Проверки знаний …………..……………………....... 162 2 страница

Таким образом, в эпоху Возрождения человек предстает как живое целостное, самостоятельное, свободное, деятельное, всесторонне развитое, творческое существо, наделенное разумом и способное чувствовать. Одним из важнейших признаков его благородства является стремление к свободе. Для сочинений гуманистов так же, как и для сочинений средневековых философов, характерна обращенность человека к самому себе, к своему внутреннему миру с его земными переживаниями.

Джованни Пико делла Мирандола (15в.) подчеркивал, что человек есть единственное сущее, которое сам себя формирует, причем по мере, им самим устанавливаемой. В своей знаменитой “Речи о достоинстве человека” Пико делла Мирандола называет человека “творением неопределенного образа”, которому Бог, поставив его в центре мира, сказал: “Не даем мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, своей воле и своему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. <…> ”[42]. “Универсальный” человек эпохи Возрождения способен стать всем, чем доступно стать человеку. А.Х. Горфункель, характеризуя взгляды Пико дела Мирандолы, точно подмечает, что в его трудах речь идет о новом понимании человеческой природы – как природы становящейся, или самостановящейся [43]. Она предстает как результат самостоятельной творческой деятельности человека, а не как раз и навсегда данная.

Пантеисты эпохи Возрождения описывали космос по аналогии с человеческим организмом – как живое одушевленное тело. Н. Кузанский (15в.) представлял космос лишенной предела безграничной сферой, центр которой – везде, а, стало быть, нигде конкретно. Бесконечный по своим свойствам космос состоит из конечных (хотя и универсально взаимосвязанных) вещей, и в этом его недостаточное совершенство. Н. Кузанский подчеркивал ценность любой вещи: каждая конечная вещь – неповторима, индивидуальна, и в ней индивидуально отражается Вселенная (космос). Человек – микрокосм отражает Вселенную человечески ограниченным образом. Гелиоцентризм Н. Коперника (15-16 вв.), представления Н. Кузанского и Дж. Бруно (16в.) о космосе как о безграничной сфере способствовали тому, что человек воспринимается уже не как центр Вселенной, а, скорее, как “песчинка” в бесконечном мироздании. Тем не менее, подчеркивая совершенство человека, философ замечает, что “отблеск всего универсума есть на каждой его части, <…> но в той его части, которая зовется человеком, его отблеск больше, чем в какой бы то ни было другой”[44]. Н. Кузанский утверждает, что мир трехсложен: микрокосм – макрокосм – максимальный мир (Бог). Микрокосм – подобие макрокосма, а тот – подобие максимального мира[45]. Бог – Абсолют, абсолютное единство, абсолютный максимум, абсолютная полнота, которая предшествует всему и в которой изначально “свернут” весь космос. Вселенная представляет собой ограниченный максимум, так как в отличие от абсолютного максимума (Бога) она конкретизируется во множестве отдельных вещей. Все есть то, что оно есть, благодаря своей причастности к Богу. Бог через все – во всем и все через все – в Боге. Бог, пребывая во Вселенной, пребывает и в каждой вещи, а каждая вещь непосредственно пребывает в Боге в качестве конкретизируемой ею Вселенной[46]. Человек – это земное воплощение божественной сущности. Однако божественность свойственна всей человеческой природе в целом. К тому же ни один человек не таков как другой, и в каждом божественная сущность отражается по-своему. Иисус Христос – предельное выражение человеческого совершенства. Абсолютно совершенная человеческая природа Иисуса Христа есть “свертывание” человеческой природы. Человеческая природа “свертывает” в себе и разумную, и чувственную природы. Свободная воля человека не подвластна универсуму. Человек измеряет свой разум способностью творить. У творческой деятельности человека нет другой конечной цели, кроме человека. “Он не выходит за свои пределы, когда творит, но, развертывая свою силу, достигает самого себя, и он не производит чего-то нового, но обнаруживает, что все творимое им при развертывании заранее уже было в нем самом, ведь человеческим образом <…> в нем существует целый мир”[47]. Н. Кузанский характеризует человека прежде всего как творца мысленных сущностей (понятий) и форм искусства, которые являются подобиями его интеллекта. Творя, человек учится понимать себя, развивать свой интеллект, управлять собой и сохранять себя, приближаясь к богообразности[48].

Во взглядах одного из “последних гуманистов” М. Монтеня (вторая половина 16в.) отразился скептицизм и даже пессимизм в отношении способностей и возможностей человека, который был следствием изменившихся к его времени социокультурных условий, а, кроме того, особенностей Возрождения как переходной эпохи, соединяющей в себе как идеи предыдущих эпох, так и прообразы идей Нового времени. Грандиозные идеалы эпохи Возрождения, дерзкое стремление человека “объять необъятное”, безграничная, как Вселенная в ее новом понимании, вера в творческие возможности человека с развитием капитализма превратились в утопичные, противоречащие самой жизни. Человек в сочинениях М. Монтеня одинок, противоречив и проблематичен сам для себя. Мыслитель склоняется к тому, что сущность человека – суетность и убожество (и это вместо прежней амбициозности и гордости за свое “божественное” предназначение!). Люди не стремятся к самоанализу и выходят за свои естественные границы, не зная, к чему по-настоящему способны[49]. И не смешно ли, что это ничтожное и жалкое создание, которое не в силах управлять собой и предоставлено ударам всех случайностей, объявляет себя властелином и владыкой Вселенной, малейшей частицы которой оно даже не в силах познать, не то, что повелевать ею! Человек не выше и не ниже других живых существ. Истинное его достоинство – в осознании себя частицей вечной и постоянно изменчивой природы, законам которой он подчинен. Цель человека - хорошо и согласно всем естественным законам и нравственным правилам прожить свою жизнь, опираясь на свой разум, должным образом выполнив свое назначение. Человеческая жизнь самодостаточна. Нравственное ее содержание придает ей смысл и оправдание. В выработке этого смысла человек должен опираться на самого себя, в самом себе находить опору нравственного поведения, действуя по самостоятельному выбору. Однако тот же М. Монтень отмечает несамодостаточность человека и подчеркивает, что человек может подняться только тогда, когда Богу бывает угодно сверхъестественным образом протянуть ему руку помощи. Кроме того, всякое “я” обретает определенность в контакте с другими, стараясь “свериться” с чужой точкой зрения. Познать себя – значит быть познанным другими. Жизнь как таковая, сама по себе – “ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее”[50]. Или еще точнее: каждому живется хорошо или плохо в зависимости от того что он сам по этому поводу думает[51]. Чтобы правильно судить о вещах возвышенных и великих, надо иметь такую же душу.

Представители философии Нового времени представляли человека как существо мыслящее и чувствующее, активно познающее и преобразовывающее природу и себя самого, необходимость чего была, в конечном счете, вызвана активным развитием капитализма. Цель человека – установление господства над природой, активное вовлечение ее в производственную деятельность. Одновременно философы проявляют интерес к изучению духовной жизни человека. Разум является основой его жизнедеятельности.

Выдающийся французский ученый 17в. Б. Паскаль писал: “Вне всякого сомнения, человек сотворен для того, чтобы думать: это и его главное достоинство, и главное дело всей жизни, а главный долг – думать, как ему приличествует. Что касается порядка, то начинать следует с размышлений о самом себе, о своем Создателе и о своем конце.

А о чем думают в свете? Отнюдь не об этих материях, а о том, как бы поплясать, побряцать на лютне, спеть песенку, сочинить стишки, поиграть в кольцо и т.д., повоевать, добиться королевского престола, ни на минуту не задумываясь над тем, что же это значит – быть королем, быть человеком”[52]. Б. Паскаль так же, как и натурфилософы Возрождения, представлял Вселенную как сферу, не имеющую границ. Центр ее всюду, а периферия – нигде. А что такое человек во Вселенной? “Небытие в сравнении с бесконечностью, все сущее в сравнении с небытием, среднее между всем и ничем”[53]. Б. Паскаля мучил вопрос: Что такое “я” каждого из нас?[54]. Пытаясь ответить на него, философ пишет о противоречивости человека: “я” хочет быть великим, но сознает, что ничтожно; хочет быть счастливым, но сознает, что несчастно; хочет быть совершенным, но сознает, что полно несовершенств; хочет вызывать в людях любовь и уважение, но сознает, что его недостатки рождают в них лишь негодование и презрение[55]. По своей природе человек всегда несчастен; меняются обстоятельства, а с ними – и желания, человек никогда не радуется тому, что с ним теперь происходит, так как устремлен к недоступному пока идеалу. Наше “я” - это то, кем и каким человек является в данную минуту. Человек – и гордость, и жалкий отброс Вселенной[56]. Он от природы и доверчив, и недоверчив, и робок, и отважен. Тело человеческое, такое слабое, ограниченное, незаметное во Вселенной, в то же время являет собой целый мир. Величие и достоинство человека – в его способности мыслить, сознавать свое горестное ничтожество, мыслью охватить “безмолвную” Вселенную, в “углу” которой он “затерялся”. “Мыслящий тростник” можетпредставить себе и бесконечность “вглубь”, в “сжатых границах атома”, и предположить существование в атоме бесконечного множества Вселенных[57]. А вообще для человека “все сущее – в нем самом, ибо, когда он умирает, для него умирает и все сущее”[58]. Все связано со всем; любое движение отзывается во всей природе; любые человеческие поступки отзываются на всех людях. “Значит, в мире нет ничего несущественного”[59]. Человеческая природа такова, что требует непрестанного движения; полный покой означает смерть. Нужно жить не суетясь и мыслить достойно, стремясь к нравственному совершенству. Несмотря на всю горестность своего удела, человек хочет быть счастливым, но как добиться счастья? Для этого нужно было бы стать бессмертным, но бессмертия человеку не дано, и тогда он придумал выход – вообще ни о чем таком не думать[60]. Зато для Б. Паскаля это не выход. Осмысливая эту проблему, он приходит к выводу, что единственное несомненное благо в жизни дарует надежда на другую жизнь[61]. Возвышая человека, разум одновременно ввергает его в пучину отчаяния: человек осознает, что находится на грани двух бездн – бездны бесконечности и бездны небытия. Он преисполняется трепетом и ужасом перед их вечным безмолвием. Бесконечная бездна может быть заполнена чем-то бесконечным и неизменным, то есть Богом. Ни одному человеку не удалось достичь счастья, если им не руководила вера в Бога[62].

Р. Декарт (в осн., 17 в.), в духе механицизма Нового времени, рассматривал человека как мыслящую машину из костей и мяса. Главное качество человека – его разумность. В человеке соединены духовная субстанция (мыслящее “я”) и субстанция материальная, телесная.

Ф. Бэкон (16-17 вв.) называл человека “слугой и истолкователем природы”, подчеркивая, что знание и могущество человека совпадают[63].

Т. Гоббс (16-17 вв.) определял природу человека как сумму его природных способностей и сил. К физическим способностям он относил способность питаться, двигаться и размножаться. К духовным – способность познания, воображения, или представления, и способность к волевым движениям [64]. Эти природные способности содержатся в определении человека как одаренного разумом животного. Тем не менее, для Т. Гоббса, как и для Р. Декарта, характерен механицизм во взглядах на человека. В своем самом знаменитом произведении “Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского” Т. Гоббс писал: “Человеческое искусство (искусство, при помощи которого Бог создал мир и управляет им) является подражанием природе как во многих других отношениях, так и в том, что оно умеет делать искусственное животное. Ибо, наблюдая, что жизнь есть лишь движение членов, начало которого находится в какой - нибудь основной внутренней части, разве не можем мы сказать, что все автоматы (механизмы, движущиеся при помощи пружин и колес, как, например, часы) имеют искусственную жизнь? В самом деле, что такое сердце, как не пружина? Что такое нервы, как не такие же нити, а суставы – как не такие же колеса, сообщающие движение всему телу так, как этого хотел мастер? Впрочем, искусство идет еще дальше, имитируя разумное и наиболее превосходное произведение природы – человека. Ибо искусством создан тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством <…>, и который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан”[65]. Хорошими, с точки зрения Т. Гоббса, являются такие склонности, которые способствуют совместной жизни людей в условиях государственной организации[66]. Человеческая деятельность – благо, ибо это движение жизни[67]. Т. Гоббс считал правильным как утверждение “человек человеку Бог”, так и утверждение “человек человеку волк”. Первое правильно “в том случае, если речь идет об отношениях между собою сограждан, второе – когда речь идет об отношениях между государствами. В первом случае благодаря справедливости, доброте и прочим мирным добродетелям человек возвышается до подобия Божия, во втором – из-за злых и дурных людей даже людям порядочным, если они хотят сохранить свое существование, приходится прибегать к добродетелям военным – к силе и хитрости, то есть к звериной жестокости”[68].

Б. Спиноза (17 в.) подходил к пониманию человека исходя из особенностей своего пантеизма (субстанция тождественна Богу, а Он - природе), по-своему противоречиво понимая тезис о том, человек – животное общественное. Человек - это часть целой природы, от которой он зависит и которою управляется, законам которой он должен следовать, чтобы жить разумно [69]. Душа человека – модификация атрибута, называемого мышлением, тело человека – модификация атрибута, называемого протяжением[70]. Человеческая душа - часть бесконечного разума Бога[71]. Б. Спиноза утверждал, что всеобщие законы природы, по которым все совершается и определяется, представляют собой вечные решения Бога, заключающие в себе всегда вечную истину и необходимость. Говорим ли мы, что все происходит по законам природы или что все устраивается по решению и управлению Божьему, - мы говорим одно и то же. Все, что природа человека благодаря одной своей мощи может предоставить для сохранения его бытия, все это можно назвать внутренней помощью Божьей, а все, что сверх этого выпадает человеку на пользу благодаря мощи внешних причин, - это внешняя помощь Божья[72]. Одной из основных философских тем Б. Спинозы была проблема свободы, к которой мы еще вернемся. Однако можно заметить, что, с точки зрения философа, человек тем более свободен, чем более он любит Бога и чтит его всей душой[73]. Любовь к Богу есть высшее счастье и блаженство для человека.

Г.-В. Лейбниц (17-18 вв.) представлял космос (универсум) как собрание разнообразных взаимосвязанных конечных вещей, созданных и организованных Богом наилучшим образом. Бог, первичное Единство, или изначально простая субстанция, как пишет о Нем философ, и есть, по - существу, настоящая субстанция: монады рождаются из Его периодических (“от момента до момента”) излучений. Каждая простая субстанция – монада представляет собой живое зеркало (или концентрацию) всего универсума, отражая своим, неповторимым, образом все, что в нем происходило, происходит и будет происходить. “Можно сказать даже, что всякая субстанция некоторым образом несет в себе свойство бесконечной мудрости и всемогущества Божьего и по мере способности подражает ему”[74]. Субстанцию можно понимать как микрокосм, по-своему воспроизводящий макрокосмос, тем более, если речь идет о монадах-духах (человеческих разумных душах). Из всех сотворенных субстанций духи – существа самые совершенные, наиболее способные к совершенствованию и наилучшим образом выражающие своего Творца. Г.-В. Лейбниц писал, что “<…> хотя всякая субстанция выражает весь универсум, тем не менее другие субстанции выражают скорее мир, чем Бога, а духи выражают скорее Бога, чем мир”[75]. Они способны к познанию Вселенной и самих себя и в определенном смысле подражают Богу в творчестве. Материальные вещи представляют собой не более чем своеобразные модификации, феномены, внешние проявления монад. Души отдельно от тел в природе не существуют и нуждаются в некотором пассивном начале. Души следуют своим законам, тела – своим, однако в силу предустановленной Богом гармонии они согласуются (как и все во Вселенной), поскольку выражают один и тот же универсум. Г.-В. Лейбниц пишет и о предустановленной гармонии между царством природы и царством благодати; “<…> в силу этой гармонии сама природа ведет к благодати, а благодать совершенствует природу, ставя ее себе на службу”[76]. Хотя каждая сотворенная монада представляет весь универсум, отчетливее всего она представляет то тело, с которым она связана; и “как это тело вследствие связности всей материи в наполненном пространстве выражает весь универсум, так и душа представляет весь универсум, представляя то тело, какое ей, в частности, принадлежит”[77]. В любой самой малой части материи существует целый мир творений, живых существ, душ. Каждая душа, так или иначе, отражает красоту Вселенной, и эту красоту можно было бы познать, раскрывая все тайники души, проявляющиеся только со временем. Философ утверждает: “Высшее совершенство человека не только в том, что он действует свободно, но и в том, что действует разумно; пожалуй, это даже одно и то же <…>”[78].

Осмысливая сущность человека, мыслители эпохи Просвещения утверждали, что разум, воспитание, образование, просвещение – это основные (хотя и не единственные) средства преобразования, совершен-ствования мира и человека. Подчеркивается, что человеческий разум делает личность цельной, оберегает ее от пороков и страстей. Он призван обеспечить научно-технический прогресс человечества, обосновать принцип веротерпимости, защиты естественных прав человека и критики сословного неравенства. Общественный идеал – Царство разума, разумный (просвещенный) правитель (или правители), опирающийся на разумные реформы в законодательстве. Наличие у человека разума выделяет его из всех существ. Французские материалисты, опираясь на известные им достижения естественных наук, утверждали, что человек является закономерным продуктом развития материи. Взгляд на человека как на природное существо способствовал подчеркиванию философами-материалистами (как, кстати, и деистами) особого значения человеческих чувственных склонностей и воображения (отсюда и сенсуализм в их взглядах на познание). Ж.О. де Ламетри (18 в.) и Д. Дидро (18 в.) писали, что человек это высший результат биологической эволюции. Заметим, что философы отмечали большую роль не только биологических, но и социокультурных факторов (т.е. процесса социализации, связанного с воспитанием, общением, усвоением культурного наследия) для процесса антропогенеза.

П.А. Гольбах (18 в.) писал, что человек как произведение природы в своем бытии полностью подчинен природной необходимости, все моменты его жизни строго причинно обусловлены, что, однако, не отменяет его свободы – свободы выбора. Основным условием человеческого счастья является познание природы и исполнение ее велений. В этом заключается осуществление свободы выбора человеком разумного и полезного. Сущность человека заключается в том, чтобы чувствовать, мыслить, действовать.

С точки зрения Д. Дидро во вселенной, в человеке и в животном есть только одна субстанция, правда, иначе организованная[79]. Человек тоже всего лишь животное - немного более совершенное. Человек может быть счастлив, лишь будучи добродетельным, при отсутствии же добродетели он несчастен[80]. Как считает Д. Дидро, существует только одна добродетель – справедливость, одна обязанность – стать счастливым, один вывод – не преувеличивать ценности жизни и не бояться смерти. При этом личный интерес должен быть связан с общим благом.

Аналогичные мысли можно встретить у Ж.О. де Ламетри. Он писал: во Вселенной существует всего одна только субстанция и человек является самым совершенным ее проявлением[81]. Ж.О. де Ламетри называет человека то огромных размеров искусным часовым механизмом, то машиной, которая заводит саму себя и настолько сложна, что совершенно невозможно составить себе о ней ясную идею и дать точное определение[82]. Тем не менее, Ж.О. де Ламетри показывает, что человек существенно отличается от механических устройств. Это самодействующая машина, способная чувствовать, мыслить, отличать добро от зла. Мы так же подчинены природе, как часы – часовому мастеру. Она вылепила нас так, как хотела или, вернее, так, как сумела[83]. Человек, уважающий природу, испытывающий к ней благодарность, привязанность, счастливый от ощущения и созерцания великолепия Вселенной, никогда не станет уничтожать жизнь ни в себе, ни в других[84]. Человек, который ни во что не ставит свою жизнь, способен уничтожить других[85]. Организация человека является первым его преимуществом, а образование – вторым, без которого даже наилучшим образом организованный ум лишается всей своей ценности. Ж.О. де Ламетри много рассуждает о возможности достижения человеком счастья, тем более что счастливым может быть каждый. Природа дала всем людям одинаковое право на счастье, которое, как считает философ, всецело оживляется и поглощается чувством[86]. Это не значит, что на разум не следует полагаться, это значит, что он должен руководствоваться природой. В достижении счастья высока роль воспитания. Однако в мире есть столько счастливых негодяев, вероломных, хитрых, коварных и опасных, не ведающих угрызений совести людей. И невежды, которые с удовольствием едят, пьют, спят и живут растительной жизнью, тоже могут быть счастливы - благодаря своему невежеству[87]. Но настоящее счастье заключается в том, чтобы иметь к своим услугам хорошее телосложение, красоту, ум, изящество, таланты, почести, богатства, здоровье, удовольствия, славу [88]. Счастливой можно считать ту страну, где всякий человек, живя, как другие, может думать иначе, чем другие; где богословы не являются судьями философов, так как не созданы для этого; где свобода духа – самое прекрасное достояние человечества – не закована в цепи предрассудков; где не стыдятся высказывать то, о чем не стесняются думать; где не приходится рисковать стать мучеником исповедуемой теории [89].

К.А. Гельвеций (18 в.) также отдал дань механицизму в понимании человека, называя последнего машиной, приводимой в движение физической чувствительностью [90]. С точки зрения К.А. Гельвеция воспитание является единственным источником различия между людьми (а с точки зрения Д. Дидро – одним из главных источников). Воспитание делает нас тем, чем мы являемся. Чем совершеннее воспитание, тем счастливее народы[91]. Ум является не даром природы, а результатом воспитания. Добродетели цивилизованного человека – любовь к справедливости и к отечеству[92]. Благородный и просвещенный человек всегда руководствуется компасом общественной пользы, которая является принципом всех человеческих добродетелей и основанием всех законодательств. Эта польза должна вдохновлять законодателя и заставлять народы подчиняться законам, и этому принципу следует жертвовать всеми своими чувствами, даже чувством гуманности[93]. Счастье людей заключается в том, чтобы любить делать то, что они должны делать. Но общество не основывается на этом принципе[94].

Реакцией на идеи эпохи Просвещения с ее апелляцией к Разуму, на события, связанные с Великой французской буржуазной революцией, а также на развитие буржуазной культуры стал романтизм, зародившийся в Германии на рубеже 1790-х и 1800-х гг. сначала в литературно-философской среде (Август и Фридрих Шлегели, например). Романтики стремились показать внутренний мир конкретной личности, яркой индивидуальности, ее страсти, чувства, бурные переживания, фантазии, сновидения, ее возвышенные порывы и идеалы, порой невыразимые и находящиеся в трагическом несоответствии с реальностью. Бездушная и безликая, монотонная реальность эта разрушает целостность и универсальность человека, губит его душу. Представители романтизма подчеркивали самостоятельную ценность человека и его духовного мира, необходимость борьбы за свободу личности.

Представители немецкой классической философии рассматривали человека как существо деятельное, разумное и чувствующее, наделенное духовностью.

И. Кант (18 – нач.19 вв.) утверждал, что человека можно рассматривать, во-первых, как явление природы, существо чувствующее. В этом отношении он является несвободным, так как подчинен природной необходимости, или законам природы. Во-вторых, человека можно рассматривать как нравственное существо, обладающее нравственным самосознанием, а не только чувствами. В таком качестве он свободен, так как не зависит от природной необходимости, а, живя в обществе, руководствуется не зависящими от природы правилами нравственности, свободно следуя законам нравственного поведения. Признание свободы воли человека необходимо, так как без нее невозможно признание личной ответственности за все, что делает человек. Среди правил нравственного поведения (или правил нравственности) И. Кант выделяет максимы (субъективные правила поведения в связи с конкретной ситуацией) и императивы (правила, выражающие долженствование, объективное принуждение к поступку). Среди императивов есть категорические, то есть имеющие всеобщую значимость и объективность: не лжесвидетельствуй, не кради и т.п. И. Кант выделяет также и высший закон нравственности - Категорический Императив, который в переводе Н.В. Мотрошиловой звучит так: “Поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла иметь также и силу принципа всеобщего законодательства”[95]. А.В. Разин справедливо считает, что слабой стороной императива является то, что он наделяет отдельного, возможно, очень неразвитого индивида правом рассуждать за универсум, да еще не только с точки зрения его социальной, но и с точки зрения природной организации. Категорический императив, верно замечает А.В. Разин, совершенно исключает любую относительную оценку конкретных исторических обстоятельств[96]. Еще одна формулировка Категорического Императива, которая встречается у И. Канта: Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству[97]. Человек существует как цель сама по себе, а не только как средство для любого применения со стороны той или другой воли[98]. Подлинно нравственны те действия, в которых человек и человечество – абсолютные цели. Максимы определяются не только разумом, но и чувствами, то есть чувственной способностью, руководствуясь которой, человек ставит перед собой такие цели, которые надеется осуществить. Так, например, ему естественно стремиться к удовольствиям, комфорту, ощущению “приятности жизни”. Поэтому для человека как существа, живущего в мире вещей, в природе и подчиненного природной причинности, главным принципом является принцип счастья. Счастье, пишет И. Кант, это такое состояние разумного существа в мире, когда все в его существовании происходит согласно его воле и желанию[99]. Жить в соответствии с принципом счастья означает жить в соответствии с природой. Различая принцип счастья и принцип нравственности, И. Кант утверждает, что в некотором отношении забота о своем счастье может быть долгом – отчасти потому, что оно (сюда относится умение, здоровье, богатство) может заключать в себе средства для исполнения своего долга, отчасти потому, что его отсутствие (например, бедность) таит в себе искушение нарушить свой долг[100]. Впрочем, люди могут стремиться и к утонченным удовольствиям - духовным, желать совершать добрые поступки, соответствующие долгу и нравственности. Однако может случиться так, что люди будут совершать нравственные поступки лишь до тех пор, пока их нравственность не подвергнется испытанию. Жизненные ситуации могут направить такого человека на безнравственный путь. По И. Канту, поступки являются моральными, если они совершаются исключительно из повиновения чистому нравственному долгу и не ради какой-нибудь субъективной выгоды, частного интереса или желания достичь личного счастья. Жить в соответствии с природой - не значит жить разумно. Человек должен жить по определенным практическим законам, которые не должны зависеть от желаний людей и их субъективных ситуаций. Нравственность не должна быть относительной. Н.В. Мотрошилова справедливо видит в этих рассуждениях противоречие между абсолютным, строго необходимым, на все времена всеобщим нравственным законом, и всегда детерминированными обстоятельствами поступками конкретных людей с их субъективными максимами поведения[101]. Подлинный моральный закон жесток в пресечении всяких отклонений от общечеловеческих нравственных начал. Долг выше чувственности. Человек обязан действовать моральным образом независимо от того, какие чувства вызывают в нас объекты наших действий. Н.В. Мотрошилова подчеркивает, что у И. Канта, выбирая конкретный поступок, человек выбирает судьбу и достоинство всего человечества. Движение ко всеобщему нравственному закону осуществляется не иначе, как через сознательное, разумное, истинно человеческое формирование максим[102]. Однако сфера нравственно-должного - это сфера человеческой свободы. И. Кант, как “философ свободы”, считает, что человеческая воля абсолютно свободна и когда действует в соответствии с нравственным долгом (философ даже уточняет, что свободная воля и воля, подчиненная нравственному закону – одно и то же), и тогда, когда действует согласно своим чувствам. Подлинно морален только тот поступок, в котором человек свободно, осознанно, разумно выбирает следование всеобщему моральному закону, долгу. Чтобы осуществить такой выбор, у человека есть совесть – “внутреннее судилище”. Необходимо быть честным с самим собой и никогда не лгать себе. Главными обязанностями людей друг по отношению к другу И. Кант считал уважение и любовь. Под последней он понимал удовольствие от счастья другого, что побуждает творить благие дела, не связанные с надеждой на вознаграждение (разве что благодарность), и способность сострадать.