Проверки знаний …………..……………………....... 162 7 страница

Господство частной собственности формирует в обществе соответствующую систему ценностей, которые воспитывают в человеке, прежде всего, чувство обладания, владения. Кроме того, такие важные производственные функции как контроль за производством и его результатами, организация труда, также не принадлежат рабочему, отчуждены от него. По крайней мере, это верно для капиталистического общества, современного К. Марксу. Можно еще анализировать политическое отчуждение, когда власть выглядит как совершенно чуждая народу сила, а народ лишен реальной возможности влиять на политические процессы в стране. Политическое отчуждение связано с усилением бюрократизации общества и ведет к произволу и насилию. Личностное начало в людях обесценивается, личность превращается в винтик экономической, политической и бюрократической машины, в вещь, которой можно манипулировать. Можно писать о разных проявлениях отчуждения духовного, когда, например, человек лишен возможности свободно наслаждаться шедеврами искусства, развивая в себе чувство прекрасного... В.Е. Кемеров пишет об отчуждении с социально-экологической точки зрения, имея в виду отчуждение общества от природы[269].

Следует помнить, что человек, по мере становления личностью, может влиять на факторы и обстоятельства, ограничивающие его свободу. Необходимым условием снятия отчуждения является упразднение частной собственности. Общество должно быть преобразовано так, чтобы дать каждому человеку возможность развиваться свободно, творчески, всесторонне, в гармонии с людьми и природой. Труд должен превратиться в средство саморазвития человека и приносить ему удовольствие. Тема свободного труда, приносящего радость, труда по призванию в философской литературе поднималась многократно. Так, например, понимал сродный труд выдающийся украинский философ Г. Сковорода.

Проблема отчуждения исследовалась не только философами и экономистами, но и философски развитыми литераторами. В качестве примера можно привести творчество австрийского писателя Франца Кафки (1883-1924), которому выпало жить в застойной атмосфере Австро-Венгерской монархии, опирающейся на деспотическую государственную машину. Его творчество - реквием по утраченной человеком собственной сущности. Герои произведений Ф. Кафки часто обезличены, не имеют полных имен – на их месте может оказаться любой другой человек. Йозефу К. (роман “Процесс”) постепенно становится ясно, что все на свете имеет отношение к суду. Правового государства, оказывается, больше нет, несчастному обвиняемому остается один выход – сразу признать свою виновность, даже не зная, в чем она. Человек всегда виноват перед тоталитарной Системой и ее Законом - прежде всего в том, что он еще не потерял чувства собственного достоинства, свое “я”. Замок графа Вествеста (роман “Замок”) – часть бюрократической Системы, которая унижает человека, подавляет в нем стремление любить, искренне сострадать и сорадоваться, творить новое, поступать свободно. Система, уничтожающая человеческое “я”, превращает человека в обезличенное беззащитное насекомое (рассказ “Превращение”). Тоталитарная система формирует особый тип человека, лишенного личной ответственности, подавленного страхом, слепо исполняющего чью-то волю. И сегодня тема отчуждения актуальна. Это следует из творчества таких философов как Э. Фромм, Ж.-П. Сартр, Г. Маркузе и др.

Уточним приведенное в философском энциклопедическом словаре определение: под свободой личности можно понимать способность личности к активной деятельности со знанием дела, в соответствии со своими намерениями, желаниями, интересами, в процессе которой он добивается поставленных перед собой целей. Считаю, что определение свободы как независимости от внешней причинности не является корректным. Просто нужно, осознав внешнюю причинность, сделать ее причинностью внутренней, то есть внутренними мотивами, целями деятельности человека. Что означает поступать “со знанием дела”? Свобода невозможна без осознания своего общественного долга, необходимости поступать нравственно, без осознания необходимости учитывать в своей деятельности законы существования и развития природы, общества и человека. В противном случае степень свободы будет мала, и на достижение поставленных целей можно не рассчитывать. Произвол же (про-из-вол, то есть действия из собственной воли и только) оборачивается абсолютной несвободой.

Подлинно свободный выбор – выбор в соответствии с сущностью и природой человека, его мировоззрением. Тогда почему человек часто отказывается от этого блага, воспринимая свободу как тяжкое бремя, прячась за придуманные кем-то схемы и шаблоны, готовые решения, живя по “накатанной колее”, поступая “как все”, вживаясь в чужую судьбу? Свободы без ограничений не бывает, как не бывает ее без ответственности перед обществом и природой (а для верующих, прежде всего, перед Богом) за свои (и чужие!) поступки, мысли, чувства и слова. Поэтому и говорят – “бремя свободы”, имея в виду эту ответственность. Достойно нести это бремя способен человек, ставший (или становящийся) личностью. Каждый решает для себя сам, становиться ли ему личностью или же примкнуть к массе, быть обезличенным человеком из толпы, просто “одним из многих”. Толпа, масса такую ответственность (подчас тяжелую) не осознает и не несет, у нее слово “свобода” ассоциируется с тем, что легко и приятно. Современный философ Г.Л. Тульчинский по этому поводу верно замечает: “Духовные итоги ХХ в. парадоксальны для человека: с одной стороны, его обостренное чувство собственной индивидуальности и свободы, с другой – бегство от самого себя и распыление. <…>ХХ век принес осознание того, что главное не борьба за свободу и даже не достижение свободы, а переживание свободы, способность ее вынести”[270].

Степень свободы личности соответствует степени свободы общества. Например, с точки зрения религиозных философов идеал общественного развития - Царство Божие на земле. Как писали русские мыслители 19 века А.С. Хомяков и И.В. Киреевский, соборность (т.е. свободное объединение людей на основе любви к Богу), цельность общества имеет своим условием свободное подчинение отдельных личностей абсолютным ценностям. Талантливый русский философ В.С. Соловьев подчеркивал, что степень подчинения человека обществу должна соответствовать степени подчинения самого общества нравственному добру.

Смысл человеческой жизни

Для многих философов (особенно современных) проблема свободы не отделима от поисков ответа на вопрос о смысле человеческого бытия и поисках подлинно человеческого существования.

Современный французский философ Габриэль Марсель (к.19 - 20вв.) как-то написал: структура нашего мира такова, что в нем возможно отчаяние. Смерть – это постоянный повод к отчаянию[271]. Действительно, особую остроту вопросу о смысле человеческой жизни придает осознание ее конечности.

Основной вопрос философии для Альбера Камю это вопрос о том, стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой: “ Есть лишь один поистине серьезный философский вопрос – вопрос о самоубийстве ” [272]. Как жить с осознанием того, что “завтра” может не быть, его вообще нет в том смысле, что человек - смертен? А. Камю не допускает существования потустороннего мира, не видит выхода в религиозной вере. Смерть перечеркивает, обесценивает все усилия человека, уравнивает любовь и ненависть, добро и зло, богатство и бедность, счастье и несчастье, ибо перед ней все равны, а ей - все равно. Человеческая жизнь вообще и собственная в частности начинает казаться бесполезной, человек начинает чувствовать себя “посторонним”. Можно, уверовав в Бога, уверовать в бессмертие души и загробную жизнь. Но герои А. Камю (в отличие от героев Ф. Достоевского и Л. Толстого, например) к Богу не обращаются. Герой повести “Падение” Кламанс смеется над идеей Страшного Суда, ибо, с его точки зрения, человеческий суд - страшнее, и он свершается каждый день. А единственная польза от Бога была бы, “если б он гарантировал невиновность”, и тогда на религию Кламанс смотрел бы “скорее как на огромную прачечную”[273]. Трагизма мыслям о сущности жизни добавляет осознание ее вынужденной монотонности, даже никчемности, когда человек утратил свою индивидуальность настолько, что ничем не отличается от других и вполне может быть кем-то заменен. И не ясно уже, твоя это жизнь или чья-то. Но… “Бывает, что декорации рушатся. Утреннее вставание, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, еда, трамвай, четыре часа работы, еда, сон, и так все, в том же ритме, в понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу, субботу. <…> Но однажды вдруг возникает вопросительное «зачем?», и все начинается с усталости, подсвеченной удивлением. <…> Усталость пробуждает сознание и вызывает все последующее. Последующее может быть либо возвратом к бессознательности, либо окончательным пробуждением. Со временем, на исходе пробуждения, из него вытекает либо самоубийство, либо восстановленное равновесие”[274]. Из столкновения, противостояния, из разлада между человеком и окружающей его жизнью (миром) в тот момент, когда человек вдруг начинает осознавать “чуждость” знакомого мира, бессмысленность своей жизни и жизни других людей, иррациональность происходящих событий, в нем рождается чувство абсурда. Абсурд сам по себе не коренится ни в человеке, ни в мире, а в их совместном присутствии, в их взаимодействии. Абсурд и осознает смерть как границу, и не приемлет ее, пока граница не преодолена. От абсурдного человека требуется мужество задуматься над вопросом о том, каковы должны быть последствия осознания абсурда: добровольная смерть? надежда? что-то иное? В самом деле, если завтрашнего дня нет, если со смертью все будет кончено, а смерть, быть может, уже где-то близко, то не опередить ли её самому? Однако для А. Камю самоубийство - не выход. Это лишь примирение с абсурдностью бытия, это самоуничижение. Тогда как же в состоянии абсурда жить, на какие моральные нормы опираться? Как жить без знания высшего смысла и цели, когда ни на что не надеешься? Абсурдный человек почти полностью разучился надеяться. Абсурд дает ему ясное видение окружающей его бессмыслицы. Нужно иметь мужество принять эту ясность, вынести этот ад, “держать мучительное и дивное пари с абсурдом”, “смотреть на него в упор”[275].

Равновесие, целостность своей личности и собственное человеческое достоинство, по А. Камю, “абсурдный” человек обретает в особом состоянии, связанном с предельным напряжением жизненных сил, которое философ называет метафизическим бунтом, когда он ставит под вопрос и существование мира, и свое собственное, и хочет достичь предельной ясности в поисках ответа. В произведении “Человек бунтующий” А. Камю пишет: “Будучи протестом против незавершенности человеческих начинаний, обрываемых смертью, и против разобщенности людей, объясняющейся злом, метафизический бунт является обоснованным требованием блаженного единства…”[276]. Это протест против превращения человека в вещь. Для человека верующего проблемы бунта нет, и, как считает А. Камю, вообще никаких реальных проблем нет, так как все ответы уже даны раз и навсегда. В бунте человек восстает против своего удела и против всего мироздания. Пример “бунтовщика” у А. Камю - это Сизиф. Этот “пролетарий богов” ими наказан, однако презирает свою участь и возвышается над судьбой. Самоубийство противоположно бунту, так как означает полнейшее принятие сущего. Бунтарь хочет создать единое царство справедливости. Он жаждет бесконечной и ясной жизни, наполненной пониманием, смыслом, свободой. Бунтарь становится, по выражению А. Камю, богохульником поневоле, отрицая этот несправедливый мир, устроенный “по воле Божьей”. Можно ли оправдать страдания, особенно детские? Нет. И бунтарь отказывается от дара божественной благодати. Он решает жить, полагаясь исключительно на свои силы. И тут его подстерегает искушение свободой, ибо можно решить, что дозволено абсолютно всё и не запрещено ничего. Этим перечеркивается творческое значение бунта, который вырождается в нигилизм. А бунт - не нигилизм, не абсолютное разрушение. Ни абсурд, ни бунт не дают разрешения на любые поступки, абсурд лишь делает равноценными их последствия[277]. Цель бунта - преображение. Творя, человек бунтует против конечности своего бытия. В творчестве реализуется его жажда жизни, желание самому распоряжаться своей свободой и творить свою судьбу. А.Камю считает, что в опыте абсурда страдание индивидуально. Но в бунтарском порыве оно осознает себя как коллективное, общее[278]. В бунте человек преодолевает свою ограниченность, обособленность, свое одиночество и сближается с другими людьми: “Я бунтую, следовательно, мы существуем”[279]. Человек бунтует во имя высших ценностей, касающихся и других, например, ради установления справедливого порядка или ради сохранения жизни. Даже самоубийство оно становится справедливым, если совершается во имя высокой общей цели, когда речь идет не о ценности индивидуальной жизни, а о ценности жизни многих людей. Пока человек живет, он свободен, он стремится пережить как можно больше. Он волен поступать так, как считает необходимым, даже если это расходится с общепринятой точкой зрения. Нет прежней иерархии ценностей, нет предпочтения и выбора, ибо нет высшего смысла. “Нравственность человека, его шкала ценностей получают свой смысл лишь благодаря количеству и разнообразию опыта, который ему довелось накопить”[280]. Хотя, исходя из того же абсурда, все виды опыта - равнозначны.

Метафизический бунт придает жизни ценность и даже величие, ибо человек бросает вызов обстоятельствам, которые зачастую сильнее его. Не покориться обстоятельствам, а вопреки им реализовать себя в чем-то полезном для себя и других, например, в творчестве. Эти мысли А. Камю (и аналогичные у Ж.-П. Сартра) напоминают строки философского стихотворения Р.М. Рильке “Созерцание”, написаного в 1901 году:

…Как мелки с жизнью наши споры,

как крупно то, что против нас!

Когда б мы поддались напору

стихии, ищущей простора,

мы выросли бы во сто раз.

Все, что мы побеждаем, - малость,

нас унижает наш успех.

Необычайность, небывалость

зовет борцов совсем не тех.

Так ангел Ветхого завета

нашел соперника под стать.

Как арфу, он сжимал атлета,

которого любая жила

струною ангелу служила,

чтоб схваткой гимн на нем сыграть.

Кого тот ангел победил,

тот правым, не гордясь собою,

выходит из такого боя

в сознанье и расцвете сил.

Не станет он искать побед.

Он ждет, чтоб высшее начало

его все чаще побеждало,

чтобы расти ему в ответ.

Античный философ Эпикур был убежден, что и тело, и душа человека состоят из атомов. С разложением тела на атомы в результате смерти рассеивается на них и душа. Поэтому смерть - ничто, она есть лишение ощущений, и страха перед ней быть не должно. И сегодня, уже в 21 веке, популярна идея бессмертия как вхождения тела и духа умершего в вечный круговорот материи и движения информационного поля во Вселенной.

Артур Шопенгауэр, немецкий философ, творивший спустя много столетий после Эпикура - в 19 веке, тоже писал о том, что нас страшит в смерти не столько конец жизни, сколько разрушение организма, однако это разрушение мы чувствуем лишь в случае болезни или старости. Сама же смерть для нас наступает в то мгновение, когда исчезает сознание[281]. Многие согласились бы сегодня с другим античным мыслителем - Сенекой, который говорил: мы не умираем, мы только прячемся в природе. Ибо дух наш – вечен. Умирать не страшно. Тем более что мы не знаем, что происходит после смерти[282]. Кроме того, в этой жизни нас донимают болезни, ярость зверей и людей. “Со всех сторон нас будто гонят отсюда прочь. Так бывает лишь с теми, кто живет не у себя. Почему же тебе страшно возвращаться из гостей домой?”, - вопрошает философ[283]. Выдающийся русский космист Н.Ф. Федоров считал смерть основным злом и несправедливостью, и был захвачен идеей воскрешения всех прошлых поколений, считая, что наука в будущем разовьется до такой степени, что станет возможным. Это – “общее дело”, спасение от социального переворота, средство возвращения человека в природу. Земля и вся Вселенная будут управляемы и преображены общим разумом и трудом всех поколений.

Наша современница Н.В. Волохова, обобщая культурный опыт человечества, выделяет три основных типа отношения к факту смерти:

1) смерть – иллюзия. Исходным экзистенциальным базисом служит чувство органического единства субъекта со всем живым окружением, социумом, космосом, ощущение полной причастности к бытию;

2) смерть – трагедия. Здесь на первый план выступают индивидуальность, осознание субъектом собственной уникальности и, как следствие, разобщенность с миром. Мысль о смерти и порождает трагедию обособленной личности, вынужденной противостоять ей в одиночестве и понимающей свою обреченность в этой борьбе;

3) смерть “взаимообратима” с жизнью. Такое отношение обусловлено утратой возможности самоидентификации субъекта как на индивидуальном, так и на всеобщем уровне[284].

Н.В. Волохова верно отмечает, что на протяжении всей истории культуры мы встречаем попытки преодоления страха смерти; смысл смерти, прерывающей нить бытия, так или иначе вытеснялся смыслом качественного преображения бытия. Действительно, если, например, человек рассматривает свое бытие как не отделимое от общего круговорота бытия, взаимопревращений бытия и небытия (о чем писали еще античные мыслители), то смерть уже не воспринимается как личная трагедия.

Человек рано осознает конечность своего индивидуального существования. Ж.-П. Сартр заметил: я не “свободен, чтобы умереть”, но я смертельно свободен[285]. Но он же написал: приготовиться к смерти не значит ждать смерть[286]. У Л. Фейербаха можно прочитать: деятельный, занятый предметами человеческой жизни человек не имеет времени думать о смерти и поэтому не испытывает потребности в бессмертии. “Если он и думает о смерти, то усматривает в ней лишь призыв к тому, чтобы мудро использовать выпавший на его долю жизненный капитал, не тратить дорогого времени на никчемные дела, а тратить его на завершение жизненной задачи, которую он себе поставил”[287]. Конечно, жить ожиданием неотвратимо приближающейся смерти невыносимо. И даже если умирает кто-то другой, колокол все равно “звонит по тебе”. С каждым умершим умирает малая неповторимая вселенная. Иногда она умирает, даже не родившись, если человек так и не сумел свой “внутренний хаос” организовать в гармоничный космос.

С христианской точки зрения смерть – это наказание человека за первородный грех. Вечная жизнь с Богом возможна, Иисус показал это, “смертию смерть поправ”. Спасение возможно, однако, только для достойных того. Поэтому смыслом жизни верующего человека становится стремление приблизиться к Богу, ощутить свою связь с Ним, для чего необходимо постоянное духовное самосовершенствование, основанное на глубокой вере и искренней любви к Богу и людям.

Существует и другая точка зрения: человек - деградировавшее животное. Древний человек с развитием цивилизации потерял часть своих биологических качеств: явно притупился инстинкт самосохранения, ухудшились зрение и слух, резко снизилась непосредственная приспособляемость к среде, постепенно исчез иммунитет... Авторы одного учебника оригинально замечают, что смерть вообще - это “расплата за усложнение биологической системы. Одноклеточные практически бессмертны и амеба в этом смысле счастливое существо. Когда организм становится многоклеточным, в него как бы встраивается механизм самоуничтожения на определенном этапе развития, связанный с геномом”[288].

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы.

Это последнее (и, на мой взгляд, лучшее) стихотворение гениального русского поэта Г.Р. Державина, написанное в 1816г., незадолго до его кончины. Не хочется верить в то, что эти строки, как и все его литературное наследие, как и основные достижения духовной (да и материальной) культуры когда-нибудь совсем “пожрутся жерлом вечности”. Люди по-разному ищут бессмертия, потому что они по-разному понимают смысл смерти и смысл жизни.

В 1918 году выдающийся русский философ Евгений Трубецкой писал, и с ним можно полностью согласиться: “Попытке ответить на вопрос о смысле жизни должна предшествовать ясная и точная его постановка”[289].

О-с-мыслить жизнь – значит мысленно выделить в ней самое главное, то, ради чего и для чего человек живет, то есть это, прежде всего, вопрос о предназначении человека. Решение этого сложнейшего вопроса имеет как теоретическое, так и жизненно-практическое значение и связано с выбором ценностных установок, идеалов, норм, целей, которые человек стремится воплотить в жизнь, чтобы стать счастливым. Мысленный этот выбор сопряжен с переживаниями, верой, сомнениями и зависит как от социокультурных факторов, так и от индивидуальных особенностей человека. Поэтому на протяжении своей жизни человек может в той или иной степени изменять представления о смысле своей жизни.

Даже при самом поверхностном анализе философской литературы убеждаешься в разнообразии подходов к постановке и решению проблемы смысла жизни. Одни, считая, что вопрос о смысле жизни есть вопрос о предназначении человека и что смысл присущ жизниизначально, ищут этот смысл за пределами отдельной человеческой жизни; другие утверждают, что смысл жизни созидается самим человеком; третьи утверждают, что у человеческой жизни вовсе нет никакого смысла (или что он заключается в самом факте ее существования). Сам Е.Н. Трубецкой полагал, что вопрос о смысле жизни – это вопрос о том, стоит ли вообще жить, о том, обладает ли жизнь всеобщей и безусловной ценностью, обязательной для каждого. Постоянная суета, однообразие жизни, рабство у машинного способа жизни обезличивают человека, войны (“людоедство”) обесценивают, обессмысливают его жизнь. Она превращается в погоню за средствами к жизни. Большинство людей настолько погружается в эти заботы, что им некогда думать про цели. А если время и находится, то смысл жизни часто представляется в постоянной поддержке биологической жизни, состоящей из череды рождений и смертей и сопровождающейся животной борьбой за существование. Мировой безусловный жизненный с-мысл (или безусловная мысль о жизни) видится философу в создании такого мирового строя, при котором достигается полнота всякой жизни. Это возможно через воссоединение всех с Богом, при котором человек полностью отдает себя Ему.

Представляется, что раскрывая сущность понятия смысла жизни, необходимо иметь в виду оба глубоко взаимосвязанных “среза”, или плана этого понятия: как общий или даже безусловно-всеобщий, так и глубоко личностный.

Талантливейший русский философ С.Л. Франк справедливо замечал, что о смысложизненном вопросе можно временно и позабыть, но “совсем и навсегда отмахнуться от него не может и самый тупой, заплывший жиром или духовно спящий человек <…>”[290]. Почему? Хотя бы потому, что жизнь конечна, скоротечна и наполнена страданиями и превратностями, и перед человеком время от времени встает вопрос о том, во имя чего выносить эти страдания до самой смерти. Однако, жизненная суета, постоянно превращающаяся в жестокую борьбу за существование, стремление совершенствоваться в умении “устраиваться в жизни”, добывать жизненные блага зачастую мешает смысложизненным размышлениям. По С.Л. Франку, чем более занята текущими земными проблемами жизнь человека, особенно когда он добивается успеха в их разрешении, стремясь, таким образом, найти для себя абсолютное благо и истинную жизнь, “тем глубже та душевная могила, в которой похоронен вопрос о смысле жизни”[291]. Своеобразно развивая идею о человеке как микрокосме, философ объединяет вопрос о мировом смысле (то есть о смысле всей мировой жизни в целом) и о смысле жизни отдельного человека. С точки зрения философа, человек есть порождение мира, даже может быть ничтожная его часть, подчиненная слепым космическим силам, животным страстям и политическим пристрастиям, увлеченная постоянной погоней за богатством. При этом человек на самом деле не осознает, с какой целью он жертвует свою индивидуальность, свое здоровье и силы будничной монотонности, не переживая, а подолгу пережевывая любое незначительное событие, находя развлечение в интригах и сплетнях, погружаясь в состояние отупения и оцепенения, нравственной смерти или даже решаясь свести счеты с жизнью. Человек, способный к самоанализу и к анализу мировой ситуации, не может не страдать от осознания жизненной бессмыслицы. Так для чего жить? Ради того, чтобы просто прожить свой “отрезок”, погружаясь в ежедневный хаос событий, успокаивая себя тем, что так живут (в смысле, мучаются) и другие? А может быть, смысл откроется потом, так, как в сказке за заветной дверью открывается, наконец, долгожданное счастье. Из-за такой жизненной бессмыслицы и вся история человечества тоже может выглядеть как бессмысленная. Наше “я” слито со всей мировой жизнью, люди – ее “соучастники”. То, что делает человек, есть нечто именно от него, человека, производное, а смысл жизни – это то, на что человек в жизни своей опирается, абсолютная основа его бытия, некое извечное начало. Он или есть – навсегда, для всех поколений, или же его нет – тоже навсегда. Как считает С.Л. Франк, все дела человека ничтожны и суетны, если его жизнь не имеет высшего смысла, укорененного в превышающей человека разумной почве. Человеческое стремление переделать жизнь и придать ей смысл лишь своими собственными силами и по собственному замыслу иллюзорно. Ибо в пределах этого мира (до его божественного преображения) бессмыслица все равно не погибнет. Мир не может сам себя переделать, пишет С.Л. Франк. Что человеку делать? Ничего, в том смысле, что спасение мира, преобразование его к лучшему - это уже божественный замысел. Однако это не означает, что вообще ничего делать не нужно. Следует, прежде всего, подумать о том, как жить, чтобы не погибнуть в хаосе жизни. Не в ограниченном, частном, своем собственно человеческом деле искать смысл, даже если хлопочешь о счастье всего человечества. Не хлопотать, а остановиться и сосредоточиться – вот первое условие искания жизненного смысла. Как утверждает философ, чтобы наша жизнь была осмысленной, она должна быть свободным осознанным служением высшему, абсолютному благу, которое есть благо и для каждого отдельного человека. Жизнь осмыслена, только если она обладает вечностью. Поэтому, пишет С.Л. Франк, для того, “чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и наша собственная причастность Ему, достижимость для нас жизни в Боге или божественной жизни”[292]. С.Л. Франк справедливо замечает, что вне родины и вне связи с ее судьбой, вне культурного творчества и любви к людям, вне соучастия в их общей судьбе мы не можем обрести осмысленную жизнь, не можем осуществить самих себя [293]. Задача человека - идти к внутреннему перерождению через самоуглубление, покаяние и веру, через соборное приобщение к Высшему началу, в котором – залог спасения жизни. Только тогда человечество будет в состоянии преобразовать мир и спасти его, опираясь на высшие духовные ценности, устроив его так, чтобы высший мировой смысл был действительно осуществлен в нем. Философ верно замечает, что самоуглубление не есть уход от людей. В толпе, в суете, на виду человек гораздо более одинок, ибо там он – только “на поверхности” жизни. Увлекаясь суетой, он сам становится неглубоким, “поверхностным”. А от “поверхностных людей” (как ни понимай это выражение) обществу пользы особой нет, интерес к ним мало кто проявляет. А мыслитель, ведущий уединенную жизнь, извлекающий из своих духовных глубин значимое для всех, обществу крайне необходим. Первейшей проверкой степени подлинной осмысленности человеческой жизни по С.Л. Франку является способность проявлять действенную любовь и сострадание к людям, особенно к нищим и больным. Зло в мире истребляется творением добра, и с этим трудно не согласиться. Человек - творец является соучастником божественного и космического творчества. Элемент творчества, считает С.Л. Франк, имманентно присущ человеческой жизни. Совершенствование мира состоит не только в его усложнении и дальнейшем его упорядочивании, но и в его духовном просветлении. И хотя Бог передает человеку Свою творческую мощь лишь частично, это просветление и нарастание божественного начала в мире осуществляется через все большее “очеловечивание” мира. Это процесс, исполненный трагизма. Но соучастие в нем самого Бога гарантирует конечную победу. Осознание трагизма человеческого существования, вытекающего из одиночества человека в природном мире, открывает путь к его преодолению, путь к абсолютному совершенству и внутренней гармонии.

И.А. Ильин писал, что цель человека – творчески, самобытно содействовать Божьему плану. Человек обретает счастье во вдохновенном свободном творческом труде над созиданием Царства Божия, занимаясь при этом избранным для себя любимым делом. Отсутствие возможности заниматься таким трудом унижает человека, приводит его к осознанию своей ненужности, несостоятельности и может пробудить в душе скуку, зависть и злобу, усилить расколотость. Эти рассуждения И.А. Ильина напоминают рассуждения Г.С. Сковороды о сродном труде и его роли. Общим у украинского и русского философов является также утверждение о том, что не следует человеку сосредо-точивать все свое внимание на том, чего ему не хватает, ибо вечная мысль “об убытках может свести человека с ума или уложить в гроб; вечный трепет перед возможными лишениями унижает его и готовит его к рабству”[294]. Необходимо научиться ценить то, что у человека есть и радоваться ему: красоте природы, человеческой душевной красоте, божественной любви. Если внешние обстоя-тельства совсем не способствуют нашей радости, нужно сделать так, чтобы радость имела “внутренний источник” – умение находить совершенное в мире и бескорыстно им наслаждаться, утверждает И.А. Ильин, и с ним соглаша-ешься. Людям не хватает здорового, творческого, духовно-верного оптимизма, основой которого является осознание того, что мир пребывает в Руке Божией и то, что человек призван способствовать исполнению божественного плана. Следует научиться любить ближнего и самого себя. Лю-бовь к ближнему не должна выродиться в пустую сенти-ментальность, а должна стать деятельным состраданием постепенно возрождающемуся в человеке духовному началу. Это означает увидеть в ближнем Сына Божия. Нужно избавиться от “жизненной пыли”, то есть от нич-тожного, низменного, пошлого, истощающего жизненные силы, чтобы самому не стать мировой пылью. День можно считать потерянным, если он был прожит с ожесточенным сердцем, в хлопотах за себя и с мыслями только о себе, о своем благе. Духовно неразвитый человек, с заглохшим неискренним сердцем к творчеству не способен; из лицемерия и лжи не построить ничего великого и прочного. Философ призывает людей терпеливо укреплять свой дух, ибо духовность есть ключ к истинному счастью.