Я не работал над книгой или не писал картину. 6 страница

Следовательно, в сферу действия этого закона входят пре­жде всего умозаключения. Когда, например, из двух посылок «Все живое смертно» и «Люди — живые существа» мы дела­ем вывод, что «Все люди смертны», то это означает: «Все люди смертны» потому, что «Все живое смертно». Подведение того или иного предмета мысли под общее понятие служит доста­точным основанием для распространения на него всех тех свойств, которые присущи всему классу предметов, мыслимо­му в этом понятии. Вспомним аксиому простого категоричес­кого силлогизма: Dictum de omni et de nullo.

В сфере действия закона достаточного основания находят­ся также доказательства. Уже само их существование есть показатель того, что такой закон существует. Кроме того, одно из важнейших правил доказательства — правило не только необходимости, но и достаточности оснований — прямо обус­ловлено действием этого закона. Например, существует объ­ективная связь между ясным мышлением и ясным изложени­ем. Поэтому если мы хотим обосновать, почему человек ясно излагает свои мысли, то можем сослаться на то, что он ясно мыслит. Это достаточное основание. Впрочем, можно сказать и наоборот: «Он ясно мыслит, потому что ясно излагает». Это тоже достаточное логическое основание.

Требования, вытекающие из закона достаточного основания, и ошибки, связанные с их нарушением. Будучи объективным, закон достаточного основания предъявляет к нашему мышле­нию важные требования: всякая истинная мысль должна быть обоснованной, или нельзя признать высказывание истинным, если для него нет достаточных оснований. Иными словами, ничего нельзя принимать на веру: надо основываться на досто­верных фактах и ранее доказанных положениях. Этот закон на­правлен против бессвязных, хаотичных, бездоказательных рас- суждений; голого, необоснованного теоретизирования; неоправ­данных, неубедительных выводов. Он враг всяких догм, пустых верований, суеверий и предрассудков.

Важнейшей логической ошибкой, связанной с нарушением требований закона достаточного основания, выступает «поп se- quitur» («не следует»). Она обнаруживается там, где нет доста­точной логической связи между посылками и заключением, между тезисом и основаниями, доводами и выводами. Пример такой ошибки содержится в известном произведении Н. Гоголя «По­весть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифо­ровичем». Вот какое обоснование злостных намерений И Н. Дов- гочхуна дает И И. Перерепенко: «Вышеизображенный дворя­нин, которого уже самое имя и фамилия внушает всякое омерзение, питает в душе злостное намерение поджечь меня в собственном доме. Несомненные чему признаки из нижеследую­щего явствуют: во-первых, оный злокачественный дворянин на­чал выходить часто из своих покоев, чего прежде никогда, по причине своей лености и гнусной тучности тела, не предприни­мал; во-вторых, в людской его, примыкающей о самый забор, ограждающий мою собственную, полученную мною от покойного родителя моего, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Пе- ререпенка, землю, ежедневно и в необычайной продолжитель­ности горит свет, что уже явное есть к тому доказательство, ибо до сего, по скаредной его скупости, всегда не только сальная свеча, но даже каганец был потушаем».

Итак, если человек начал часто выходить из своих покоев и в людской его ежедневно и подолгу горит свет — значит, име­ется намерение поджечь соседа. Здесь явно нет достаточного основания: вывод не следует из доводов. /

Образцом подобной нелогичности служит рассуждение фи- лософов-лилипутов в произведении Джонатана СвЦфта «Пу­тешествие Лемюэля Гулливера»: «Вы утверждаете, правда, что на свете существуют другие королевства и государства, где живут такие же гиганты, как вы. Однако наши философы сильно сомневаются в этом... Ведь не подлежит никакому со­мнению, что сто человек вашего роста могут за самое корот­кое время истребить все плоды и весь скот во владениях его величества. Кроме того, у нас есть летописи. Они заключают в себе описание событий за время в шесть тысяч лун, но ни разу не упоминают ни о каких других странах, кроме двух великих империй — Лилипутии и Блефуску».

Здесь снова вывод не вяжется с доводами. Если в летопи­сях нет упоминания о каком-либо событии, то это еще не зна­чит, что его не было на самом деле. Существование события не связано необходимым образом с летописями.

Ошибка «не следует» иногда сознательно допускается для создания комичной ситуации, шутки и т. п. Мы находим, на­пример, у бессмертного Козьмы Пруткова: «Я поэт, поэт даро­витый! Я в этом убедился; убедился, читая других: если они поэты, так и я тоже». Или: «Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться».

Значение закона достаточного основания. Этот закон, ра­зумеется, ничего не говорит о том, какие конкретно основания для данного вывода являются достаточными. Он только дис­циплинирует наше мышление, направляя его на поиск таких оснований, на обеспечение обоснованности вывода.

Это особенно важно в научном познании, прежде всего в теоретических науках, где велика роль выводного знания. Вот почему Г. Лейбниц придавал фундаментальное значение не только принципу противоречия, но и принципу достаточного основания. Он имеет большое значение, в частности, в связи с коренным вопросом теории познания — о критерии истиннос­ти наших знаний. Установлено, что таким критерием служит прежде всего общественная практика — материально-произ- водственная, общественно-политическая деятельность, прак­тика научных наблюдений и экспериментов. Именно она поз­воляет надежно отделять истинные знания от ложных. Одна­ко далеко не все знания возможно и необходимо проверять непосредственно на практике. Если мы знаем, что существует закон всемирного тяготения, то нет надобности каждый раз проверять, упадет предмет или нет, когда мы его выпустим из рук. Это можно сделать и логическим путем: вывести одно знание из другого, уже проверенного на практике и получив­шего статус истинного. Следовательно, наряду с коренным, практическим критерием истинности наших знаний есть и другой — производный, логический критерий. Весь вопрос только в том, достаточны ли логические основания для того или иного вывода. На правильное решение этого вопроса и ориентирует нас закон достаточного основания.

В практической деятельности тоже важно руководствоваться этим законом. Так, известный русский социолог Питирим Со­рокин (с 1922 г. — в эмиграции), выступая против извращений в строительстве социализма в нашей стране, заявлял: «Мож­но и должно звать всех к производительной работе по возро­ждению страны, но ниоткуда не следует, что эта работа мо­жет и должна совершаться только по штампам и циркулярам в качестве агентов власти и чиновников, или обратно — дол­жна быть непременно работой, низвергающей власть»^[39].

Таким образом, автор отмечал известное отсутствие после­довательности в определенных тогдашних практических дей­ствиях власти в стране. И позднее не было достаточных осно­ваний для того, чтобы десятилетиями игнорировать мировой опыт развития рыночных отношений в экономике страны. Но и в настоящее время, когда произошла смена власти, многие ее действия представляются тоже недостаточно обоснованны­ми, правда уже в ином социальном смысле. Так, нередко опыт предшествующего развития страны огульно отрицается лишь на том основании, что он в конечном счете не удался. Однако это еще не достаточное основание для подобного нигилизма.

Против аналогичного необоснованного поведения, но уже в литературе, в свое время выступал М. Шолохов. «Добротно написанная книга, — отвечал он на вопросы одного коррес­пондента, — живет долго, а все живущее нельзя отвергать без достаточных к тому оснований»^[40].

Закон достаточного основания имеет прямое отношение к юридической практике. В законодательстве довольно широко распространено само понятие «достаточные основания». Так, в уголовном процессе по отношению к обвиняемому (а в ис­ключительных случаях к подозреваемому) законом преду­смотрены меры пресечения при наличии для этого достаточ­ных оснований. Причем самй эти основания раскрываются.

В гражданском законодательстве говорится, что граждан­ские права и обязанности возникают из предусмотренных за­коном оснований.

, В судебной практике дело может стать предметом судебно­го разбирательства, если для этого есть достаточные основа­ния. Приговор или решение суда должны быть мотивирован­ными, т. е. обоснованными.

В повседневной речи, говоря о том, что многие законы не действуют, мы приводим в качестве основания то, что нет процедуры их использования и т. д.

~ Рассмотренные выше основные формально-логические за­коны мышления открыты традиционной логикой. Как отно­сится к ним современная математическая логика? Она осно­вывается на них в своих построениях и процедурах, но в це­лях решения собственных специфических задач вносит в них необходимые уточнения и дает им свою символику. Так, рас­крывая их единство в определенном отношении, она рассмат­ривает их в качестве тождественно истинных формул. Что это значит? Многие логические формулы, используемые в сим­волической логике (логике высказываний), оказываются при одних логических значениях своих переменных истинными, а при других ложными. Тождественно истинные формулы тем и отличаются, что они имеют логическое значение «истина» при всех логических значениях своих переменных. Истинность таких формул обусловлена их логической структурой. Поэто­му они называются еще логически истинными формулами. В конечном счете их истинность определяется тем, что в их струк­туре отражаются наиболее глубокие и общие связи самого объективного мира. Посредством этих формул и выражаются законы логики.

Так, закон тождества выражается логической формулой

А= А (А равносильно А) или А—»А («Если А, то А»).

Закон противоречия выражается формулой 1 (Ал1 А).

Закон исключенного третьего — Avl А.

Оба последних закона относятся лишь к противоречащим высказываниям и потому могут быть выведены друг из друга.

Считается, что закон достаточного основания символически выразить нельзя, так как это исключительно содержатель­ный закон.

Отражение в мышлении переходных^ (промежуточных) состояний. Пока предмет, например стекло, сохраняет свое агрегатное состояние или качество твердого тела, мы можем безошибочно подвести его под соответствующее общее поня­тие — «твердое тело». В этом, как мы видели, и состоит дей­ствие закона тождества в его традиционном смысле. Но вмес­те с ним действуют и остальные из основных формально-ло­гических законов. Так, если мы назвали стекло твердым телом, то мы уже не можем, в силу действия закона противоречия, назвать его одновременно и нетвердым телом или жидкостью. При этом, в силу закона исключенного третьего, мы стоим перед дилеммой: стекло либо твердое тело, либо нетвердое тело; третье решение здесь исключено. И наконец, для подве­дения стекла под понятие твердого тела у нас есть достаточ­ные основания. Стекло обладает свойствами сохранять опре­деленную форму, занимать определенный объем и т. д. А имен­но подобные признаки и входят в содержание понятия «твердое тело». Этим оно отличается от жидкости, которая способна принимать форму соответствующего сосуда, и газа, способно­го занимать весь его объем.

Но как обстоит дело с логической операцией подведения под понятие в иных условиях, когда стекло, будучи расплав­ленным, лишь приобретает свою качественную определенность твердого тела, т. е. не является «ставшим», оформившимся, «готовым», а находится в/процессе становления? Можем ли мы и в этом случае датьОпределенный, однозначный, катего­рический отвётГеДа, это твердое тело», «Нет, это нетвердое тело» («жидкость»)? Оказывается, по самому существу дела такого ответа дать уже нельзя. Затвердевание расплавленно­го (жидкого) стекла — более или менее длительный процесс. Он совершается постепенно, незаметно, через множество про­межуточных ступеней, так что никакой определенной грани­цы, которая четко отделяла бы твердое состояние от жидкого, нет. Поэтому мы в силу объективных оснований не можем точно сказать, когда застывающее стекло «еще жидкое», а когда «уже твердое». В этом случае правильным будет сказать: стекло «и жидкое, и не жидкое», «и нетвердое, и твердое»; оно «уже не жидкое, но еще не твердое»; его нельзя назвать «ни жид­ким, ни нежидким», «ни твердым, ни нетвердым».

Но что означают подобные формулы? Это не словесная эк­вилибристика. Они как раз и означают, что тут действуют уже иные, диалектические законы мышления. Это прежде всего закон диалектического единства тождества и различия, по­скольку в затвердевающем стекле уже нельзя фиксировать лишь абстрактное тождество жидкости с самой собой и от­влечься от имеющихся в ней различий. Ведь подобные разли­чия, нарастая, становятся все более существенными, ибо жид­кость все более перестает быть жидкостью. Они выступают формой проявления изменений, происходящих в процессе за­твердевания, и их результатом — признаками твердого тела.

Здесь действует также диалектический закон соединения (сочетания) противоположностей. Ведь затвердевающее стек­ло — это переходное (промежуточное) состояние. А всякий переход объективно отличается противоречивостью, единст­вом бытия и небытия, исчезновением одних свойств (в данном случае — жидкого тела) и возникновением других (твердого).

Здесь проявляет свою силу закон перехода количествен­ных изменений в качественные (и обратно). Именно постепен­ные количественные изменения при переходе от одного ка­чества к другому и делают возможным нечто промежуточное, среднее, третье, требующее соответствующего отражения в понятиях. Здесь обнаруживается закон отрицания и преем­ственности. Ибо стекло при всех преобразованиях не пере­стало быть стеклом. Произошло лишь отрицание одной качес­твенно определенной формы (жидкость) другой (твердое тело). А это потребовало соответствующего сочетания понятий.

Пример со стеклом — не единичный. Все аморфные тела превращаются из одного агрегатного состояния в другое именно подобным образом. Следовательно, во всех случаях такого превращения неизбежно будут действовать диалектические законы мышления. Этим определяется одна из сфер их дейст­вия. Аналогичный пример — из области живой природы. В громадном большинстве случаев мы точно, ясно, определенно можем сказать: «Это ребенок», «Это подросток», «Это юноша» и т. д. Объективным основанием для этого служат качествен­ные различия между стадиями развития человека. В против­ном случае мы не могли бы образовать самих понятий «ребе­нок», «подросток», «юноша» и др.

Но можем ли мы во всех без исключения случаях безоши­бочно определить, какой перед нами человек? Нет. Ведь ребе­нок рано или поздно превращается в подростка, подросток в юношу и т. п. Причем это тоже процесс постепенных количес­твенных изменений, приводящих незаметно к новому качест­ву. Здесь не бывает так, что вечером человек лег спать под­ростком, а утром проснулся уже юношей.

Чтобы правильно отразить подобный процесс превращения одного качества в другое, мы вновь вынуждены прибегать к диалектическим формулам: данный человек «не только под- -рееток и не только юноша»; он «уже не подросток, но еще не юноша»; он «ни подросток, ни це подросток в отдельности, но и та и другое вместе». Следовательно, вместо формулы «или — или» мы используем формулу «как то, так и другое».

Отражение изменений предмета во времени. Диалектичес­кие законы мышления действуют при отражении не только переходных (промежуточных) состояний. Они проявляют свою силу и там, где рассматривается «ставший», сложившийся, качественно определенный предмет, но оценивается не в дан­ный конкретный момент времени, а в целом, с учетом разных этапов его проявления и развития. Так, на конкретный во­прос: «Может ли нормальный человек в молодости овладеть в совершенстве иностранным языком?» — мы можем однознач­но ответить: «Да, может». — «А в глубокой старости?» — «Нет, не может». Но еел!1мы поставим вопрос в принципе, следова­тельно в обобщенной'форме: «Может ли человек вообще в со­вершенстве овладеть иностранным языком?», тогда ответ бу­дет неизбежно диалектическим: «И может, и не может». А сама эта формула потребует конкретизации применительно к определенному возрасту.

Вспомним классический пример с дождем: «Полезен или вреден дождь для урожая?» В обобщенной форме на него воз­можен лишь диалектический ответ: «Дождь и полезен, и вре­ден». Но если ответ конкретизируется применительно к опре­деленному времени, то он примет однозначную форму: «Дождь полезен весной, когда зерно уже в земле», но «Дождь вреден осенью, когда идет уборка урожая».

С точки зрения диалектики любой предмет, существуя бо­лее или менее длительное время, претерпевает те или иные изменения, развивается, поэтому в разное время проявляет разные, в том числе противоположные свойства. Их адекват­ное, точное, верное отражение и происходит на основе дейст­вия законов диалектической логики.

Отражение предмета в его различных взаимоотношениях с другими. Диалектические законы мышления проявляют свою силу и тогда, когда один и тот же качественно определенный предмет рассматривается всесторонне, в разных отношениях к другим, с которыми он так или иначе связан.'

Существует притча. Восковые фигурки, находившиеся близ­ко к огню, предчувствуя свою табель, обратились к нему с жало­бой: «Ты несправедлив по отношению к нам: этим фарфоровым вазам ты придаешь твердость, а нас расплавляешь». Огонь отве­тил: «Я остаюсь огнем. Пеняйте на свою собственную природу».

И действительно, будучи качественно определенным, огонь тем не менее в разных отношениях проявляет себя по-разному, об­наруживает различные, даже противоположные свойства.

Каким же законам будет подчиняться отражение этих свойств одного и того же явления? Если мы будем рассматри­вать его в каком-либо одном отношении, то достаточно дейст­вия одних формально-логических законов. Например: «По от­ношению к фарфоровым вазам огонь способен придавать им твердость». Если же мы будем говорить об огне всесторонне, в общей форме, независимо от одного какого-либо отношения, с учетом всех его возможных взаимоотношений, то неизбежно действие диалектических законов: «Огонь и способен прида­вать телам твердость, и не способен».

Другой пример. На вопрос: «Стекло твердое или не твер­дое?» — можно отвечать двояко. Оно может быть твердым, острым по отношению к живой ткани, но мягким, податливым по отношению к алмазу. А в общей форме мы обязаны отве­тить по формуле: «И то и другое вместе». «Стекло и твердое, и нетвердое».

Сказанное также относится ко всякому предмету вообще. Ведь его свойства не создаются отношением к другому пред­мету, а лишь проявляются в таком отношении. А так как лю­бой предмет взаимодействует с множеством других предме­тов, то он неизбежно обнаруживает разные, в том числе про­тивоположные свойства. Их всесторонняя оценка возможна лишь на базе законов диалектической логики.

2. Действие формально-логических законов мышления в обобщенной форме

_ч Формы проявления законов мышления. Означает ли ска­занное, что в случае действия диалектических законов мыш­ления его формально-логические законы вовсе перестают дей­ствовать? Нет, не означает. Дело в том, что одни и те же зако­ны, будь то законы природы или общества, в разных условиях могут проявляться по-разному, а следовательно, принимать различные формы.

С этой точки зрения основные формально-логические зако­ны мышления перестают действовать в своей простой форме, проявляющейся лишь в определенных условиях, но с измене­нием этих условий продолжают действовать уже в иной, бо­лее сложной и общей форме. Если проетая форма этих зако­нов давно открыта традиционной логикой, то их другая, более общая и сложная форма — лишь в процессе становления ди­алектической логики.

Так, будучи в ряде случаев не в состоянии однозначно от­ветить, имеем ли мы дело с подростком или юношей, мы нахо­дим выход в том, что называем такого человека и подростком, и юношей. Ясно, что требования закона тождества, а следова­тельно и других формально-логических законов в их обычной, простой, традиционной форме, не выполняются.

Но разве тем самым наша мысль утрачивает определен­ность, последовательность (непротиворечивость), обоснован­ность (доказательность)? Отнюдь нет. Говоря «и подросток и не подросток», мы на самом деле наиболее точно отражаем действительность — именно такой, какова она есть. Следова­тельно, мы мыслим тоже нечто определенное, отличное от вся­кой иной мысли, но слагающееся уже из двух определенных мыслей: о подростке и. юноше одновременно. Таким образом, закон тождества как закон определенности мысли продолжа­ет действовать и здесь- Он только меняет форму своего прояв­ления. Эта форма оказывается применительно к более слож­ным условиям более сложной.

Сохраняет свою силу и закон противоречия, но он тоже принимает иную, более общую форму. Ибо если данный чело­век и подросток, и юноша, то'мы уже не можем, не насилуя логики, не впадая в логическое противоречие, т. е. противоре­чие с самим собой, одновременно утверждать: «Этот человек только подросток» (или: «Этот человек только юноша»). Такие утверждения не могут быть одновременно истинными. Что- нибудь одно из них непременно ложно: или диалектическая формула, выраженная сложным суждением, или однозначная формула, выраженная простым суждением.

То же самое с законом исключенного третьего. Он продол­жает действовать и здесь, но тоже в обобщенной форме. Его требование сохраняется: или «Данный человек и подросток и юноша», или «Данный человек только подросток» («только юноша»). Ничего третьего между ними нет и не может быть. Следовательно, они не могут быть вместе ложными: что-то одно из них непременно истинно: или сложное диалектичес­кое суждение, или простое.

Наконец, действие закона достаточного основания — при­чем тоже в особой форме, с учетом особых условий — сказы­вается в том, что для переходного явления недостаточно под­вести его под какое-то одно понятие: «подросток», «юноша». Наоборот, необходимым и достаточным будет подведение под оба понятия сразу, одновременно.

Вред абсолютизации законов формальной и диалектичес­кой логики. Каково же в целом отношение формально-логи­ческих законов мышления к законам диалектической логики? Они, как можно сделать вывод из сказанного, и исключают друг друга, и не исключают. Все зависит от того, в каком виде рассматриваются формально-логические законы — простом, традиционном или сложном. Формально-логические законы необходимы в любом мышлении, будь то недиалектическое или диалектическое. В известных пределах — в рамках «домаш­него обихода» — ими можно вполне ограничиться, чтобы обес­печить правильность мышления.

Но при определенных условиях они оказываются недостаточ­ными. Требуется действие диалектических законов мышления. Однако и в этих условиях формально-логические законы не пре­кращают своего действия. Они лишь неизбежно меняют свою форму. Взаимодействуя с диалектическими законами, они и здесь обеспечивают определенность, последовательность (непротиво­речивость), обоснованность (доказательность) диалектического мышления, которое тоже не может не быть правильным, если оно ведет к истине.

Раскрывая существо законов формальной и диалектичес­кой логики, мы особо подчеркивали, что и те и другие законы не имеют абсолютного характера, что они действуют лишь при определенных условиях. За этими пределами они утрачи­вают свою силу.

Отсюда следует, что нельзя прежде всего абсолютизиро­вать законы формальной логики, пытаться, например, давать однозначные ответы там, где речь идет о переходных явлени­ях, о рассмотрении предмета в разное время или в разных отношениях. Абсолютизация формально-логических законов служит одним из источников неопределенности, путаницы и непоследовательности в мышлении.

С другой стороны, нельзя абсолютизировать и диалекти­ческие законы мышления, применять их требования там, где требуется однозначный ответ: существует нечто или не су­ществует, присуще ему какое-либо свойство или не присуще. Жонглирование диалектическими формулами, выход за пре­делы их действительной применимости способны привести не только к логическим противоречиям, но и к полной неопреде­ленности мысли.

Как же избегать абсолютизации требований формальной и диалектической логики? Есть один фундаментальный критерий для этого: соответствие наших мыслей действительности. На­пример, если единству взаимоисключающих понятий соответ­ствует нечто в объективной действительности, то в данном слу­чае имеет место диалектическое суждение, выражающее диа­лектическое, жизненное противоречие. Если же такому единству нет соответствия, нет аналога в действительности, если сущ­ность предмета искажается, то налицо логическое противоречие.

Все это имеет значение для всякого мышления, включая и юридическое.

Вместо заключения. Уроки логики

Завершая очерк основных логических проблем, по необхо­димости краткий, предполагающий активное участие мысли и воображения самого читателя, сделаем некоторые наиболее общие выводы практического характера.

Мышление человека, зарождаясь вместе с трудом и разви­ваясь во взаимодействии с ним, достигло в своем развитии огромных высот. С его помощью человек постигает все более глубокие и сокровенные тайны природы и общества. Духовно­му освоению человека все более подвластны видимый нами многообразный мир вещей, окружающий нас, — макромир; недоступный нашим органам чувств и бесконечный вглубь микромир; величественный и необъятный космос, бесконеч­ный вширь, — мегамир.

Силой человеческой мысли, словно силой волшебства, вызва­ны к жизни многочисленные науки, которые продолжают мно­житься и приносить все более весомые плоды; разнообразные искусства, покоряющие нас, одухотворяющие и украшающие нашу жизнь; сложнейшие технические устройства, облегчаю­щие наш труд и превосходящие в некоторых отношениях саму человеческую мысль. Они образуют другой, особый по отноше­нию к естественному, искусственный мир. В него входит мир понятий, слагающихся в более или менее стройные и сложные, целостные системы знания; мир образов — от самых фантасти­ческих до строго достоверных; мир орудий — искусственных органов человека, увеличивающих его физические и духовные возможности.

В этом ряду творений человеческой мысли логика стоит как бы особняком. И прежде всего потому, что в ней мышление впервые сделало предметом исследования само себя. В логике оно как бы смотрится в зеркало и изучает через него свой собственный мир.

Но именно потому, что логика исследует мышление, она неразрывно связана со всем, что ему доступно и что служит его проявлением. Вот почему логика находит все более широ­кие практические приложения в науке, искусстве и технике, в повседневной жизни.

Можно прожить жизнь и без логики, как, впрочем, можно прожить ее и без многого другого. Однако подобно тому как человек стремится не только к материальному богатству — богатству вещей, но и богатству связей и отношений с други­ми людьми, так он стремится и к духовному богатству. И здесь логика оказывается ничем не заменимым и важным духовным компонентом.

Знание логики не создает способности мыслить — это ес­тественный продукт самой природы и социальной среды. Но логическое знание значительно развивает саму способность мышления, делая ее более совершенной, подвижной и гибкой, увеличивая ее масштабы, позволяя раскрыть в ней новые грани и новые возможности. Логика анализирует и укрепляет мыс­лительный механизм, помогая устранять в нашем мышлении все нелогичное — неясное, двусмысленное, путаное, противо­речивое, бездоказательное.

Так мастер-гранильщик не творит самого алмаза — это продукт взаимодействия природных сил. В процессе огранки он лишь «отсекает» в нем все ненужное, выявляя скрытую в нем кристаллическую структуру, чтобы алмаз засверкал на солнце всеми своими гранями, стал предметом красоты.

Так мастер-скульптор не производит мрамора, но превра­щает его в произведение искусства, восхищающее нас силой воображения.

Сила логики — это не сила науки о мышлении. Это сила самого мышления, самой способности человека логично мыс­лить. Но благодаря знанию логики как науки природная сила ума значительно возрастает.

Логика, демонстрируя свою силу в раскрытии нашей соб­ственной мыслительной способности, тем самым демонстри­рует также силу нашего мышления вообще, упрочивает и уве­личивает уверенность в его безграничных возможностях, в могуществе человеческого разума. Таким образом, она усили­вает познавательный оптимизм. Тем самым укрепляется вера в то, что, несмотря на все тяготы и сложности повседневной жизни, несмотря на зигзаги истории, неизбежно и неуклонно будет совершаться социальный прогресс — процесс восхож­дения общества на более высокие ступени своего развития. А это означает, что логика усиливает и социальный оптимизм.

Древние'говорили: «Dixi et animam levavi» — «Сказал и тем облегчил свою душу». Этими словами мне и хотелось бы за­вершить книгу.

Евгений Акимович Иванов Логика

Учебник

Лицензия № 040537 от 13 октября 1992 г. Подписано в печать 24.11.97. Формат 60x90/16. Бумага газетная. Гарнитура Journal. Печать офсетная. Объем 20 п. л. Тираж 10000 экз. Заказ № 517

Издательство БЕК 129085, Москва, пр. Мира, 101, офис 516

Отпечатано с оригинала-макета в ГМП «1-я Образцовая типография» Государственного комитета РФ по печати 113054, Москва, Валовая, 28

4. Связь мыслей. Закон мышления

Проявляясь в различных формах, мышление в процессе свое­го функционирования обнаруживает определенные закономер­ности. Поэтому другой фундаментальной категорией в логике выступает «закон мышления», или, по имени самой науки, «за­кон логики», «логический закон». Чтобы понять, о чем идет речь, выясним вначале, что такое всякий закон вообще.