Внебрачные сексуальные отношения

Существенные проблемы взросления связаны с формированием половой идентичности.

В промышленных странах до середины 60-х годов ХХ столетия добрачная половая жизнь официально осуждалась (и молодежь в массовых опросах, как правило, репродуцировала ожидаемое, общественно одобряемое мнение). В то же время действовали двойные стандарты, неявно одобрявшие для юношей поведение более распущенное и в целом проводившие резкую грань между сексуальными практиками и прокламированием соответствующих мнений.

Сексуальная революция, прежде всего, устранила пуританское толкование секса вообще как греха. С точки зрения нового поколения, секс сам по себе не хорош и не плох, важен характер отношений между партнерами. Заметим, что эта позиция стала доминирующей и в советском обществе, где, разумеется, само понятие сексуальной революции было вне закона.

Опросы конца 60-х годов в США и Западной Европе показывали, что более 70 % молодежи полагало вступление в брак не обязательным для совместной жизни. К концу 70-х в США таких взглядов придерживалось более 80 % юношей и почти 65 % девушек. При этом дело не расходилось со словом: в США доля 16-летних девушек, потерявших девственность, возросла с 7 % в 40-е годы, до 33 % в начале 70-х, и 44 % в начале 80-х годов.

По данным опросов в европейских странах, средний возраст начала сексуальной жизни у женщин с 50-х годов к 90-м снизился на 2 года (в Англии – на 3,5 года), и составил 16,4 года (у мужчин – 16,9 лет). Омоложение секса признается обществом. Если в начале 70-х годов в Финляндии сексуальную связь между подростками считали приемлемой 38 % взрослых мужчин и 14 % женщин, то в начале 90-х годов – 80 % мужчин и 71 % женщин.

Европейский стандарт в этом плане значительно мягче американского, но наблюдается тенденция к их выравниванию. Она поддерживается интенсивным воздействием на общественное мнение позиции исследователей, доказывающих, что пермиссивный подход позволяет избежать наиболее негативных последствий акселерации, связанный с формированием моделей девиантного поведения. Что касается содержания установок молодежи в сексуальной сфере, оно существенно изменяется по сравнению с типичным для эпохи сексуальной революции: отношения молодежи становятся более моногамными и серийными, то есть налицо укрепление избирательности на фоне закрепившегося ослабления моральных запретов. Доминирующей становится коммуникативная модель отношений. При этом именно в наиболее пермиссивных странах она доминирует: если во Франции в середине 90-х годов 15,4 % девушек отмечали наличие элементов принуждения в своем сексуальном дебюте, то в Норвегии – только 2,7 %. К сожалению, в отношении России пока рано ставить вопрос даже о полноценном анализе аналогичных ситуаций.

Разумеется, в СССР официальные моральные установки оставались несравненно жестче, но подспудно формировались аналогичные тенденции, вызванные, разумеется, не разлагающим воздействием Запада, а закономерностями развития индустриального общества. Однако, латентность сексуальной революции в России имеет следствием и невыраженность характерной для Запада сегодня сексуальной контрреволюции. И если в США и Европе в 90-е годы большинство юношей и девушек осуждали сексуальные установки 60-х годов, в России подобный поворот к традиционному морализму отнюдь не столь очевиден.

Подростковая проституция является для нас серьезной проблемой, которую нельзя игнорировать. Для ее решения необходимы ресурсы, обеспечиваемые взаимодействием организаций, осуществляющих молодежную политику, как с органами МВД, так и со школами и медицинскими учреждениями (следует учитывать и то, что в США, например, венерическими заболеваниями страдает каждый седьмой teenager; в России, к сожалению, соответствующей статистике нельзя в полной мере доверять).

В отличие от большинства европейских стран, в США, с 80-х годов, высока доля беременностей в подростковом и юношеском возрасте. Это случается с более, чем миллионом юных девушек ежегодно, причем 65 % из них не замужем. Рожает лишь половина (40 % абортов, 10 % выкидышей).

По мнению экспертов, этот процесс маркирует общий рост терпимости общества в отношении практик рождения детей в юном возрасте и вне брака. Если прежде забеременевших девочек исключали из школ (как и в СССР), то теперь для них разрабатываются специальные программы, позволяющие завершить образование. Выросла готовность семей помогать юным матерям (как и юным отцам). Наконец, проявляется стремление части девушек именно посредством рождения ребенка перешагнуть границу взрослой жизни, приобрести статус самостоятельного, независимого человека (аналогичные тенденции фиксируются и в Великобритании правительственными экспертами, озабоченными, впрочем, главным образом экономией государственных пособий для одиноких матерей).

Последнее обстоятельство не может не вызывать обеспокоенности. Вместо ориентации на реализацию личностного потенциала, молодые люди избирают наиболее элементарный путь «взросления», обретения желаемого статуса. Естественно, при этом они не приобретают подлинной самостоятельности, но, напротив, оказываются в максимальной зависимости от поддержки родственников, или правительственных программ помощи одиноким юным родителям. Раннее материнство и отцовство создает ситуацию, когда ребенок вряд ли может рассчитывать на полноценное воспитание.

Практики раннего материнства и отцовства слабо дифференцируют сознательный выбор (как мы показали выше, не имеющий под собой серьезных рациональных оснований) и обычный подростковый инфантилизм. Как минимум, 30 % сексуально активных подростков не пользуются противозачаточными средствами в силу невежества, неготовности принять на себя ответственность за последствия сексуального поведения, пассивного восприятия реальности.

Очевидна и ролевая дисфункция: юноши ждут от партнерши поведения, включающего установление границ сексуальных отношений, отводя себе роль агрессора, но, в то же время, полагают для нее естественным и страстное поведение, исключающее предосторожности – а девушки принимают эти ожидания. В результате оказывается, что границы устанавливать некому.

В связи с этим не могут не вызывать беспокойства настойчивые инициативы пуритански настроенной части российской общественности относительно исключения из школьных программ курсов по половому воспитанию. По американским данным, посещение таких занятий реально позитивно влияет на культуру сексуального поведения, снижая уровень нежелательных беременностей и венерических заболеваний.

Ряд вопросов ставится и практиками формирования половой идентичности. С одной стороны, нельзя отрицать правоту феминистской критики, указывающей на принудительное закрепление стереотипов гендерного неравенства. С другой, нужно иметь в виду, что разрушение стереотипов может иметь следствием и аномию. Ликвидация неравенства должна основываться на позитивной стратегии формирования взаимного уважения и понимания, а не на попытках преодолеть неадекватные ролевые отношения, не меняя стоящих за ними стереотипов.

Еще по данным совместного российско-германского исследования 1990 года (1492 школьников старших классов на территории бывшего СССР), положительно ответили на вопрос, существует ли любовь, 84%. Сами пережили это чувство, по их утверждению, 33% опрошенных (40% девушек и 32% юношей)[75].

В исследовании 1998 года (проводилось в Саратовской области) любовь в рейтинге жизненных смыслов занимает четвертое место, после самореализации, дружбы, уважения других людей. Но содержание, вкладываемое значительной частью молодого поколения в это понятие, существенно отличается от вкладываемого старшими поколениями.

Материал для обсуждения:

По данным опроса студентов Центром проблем народонаселения экономического факультета МГУ, длительность физической близости в среднем у 45% опрошенных составляла меньше пяти минут, в том числе у 6% меньше одной минуты, и только у 1% более двадцати минут[76]. С позиций представлений о любовных отношениях, сформированных в системе культурных ценностей и норм старшего поколения, это не близость в пространстве телесности, а символическая интеракция, поскольку длительность контакта просто недостаточна для установления партнерских отношений. Естественно, «взрослые» стандарты не могут автоматически распространяться на новые поколения (иначе не было бы изменений, в конечном счете, развития). Необходимо подойти к проблеме не с оценочных позиций, а ориентируясь на выявление поведенческих результатов рассматриваемых установок. Снижение «самоценности» сексуальных отношений связано и со стремительным расширением содержания молодежной культуры. Однако, в этом закономерном процессе некоторую настороженность может вызывать легкость смены партнеров. Дистанцированное от социокультурных контекстов восприятие секса демонстрирует опрос Юнпресс среди 10-15-летних школьников, ни один из которых не присоединился к мнению, что вступать в сексуальные отношения следует лишь после вступления в брак. Опыт просмотра эротических фильмов, по данным этого опроса, имели 86% респондентов[77]. Однако, речь по существу идет не об эротике, способной научить вниманию к партнеру, культуре физической близости, а о грубой порнографии. «Секс под кино» является крайним выражением отчужденности телесного контакта; реальная физическая близость при этом лишается социокультурного смысла, сводясь к чисто физиологическому аспекту.

Согласны ли Вы с приведенными здесь суждениями? Почему? Сформулируйте свое собственное понимание этих проблем и аргументируйте его.

Российское общество конца девяностых годов вообще не богато культурой чувствования, умения понять другого, но особенно глубоко различие в восприятиях противоположного пола. Это отчетливо видно по структуре читательских интересов и кинопредпочтений. «Серьезные», психологические фильмы и книги представлены достаточно скромно, юношеская часть молодежи ориентирована в большей степени на триллер, женская - на мелодраму.

Феминизацией такого рода предпочтений заложен очевидный ролевой конфликт. В обществах с низким уровнем экономического и культурного потенциала мужчине отводится роль активно-деятельная, женщине – локализованная в коммуникативном пространстве. Женщина «психологичнее» оттого, что зависима, несамостоятельна. Мужчине нет нужды вникать в духовные проблемы партнерши, поскольку он ее содержит и защищает.

Такая ролевая структура ущербна в трех отношениях. Во-первых, она деформирует культуру социума в целом посредством неоправданной маскулинизации и феминизации ее форм. Достаточно указать на сохранение в российском обществе мужских и женских профессий. Во-вторых, фиксация такого типа дополнительности полов деформирует отношения между ними, дегуманизирует секс, а через него и культуру в целом. Именно отсюда происходит грубость современной порнографии.

Показательную культурно-историческую параллель дают артефакты Хейанской эпохи в Японии, пример которой демонстрирует, как вещное положение женщины сказывается на постепенном огрублении культуры, нисходящей от высоких образцов к формам, санкционирующим варваризацию социальных отношений.

В-третьих, неравновесная структура семьи является коренной посылкой напряженностей, свойственных европейской цивилизации в целом, что в достаточной степени обосновано психоаналитической традицией, начиная с З. Фрейда.

Показательный сравнительный материал для характеристики процессов развития личности на этапе перехода от детства к юности дает сопоставление двух феноменов художественной культуры девяностых годов ХХ столетия: телесериалов «Твин Пикс» Д. Линча, с примыкающим мифо-литературным циклом, и «Ночь нежна» режиссера Р. Найтса по роману Ф. С. Фитцджералда[78]. Оба они органично включены в контекст эволюции социальной рефлексии нашей эпохи.

Главный герой созданного Д. Линчем сериала, Дэйл Купер, как он предстает нам по литературной реконструкции дневника, являет типичный пример развития по модели идентификации со стереотипом значимого взрослого. Его отношение к миру выражено активное; просматривается стремление к опредмечиванию отношений во всех жизненных пространствах, включая этическое.[79] Действия «специального агента» спонтанны, определяются либо усвоенными стандартами, либо мистическим опытом. Как детектив он последовательно антиинтеллектуален, что в специфическом мире, созданном Д. Линчем, оказывается высоко продуктивно, поскольку сам мир этот иррационален. Однако, при этом нельзя сказать, что Купер руководствуется интуицией; скорее, развитие рационального начала в нем столь ограничено, что ирреальный мир воспринимается им просто как часть реального. С той же легкостью, с какой он продуцирует по аналогии образ Лоры Палмер, он принимает рекомендации, идущие от чуждых реальному миру персонажей. Характером героя диктуется логика сюжета, и в концовке сериала Дэйл Купер восходит от идентификации к самоидентификации, обращается к осмыслению норм и постулатов, ранее толковавшихся просто как поведенческие стимулы.

Заметим, что сходную эволюцию, хотя с иных “исходных позиций”, проходит другой герой, Бен Хорн, вначале тоже “человек действия”, чуждый рефлексии, затем проходящий глубочайший кризис идентификации и обращающийся к нравственно-религиозному опыту человечества.

Сопоставление процессов развития личности Лоры Палмер и Николь Дайвер (Уоррен) также приводит к показательным выводам. Исходная посылка в обоих случаях идентична: пережитый в детстве опыт сексуальной перверсии порождает тяжелые проблемы процесса самоидентификации. Но в случае с Николь мы имеем дело с «фрейдистским прочтением ситуации», характерным, опять-таки, не для Ф. С. Фитцджеральда или авторов фильма только, но для определенной системы ожиданий, которой и удовлетворили, каждый в свое время, роман и фильм.

Ситуация детства здесь прочитана взрослым человеком; психодинамическая теория вообще, при всем очевидном внимании к детскому возрасту, на деле адресована исключительно взрослым членам общества, детский опыт которых изучается через призму «взрослого» восприятия, как прошлый опыт. Отсюда и «взрослое» осознание Николь опыта своих сексуальных отношений с отцом, именно как разрушающих миф об идеальных отношениях с мужчиной. Совершенно иначе аналогичная, по факту, ситуация воспринимается Лорой Палмер. В ее случае ранний сексуальный опыт пробуждает удивление перед собственной телесностью, служащее, в дальнейшем, предпосылкой к раздвоению и собственной личности, и личности отца.

Однако, процесс взросления все же идет, и приводит Лору к опыту иных, не опредмеченных, отношений с людьми, а, в дальнейшем, к оперированию понятиями, нормами, отражающими опыт духовных практик. Заметим, что такой эволюции благоприятствует среда, в которой негативными факторами являются лишь душевная ущербность родителей и обычная подростковая грубость, на фоне в целом благополучных житейских обстоятельств; живи Лора в трущобах лондонского Ист-Энда в начале ХХ столетия, скорее всего, ее ожидало бы превращение в бездуховное, замкнутое в кругу непосредственных потребностей, существо.

Приведенный пример показывает наличие в общественном восприятии предпосылок к осознанию решающей роли, на ранних стадиях социализации, механизма перехода от непосредственного отношения к миру к оперированию идеальными объектами и отношениями. На первостепенную значимость в этом механизме формирования пространственных отношений указывает Э. Эриксон.

В ходе эксперимента в Калифорнийском педагогическом центре, участниками которого были дети 10-12 лет, выявились тенденции конструирования девочками замкнутых, статичных пространств, а мальчиками открытых, динамических, иногда с выраженными стохастическими тенденциями. Фиксируясь на соматической интерпретации доказанного экспериментом наличия двух принципов организации пространства, Э. Эриксон указывает, что нельзя исключать из рассмотрения и социальную интерпретацию[80]. По нашему мнению, главным в такой интерпретации будет подчеркивание социокультурной обусловленности направленности и динамики перехода от доминирования предметно – деятельностного отношения к миру к превалированию оперирования идеальными сущностями, локализованного в жизненных пространствах.

Отвлечение от социокультурных смыслов представления молодого поколения о любви оказывается одним из факторов кризиса семьи.

Пермиссивные стратегии, ориентированные на терпимость в отношении молодежных моделей поведения, в значительной мере сопряжены с развитием системы сексуального просвещения. Ни в одной из цивилизованных стран родительская семья не выступает в роли основного агента. Однако, в последние 2-3 года в России, под давлением, не в последнюю очередь, клерикальных кругов, ведется активная пропаганда против присутствия в школьных программах курса основ сексологии. А данном случае мы сталкиваемся с классическим примером попытки решения социальной проблемы с позиций абстрактного морализаторства. Разумеется, было бы прекрасно жить в обществе высокой духовности, организованном на началах взаимного уважения; однако игнорирование реальных условий не является эффективным путем к такому идеалу. Решения в области социальной политики должны приниматься на основе всесторонней научной экспертизы, а не соображений общего порядка.

Краткое содержание

1. Отношения юношей и девушек в родительских семьях существенным образом определяют характер процессов социализации. При этом от характера социально-экономических процессов в данном обществе зависит не только, насколько быстрым будет процесс отделения молодежи от родительской семьи, но и в какой степени будет ему присуща напряженность, конфликтность.

2. Наибольшая острота конфликтам в родительской семье свойственна для возрастного периода 14-18 лет. При этом конфликты мало «идеологизированы», носят преимущественно бытовой характер.

3. Отношения родителей и детей имеют отчетливую гендерную специфику. Отцы, как правило, склонны выше оценивать интеллектуальный потенциал детей, но оценка эта более априорна, поскольку плотность общения детей с отцами существенно ниже, нежели с матерями. Значима и разница «профилирования» отношений: матери вынуждены больше заниматься выяснением с детьми содержания их домашних обязанностей, контролем учебы, поддержанием дисциплины.

4. Принято выделять три стиля родительского поведения: авторитарный, либеральный, авторитетный. Наиболее эффективен, с точки зрения теории, последний, однако практики демонстрируют достаточно сложную картину воздействий родительского стиля на процессы социализации.

5. Принято выделять три функции семьи, имеющие выраженный воспитательный эффект: интеграция, адаптивность, коммуникация.

6. Социальная работа с родительской семьей может осуществляться организациями, как специализирующимися на консультировании семьи, так и ориентированными на детей и юношество.

7. Принято выделять четыре компонента индивидуации, определяющей переход к самостоятельности и созданию собственной семьи. Это эмоциональная, аттитюдная, функциональная и конфликтная независимость. Развитие этих четырех типов независимости не может идти строго параллельно, в силу чего неизбежно возникновение рассогласований, вызывающих кризисные ситуации.

8. Раннее материнство и отцовство следует считать серьезной общественной проблемой. Юноши и девушки пропускают важнейший период в собственном развитии, их самостоятельность оказывается под вопросом. Для них намного сложнее приобрести образование, конкурентоспособную специальность, квалифицированную, хорошо оплачиваемую работу. Возникающие в связи с этим, а также из-за неготовностьи к взрослым ролям, конфликты, чаще всего разрушают молодую семью.

9. Молодая семья в российском обществе дискриминируется. Этим осложняются процессы социализации, в качестве группы риска оказывается необходимым рассматривать детей в этих семьях.

10. Концепция социальной работы с молодой семьей должна исходить из понимания брака как сознательного, серьезного жизненного акта. Важна ориентация этих воздействий не на бесперспективное морализаторство, а на превенцию установок, которые будут иметь негативные последствия.

11. В последней трети ХХ столетия в России имели место процессы размывания традиционной морали. Общество становилось терпимее к небрачным половым связям, гомосексуализму, однако сохраняя «двойные стандарты». Россию пока в малой степени затронул «ренессанс» семейных ценностей, свойственный странам Европы и США.

Ключевые понятия:

· Гендерная идентичность

· Исключенный родитель

· Пермиссивный подход

· Проституция

· Родительская семья

· Стили родительского поведения

· Функции семьи

· эмоциональная, аттитюдная, функциональная, конфликтная независимость

Вопросы и задания:

§ Как социально-экономические факторы влияют на статус молодежи в семье?

§ Какое воздействие оказывают сложившиеся в предшествующие десятилетия традиции на современное отношение российского общества к роли молодежи в семье?

§ Чем различается статус молодежи в родительской семье в США и России, и почему?

§ Охарактеризуйте гендерную специфику отношений молодежи в родительской семье.

§ Оцените типизацию стилей родительского поведения Д. Боумринд. Подтверждается ли она примерами, которые дают Ваши наблюдения?

§ Проанализируйте влияние на механизмы социализации семейных конфликтов.

§ Охарактеризуйте основные социализирующие функции семьи.

§ Попытайтесь проанализировать, на известных Вам по личному наблюдению примерах, механизм выделения молодой семьи из родительских. С какими трудностями сопряжен этот процесс?

§ Опишите четыре компонента индивидуации по Дж. Хофману.

§ Попытайтесь дать критический анализ модели любовных отношений по Р. Стернбергу. Приходилось ли Вам наблюдать типы отношений, описываемых этой моделью?

§ Сопоставьте основные теории выбора партнеров в любовных отношениях. Какая из них кажется Вам наиболее обоснованной?

§ Изложите Ваш взгляд на перспективы семьи в современном обществе.

§ Перечислите основные задачи социальной работы с молодой семьей.

§ С чем связаны изменения в оценке общественным мнением различных практик сексуальности?

§ С воздействиями каких факторов связано явление раннего материнства?

§ Какие социальные проблемы ставит перед людьми 16-18 лет рождение ребенка?

§ Определите свое отношение к феминистской критике практик гендерной социализации.

§ Сформулируйте свое мнение относительно тенденций развития практик сексуальных отношений среди молодежи.

§ Попытайтесь дать социокультурный анализ сексуальных отношений в молодежной среде.

§ Охарактеризуйте механизмы воспроизводства гендерного неравенства в сфере сексуальных отношений.

§ Как влияют практики сексуальных отношений в молодежной среде на кризис семьи?

Литература

1. Антонов А. В. Демографическое будущее России: депопуляция навсегда? // Социологические исследования. 1999. № 3.

2. Бандура А., Уолтерс Р. Подростковая агрессия. Изучение влияния воспитания и семейных отношений. М., 2000.

3. Голод С. И. Современная семья: плюрализм моделей // Социологический журнал. 1996. №3-4. С. 99-108.

4. Гурко Т. А. Особенности развития личности подростков в различных типах семей // Социологические исследования. 1996. № 3. С. 81-89.

5. Дармодехин С. В. Государственная семейная политика: проблемы научной разработки. М., 1995.

6. Елизаров В. В. Демографическая ситуация и проблемы семейной политики // Социологические исследования. 1998. № 2.

7. Иванов Е. И., Митеева А. Р. Внебрачное материнство в России // Социологические исследования. 1999. № 11.

8. Кон И. С. Не говорите потом, что вы этого не знали. Подростки и сексуальная контрреволюция // Планирование семьи. 1998. № 2.

9. Кризис семьи и депопуляция в России. Круглый стол // Социологические исследования. 1999. № 6.

10. Назарова И. Б. О здоровье населения в современной России // Социологические исследования. 1998. № 11.

11. Нужно ли бояться эротики? // Планирование семьи. 1998. № 3.

12. Силласте Г. Г. Женщина как объект и субъект социальной безопасности // Социологические исследования. 1998. № 2.

13. Четвериков В. Здоровье подростков как показатель развития общества и эффективности молодежной политики // Социологические исследования. 1998. № 1.