Конструктивная роль воображения

В поисках оснований философия приходит к данности “жизненного мира”, к наличию в нем неких самоочевидных вещей, которые мы можем назвать и показать на них пальцем. Собственно говоря, в упрощенном виде таким и представляется процесс научения ребенка языку. Мы показываем пальцем на нечто и говорим “это машина” или “это собака”. Ребенок же в результате многократных повторений фиксирует в памяти соответствие между неким знаком и вещью.

Но эта модель опирается на неявное убеждение в том, что (1) детское сознание является развивающимся (= еще недо-развитым) сознанием взрослого, и (2) ребенок и взрослый воспринимают мир одинаково, с той лишь разницей, что картине мира маленького человека недостает полноты, четкости и детальности. Т.е. что ребенок и взрослый различаются только количественными характеристиками — ростом, проще говоря.

Но более внимательное наблюдение за маленькими детьми может привести к мысли о том, что это вовсе не факт. Что освоение ребенком языка не просто один, хотя бы и ключевой, момент в процессе социализации личности, но имеет гораздо более важное значение – не только для жизни каждого ребенка, но для существования человеческого сообщества в целом.

“Границы моего языка … означают границы моего мира” (Л.Витгенштейн, Логико-философский трактат, 5.62). Посредством языка мы создаем некий образ мира. “Образ есть модель действительности” (Там же, 2.12). “Образ имеет общим с отображаемым логическую форму отображения” (Там же, 2.2). Язык говорит нам, что мир таков, каков он есть. Никакой иной не- или вне-логический мир немыслим и непредставим.

Наша привычка верить в то, что мир таков, что о нем можно говорить словами, что он имеет свойства определенности, устойчивости, разделенности на множество вещей, вовсе не является естественной и вполне может оказаться безосновательной. Детское восприятие мира, возможно, отличается от взрослого качественным образом. Ребенок, который учится говорить, находится в пограничной ситуации. В нем сталкиваются два восприятия мира: одно из них в словах не выразимо. Но оно проявляется в поведении, в порой непонятных, не логичных с точки зрения взрослого “капризах”. “Другое” восприятие существует, хотя и представляется нам немыслимым и невозможным. Обучая ребенка языку, мы учим его видеть мир так, как его видим мы. В столкновении двух “миров” побеждает более сильный: каждый ребенок – один против объединенной силы взрослых. Но достаточно ли оснований считать наше взрослое восприятие мира единственно адекватным и безусловно обязательным? И что теряют взрослые, запрещая детское восприятие мира (= воспитывая его)?

С этой точки зрения и сам процесс освоения ребенком языка представляется гораздо более сложным, чем схема “условного рефлекса”: фиксирование в памяти, установление связи между вещами и знаками, “подкрепляемое” то кнутом, то пряником. И память не просто “хранилище” восприятий, но активный процесс конструирования реальности.

Для ребенка нет одного, определенного мира. Есть лишь разные пути, которые приводят в разные места, хаотически перемещающиеся и не составляющие никакого единого пространства и времени. Он не верит своим глазам. Самоочевидного для него не существует. Есть нечто недостоверное и некоторые правила, которые позволяют с этим недостоверным справляться более или менее удачно. Реальности как таковой (какой ее воспринимаем мы) для ребенка не существует. Каждый ребенок вместе с близкими ему взрослыми каждый раз заново творит эту реальность. Сила, которая из хаоса восприятий создает человеческий мир, есть сила воображения, соединяющая слово с другими словами, слово со знаком, слово с вещью.

Мы берем лист бумаги и рисуем: вот солнце, вот дом, вот дерево, вот машина – так мы создаем мир. Вообрази и изобрази! – говорим мы ребенку. Причем оказывается, что заблуждением будет считать, что можно рисовать с натуры (глядя на что-то сделать нечто похожее). Вначале взрослый преподносит ребенку некоторую систему знаков, которой учит его оперировать — вот здесь, за столом, с карандашом и листом бумаги. Сначала взрослый, а потом и сам ребенок рисуют на бумаге солнце, дом и дым, и взрослый утверждает: вот это – мир. А затем пытается наложить эту структуру на восприятие ребенка, сконструировать его. Это хитрость взрослого разума, если не сказать — прямой обман. И только безграничная доверчивость и сила воображения маленького человека может признать одним и тем же кружочек с черточками, нарисованный на бумаге, и солнце, сияющее в небе, ибо на самом деле ничего общего у них нет.

Таким образом, посредством языка мы навязываем ребенку каждый раз одну и ту же структуру восприятия, которая каждый раз все так же заново творит все тот же – окружающий нас – мир. Этот мир зачастую нам не нравится: в нем нам холодно, страшно, одиноко и скучно, в конце концов. Мир таков, каков он есть, — с горечью говорим мы. Но ведь именно мы создаем его таким. Тогда как рядом с нами, совсем близко существует другой мир – яркий, таинственный, ужасный и свободный мир ребенка.