quot;"ЗГ 8 страница

Простонародный язык, в отличие от просторечия, по Виноградову - это «обиходный язык крестьянства (незави­симо от областного деления на диалекты), дворни, город­ских ремесленников, мещанства, мелкого чиновничества, вообще мелкой буржуазии, не тронутой просвещением. Он клинивался в просторечие, питался его формами и попол-с-гпн^ ^<-^>- Вообще граница между просторечием и про-_< ^и£^аР°Дным языком была очень подвижной, извилистой TVDHn ^своих "низких", наиболее далеких от сферы литера-слш>э ^{повеств}°вания формах дворянское просторечие

4_

ивалось с простонародностью» [Там же: 392]. Рии В в п^{3учении} РУ^сского литературного языка, его исто-литепатуп ^огР^аД°^{в за} стилистическими разновидностями ^^Н°^{Г0 языка ст}Ремился увидеть их "социальную по- во взаимоотношениях литературного языка с

2.2 Социальная дифференциация языка

Глава 2. Проблемы социолингвистики

просторечием, диалектами, жаргонами — взаимные связи коллективов носителей этих языковых подсистем.

Для понимания того, как В. В. Виноградов объяснял социальное расслоение языка, важно неоднократно выдви­гавшееся им положение о социально-экспрессивной окра­ске, присущей языковым средствам. Характерно, что он рассматривал ее в связи с социально-коммуникативной за­крепленностью различных функциональных разновидно­стей речи. В этом он предвосхитил некоторые идеи совре­менной социолингвистики о зависимости речи от ситуации и от социальных ролей коммуникантов. Вот что, например, он писал о разновидностях диалога:

«В общественном сознании закреплены шаблоны диа­логов, дифференцированных по типичным категориям бы­та. Так, говорится: "официальный разговор", "служебный", "интимный", "семейная беседа" и т. п. Даже с представле­ниями о разных формах социального взаимодействия, како­вы, например, "судебный процесс", "дискуссия", "прения" и т. п., у нас соединяются определенные ассоциации о со­провождающих их формах речеведения. Как существуют разные виды социально-экспрессивной окраски слов, так есть и разные типы социально-экспрессивных разновидно­стей диалога» [Виноградов 1965: 161].

Указывая на гетерогенный характер языковых образо­ваний, которые традиционно рассматривались как нечто це­лое (имеются в виду социальный диалект, профессиональ­ный жаргон, крестьянский говор), на их чрезвычайно слож­ное и в разные эпохи различное дробление в зависимости от ряда факторов, В. В. Виноградов призывал учитывать соци­альную и стилистическую окраску, которую несут на себе слова, попадающие в литературную речь из некодифициро-ванных разновидностей русского национального языка. Его собственные характеристики языковых средств с этой точки зрения представляют собой блестящий образец социолин­гвистического анализа языковых фактов.

За каждым фактом языка В. В. Виноградов видел со­циальное лицо носителя языка, и его стилистические ква­лификации тех или иных слов и оборотов являются одно­временно и социальными их характеристиками. Можно ска^ зать, что В. В. Виноградов стоял у истоков социостилисгпи^ ки — социолингвистической дисциплины, которая лишь, последнее время получает систематическое развитие.

98

При сравнении современных социостилистических ис-дований _с работами В. В. Виноградова надо отметить Увеличивающуюся детальность анализа, стремление обнару­жить социальные различия на всё более мелких "участках" языковых образований.

Так, социально обусловленная вариативность средств обнаруживается даже в такой подсистеме национального языка, как язык литературный, единство и нормативность которого сознательно культивируются и охраняются обще­ственными и научными институтами. Современные иссле­дователи различают литературный язык как теоретический конструкт и как данность, как реальную коммуникатив­ную систему, функционирующую в тех или иных конкрет­ных национальных условиях: "единый литературный язык является скорее тенденцией или идеальным заданием, неже­ли реальностью" [Степанов 1969: 308]. В действительности же "в синхронном срезе национального литературного язы­ка может иметь место его функциональная дифференциа­ция, объясняемая: а) существованием региональных вариан­тов или субстандартов литературного языка; б) социальной стратификацией литературного языка" [Ярцева 1977: 12].

Современный русский литературный язык не является в этом отношении исключением. Для всей его системы ха­рактерна вариативность средств, обусловленная не только функционально-коммуникативными факторами, но и фак­торами социальными - различиями говорящих по возрасту, роду занятий, уровню и характеру образования и некоторым Другим признакам.

Социально маркированы также оценки фактов языка

его носителями. То, что воспринимается нейтрально пред-

тавителями одних социальных групп, у представителей дру-

их вызывает протест или раздражение, а третьи отстаивают

инь ^{аК единственно} возможный способ выражения. Те или

_п ^{1е яз}ыковые единицы могут оцениваться как символы

ринадлежности говорящего к определенной социальной

но я!?⁶' ^{апример}> произношение [шы]гм, [жы]ра характер-

требл ^{старшего} поколения потомственных москвичей, упо-

^бУРЖц^НИе Ф°^рм [^чт°]> конё[чн]о свойственно речи петер-

^словах ^{произношение} полумягких [ж], [ш] в иноязычных

Р^Ь1х ггп ^{ТИпа Жю}Р^и> брошюра обнаруживается в речи некото-

°б _Эт ^{редставит}елей старой интеллигенции и т. п. (подробнее

^{м м}°жно узнать из работы [Крысин 2000]).

4»

Глава 2. Проблемы социолингвистики

Характеризуя в целом современный этап в разработке проблемы социальной дифференциации языка, надо под­черкнуть интерес исследователей к промежуточным образо­ваниям — полудиалектам, интержаргонам, которые форми­руются во многих национальных языках и обусловлены ин­теграционными процессами, происходящими в современ­ных обществах (сближением различных социальных слоев и групп, миграционными процессами, урбанизацией населе­ния и связанным с этим объединением в условиях города разнодиалектных и разноязычных групп людей, увеличени­ем социальной мобильности и т. п.).

2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции

В тесной связи с проблемой социальной дифференци­ации языка находится проблема социальных условий, в ко­торых существует и развивается каждый конкретный язык. И теснота такой связи вполне понятна: социальная диффе­ренциация языка на том или ином синхронном срезе явля­ется результатом его развития, в котором немаловажную роль играют социальные факторы, и наоборот, характер развития языка, специфика его функционирования могут в той или иной степени обусловливаться его социальной структурой.

Идея социальной обусловленности языковой эволю­ции отнюдь не нова. Она следует из аксиомы, согласно ко­торой язык есть явление общественное, а коли это так, то, естественно, развитие языка не может быть полностью ав­тономным: оно так или иначе зависит от развития общест­ва. Вопрос заключается в том, как именно изменения в об­щественной жизни влияют на изменения в языке, каков ме­ханизм такого влияния.

Ответ на этот вопрос мы находим в работах ряда оте­чественных и зарубежных ученых. Особое место в этом ря­ду занимают труды Евгения Дмитриевича Поливанова (1891—1938), которому принадлежат многие новаторские для его времени мысли о социальной обусловленности раз­вития языка. Кое-что из высказывавшегося Е. Д. Поливано­вым в 1920-е годы получило отклик и дальнейшее развитие лишь много лет спустя — в 60—70-е годы XX в. Для пони-

2 .3. Социальная обусловленность языковой эволюции_________________

мания современного состояния социолингвистики полезно выяснить, что из лингвистического наследия выдающегося ученого восприняли нынешние исследователи языка.

2.3.1. Социолингвистическая концепция Е. Д. Поливанова

Рассматривая вопрос о социальной обусловленности языка, Е. Д. Поливанов неоднократно указывал, что в про­шлом языковеды уделяли недостаточное внимание социаль­ным причинам языковых изменений. В лучшем случае это делалось декларативно, а в конкретных лингвистических исследованиях "социальная сторона языкового процесса на деле оставалась почти без внимания" [Поливанов 1968: 52]. В действительности же наука о языке должна быть не толь­ко естественно-исторической, но и социологической.

Важнейшим компонентом социологической лингвис­тики Е. Д. Поливанов считал теорию языковой эволюции, точнее — ту ее часть, которая должна иметь дело с выясне­нием социальных причин языковых изменений. Указывая на задачу изучения процессов, происходивших в русском языке после 1917 г., как на одну из актуальных задач отече­ственного языкознания, он подчеркивал, что для понима­ния этих процессов и для предвидения их развития в буду­щем необходимо "общее учение об эволюции языка <...>. Иначе говоря, мы нуждаемся в лингвистической историоло-гии", т. е., пояснял Е. Д. Поливанов, в учении "о механиз­ме языковой эволюции" [Поливанов 1931: 25].

Придавая большое значение социальному контексту, в котором развивается язык, Е. Д. Поливанов в то же время предостерегал от фетишизации социальных факторов, от попыток всё в языке объяснять воздействием экономиче­ских и политических сил (такой подход был характерен для марризма). В языке действуют и его внутренние законы, "устанавливаемые для языка вне времени и пространства", социальными же факторами бывает "предопределена конеч­ная цель языкового развития" [Поливанов 1928: 175]. «Признание зависимости языка от жизни и эволюции об­щества, — писал он в одной из своих статей, — вовсе не от­меняет и не отрицает значения естественно-исторических "теорий эволюции" языка» [Поливанов 1928: 40].

100

101

Глава 2. Проблемы социолингвистики

Какие же закономерности вскрывает лингвист, иссле- 1 дующий язык под социальным углом зрения? В развитии языка, считал Е. Д. Поливанов, сложно взаимодействуют собственно языковые, внутренние, и внешние, социальные факторы. Характер этого взаимодействия и роль каждой группы факторов он подробно анализирует в ряде своих ра­бот. Он приходит к выводу, что социальные факторы не мо­гут изменять природу языковых процессов, но от них "зави­сит решение 1) быть или не быть данного рода языковой эволюции вообще и 2) видоизменение отправных пунктов развития" [Поливанов 1968: 211].

Ход языкового развития Е. Д. Поливанов сравнивал с работой поршней паровоза. Подобно тому как какой-либо общественный сдвиг не может заставить поршни двигаться не параллельно, а перпендикулярно рельсам, какой-либо фактор экономического или политического характера не может изменить направление фонетических и других про­цессов, т. е. "чтобы, например, вместо ц или ч (из к смяг­ченного) получился какой-нибудь другой звук — ф, х, э или т. п." [Там же: 1968: 226].

Социальные факторы влияют на язык не непосредст­венно. Основной путь их воздействия, по мнению Е. Д. По­ливанова, таков: "Экономико-политические сдвиги видоиз­меняют контингент носителей языка (или так называемый социальный субстрат) данного языка или диалекта, а отсюда вытекает и видоизменение отправных точек его эволюции" [Там же: 86]. Яркий пример такого рода видоизменений да­ет русский литературный (или, как называл его Е. Д. Поли­ванов, стандартный) язык послереволюционной эпохи. В конце 1910-1920-х годах значительно изменился состав но­сителей русского литературного языка: кроме старой интел­лигенции, которая традиционно составляла основной слой литературно говорящих людей, литературными нормами ов­ладевали демократические слои населения — рабочие, кре­стьяне, новая, "красная" интеллигенция. Изменение состава носителей обусловило новую цель языковой эволюции — со­здание языка, единого для всех социальных слоев, объединя­емых в новом коллективе носителей, "ибо потребность в пе­рекрестном общении обязывает к выработке единого обще­го языка (т. е. языковой системы) взамен разных языковых систем, каждая из которых не способна к обслуживанию но­вого коллектива полностью" [Там же: 87].

102

2. 3. Социальная обусловленность языковой эволюции_________________

В ходе этого процесса выясняется, язык какой из объединяемых социальных групп «будет "играть первую скрипку" в эволюции, направленной к установлению еди­нообразной (для всех данных групп) системы речи» [Там же: 212].

Эта мысль Е. Д. Поливанова замечательна тем, что предвосхищает более поздние по времени разработки в об­ласти теории социальных групп. В современных социологи­ческих и социолингвистических исследованиях ориентацию говорящих на язык какой-либо одной общественной груп­пы связывают с понятием социального престижа: чем более престижен статус группы в глазах всех других членов данно­го социума, тем вероятнее, что именно ее язык способен служить образцом для подражания. Такой социально пре­стижной языковой подсистемой обычно является язык наи­более культурной части общества, однако при определен­ных условиях шкала оценок может сдвигаться в сторону иных социальных групп. Так, в преступной среде высоким престижем пользуются те, кто владеет воровским арго.

Выработка единого общего языка, о которой говорит Е. Д. Поливанов, идет неравномерно на разных участках языковой системы. Это объясняется тем, что уровни струк­туры языка — лексика, фонетика, морфология, синтаксис — неодинаково восприимчивы к влиянию социальных факто­ров. В наибольшей степени подвержены такому влиянию лексика и фразеология: изменения в жизни общества отра­жаются в этих сферах языка в виде новых наименований и оборотов, в переосмыслении старых слов, в заимствованиях и т. п. "Лексика (с фразеологией) — единственная область языковых явлений, где само содержание культуры (данного коллектива в данную эпоху) отражается более или менее не­посредственно. Вот почему здесь быстрее всего (даже в пре­делах языка одного и того же поколения) может обнаружи­ваться результат социально-экономической мутации" [Там же: 208].

При обосновании тезиса о прямом и непосредствен­ном воздействии социальных факторов на лексику и фра­зеологию Е. Д. Поливанов обращал внимание преимущест­венно на количественные изменения в словаре, на переме­ны в его составе (главным образом на уход одних слов и по­явление других, новых). Накапливаясь, эти количественные изменения в дальнейшем привели и к качественным сдви-

103

Глава 2. Проблемы социолингвистики

гам в лексико-семантической системе русского языка: к из­менению в смысловых (парадигматических и синтагматиче­ских) связях между словами различных классов и групп, в их стилистической прикрепленности и эмоциональной ок­раске, к новым видам взаимодействия общеупотребитель­ной и терминологической лексики и т. п. (эти процессы подробно описаны в четырехтомном труде "Русский язык и советское общество" [РЯиСО 1968]).

Естественно, что на том незначительном временном отрезке, который рассматривал Е. Д. Поливанов, анализи­руя изменения в русском языке, таких качественных сдви­гов произойти еще не могло. И Е. Д. Поливанов ничего о них не говорит, даже по отношению к будущему русского языка.

Обращаясь к изменениям на других уровнях языковой структуры — в фонетике и морфологии, Е. Д. Поливанов выдвигает два тезиса: 1) явления этих уровней в гораздо меньшей степени, чем лексика, проницаемы для влияния социальных факторов; 2) количественные накопления фо­нетических черт в индивидуальных "языках" говорящих лишь очень медленно, постепенно приводят к качествен­ным изменениям в общей фонетической системе языка.

Обусловленные социальными сдвигами языковые нов­шества накапливаются неравномерно не только на разных уровнях языковой структуры, но и в различной языковой среде. Одни группы говорящих консервативны, последова­тельно придерживаются старой нормы (как, например, большая часть интеллигенции), в речи же других наблюда­ется смешение разнородных черт — литературных, диалект­ных, просторечных, профессиональных. Это ставит перед учеными вопрос о необходимости изучать "социально-груп­повые диалекты". Е. Д. Поливанов не только отчетливо по­казал, для чего нужно такое изучение, но и дал интересные примеры описания характерных признаков некоторых со­циально-языковых подсистем в своих работах "Фонетика интеллигентского языка", "О фонетических признаках со­циально-групповых диалектов и, в частности, русского стандартного языка" и др.

Социолингвистическая концепция языковой эволю­ции, которую Е. Д. Поливанов последовательно отстаивал во многих своих работах, была несвободна от некоторых ошибок. Одни из них можно объяснить влиянием "духа

104

2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции_________________

времени" (таково, например, его мнение о классовом хара­ктере литературного языка, о том, что им владеет господ­ствующий класс общества), другие — преувеличением роли социальных факторов в развитии языка в эпохи коренных преобразований в обществе. Так, Е. Д. Поливанов считал, что в эпоху революционных катаклизмов темп языковой жизни убыстряется. Как показали дальнейшие исследова­ния русского и других языков, темп языковой эволюции во многом зависит от уровня развития литературного языка — чем более он развит, тем медленнее темп происходящих в нем изменений. В связи с этим гораздо более справедливым представляется знаменитый поливановский парадокс: раз­витие литературного языка заключается, в частности, в том, что он все меньше изменяется.

Влияние Е. Д. Поливанова на развитие теории языко­вой эволюции и на становление социолингвистики оказа­лось столь глубоким, что без ссылок на его идеи и труды до сих пор не обходится ни одно серьезное социолингвистиче­ское исследование, касающееся проблем эволюции языка.

2.3.2. Некоторые современные социолингвистические концепции языкового развития

Современная социолингвистика отличается чрезвы­чайно богатым разнообразием взглядов на социальные ме­ханизмы языковых изменений. Мы ограничимся характери­стикой двух наиболее известных концепций, принадлежа­щих, соответственно, русскому языковеду Михаилу Викто­ровичу Панову и американскому социолингвисту Уильяму Лаббву.

2.3.2.1. Теория антиномий

Согласно концепции, изложенной в уже упоминав­шемся труде "Русский язык и советское общество" [РЯиСО 1968], в развитии языка ключевую роль играют так называ­емые антиномии — постоянно действующие противопо­ложные друг другу тенденции, борьба которых и является Движущим стимулом языкового развития. Важнейшие из антиномий следующие: антиномия говорящего и слушающего, системы и нормы, кода и текста, регулярности и экспрессив-

105

Глава 2. Проблемы социолингвистики

ности. На каждом конкретном этапе развития языка анти­номии разрешаются в пользу то одного, то другого из про­тивоборствующих начал, что ведет к возникновению новых противоречий, и т. д. Окончательное разрешение антино­мий невозможно: это означало бы, что язык остановился в своем развитии.

Так, антиномия говорящего и слушающего разрешается то в пользу первого, то в пользу второго: то в языке полу­чают развитие "редуцированные" способы выражения — процесс, отражающий интересы говорящего, который стре­мится к экономии речевых усилий; то, при других социаль­ных условиях, начинают преобладать расчлененные формы и конструкции, что отвечает интересам слушающего (в пол­ной, расчлененной форме, будь это отчетливо произноси­мое слово или законченная синтаксическая конструкция, легче распознать смысл передаваемого сообщения, чем в форме свернутой, редуцированной).

Например, в русском языке 20-х годов XX столетия была сильна тенденция к сокращению наименований, к стяжению их в аббревиатуру: начпрод, комбед, реввоенсовет, ЦК, нэп и т. п. Этот процесс затронул и чисто бытовые фор­мы речи и нашел отражение в литературе того времени. По­пулярный в прошлом "Дневник Кости Рябцева" Николая Огнева содержит такой диалог:

«— Ну, довам, — сказал я на прощанье.,,,_;

—Это как же понимать? ■■«

— Доволен вами, это вместо "спасибо". Спасибо — это
ведь спаси бог и, значит, — религиозное».

В современном языке наряду с аббревиатурами рас­пространены расчлененные наименования типа заместитель директора по науке, инженер по технике безопасности, не со­кращаемые до слоговых или инициальных аббревиатур.

Антиномия системы и нормы заключается в том, что си­стема "позволяет" всё, что не противоречит законам данно­го языка, а норма отбирает, фильтрует то, что разрешается системой, и допускает к употреблению далеко не всё из то­го, что "позволено" системными возможностями языка. Ха­рактерная для современной русской морфологии экспансия флексии -а (-я) в именительном падеже множественного числа на все более широкий круг существительных мужско­го рода {цеха, слесаря, сектора, прожектора, инспектора и т. п.) - пример разрешения конфликта между системой и

106

I

2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции__________ _____

нормой в пользу системы. Однако в разных субкодах рус­ского национального языка этот процесс реализуется с не­одинаковой степенью полноты: для профессиональной речи формы с названной флексией естественны и органичны (ср. взвода — в языке военных, пеленга — у моряков, супа и торта - у поваров и кондитеров и т. п.), не менее частотны они в просторечии, где возможны даже очередя, матеря — вместо очереди, матери (иначе говоря, экспансии флексии -а (-я) подвержены и существительные женского рода), а литературный язык, во-первых, тщательно фильтрует по­добные формы, пропуская в употребление одни и отсеивая другие, и, во-вторых, значительную часть уже допущенных форм снабжает разного рода ограничительными пометами типа словарных помет "проф.", "прост.", "разг.", отдавая, таким образом, предпочтение традиционным формам на -ы (-и) для стилистически нейтральных контекстов.

Антиномией кода и текста М. В. Панов обозначил про­тиворечие между набором языковых единиц (фонем, мор­фем, слов) и текстом, который строится из этих единиц. Чем меньше набор единиц, тем длиннее должен быть текст, передающий то или иное содержание, поскольку каждый "квант" содержания может быть передан в большинстве случаев не отдельной единицей (их мало), а комбинацией единиц. И наоборот, чем больше набор единиц, тем короче текст: каждому "кванту" содержания соответствует отдель­ная единица кода. В развитии языка действуют две проти­воборствующие тенденции: к сокращению и, значит, упро­щению кода (набора единиц) и к сокращению, т. е. упроще­нию, текста. Разрешается это противоречие то в пользу ко­да, то в пользу текста.

Известный пример сокращения кода в современной русской лексике - постепенное вытеснение из речевого оборота некоторых терминов родства: шурин, деверь, золов­ка - и появление на их месте описательных наименований: брат жены, брат мужа, сестра мужа. Сейчас такому вытес­нению стали подвергаться и некоторые другие термины родства: вместо тесть все чаще говорят отец жены, вместо свекровь - мать мужа; заметим, однако, что подобная заме­на, по-видимому, не грозит слову теща, которое в русской культурно-речевой традиции осложнено множеством кон-нотативных (сопутствующих основному значению слова) связей.

107

Глава 2. Проблемы социолингвистики

Пример увеличения кода: заимствование иноязычных слов для обозначения понятий, которые по-русски могут быть названы только описательно — с помощью двух-, трех-словных сочетаний: снайпер — меткий стрелок, мотель — гостиница для автотуристов, стайер — бегун на длинные ди­станции и т. п. Можно было бы в подобных случаях обой­тись и без заимствований, не увеличивая число знаков сло­варного кода. Но в таком случае пришлось бы удлинять текст — из-за употребления описательных оборотов, обозна­чающих указанные понятия. Характерно, что в русском языке 1920-х годов преобладали описательные, "разъясняю­щие" наименования, что было вполне понятно и оправдан­но в условиях демократизации литературного языка, приоб­щения к нему широких масс людей, которые раньше не вла­дели литературной нормой (увеличение словаря путем но­вых иноязычных заимствований означало бы для них еще одну трудность в освоении литературного языка). Русский язык конца XX в. идет по пути заимствования иноязычной лексики, тем самым на этом участке языковой системы ан­тиномия кода и текста разрешается преимущественно в пользу кода.

Действие антиномии кода и текста также небезразлич­но к тому, в какой языковой подсистеме, в какой речевой среде она проявляется. Как правило, эта антиномия разре­шается в пользу кода (он увеличивается) в социально замк­нутых коллективах говорящих. Так, в социальных и про­фессиональных жаргонах, которые и характерны для подоб­ных замкнутых коллективов, имеется, как правило, бога­тый, детализированный словарь для обозначения опреде­ленных реалий и видов деятельности (в воровском арго, на­пример, чрезвычайно детально различаются по названиям виды краж, "специалисты" по каждому из этих видов: до­мушник, ширмач, скокарь, медвежатник, разновидности ору­дий преступления и т. п.). В специальных технических и на­учных терминологиях активно действует тенденция к уста­новлению одно-однозначных отношений между термином и его содержанием (многозначные термины нежелательны).

Напротив, в социально не замкнутых, "текучих" кол­лективах, где языковые привычки говорящих постоянно ис­пытывают воздействие речевых особенностей других групп, вливающихся в состав носителей данной языковой подсис­темы, код сокращается, зато текст испытывает тенденцию к

108

2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции_________________

удлинению. Это естественно: в речи людей, составляющих подобные текучие коллективы, сохраняются лишь знаки, общие для всех членов коллектива. С помощью этого набо­ра знаков (слов, аффиксов и т. п.) передается любое содер­жательное сообщение, причем объединение различных зна­ков, необходимое для выражения тех или иных смыслов (которым нет "однознакового" соответствия в коде), ведет к увеличению текста.

Антиномия регулярности и экспрессивности питается со­ответственно информационной и эмотивной функциями языка. Информационная функция наиболее последователь­но выражается с помощью однотипных, стандартных, регу­лярно образуемых языковых средств (передача информации эффективна без наличия информационного "шума", а в ка­честве такового может выступать неоднозначность или мета­форичность языковой единицы, нестандартность ее структу­ры и т. п.). Эмотивная функция, напротив, в своем выраже­нии опирается на экспрессивную окрашенность языковых единиц, их нестандартность, идиоматичность, т. е. на такие свойства, которые противопоказаны чистой информации.

«В каждом ярусе языка есть единицы, подчиняющиеся какому-то общему правилу, и единицы, которые регулиру­ются другим, менее сильным правилом, — пишет М. В. Па­нов. — Постоянно действует тенденция уподобить слабую часть системы более сильной, подчиняющейся более обще­му правилу. Это — тенденция, стимулированная языком в его чисто информационной функции. Если в языке есть аг­глютинативные и фузионные единицы, то неизбежно воз­никает стремление обобщить их или в сторону последова­тельной, полной агглютинативности, или в сторону полной фузионности.

Но такие устремления сталкиваются с противополож­ными — с постоянной тенденцией сохранить для экспрес­сивных целей выделенность, "отчужденность" некоторых единиц. Каждая единица языка имеет и чисто информаци­онное, и (в той или иной степени) экспрессивное назначе­ние; следовательно, эта антиномия определяет жизнь каж­дой единицы языка» [Панов 1968: 27-28].