quot;"ЗГ 3 страница. Так, проведенное московскими лингвистами социо­ лингвистическое исследование фонетических вариантов

Так, проведенное московскими лингвистами социо­
лингвистическое исследование фонетических вариантов,
допускаемых нормой современного русского литературного
языка, установило определенную зависимость между таки­
ми характеристиками носителей языка, как возраст, место
рождения, профессия, уровень образования и др., и теми
предпочтениями, которые они оказывают вариантам типа
[з в]ерь I [зв ]ерь, [шы]гм / [шл]г«, ё[Т]у / ё[ж]у и под. Ока­
залось, что, например, мягкое произношение звукосочета­
ний зж, жж как [ж'] в словах езжу, брызжет, жужжать,
вожжи, дрожжи представлено главным образом в речи стар­
шего поколения, а молодежи больше свойственно произно­
шение твердого долгого ж: [ж]. Москвичи старшего возрас­
та еще сохраняют произношение [шы]ги, [жы]ра, а в речи
Других групп говорящих эта черта почти не встречается». Ас-
имилятивное произношение согласного, т. е. смягчение его
^Р^еДсл мягким согласным: [з'в']ерь, [с'т ]ена,

ажно сделать следующую оговорку. Фонетическая вариативность по-раз­ному реализуется в разных словах, т. е. она лексически обусловлена. На-яоГ^ИМе?' ^{УЖе Мало кто ГОВ}°Р^ИТ [шы]г«, [жы]рв, но произношение ло[шы\дёй,

о[жы\леть встречается достаточно часто в речи не только старшего поко­ления, но и молодежи.

Глава 1. Основные понятия социолингвистики

[з'я']йться — в среде рабочих встречается реже, чем в среде!i гуманитарной интеллигенции, а произношение ко[н ф]ёта, ла[ф ]ки (лавки) находится за пределами литературной нор-;] мы и свойственно просторечию или диалектной речи. <j

У. Лабов обнаружил похожие зависимости в современ­ном американском варианте английского языка. Так, он yc-i тановил, что начальный согласный в таких словах, как thin! 'тонкий', thick 'толстый' и под. реализуется по-разному в| речи представителей высших социальных слоев американ-,| ского общества (он назвал этот вариант престижным) и в] речи других социальных групп. Негры — носители American] English значительно чаще, чем другие группы говорящих,! опускают согласный </*> в позиции перед согласным, т. е/ при произношении слов типа first 'первый'.

Это — один вид варьирования, собственно социальный] (еще его называют стратификационным, поскольку он отра­жает стратификацию языкового сообщества на слои и груп­пы). У. Лабов называет такого рода варианты, зависящие от| социальных характеристик говорящих, индикаторами: каж­дый вариант как бы указывает на социальное положение] носителя языка [Лабов 1975: 50].

Кроме этого, использование допускаемых нормой ва­риантов может зависеть от условий речи: от стиля, жанра,,] степени внимания говорящего к собственной речи, офици­альности/неофициальности обстановки и т. п. Одни и те же носители языка могут выбирать разные варианты в зависи­мости от указанных условий. Так, в официальной обстанов­ке, когда говорящий старается контролировать свое произ­ношение, он выбирает более отчетливые произносительные формы: например, [тол^!кл], [ч' иллв¹ эк], [буд' ьт] {только, че­ловек, будет), а в непринужденной обстановке скорее всего предпочтет варианты редуцированные: [токъ], [чьллэк] и да­же [ч эк], [буит] и под. Это — стилистическое варьирование.

Варианты такого рода У. Лабов называет маркерами: они маркируют различные стили речи, к которым принад­лежат разные варианты одной языковой единицы.

Итак, вариативность языковых знаков зависит от пара­метров двоякого рода — от социальных характеристик носи­телей языка (и тогда говорят о социальной дифференциа­ции языка) и от ситуации речевого общения (и тогда гово­рят о функциональной его дифференциации).

Возникает вопрос: на каком основании мы говорим о вариантах, вариативности? Ведь вариант — это видоизмене­ние, разновидность какой-то основы. Но что может рассма­триваться в качестве такой основы, допускающей варьиро­вание? Какова "точка отсчета" при установлении вариатив­ных форм?

При ответе на эти вопросы мы сталкиваемся с одним из фундаментальных лингвистических и социолингвистиче­ских понятий — понятием языковой нормы.

1.9. Языковая норма

В первом приближении языковая норма — это то, как принято говорить и писать в данном обществе в данную эпоху. Иначе: норма — это совокупность правил выбора и упо­требления языковых средств (в данном обществе в данную эпоху). Понятие нормы неразрывно связано с понятием ли­тературного языка. Литературный язык и называют часто языком нормированным.

Норма стоит на страже целостности и общепонятности литературного языка. Она определяет, что правильно и что неправильно, она рекомендует одни языковые средства и способы выражения как "законные" (например: документ, авторы, в клубе, печёт) и отвергает другие как противореча­щие языковому обычаю, традиции (запрещает говорить, на­пример, документ, автора, в клубу, пекёт).

Нормы исторически изменчивы, но меняются они медленно. В развитых литературных языках норма остается стабильной на протяжении многих десятилетий. Но всё же, если мы сравним русский язык XIX в. с русским языком ве­ка ХХ-го, то обнаружим бросающиеся в глаза расхождения между нормативными установками, которых придержива­лись литературно говорящие люди обеих эпох. В пушкин­ские времена говорили ддмы, корпусы, теперь — дома, кор­пуса. В рассказе Ф. М. Достоевского "Хозяйка" читаем: *ут щекотливый Ярослав Ильич <...> вопросительным взглядом устремился на Мурина". Определение щекотливый употреблено здесь в смысле, близком к значению слов дели-кашый, щепетильный, и применено к человеку, т. е. так, (об ^НИ °^{ДИН И3 С0В}Р^{еменных} писателей его не употребит ычно: щекотливый вопрос, щекотливое дело).

38

39

Глава 1. Основные понятия социолингвистики

Ячик овая норма

Такая перемена языковых норм — явление естествен^ ное. Трудно представить себе общество, в котором менялись бы социальный уклад, обычаи, отношения между людьми^ развивались наука и культура, а язык на протяжении столе-j тий оставался бы неизменным. Но хотя норма меняется вместе с развитием самого языка, в принципе она консервам тивна: коль она стоит на страже целостности и общепонят^ ности литературного языка, то свойство консервативнс ей совершенно необходимо. "Если бы литературное наг. чие, — писал А. М. Пешковский, — изменялось быстро, каждое поколение могло бы пользоваться литературой сво* ей да предшествовавшего поколения, много двух. Но nps таких условиях не было бы и самой литературы, так как ли­тература всякого поколения создается всей предшеств> щей литературой. Если бы Чехов уже не понимал Пушкш то, вероятно, не было бы и Чехова, слишком тонкий ело! почвы давал бы слишком слабое питание литературным сткам. Консерватизм литературного наречия, объединяя ка и поколения, создает возможность единой мощной мно-говековой национальной литературы". Литературной но{ мой, по словам А. М. Пешковского, "признается то, что бы-1 ло, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет'*! [Пешковский 1959: 54-55].

Литературная норма выполняет важную социальную и] культурную функцию. Все социально важные сферы человек ческой деятельности обслуживаются нормированным язы­ком: без него трудно представить себе функционирование! науки, образования, культуры, развитие техники, законо-j творчество, делопроизводство и т. п. Норма играет ролк] фильтра: она пропускает в литературное употребление всё] яркое, меткое, сочное, что есть в живой народной речи, Hi задерживает, отсеивает всё случайное, блеклое, невырази-| тельное.

При этом норма динамична: она не делит средства] языка жестко на хорошие и плохие, не предписывает: пер­вые надлежит употреблять всегда, а вторые — не употреб­лять никогда. Правильное и уместное в одних условиях ре­чи (например, в бытовом диалоге) может выглядеть неле­пым в других (например, в научной статье). Зависимость! литературной нормы от условий, в которых осуществляет-1 ся речь, называют коммуникативной целесообразностью \ нормы.

Существует ли норма в других подсистемах националь­ного языка - например, в диалектах, в просторечии, в жар­гонах? Ведь люди, говорящие, скажем, на севернорусском "окающем" диалекте, используют его также в соответствии неким установившимся порядком, в согласии с многове­ковой традицией. Определенные традиции использования языковых средств есть и в других разновидностях нацио­нального языка. Стало быть, и по отношению к этим под­системам мы можем говорить о норме?

Однако отличие нормы литературного языка от нормы диалекта или жаргона состоит в том, что литературная нор­ма сознательно культивируется: она фиксируется в словарях и грамматиках, ей обучают в школе, ее пропаган­дируют в книгах, по радио и телевидению, всякое культур­ное общение людей происходит обычно в соответствии с нормами литературного языка. В диалектах, а тем более в просторечии и жаргонах этого нет: имеется традиция ис­пользования языковых средств, но никто из носителей диа­лекта не оберегает его от каких-либо влияний, не культиви­рует сознательно и целенаправленно диалектные образцы речи, речевого общения.

Имея в виду различие нормы культивируемой и нормы как результата длительной традиции, уругвайский ученый Э. Косериу предложил разграничивать два смысла понятия норма: в широком смысле "норма соответствует не тому, что "можно сказать", а тому, что уже "сказано" и что по тради­ции "говорится" в рассматриваемом обществе" [Косериу 1960: 175], а в узком смысле норма — это результат целена­правленной деятельности общества по отбору и фиксации определенных языковых средств в качестве образцовых, ре­комендуемых к употреблению.

Усилия общества по сохранению нормы, целенаправ­ленная разработка правил и предписаний, призванных спо­собствовать такому сохранению и научно обоснованному обновлению норм, называется лингвистической кодификаци­ей. ^Кодификации обычно подвергается не весь националь­ный язык, а только те его подсистемы (субкоды), которые аиболее важны в социальном и коммуникативном отноше-иях. Таким социально и коммуникативно важным средст-ом общения чаще всего оказывается литературный язык, ^Торый в письменной своей форме называется кодифици-^ванной подсистемой национального языка, в отличие от

40

41

Глава 1. Основные понятия социолингвистики

o Л итературный язык (стандарт)

других подсистем, которые не подвергаются кодификации и] поэтому называются некодифицированными (территориаль-' ные диалекты, социальные и профессиональные арго и жар- '■ гоны, койне, пиджины).

Рассмотрим свойства каждой из этих подсистем.

1.10. Литературный язык (стандарт)

Определение литературный при слове язык может^ сбить с толку и породить неправильное понимание, в соот- \ ветствии с которым словосочетание "литературный язык" приравнивается по смыслу к сочетанию "язык литературы".

Исторически именно так и было: литературным назы­вали язык, на котором создавалась художественная литера­тура, в отличие от языка быта, ремесел, промыслов и т. п. Это характерно как для русского литературного языка, так и для большинства литературных языков Европы: историче­ски их основу составил язык поэзии, художественной про­зы, отчасти народного эпоса и религиозной литературы.

Чтобы не было путаницы между понятиями литера­турный язык и язык литературы, в первом случае иногда ис­пользуют термин стандарт, или стандартный язык. Напри­мер, в английской лингвистической традиции употребите­лен именно этот термин — standard language, standard English. В русской лингвистической терминологии это сло­воупотребление (которого еще придерживался Е. Д. Поли­ванов) не привилось, — возможно из-за негативного оце­ночного смысла, который присутствует в слове "стандарт­ный".

Со временем содержание термина литературный язык радикально изменилось: литературной стали называть ту разновидность национального языка, которая наиболее при­годна для коммуникации в большинстве социальных сфер — в науке, образовании, дипломатии и юриспруденции, в де­ловых отношениях между людьми и учреждениями, в повсе­дневном общении культурных людей. Язык художественных произведений — это нечто особое: основу его составляет; язык литературный, кодифицированный, но широко ис-пользуются элементы и любых других, некодифицирован-ных подсистем национального языка — просторечия, диале- ] ктов, жаргонов.

Понятие литературного языка может определяться как _На основе лингвистических свойств, присущих этой подси­стеме национального языка, так и путем отграничения со­вокупности носителей данной подсистемы, выделения ее из общего состава людей, пользующихся данным националь­ным языком. Первый способ определения лингвистичен, второй социологичен.

Примером лингвистического подхода к выяснению сущности литературного языка может служить определение, данное М. В. Пановым: "...если в одной из синхронных раз­новидностей языка данного народа преодолевается нефунк­циональное многообразие единиц (оно меньше, чем в дру­гих разновидностях), то эта разновидность служит литера­турным языком по отношению к другим" [Панов 1966а: 56].

В этом определении имплицированы такие важные свойства литературного языка, как его последовательная нормированность (не просто наличие единой нормы, но и сознательное ее культивирование), общеобязательность его норм для всех говорящих на данном литературном языке, коммуникативно целесообразное использование средств (это свойство вытекает из тенденции к их функционально­му разграничению) и некоторые другие. Определение обла­дает большой дифференцирующей силой: оно четко отгра­ничивает литературный язык от других подсистем нацио­нального языка.

С социолингвистической точки зрения собственно лин­гвистический подход к определению языковых подсистем, и в частности литературного языка, недостаточен. Он не дает ответа на вопрос, кого, какие слои населения надо считать носителями данной подсистемы, и в этом смысле определе­ния, основанные на чисто лингвистических критериях, неопе­рациональны. Исходя из этого, при решении задач социо­лингвистического изучения языка иногда используют иной, внешний" критерий определения понятия литературный язык - через совокупность носителей данного языка.

Рассмотрим применение "внешнего" критерия на при­мере современного русского литературного языка. Обследуя социолингвистическими целями совокупность носителей ^{Ого яз}ыка, ученые сформулировали следующие признаки, язь°^{РЫМИ носители} литературного варианта национального iKa должны отличаться от лиц, пользующихся иными дсистемами (диалектами, просторечием, жаргонами):

42

43

Глава 1. Основные понятия социолингвистики

j 11Диалект_

1) русский язык является для них родным; 2) они родились] и длительное время (всю жизнь или большую ее часть) жи-1 вут в городе; 3) они имеют высшее или среднее образова-f ние, полученное в учебных заведениях с преподаванием всех предметов на русском языке.

Такое определение соответствует традиционному пред- ] ставлению о литературном языке как языке образованной,! культурной части народа.

Во-первых, наблюдения показывают, что лица, для ко-] торых русский язык неродной, даже в том случае, когда го-] ворящий владеет им свободно, обнаруживают в своей речи черты, в той или иной степени обусловленные интерферен- ] цией (см. разд. 1.7). Например, в речи украинцев, владею-! щих русским языком, регулярно используется звук [у] фа-рингальный вместо [г] взрывного, "положенного" по рус­ской литературной норме; в речевой практике тюркоязыч-' ных говорящих, использующих русский язык, непоследова­тельно противопоставление твердых и мягких согласных] (мягкий может произноситься на месте твердого: бил вместо 1 был, а твердый — на месте мягкого: хитрый вместо хитрый \ и т. п.). Это лишает исследователя возможности считать та­ких людей однородными в языковом отношении с лицами, для которых русский язык родной.

Во-вторых, вполне очевидно, что город способствует столкновению и взаимному влиянию разнодиалектных р чевых стихий, смешению диалектов. Влияние языка прессы, радио и телевидения, речи образованных слоев населения в ] городе проявляется гораздо интенсивнее, чем в деревне. Кроме того, в деревне литературному языку противостоит организованная система одного диалекта (хотя в современ­ных условиях и значительно расшатанная воздействием ли­тературной речи), а в городе — так называемый интердиа­лект, составляющие которого находятся между собой в не­устойчивых, меняющихся отношениях. Это приводит к ни­велировке диалектных речевых черт или к их локализации (например, только в семейном общении) либо к полному их j вытеснению под давлением литературной речи. Поэтому] люди, хотя и родившиеся в деревне, но всю свою сознатель­ную жизнь живущие в городе, также должны быть включе-] ны — наряду с коренными горожанами — в понятие "жите-| ли городов" и, при прочих равных условиях, в понятие "но-] сители литературного языка".

44

В-третьих, критерий "наличие высшего или среднего образования" представляется необходимым потому, что го­ды учения в школе и высшем учебном заведении способст­вуют более полному, более совершенному овладению нор­мами литературного языка, устранению из речи человека черт, которые противоречат этим нормам и отражают диа­лектный или просторечный узус, — по той простой причи­не, что обучение и в школе, и в вузе ведется исключитель­но'на литературном языке.

Литературный язык обладает рядом свойств, которые отличают его от других подсистем национального языка:

1) это кодифицированная подсистема, о чем мы уже го­
ворили выше; она характеризуется более или менее устой­
чивой нормой, единой и общеобязательной для всех говоря­
щих на литературном языке, и эта норма целенаправленно
культивируется;

2) это полифункциональная подсистема: она пригодна
для использования в разнообразных сферах человеческой
деятельности. В соответствии с многообразными сферами
использования и различными функциями, которые он вы­
полняет, литературный язык делится на разновидности
(книжную и разговорную) и функциональные стили (науч­
ный, официально-деловой, публицистический, религиозно-
проповеднический). Функциональные стили подразделяют­
ся на речевые жанры (подробнее об этом см. в главе 2);

3) литературный язык социально престижен: будучи
компонентом культуры, он представляет собой такую ком­
муникативную подсистему национального языка, на кото­
рую ориентируются все говорящие, независимо от того,
владеют они этой подсистемой или какой-либо другой. Та­
кая ориентация означает не столько стремление овладеть
литературным языком, сколько понимание его большей ав­
торитетности по сравнению с территориальными диалекта-
^ми, просторечием, социальными и профессиональными
жаргонами.

1-U- Диалект

<_г Термин диалект (греч. SiateKvog от глагола дкхЛеуоцси

ния°^РИТЬ' ^{изъясняться}') используется обычно для обозначе-

территориальных разновидностей языка и чаще приме-

45

Глава 1. Основные понятия социолингвистики

, 12 Социолект

няется к разновидностям речи, которыми пользуются сель­ские жители, хотя в специальной литературе можно встре­тить словосочетания "социальные диалекты", "городские диалекты", "профессиональные диалекты" и т. п. Напри­мер, Е. Д. Поливанов писал о социальных диалектах и со­циальной диалектологии — науке, которая должна стать в, один ряд с традиционной диалектологией, изучающей кре­стьянские говоры. В американской социолингвистике име­ется немало работ о городских диалектах; в частности, к ди­алектам относят речь негритянского городского населения США, английский язык которого существенно отличается от других разновидностей American English. Французские лингвисты наряду с термином диалект (dialecte) используют термин namyd {patois), который также обозначает локально ограниченную речь определенных групп населения, глав­ным образом сельского (в другом своем значении этот тер­мин обозначает небрежную, неправильную речь с элемента­ми арго и жаргонов).

Территориальный, или местный, диалект по своему на­званию свидетельствует скорее о географическом, нежели социальном, делении языка. Однако территориальная лока-лизованность — лишь одна из характерных черт этой подси­стемы национального языка. Одновременно это и социаль­ная языковая разновидность, поскольку местным диалектом владеет круг лиц, достаточно определенных в социальном от­ношении: в современных условиях, во всяком случае в рус­ском языковом сообществе, это крестьяне старшего поколе­ния. В. М. Жирмунский подчеркивал, что "традиционное де­ление диалектов на территориальные и социальные является мнимым, что всякая территориальная диалектология в соот­ветствии с самой языковой действительностью должна быть и диалектологией социальной" [Жирмунский 1969: 23].

Отметим основные свойства территориальных диалек­тов, отличающие эту разновидность национального языка от всех других. К ним относятся:

1) социальная, возрастная и отчасти половая ограни­
ченность круга носителей диалекта (это главным образом
сельские жительницы старшего поколения);

2) ограничение сферы использования диалекта семей­
ными и бытовыми ситуациями;

3) образование полудиалектов как результат взаимо­
действия и взаимовлияния различных говоров и связанная

_с этим перестройка отношений между элементами диалект-_нЫх систем;

4) нивелирование своеобразия диалектной речи под влиянием литературного языка (через средства массовой информации, книги, систему образования и т. п.).

1.12. Социолект

Этот термин возник в лингвистике сравнительно недав­но - во второй половине XX в. Он образован из двух частей— части социо-, указывающей на отношение к обществу, и вто­рого компонента слова "диалект"; это, по существу, стяже­ние в одно слово словосочетания "социальный диалект".

Социолектом называют совокупность языковых особен­ностей, присущих какой-либо социальной группе — професси­ональной, сословной, возрастной и т. п. — в пределах той или иной подсистемы национального языка. Примерами социолектов могут служить особенности речи солдат (сол­датский жаргон), школьников (школьный жаргон), уголов­ный жаргон, арго хиппи, студенческий сленг, профессио­нальный "язык" тех, кто работает на компьютерах, разнооб­разные торговые арго (например, "челноков", торговцев наркотиками) и др.

Термин социолект удобен для обозначения разнооб­разных и несхожих друг с другом языковых образований, обладающих, однако, общим объединяющим их признаком: эти образования обслуживают коммуникативные потребно­сти социально ограниченных групп людей.

Социолекты не представляют собой целостных систем коммуникации. Это именно особенности речи — в виде слов, словосочетаний, синтаксических конструкций. Осно­ва же социолектов — словарная и грамматическая — обычно мало чем отличается от характерной для данного нацио­нального языка. Так, в современном уголовном арго имеет­ся довольно большое число специфических обозначений, в ^Том числе метафорических: балда 'голова', кусок 'тысяча Рублей', мент 'милиционер', хаза, малина 'воровской при-°н, хрусты 'деньги', шмонать 'обыскивать', этапка 'пере­чная тюрьма' и т. п., но склонение и спряжение этих ^Ов, их объединение в предложения осуществляются по Неязыковым моделям и правилам; общеязыковой являет-

Глава 1. Основные понятия социолингвистики

. и Арго. Жаргон. Сленг

ся и лексика, не обозначающая какие-либо специфичен реалии "профессиональной" и бытовой жизни уголовнике (Ударили меня по балде; Это он купил за два куска; На нагрянули менты и обшмонали всех, кто там был, и т. п.).

1.13. Арго. Жаргон. Сленг

Термины арго и жаргон — французские по происхожу дению (фр. argot, jargon), сленг — английский (англ. slangy Эти термины часто употребляются как синонимы. Однако целесообразно разграничивать понятия, скрывающиеся этими названиями: арго — это, в отличие от жаргона, в то! или иной степени тайный язык, создаваемый специальнс для того, чтобы сделать речь данной социальной группы u понятной для посторонних. Поэтому предпочтительнее елс восочетания "воровское арго", "арго офеней" — брод* торговцев в России XIX в., нежели "воровской жаргон' "жаргон офеней". Как считают авторы современного слова-] ря лингвистических терминов, "...в жаргоне преобладав выражение принадлежности к [данной] группе, в арго языковая маскировка содержания коммуникации" [Васши ева и др. 1995: 38]. Но такое противопоставление касается прежде всего истории формирования жаргонов и арго. Сю хронно "секретность" уголовного арго весьма относительна! те, кто борется с преступностью, как правило, владеют эти* языком вполне хорошо, а идея тайно договориться на арг в присутствии предполагаемой жертвы преступления выпиИ дит вообще наивно. Для этой цели в рамках конкретн! преступных сообществ создаются разовые коды того же ти-* па, какими, судя по кинофильмам, пользуются в открыто* переписке вражеские шпионы и советские разведчш обычным словам придаются особые тайные значения, чем так, чтобы для постороннего слушателя речь не каз лась странной и имела бы свой обычный смысл, складыва-¹ ющийся из нормативных лексических значений. "Скрыт­ность" же языка уголовников чаще нарочитая, показная| рассчитанная в первую очередь на сохранение групповоГ идентичности, на противопоставление "своих" и "не сво­их". В арго существует множество слов, которые, в силу не­значительного отличия от нормативных, не могут претендо­вать на секретность (ср. больничка 'больница, любое меди-j

цинское учреждение', поджениться 'завести сожительни­цу'), в других случаях внешне неотличимые от нормативных единицы имеют в арго лишь несущественные для рядового носителя языка отличия в семантике. Неслучайно в арго слово люди обозначает лишь тех, кто соблюдает воровской закон; если, входя в камеру, вор (не любое 'лицо, совершив­шее кражу', как в нормативном языке, а тот, кто имеет при­знаваемый в уголовном мире ранг вора в законе) спрашива­ет: "Люди есть?", он имеет в виду принадлежащих к уголов­ному миру. Еще одна причина существования арго — по­требность в удовлетворении экспрессии. В связи с этим многие словарные единицы заменяются в арго относитель­но часто, другие, эмоционально менее окрашенные, остают­ся неизменными на протяжении столетий. Д. С. Лихачев [1935] указывает на еще одну важную причину возникнове­ния и существования арго: особенностью воровского мыш­ления является наличие элементов магического отношения к миру. Первобытно-магическое восприятие сказывается и на отношении к языку: неудачно, не вовремя сказанное слово может навлечь несчастье, провалить начатое дело. В связи с этим в преступном мире обычные слова заменяют­ся арготическими, существует также ряд табуированных тем, о которых не принято говорить даже на арго. В этом отношении уголовное арго напоминает жаргонную и про­фессиональную речь охотников, военных и лиц других свя­занных с риском профессий.

Степень понятности текста на уголовном арго сильно варьирует в зависимости от тематики. Вот два текста. Пер­вый - отрывок из бытового описания жизни заключенного [Балдаев и др. 1992: 325, 327].

После живодерни мантулю в дымогарке на угольке. Моего напар­ника, мужика-кирюху, трюманули за махаловку и оборотку совком по бестолковке одному животному с блудой, он у него из шарон-ки царапнул антрацит.