отношение, и как определенное измерение, качество и смысл других общественных отношений. Универсализм и тотальность В. предстают и в многообразии форм политического отчуждения и властного фетишизма. В. как абсолют, как некая самоценность всегда становилась объектом фетишизации и сакрализации, формы властного фетишизма соответствовали общей социокультурной эволюции. При этом культурные формы властного фетишизма менялись, но “тайна” В. оставалась непостижимой. Так и сейчас, когда исследователи “расколдовали” тоталитарный мир, поняв механизмы идеократического общества, оказалось, что тайна В. вновь ускользнула. В современном нам обществе притяжение и отчуждение В. не только не ослабели, но проявились еще резче и динамичнее. За образом “тайна власти” стоят и проблема ее анонимности (говоря социологическим языком - проблема субъектов В.), и проблема новых “изысканных” технологий информационного общества, и вечная проблема искушения В. и т.д. В философской интерпретации все это может быть выражено как проблема диалектики рационального и иррационального во В. Как в тоталитарном, так и в посттоталитарном обществах человек существует в ситуации “разлома” сознания, когда мир иллюзий, выраженный прежде всего в соответствующем языке и формах коммуникаций, становится для человека более реален, чем мир его повседневности, иллюзии становятся господствующим мотивом поведения, иррациональное утверждается над рациональным. Движение художественной и философской мысли на Западе подводит к выявлению и осознанию новых форм властного фетишизма. Становится ясно, что тоталитаризм не просто какое-то уродство истории, чудовищная маска XX в., которая уже сдернута. Властный фетишизм модернизируется, эволюционируя в новых культурных формах. Оформление властного фетишизма в информационном обществе способно привести к созданию новой “глобальной иллюзии” через компьютерный рай, через новые утонченные, сверхрационализированные по форме репрессивные практики, которыми владеет субъект информационной В. Формы насилия все более опосредованны. Человек делает то, что он хочет, а хочет он того, что требуется. Фрагментаризация повседневного сознания, “ретрансляторский” характер общения, опасность тотального компьютерного контроля - все это во многом сегодняшняя реальность цивилизованного Запада. Ситуация распада тоталитарной духовности в нашем обществе, осознаваемая как ценностный кризис, несет еще большие опасности, создает питательную среду для трансформаций властного фетишизма. Утрата смыслов и ценностных ориентиров лишают сознание внутренней структурированности. Бывший “идеологический человек” в поисках позитивной идентификации соотносит себя с неким целым, и чаще всего это оказываются квазиобщности. В. становится средоточием гуманитарного поиска, который фокусируется в главном морально-философском вопросе конца тысячелетия. Что есть В. - благо или зло? Важнейшее цивилизационное достижение или неизбывный инстинкт агрессивной человеческой природы? Ситуация тотального политического отчуждения, когда господствует “Великий Никто”, снова порождает смятенное сознание, ставит сложнейшие вопросы перед политической философией, философией В. О. В. Шабурова