Катоптрика воображаемого

Онтологическое осмысление проблемы воображения предполагает обсуждение следующих принципиальных вопросов: кто воображает, что воображаемо и как складывается событие воображения. В соответствии с поставленными вопросами следует выделить основные рубрики исследования: аналитика имагинативного сознания, трансцендентальная эйдетика и феноменология образа. Говоря о катоптрике воображаемого, мы имеем в виду не частные случаи визуального восприятия зеркальных образов, но общий принцип зеркальности, имеющий существенное значение как для становления самого воображающего сознания, так и осуществления им спонтанных актов имагинации. Учитывая кантианское различение продуктивного и репродуктивного воображения, следует заметить, что единственным действительно креативным актом является сотворение ex nihilo самого воображающего субъекта, для которого изначально открыта возможность что-либо воображать. В этом смысле, репродуктивное воображение есть ни что иное, как развертка уже наличествующих форм на неком экране (зеркале) сознания. Чтобы обнаружить интересующие нас онтологические структуры воображения, необходимо элиминировать все репродуктивные проекции и выяснить условия возникновения имагинативного сознания.

Для редукции чтойности воображаемого уместно напомнить известный софизм: «что отражает зеркало, когда в него никто не смотрит?». Вопрос этот вначале кажется неуместным, а затем бессмысленным и даже абсурдным, поскольку ясно, что зеркала существуют только для видящего ока, замечающего сходства и различия вещей и их зеркальных отражений. В отсутствии взгляда, фиксирующего подобие образов, нет ни зеркал, ни отражений, ни, собственно, предметов. Вдумываясь в парадоксальную ситуацию «оставленного без присмотра» зеркала, легко догадаться, что в нем действительно не должно отражаться ничего определенного, или, говоря иначе, что отражается в нем именно ничто, которое является условием возможности всякой определенности. Восприятие осуществляется благодаря невоспринимаемому: всякий образ обусловлен без о бразным, наличное — неявным, видимое — безвидным. Легко заметить, что акустическое восприятие столь же парадоксально, как и визуальное: достаточно вспомнить знаменитый буддийский коан о хлопке одной ладони. («Покажи мне хлопок одной ладони» — требует учитель дзен от своего ученика; предполагается, что для выполнения этого упражнения необходимо выйти за пределы слышимого и помыслить некий «беззвучный звук»). Для исследования феномена катоптрического воображения необходимо ввести аналогичное «беззвучному звуку» понятие — «невидимый вид».

Что есть зеркало вне отношения отражаемого и отраженного? Нечто невидимое, поскольку видимы лишь его границы и дефекты зеркальной поверхности, которые уже не могут быть названы собственно зеркалом. Само по себе зеркало не дано зрительному восприятию, но все же оно за-дано зрению как нечто задающее траекторию обзора всевозможных зрительных образов. Зеркало не имеет собственного образа, но именно поэтому оно способно быть образующим. О зеркале нельзя сказать, что существует оно тем же способом, каким существуют отражаемые им предметы и отраженные в нем образы. В этом смысле, зеркало — не-сущее (ouk on). Однако такого рода небытие оказывается необходимым для осуществления актов воображения — зеркало обнаруживает себя в качестве ­­ не­-сущего образа. Носителем (субстратом) воображаемого всегда является невидимое нечто или видимое ничто, то есть зеркало.

Для того, чтобы в зеркале нечто во-образилось, необходимо, прежде всего, занять определенную «точку зрения», причем специфика образа обусловлена пространственным расположением этой точки относительно отражаемого образца и отражающей поверхности. Первичная фиксация субъективного взгляда происходит в результате «восторженного принятия образа» (согласно концепции «стадии зеркала» Ж. Лакана), все последующие самоидентификации являются следствием динамичной «психомиметической подстройки» (термин В. Подороги) к собственному зеркальному отражению. Действительная «точка зрения», отождествляемая с инстанцией «я», всегда определяется мнимым образом и от него получает достоверность собственного бытия. При этом взгляд на себя как на Другого в зеркальном отражении должен совпасть с воображаемым обликом собственного тела и внутренним его переживанием как «моего я». Поэтому место «моего я» всегда определяется некоторым «не-местом» в мнимом пространстве зеркального отражения. Присутствие-в-мире определяется непрерывностью существования этого зеркального Двойника, который становится формой отражения внутреннего опыта собственной идентичности. Таким образом, феномен зеркальности всегда предшествует событию узнавания себя и признания Другого.

Но едва ли возможно увидеть самого себя со стороны в зеркале, вернее, «невозможно засечь себя, не смотрящим в зеркало», как говорил М.К. Мамардашвили. Полагая, что отраженная копия всегда соответствует некому реальному оригиналу, мы никогда не видим их вместе, не можем «охватить» их единым взглядом, который мог бы зафиксировать их тождество или установить различие между ними. Здесь неизбежно возникает парадокс «третьего глаза» (аналогичный известному аргументу «третьего человека»): чтобы уловить подобие между образом и первообразом необходимо не только непосредственно видеть их по отдельности, но и, переходя в некоторую мета-позицию зрения, охватить их в едином акте созерцания. Поэтому «точка зрения», уже зафиксированная на стадии зеркала, должна постоянно смещаться относительно себя самой, неизменно с собой же совпадая.

Такая модель спекулятивного опыта воображения противоречит статичной оптико-геометрической теории отражения, согласно которой зеркальная репрезентация всецело обусловлена свойствами отражающей поверхности, характеристиками отражаемого предмета и пространственным положением зеркала относительно направления взгляда. Иначе говоря, эта теория предполагает жесткую каузальную детерминацию воображаемого образа. Но, как говорилось ранее, только осмысленный взгляд придает актуальность бытию образа. Следует предположить, что динамическое взаимоотношение образца, зеркала и образа, соответствуют порядку членов онтологической триады «бытие — ничто — творение», причем связь между образцом и образом имеет не каузальный, а событийный характер. Смысл такой взаимосвязи сущего состоит не в точной репрезентации представленного, но в свободном со-бытии воображаемого и воображающего. Это событие онтологического воображения М. Хайдеггер называет «зеркальной игрой мира», участие в которой позволяет вещам сохранять полноту собственного бытия, образам — выражать самобытность вещей, а внимательному взгляду — улавливать смысл их различения. Заметим, что выражение «зеркальная игра мира» тавтологично (русское «мир» этимологически восходит к тому же индоевропейскому корню –(s)mi-, что и английское «mirror»), и тавтология эта весьма значима, поскольку мир и есть то никогда невидимое зеркало, в котором только и возможно нечто вообразить.