quot;"ЗГ 7 страница

84

85

Глава 2. Проблемы социолингвистики

O Correio w UNESCO, Abril 1994:" Há muitas línguas desse tipono mundo. Alcançaram essa condição por diversas razões - por expressarem uma certa projeção cultural ou refle-tirem supremacia política. Dessa forma, adquiriram considerável prestígio entre as demais comu­nidades linguísticas.

F/iaeg 2. üpoó/ieMU cou,uojiuHzeucmuKU

Португальский,

Испанский, El Correo de la UNESCO, Febrero 1994:

Hay muchas lenguas de eso tipo en el mundo. Han alcanzado esa condición por diversas razones, sea que expresen una cierta proyección cultural o simbolicen una supremacía política, cosa que les confiere consid­erable prestigio entre las demás comunidades lingüísticas.

Галисийский

Каталанский El Correu de la UNESCO, Mar9 1994: N'hi ha una gran varietat arreu del mon. Han adquirit aquest status per diverses raons, be sigui perque expressen una certa projecci6 cultural o be perque simbolitzen una supremacia politica, fet que els d6na un prestigi considerable entre la resta de comunicants lingiifstiques.

, O Correo da UNESCO, Marzo 1994:

Hai moitas linguas deste tipo no mundo. Alcanzaron esa condicidn por diversas razons, sexa que expre-sen unha certa proxeccion cultural ou simbolicen unha supremacia politica, o que lies confire un considerable prestixio entre as demais comu-nidades lingufsticas.

Все эти тексты являются независимыми переводами с английского оригинала (The UNESCO Courier, February 1994):

There are many of these lan­guages in the world, and they achieve their status for a variety of reasons, one of which may be that their speakers possess some appealing cultural fea­tures or achieve cultural or political supremacy, which makes their language prestigious in the eyes of speakers of other languages.

Таких языков в мире много, и они приобретают этот статус по целому раду причин, одной из ко­торых может быть то, что их носи­тели обладают некими притяга­тельными культурными особенно­стями либо достигли культурного или политического превосходства, придающего их языкам престиж в глазах тех, кто говорит на других языках.

Лексическая близость всех четырех языков (особенно португальского — галисийского — испанского) вполне оче­видна и не может серьезно препятствовать взаимопонима* ■ нию. Имея в виду попытки создания в современной Испа? нии наряду с проиллюстрированными астурийской, арагон? ской и андалусской литературных традиций, ясно, что речь

86

2 ] Соотношение языка и диалекта

идет именно о попытке письменной реализации локальной субэтнической идентичности.

Классическим примером обратной ситуации является положение многих языков Китая, в первую очередь самого китайского. Единство языка держится исключительно на иероглифической письменности, даже единого стандарта озвучивания иероглифической записи не существует. Рус­ский китаист П. П. Шмидт в начале XX в. писал: "Если бы китайцы приняли европейский алфавит, то образовалось бы по крайней мере десять новых языков" (цит. по [Москалев 1992: 144]); надо добавить, что взаимопонятность диалектов некоторых из таких языков все равно оставалась бы невы­сокой.

Сходную оценку давал и Сунь Ятсен, уроженец пров. Гуандун, сообщавший, что китайские торговцы, происходив­шие из разных провинций Южного Китая, в конце XIX в. обычно общались посредством английского пиджина. Он так описывает соотношение "диалектов" юэ и южный минь: "Хотя Шаньтоу отстоит от Гуанчжоу всего на 180 миль (к северу), тем не менее разговорные языки их так же непохо­жи один на другой, как итальянский и английский" (цит. по [Яхонтов 1980: 155]). Разумеется, эту непрофессиональную оценку не следует понимать буквально, генетически китай­ские идиомы ближе, чем английский и итальянский. Это импрессионистичное суждение примерно означает: "языки сходного строя, но совершенно невзаимопонятные".

всел ЯЗЫК1 статУс разговорного идиома, используемого в по-Дневной практике общения, оказывается малозначащим. Происходит также и искусственное, навязываемое ', консолидирование не ощущающих своего единства торЫх°в и> как следствие, объединение их идиомов. В неко-случаях это вполне удается, как произошло с рядом

Не удивительно, что за пределами Китая единство "ки­тайского языка" признается не везде. Например, в Австра­лии, где перепись регистрирует языки населения, каждая ФУппа китайских диалектов фиксируется как отдельный язык. Кто прав? И в Китае, и в Австралии большинство ки­тайцев придерживаются принятых в этих странах точек зре­ния, что мало отражается на их этнической идентичности, ни считают себя принадлежащими к единому народу, язы-ски"^{КУЛЬТуры К0Т0}Р°^Г0 служит единый литературный китай-^{1 ЯЗЫ}

Глава 2. Проблемы социолингвистики

Соотношение языка и диалекта

"вновь образованных" народов СССР. Яркий пример — ха­касы. Вот какую характеристику получал хакасский язык в середине 1930-х годов:

"ХАКАССКИЙ ЯЗЫК, термин, принятый после советизации и в связи с развитием национальной культуры Минусинского района для создающегося государственного языка тех национальностей' которые прежде суммарно назывались минусинскими татарами или абаканскими турками <...> Хакасский язык как их [языков "местных народностей": ак-кас, сарыг-кас, кара-кас и др.] синте­тическое оформление встречается главным образом в письменной форме <...> и включает в себя ряд черт фонетики и морфологии свойственных отдельным из этих языков" [БСЭ. 1-е изд. Т 59^-396].

Название новому народу и языку было дано по суще­ствовавшему много столетий назад племенному объедине­нию в районе Саян. Хакасы стали ощущать себя единым эт­носом, но единый языковой стандарт не привился, как и в большинстве сходных случаев.

Хорошо известны усилия по объединению сербов и хорватов в единый народ с единым языком; лингвистиче­ские предпосылки для такого объединения вполне разумны. Консолидация действительно шла, статистика Югославии в I960—1980-х годах показывала постоянный рост "югосла­вов" по национальности (тех, кому этническая принадлеж­ность казалась несущественной). Но обострение межэтни­ческих конфликтов привело к мгновенному росту этниче­ской идентичности среди говорящих на сербско-хорватском языке, причем не только на Балканах. Например, в Австра­лии среди сербских, хорватских и боснийских иммигрантов по переписи 1986 г. более половины называли свой язык югославским или сербско-хорватским, в 1991 г., с началом конфликта в Югославии, таких оказалось только 18%, а к 1996 г. "определились" уже все: 65% называли свой язык хорватским и 35% — сербским.

2.1.3. Гетерогенные языковые традиции

В западном мире принято, чтобы письменная культур" ная традиция придерживалась одного языка. Переключение и смешение кодов допускается лишь в речи персонажей хУ" дожественных текстов или с юмористическими целями. &

России наиболее известным мастером таких текстов был И Мятлев. Вот, например, отрывок из его "Сенсаций и за­мечаний госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже":

Же не ди па, ла каша Манная, авек де пенки, Ла морошка, лез опенки, Поросенок су ле хрен, Ле кисель э ле студень Очень вкусны; но не в этом Ле патриотизм! Заметим, Что он должен быть в душе! В кушанье с'ет ен пеше\

Патриот иной у нас Закричит: "Дю квас, дю квас, Дю рассольчик огуречный!" Пьет и морщится, сердечный: Кисло, солоно, мове, Me се рюс, э ву саве: Надобно любить родное, Дескать, даже и такое, Что не стоит ни гроша!

(Использованы следующие французские единицы: du — партитив­ный артикль: du квас '[хочу] квасу'; mauvais, Mais c'est russe, et vous savez 'гадко, Но это русское, и вы знаете'; Je ne dis pas 'я не говорю'; la, des, les, le - артикли; avec 'с'; sous 'под'; c'est un peche 'это грех'.)

В многоязычной Индии положение было и во многом остается иным. "В классических пьесах Калидасы, Бхасы и других языки распределяются по социальному принципу: цари и знатные господа говорят на санскрите, знатные да­мы - на шаурасени, простолюдины — на магадхи, женщи­ны поют на махараштри" [Елизаренкова 1990: 391]; шаура­сени, магадхи и махараштри — среднеиндийские языки на­чала нашей эры с различной территориальной привязкой (северо-западная, восточная и центральная Индия). В дра­видийских литературах Южной Индии широко практикует­ся смешение кодов. Существует особая форма тамильского языка manippiravaalam, в которой тамильские предложения или их части замещаются текстом на языке заимствования.

° средневековой литературе в качестве последнего высту­пал санскрит <...> В наше время (в особенности в устной речи, а также и в художественной литературе) место санск-Рита занимает английский, и порой бывает трудно опреде-

^ить, каким же языком пользуется говорящий — тамиль­ским или английским" [Андронов 1983: 39]. зап ^{Же П}Р°^{ИЗОШЛО и в} складывавшейся независимо от п_Ле^адных традиций гавайской литературе. Вот первый ку-ет гавайской песни Ku'u pua i Paoa-ka-lani ("Мой цветок ^в Паоа-калан")

88

89

quot;"ЗГ

Глава 2. Проблемы социолингвистики

. j Соотношение языка и диалекта

Е ка gentle breeze e waft mai nei Ho'ohali'ali'a mai ana ia'u 'O ku'u sweet never fading flower I bloom i ka uka о Paoa-ka-lani.

О легкий бриз, доносящийся сюда Навевающий мне воспоминания' О моем сладком никогда

не увядающем цветке, Который расцвел в глубине [парка]

Паоа-ка-лани.

Имея в виду особенности сверханалитичной гавайской грамматики, можно сказать, что граница кодов проходит здесь даже внутри того, что является аналогом нашей гла­гольной словоформы. Так, вербальная составляющая е waft mai nei 'доносящийся' оформлена рамочным показателем континуальности е... nei, внутрь которого в постпозиции к неизменяемому знаменательному слову (в данном случае -английскому) включается показатель направления действия (mai, к говорящему). Автор песни — королева Лилиу-о-ка-лани, естественно, прекрасно владела гавайским культур­ным наследием, ее поэзия целиком лежит в рамках тради­ции⁶. До открытия островов европейцами гавайцы не име­ли языковых контактов, и язык не мог рассматриваться как элемент идентичности. Во второй половине XIX в. в усло­виях полного билингвизма значительной части населения королевства (независимо от этнического происхождения) переключение кодов стало неотъемлемой особенностью языкового поведения. Пуризм не был свойствен и гавай­ской литературе этого периода, как раз переживавшей рас­цвет. В европейских культурах внешне сходный поэтиче­ский прием не случайно называется макаронизмом (от ит. maccherone 'паяц, балагур'): переключение кодов в поэ­зии всегда воспринимается юмористически.

В наши дни в двуязычном социуме, противопоставля­ющем себя монолингвам, элементом идентичности^ кото­рый обладает для его членов высокой символической цен­ностью, может оказаться само двуязычие. Так, например, в испано-американской среде на юго-западе США под назва­нием Spanglish институализировалась смешанная речь с по­стоянным переключением и смешением кодов. ПисьмеН-

⁶ Процитированная песня относится к жанру меле иноа - песен, предназн ченных для прославления определенного лица, в данном случае Дж. УИ? сона, который вместе с цветами из королевского парка Паоа-ка-лани та», передавал газеты находившейся одно время под домашним арестом к..-j

ком ролеве.

tfpo фиксацию она получает редко, но широко представле­на в средствах массовой информации. В японском докумен­тальном фильме о языках национальных меньшинств (Kotoba-no Seikimatsu, NHK ETV) диск-жокей одной из те­хасских радиостанций говорит: "Я не задумываюсь о пере­ключении кодов⁷ с английского на испанский, с испанско­го на английский — это тот самый язык второго поколения мексикано-американцев, на котором я говорю с детства". А вот его типичная фраза в эфире: All right, all right, recordan-do una vez mas: tomorrow night it's gonna happen en el parque Rosdeo, Tejano Thunder! Be there! 'Ладно, ладно, напоминаю еще раз: завтра вечером это случится в парке Росдео, Tejano Thunder! Будьте там!' Показательно, что даже само название рекламируемой местной группы, которое, вероятно, надо переводить как Гром-no-черепице, двуязычно: tejano — от исп. teja 'черепица', thunder — англ. 'гром'.

Итак, каково же соотношение языка и диалекта? Нес­мотря на то что это противопоставление родилось в рамках "чистой" лингвистики, там оно не является необходимым. «При синхронном лингвистическом описании некоторой локальной лингвистической разновидности, при исследова­нии ее истории или определении ее генетической, типоло­гической или даже ареальной отнесенности применение по отношению к ней терминов "язык" или "диалект" (а также ^в ряде случаев "наречие" или "говор") практически безраз­лично: оно не является здесь квалификационным (хотя ино­гда употребление термина "диалект"» вместо "язык" может и затемнить общую лингвистическую картину данного аре­ала в целом) [Эдельман 1980: 128-129].

Анализ социолингвистического материала показывает, нос ^{решающее} мнение в этом вопросе принадлежит самим гран^{ЛЯМ языка}- К ^ЧИСЛУ "объективных" показателей раз-и/ил^{ЧеНИЯ языка и} Диалекта относится взаимопонятность го и ^{наличие} престижного наддиалектного идиома (устно-Центп письменного), а также политико-экономического Ра интеграции носителей родственных идиомов.

й пользуется термином code switching, хотя с точки зрения лингвис-Десь не переключение (switching), а явное смешение кодов.

90

Глава 2. Проблемы социолингвистики

„2 Со циальная дифференциация языка

2.2. Социальная дифференциация языка

Проблема социальной дифференциация языка имеет давнюю традицию в мировой лингвистике. Она берет свое начало с известного тезиса И. А. Бодуэна де Куртенэ о "го­ризонтальном" (=территориальном) и "вертикальном" (соб­ственно социальном) членении языка [Бодуэн де Куртенэ 1968]⁸. Этой проблеме в первой трети XX в. уделяли внима­ние такие известные представители французской социологи­ческой школы в языкознании, как А. Мейе, ученики знаме­нитого швейцарского лингвиста Ф. де Соссюра — А. Сэшеэ и Ш. Балли, Ж. Вандриес (Бельгия), А. Матезиус и Б. Гав-ранек (Чехословакия), Э. Сепир (США), Дж. Фёрс (Англия) и другие. Значителен вклад в изучение этой проблемы оте­чественных языковедов — Е. Д. Поливанова, А. М. Селище-ва, Р. О. Шор, Л. П. Якубинского, Б. А. Ларина, В. М. Жир­мунского, М. Н. Петерсона, В. В. Виноградова, Г. О. Вино­кура, М. М. Бахтина и других.

Для современного этапа разработки этой проблемы ха­рактерны следующие особенности:

1. Отказ от широко распространенного в прошлом прямолинейного взгляда на дифференциацию языка в свя­зи с социальным расслоением общества. Согласно этому взгляду расслоение общества на классы прямо ведет к фор­мированию классовых диалектов и "языков". Особенно от­четливо такая точка зрения была выражена А. М. Ивановым и Л. П. Якубинским в их книге "Очерки по языку" (1932), а также Л. П. Якубинским в работах "Язык пролетариата", "Язык крестьянства" и других, публиковавшихся в 1930-е годы в журнале "Литературная учеба".

Более убедительной и в настоящее время разделяемой большинством лингвистов является точка зрения, согласно которой природа и характер отношений между структурой общества и социальной структурой языка весьма сложны, непрямолинейны. В социальной дифференциации языка

⁸ Любопытно, что такого же понимания и употребления терминов-метафоР горизонтальное и вертикальное членение языка придерживается американ­ский социолог Дж. Хертцлер [Hertzler 1965: 308 и след.]. Однако в его кни­ге, появившейся полвека спустя после указанной работы И. А. Бодуэна Д Куртенэ, имя последнего не упоминается. По-видимому, в данном ^СЛУ⁴ речь должна идти об обычном совпадении, а не о заимствовании, так как едва ли Дж. Хертцлер знал о работах Бодуэна де Куртенэ.

92

_оЛучает отражение не только и, может быть, даже не столь­ко современное состояние общества, сколько предшествую­щие его состояния, характерные особенности его структуры _и изменений этой структуры в прошлом, на разных этапах развития данного общества. В связи с этим необходимо по­мнить неоднократно высказывавшийся языковедами про­шлого, но не утративший своей актуальности тезис о том, что темпы языкового развития значительно отстают от тем­пов развития общества, что язык в силу своего предназна­чения быть связующим звеном между несколькими сменя­ющими друг друга поколениями гораздо более консервати­вен, чем та или иная социальная структура.

"Социальная дифференциация языка данного общест­венного коллектива, — писал по этому поводу В. М. Жир­мунский, — не может рассматриваться статически, в плос­кости синхронного среза, без учета динамики социального развития языка [и, добавим, общества]. Язык данной эпо­хи, рассматриваемый в его социальной дифференциации, всегда представляет систему в движении, разные элементы которой в разной мере продуктивны и движутся с разной скоростью. Механическое сопоставление последовательно­го ряда синхронных срезов также не в состоянии воспроиз­вести динамику этого движения. Описывая структуру язы­ка с точки зрения ее социальной дифференциации, мы должны учитывать ее прошлое и будущее, т. е. всю потен­циальную перспективу ее социального развития" [Жирмун­ский 1969: 14].

2. С отказом от прямолинейной трактовки проблемы
социальной дифференциации языка и признанием сложно­
сти социально-языковых связей сопряжена другая особен­
ность разработки указанной проблемы в современном язы­
кознании: при общей тенденции к выявлению системных
связей между языком и обществом социолингвисты указы­
вают на механистичность и априоризм такого подхода к
зучению данной проблемы, который декларирует полную
зоморфность (полную соотносительность свойств) струк-
УРЬ1 языка и структуры обслуживаемого им общества,
ни Р^еУ^величенное и потому неправильное представле-
опп °^ ^ИЗОМОРФ^НОСТИ языковой и социальной структур в
^Ределенной мере объясняется отсутствием до сравнитель-
^{1еДа в}Р^емени конкретных социолингвистических

аний — в трактовке социально-языковых связей

93

Глава 2. Проблемы социолингвистики

2 Гпш алъная дифференциация языка

преобладал умозрительный подход. С появлением работ опирающихся на значительный по объему языковой и соци­альный материал, шаткость теории изоморфизма стала бо­лее очевидной.

Как показывают эти исследования, социальное доста­точно сложно трансформировано в языке, вследствие чего социальной структуре языка и структуре речевого поведе­ния людей в обществе присущи специфические черты, ко­торые хотя и обусловлены социальной природой языка, но не находят себе прямых аналогий в структуре общества. Та­ковы, например, типы варьирования средств языка, завися­щие от социальных характеристик говорящих и от условий речи (социальная и ситуативно-стилистическая вариатив­ность по Лабову; см. [Лабов 1975]).

"Нет простого и очевидного соответствия между хара­ктером социальных и экономических условий, с одной сто­роны, и языковыми особенностями — с другой, — пишет со­временный немецкий лингвист М. Бирвиш. — Иначе гово­ря, основные различия между экономически неоднородны­ми социальными группами не имеют прямого отражения в системе языковых разновидностей, существующих в данном языковом сообществе" [Bierwisch 1976: 420].

Даже в тех случаях, когда социальные факторы высту­пают в качестве детерминантов речевого поведения, между этими факторами и обусловливаемой ими языковой неодно­родностью нет взаимно-однозначного соответствия. Напри­мер, от структуры отношений между участниками общения в значительной мере зависит выбор говорящими функцио­нальных стилей языка, однако между типами этих отноше­ний (официальные — нейтральные — дружеские) и функци­ональными стилями нет полного соответствия: при офици­альных отношениях могут использоваться и официально-де­ловой, и научный, и публицистический стили, а один и тот же стиль, например научный, может применяться и при официальных, и при нейтральных, и даже при дружеских от­ношениях между участниками коммуникативной ситуации.

Кроме того, механизм изменения стилистического ри­сунка речи неадекватен механизму изменения тональности речевого общения — ослабление социального контроля над речевым поведением коммуникантов (например, при пере­ходе от официальных отношений к неофициальным) не ве­дет к снятию контроля нормативно-языкового (обычно оо-

94

_юШиеся продолжают придерживаться принятых в данном языке норм).

3. Для разработки проблемы социальной дифференци­ации языка в современной социолингвистике характерен более широкий, чем прежде, взгляд на эту проблему. Она начинает рассматриваться в контексте варьирования средств языка (которое может обусловливаться как социальными, так и внутриязыковыми причинами); в том числе и таких средств, которые принадлежат к относительно однородным языковым образованиям, каким является, например, лите­ратурный язык.

Некоторые исследователи говорят об уже сформиро­вавшейся теории варьирования, которая описывает различ­ные колебания в языке и в его использовании. Эта теория опирается на постулат, согласно которому реальное речевое поведение человека определяется не только его языковой компетенцией, но и знанием социально обусловленных кон­нотаций, т. е. смыслов, сопутствующих основному значе­нию слова. М. Бирвиш, например, считает, что, поскольку разные люди усваивают язык в разных социальных услови­ях, они в результате овладевают "разными грамматиками языка" и описывать эти различия надо с помощью особых "расширительных правил" (extension rules), которые учиты­вают сведения как о самих языковых единицах, так и об их коннотациях [Bierwisch 1976: 442 и след.]. В непосредствен­ную связь с таким аспектом изучения социальной диффе­ренциации языка можно поставить и все более настойчивые попытки ученых отказаться от слишком "жесткого", опира­ющегося исключительно на социальные критерии подхода к расслоению языка на различные подсистемы и привлечь для Решения этой проблемы функционально-стилистическую варьируемость языковых образований.

Такие социальные категории, как статус, престиж,

оциальная роль, некоторые исследователи рассматривают в

ван°^ТВе Ф^акт°Р°^в> влияющих на^стилистическое варьиро-

ву п ^языка- Чешский лингвист Й. Краус положил в осно-

пгш ^{редложеннои им} классификации именно эти категории

РЫх ^{Исследовании} стилеобразующих факторов, среди кото-

°бще Р^{азличает:} 1) связанные с характером языковых со-

Рящег ^{ИИ И ИХ} ФУ^Чией' ²) связанные с ориентацией гово-

говопя ^{На слушак)}Щ^{его и} 3) связанные с оценкой личности

фигуре говорящего

95

рящего [Краус 1971]. Внимание к

Глава 2. Проблемы социолингвистики

₂ Гпушыь ная дифференциация языка

как к одному из основных факторов, обусловливающие варьирование речи, выделение различных типов говорящих в зависимости от социальных и ситуативных признаков ха­рактерно для ряда современных исследований в области стилистики. Таково, например, новаторское для своего вре­мени исследование У. Лабова, в котором фонетическая ва­риативность современного американского варианта англий­ского языка (American English) рассматривается в зависимо­сти от социального расслоения говорящих и от стилистиче­ских условий речи.

Плодотворную попытку связать ролевую структуру по­ведения человека с функционально-стилистической диффе­ренциацией языка предпринял петербургский лингвист К. А. Долинин. По его мнению, функциональные стили -"это не что иное, как обобщенные речевые жанры, т. е. ре­чевые нормы построения определенных, достаточно широ­ких классов текстов, в которых воплощаются обобщенные социальные роли — такие, как ученый, администратор, по­эт, политик, журналист и т. п. Эти нормы — как и всякие нормы ролевого поведения — определяются ролевыми ожи­даниями и ролевыми предписаниями, которые общество предъявляет к говорящим (пишущим). Субъект речи (автор) знает, что тексты такого рода, преследующие такую цель, надо строить так, а не иначе, и знает, что другие (читатели, слушатели) ждут от него именно такого речевого поведе­ния" [Долинин 1978: 60]. Функциональные стили отражают "традиционное представление о данного рода деятельности, сложившееся в данной культуре, ее (деятельности) социаль­ный статус, — т. е. как на нее смотрят в обществе, какие требования предъявляют к тем, кто ею занимается, — опять-таки ролевые предписания и ролевые ожидания, которые, будучи приняты субъектом, определяют его отношение к се­бе как исполнителю роли, к адресату речи как ролевому партнеру и к предмету речи как объекту ролевой деятельно­сти" [Там же: 62].

Отмечая сравнительную новизну "социально-стилисти­ческого" аспекта изучения социальной дифференциации языка, надо, однако, сказать, что предпосылки к социологи^ ческой интерпретации стилистических различий в языке бы­ли заложены в работах языковедов первой половины XXJ^ В этом отношении особенно показательны труды академика В. В. Виноградова, для лингвистической концепции

96

которого был весьма характерен социально-стилистический анализ языка.

Исследуя историю русского литературного языка XVII-XIX вв., В. В. Виноградов настаивал на конкретно-историческом характере описания различных его подсис­тем. Такие понятия, как просторечие, простонародный язык, чиновничий язык, солдатский жаргон и другие, тра­ктовались им по-разному в зависимости от того, к какому этапу развития русского языка эти понятия прилагались. Говоря, например, о различиях между просторечием и простонародным языком в конце XVIII — начале XIX в., В. В. Виноградов писал:

«...Понятие просторечия охватывало широкую, ненор­мированную, разнородную область фамильярно-бытовых стилей "не офранцузившегося" дворянства, духовенства, раз­ночинной интеллигенции и даже мещанства. Просторечие претендовало на роль национального выразителя коренных русских бытовых начал — в отличие, с одной стороны, от ученого, книжного, "славенского" языка, а с другой — от чу­жих, заимствованных, по преимуществу французских форм речи русских европейцев <...>. Просторечие представляло пеструю смесь "народных", т. е. не имевших узкообластного значения, слов и идиом городского общеупотребительного говора <.„> общеупотребительных профессионализмов и ар­готизмов <.„> и подвижного фонда выражений из различных социальных стилей буржуазно-дворянской и мещанско-кре-стьянской устной речи» [Виноградов 1935: 387].