Реплика проф. В.А. Конева. Коварный хайдеггеровский текст, требующий изощрений переводчика, часто порождает у читателя ложные ассоциации

Коварный хайдеггеровский текст, требующий изощрений переводчика, часто порождает у читателя ложные ассоциации. Так случилось с интерпретацией только что приведенной цитаты Светланой Владимировной.

Возобновление как конститутивный момент историчности не есть возобновление возможности, которую когда-то это Присутствие уже выбрало, как прозвучало у Светланы Владимировны, а возобновление возможности " присутствовавшей экзистенции", т.е. какого-то иного Присутствия, которое было в прошлом. Здесь мы снова встречаемся с тем, что понятие Присутствие в фундаментальной онтологии есть и способ бытия, который единственен, и фактическое бытие, которое множественно. И возобновление, как сказано, не есть повторение, а возражение, которое здесь, конечно, не возрождение, хотя мотив возрождения по смыслу и может здесь присутствовать. В русском переводе немецкого Erwiderung – возражение может возникнуть ассоциация с возрождением из-за фонетического сходства, тем более что, действительно, повторю, смысл текста содержит здесь идею возобновления как возрождения, но не повторения. В фонетическом виде немецкого языка вряд ли такая ассоциация Erwiderung с возрождением была бы возможна. Но немецкое Erwiderung есть еще и ответ, реплика, поэтому ясно, что возражение прошлому выбору есть сегодняшний ответ на подобную же ситуацию. Это возобновление, но одновременно и возражение старому выбору. Если угодно, то смысл реплики, если понимать реплику так, как понимает ее современное постмодернисткое искусство, этому возражению подходит.

Теперь о конце последнего предложения цитаты: «Возражение… есть отзыв того, что в сегодня действует как "прошлое"». С.В. отождествила отзыв с откликом. И опять она не совсем не права: мотив ответа присутствует в мысли Хайдеггера. Но то, что В. Бибихин переводит как отзыв есть отмена, опровержение = нем. Widerruf, поэтому это не отклик, а, действительно, отзыв = отзывание чего-то. Тогда следует этот предложение понять так: возражение есть отмена (опровержение) того, что сегодня еще действует как прошлое. То есть возобновление некой прошлой возможности, которое строится на решительности Присутствия, есть возобновление, так как оно решает ту же ситуацию выбора, что и в прошлом, но это сегодняшнее решение, которое мгновенно-очно использует всю нынешнюю "мощь", и тем самым это возобновление-возражение отменяет слепое повторение прошлого ("прошлое", которое действует сегодня).

С.В. Соловьева

Спасибо, Владимир Александрович, за Erwiderung, т.е. возражение, и за Widerruf, т.е. за отмену моей интерпретации, что проясняет суть дела.

Однако, продолжим.

В результате нашего рассмотрения достаточно очевидной становится связь брошенности, предания, судьбы, исторического пути, но возникает вопрос – каким образом связаны два принципиальных модуса историчности: судьба и возобновление? Хайдеггер отвечает на этот вопрос следующим образом: «Возобновление мы характеризуем как модус само-передающей решимости, через которую Присутствия выраженно экзистирует как судьба» (С.386). Судьба – это способ экзистирования Присутствия как историчного. Осуществление историчности или судьбы возможно только в ситуации решимости. Возобновление же является особым модусом решимости. Но смысл возобновления для историчности Присутствия не исчерпывается только приписыванием ему решимости. Может быть, связь судьбы и возобновления состоит в том, что феноменально они проявляются только в ситуации решимости? Необходимо отметить, что поиск ответа на этот вопрос в тексте «БиВ» представляется весьма проблематичным. Несомненным является тот факт, что в судьбе и возобновлении Присутствие реализует свою "собственную историчность". Дальше будет более подробно изложено понимание собственной и несобственной историчности Присутствия в фундаментальной онтологии.

Что представляет собой историчность Присутствия в аспекте временности? Первичным темпоральным модусом историчности, по Хайдеггеру, выступает будущее, а не прошлое, как принято считать в повседневном бытии. Историчность (судьба, возобновление) есть событие Присутствия, которое возникает из будущего. Но здесь более всего меня занимает вопрос: каким образом бывшесть становится значимым для историчности, или почему прошлое воспринимается как наиболее явное пространство истории? По этому поводу Хайдеггер пишет: «История как способ Присутствия быть настолько сущностно имеет корни в настающем, что смерть как означенная возможность Присутствия отбрасывает заступающую экзистенцию к ее фактичной брошенности и так впервые только наделяет бывшесть ее своеобразным приоритетом в историческом» (С.386). Это значит, что Присутствие в модусе решившегося возобновления не может отказаться от наследия. Решимость свершается в ситуации брошенности, где Присутствие придает себя наследию, т.е. прошлому. В то же время исконным временным модусом решимости выступает будущее, т.к. решимость есть такое наступление, где Присутствие в своей способности быть настает для себя. Однако это мало убедительно, на мой взгляд.

Исконная основа историчности Присутствия кроется в его временности, т.е. в конечном счете в его смертности. Поэтому оно становится историей не в момент возобновления, но само возобновление становится возможным потому, что Присутствие исторично. Историчность Присутствия есть событие заступающей решимости, конститутивными моментами которой выступают судьба, исторический путь, возобновление. Судьба и возобновление представляются Хайдеггером модусами "собственной историчности Присутствия". «Событие же этой решимости, заступающе само-передающее возобновление наследства возможностей [судьба и возобновление – С.С.], - поясняет философ, - мы интерпретируем как собственную историчность Присутствия» (С.390).

Несобственная историчность Присутствия конституируется в несобственной экзистенции ("люди"). Модус несобственной историчности Хайдеггер называет миро-историческим. Как вводится и зачем вводится это понятие в фундаментальной онтологии?

То, чт о встречает повседневно в своей озабоченности Присутствие, отмечает Хайдеггер, это не только средство и продукт, но и то, что "происходит", т.е. "дела", предприятия, казусы, инциденты и т.п. (С.388). Тезис об историчности Присутствия, который обосновывается в «БиВ», говорит, что историчен не безмирный субъект, а сущее, которое экзистирует как бытие-в-мире. «Событие истории есть событие бытия-в-мире», - утверждает Хайдеггер (Там же). Что это значит? Обычно (т.е. так, как понимают люди) мы бы эту фразу поняли так: событие истории, т.е. происшествия истории, есть происшествия, которые свершаются в мире истории. Но если понимать каждое слово как понятие фундаментальной онтологии, тогда фраза имеет смысл: событие истории, т.е. судьба = исходное событие, есть (может быть) только как событие бытия-в-мире, так как Присутствие есть только как бытие-в-мире. А раз так, то значит, что историчность мира (событие мира), или открытость мира на основе экстатично-горизонтной временности, принадлежит к временению временности, т.е. временению Присутствия. Поэтому: «с экзистенцией исторического бытия-в-мире подручное и наличное всякий раз уже втянуты в историю мира» (Там же). То есть, если экзистенция исторически бытийствует в мире, тогда подручное и наличное втянуты в историю: книги имеют свою судьбу, сооружения и учреждения имеют свою историю и т.п. Внутримирное сущее оказывается историчным, и «мы именуем, - говорит Хайдеггер, - это сущее миро-историческим» (С.389). Это миро-историческое имеет, отмечает философ, два смысла. Во-первых, оно означает, что событие мира сущностно едино с Присутствием, т.е. событийность мира рождена исходной событийностью экзистенции. Во-вторых, миро-историческое означает "событие" подручного и наличного, т.е. видимость самостоятельности события подручного и наличного, почему Хайдеггер и берет слово событие в кавычки (Там же). "Событие" внутримирного сущего проявляется в подвижности этого сущего: обручальное кольцо "вручают", его "носят" и пр., что-то происходит с различными "процессами" и т.п. Это и составляет миро-историю, которую обычно и принимают за подлинную историю (историчность). Но это, с его точки зрения, историчность в ее несобственном виде, которая искажает (скрывает) вид подлинной историчности.

Хайдеггер говорит, что в данный момент он не будет заниматься онтологической структурой миро-исторического события (миро-истории). Для него важно отметить, что поскольку мир получил свою трансценденцию на основе временения (мы это, как помните, рассматривали), то «миро-историческое всегда уже "объективно" присутствует» (Там же). И поскольку Присутствие, падая, растворяется в озаботившем, «оно понимает свою историю ближайшим образом миро-исторично», т.е. вовлеченным в разные события, "рассеянным" в гонке разных занятий (Там же). Вот тут-то и возникает, говорит Хайдеггер, вопрос о поддержании "взаимосвязи" переживаний Присутствия как единого субъекта, который "тоже" наличествует в мире, а не бытийствует. Поэтому исток вопроса о "взаимосвязи" Присутствия в смысле единства его "между" рождением и смертью оказывается в миро-истории. В предыдущей главе, в последнем параграфе («Временной смысл повседневности Присутствия») Хайдеггер уже это отмечал, а здесь обосновал: несобственное временение в повседневности, миро-история дает Присутствию понятливость истории, ставит вопрос о "между", о "взаимосвязи". Поэтому введение миро-исторического как модуса несобственной историчности нужно Хайдеггеру для того, чтобы очертить тот круг феноменов, которые необходимы для рассмотрения историчности. В этом заключается смысл анализа несобственного модуса историчности.

Но поскольку вопрос об истории возник в сфере несобственного бытия, то он и направляет поиск ответа в неверное русло, считает Хайдеггер. Ответ пытаются найти в том, что Присутствие задним числом сцепляет происшествия в единство, т.е. выстраивает историю своей жизни как единство протяженности жизни, выстраивает миро-историю (С.390). Но, утверждает Хайдеггер, подлинная протяженность целой экзистенции не связана с неким укладыванием всяких занятий и переживаний в целое истории, а связана с заступающей решимостью, которая порождает собственную историчность. «Решимость самости наперекор непостоянству рассеяния есть в себе самой постоянное устояние, - пишет Хайдеггер, - в котором Присутствие как судьба держит рождение и смерть вместе с их "между" в свою экзистенцию "включенными", а именно так, что оно мгновенно-очно для миро-историчного своей всегдашней ситуации» (С.390-391). То есть решимость заставляет всю ситуацию вместе с ее прошлым и будущим, в которую Присутствие брошено, стать единой благодаря народившейся судьбе (исходному событию историчности).

В отличие от классического историзма, для которого историчность мира была основополагающей очевидностью, в системе фундаментальной онтологии Хайдеггера историчность мира необходимо обосновывать, что и было проделано в процессе противопоставления подлинной и неподлинной историчности.

Последние два параграфа главы посвящены раскрытию экзистенциального происхождения историографии из историчности Присутствия. Главный тезис § 76 состоит в следующем: историография своей предпосылкой имеет историчность Присутствия, и даже более того, онтологическая структура историографического размыкания укорена в историчности Присутствия. Давайте попытаемся, разворачивая этот тезис, воспроизвести ход мысли Хайдеггера. Очевидно, идея историографии как науки связана с раскрытием исторического сущего. Задача историографии – размыкание прошлого. Как это возможно? С точки зрения Хайдеггера, бытие Присутствия исторично, т.е. открыто своей бывшести на основе временности, следовательно, дорога для тематизации прошлого экзистенции (историографии) является открытой. Сразу же возникает вопрос: каким образом нечто наличное становится историографическим предметом? И Хайдеггер отвечает на этот вопрос следующим образом. Для того чтобы Присутствие стало возможным предметом историографии, оно должно иметь род сбывшегося. С другой стороны, с фактичным Присутствием всегда уже есть миро-история, т.к. оно существует в модусе бытия-в-мире. И если Присутствие сбылось, то и мир также является присутствовавшим. Существующие наличные остатки мира есть возможный материал для раскрытия былого Присутствия. И эти остатки наличного становятся историографическим материалом в силу того, что по своему способу бытия они имеют мироисторический характер. Итак, возвращение к прошлому какого-либо предмета имеет своей предпосылкой " историчное бытие к былому Присутствию, т.е. историчность экзистенции историографа" (С. 394).

Второй вопрос, поднимаемый в этом параграфе, является содержательным и может быть сформулирован следующим образом: что является предметом историографии. Исходя из понимания историчности, логично ответить на этот вопрос – " возможное ", так как «первичная тематизация предмета историографии набрасывает былое Присутствие как на с а мую свою возможность экзистенции» (Там же). Но разве не ясно, что историография имеет дело с " эмпирией " прошлого? Классическая историография, начиная с Ранке, занималась исключительно эмпирией. Ее задачей было установление того, что "было на самом деле", т.е. описание подлинной действительности прошлого. И Хайдеггер подтверждает этот тезис, утверждая, что эмпирия является подлинным предметом историографии. Но не всякая, а эмпирия Присутствия, которая понимается, как "решительное бросание себя на избранную способность быть" (Там же). Поэтому тематическое пространство историографии охватывает фактично экзистентно избранную возможность (С.395). Поскольку Присутствие экзистирует мироисторично, то историография неумолимо ориентирована на так понятую "эмпирию". В аспекте временности историографическое раскрытие временит также из будущего. Предметная тематизация исследования связана не с актуальностью настоящего, отбор предметного содержания науки " уже предрешен в фактичном, экзистентном выборе историчности Присутствия" (Там же). А выше уже было сказано, что историчность Присутствия укорена в возможности, которая реализует временной модус будущего. В конце параграфа Хайдеггер высказывает чрезвычайно важную с моей точки зрения, мысль: утверждение историчности Присутствия не обязательно нуждается в историографии. Века без историографии не остаются без истории. Это положение основано на том, что историчность Присутствия есть исходное и самостоятельное бытие по отношению к историографическому описанию.

Заключительный § 77 главы озаглавлен Хайдеггером «Взаимосвязь предыдущей экспозиции проблемы историчности с исследованиями В. Дильтея и идеями графа Йорка». Здесь философ указывает, что проведенная им раскладка проблемы истории возникла из усвоения работ Дильтея. Основной проблемой философии жизни являлось осмысление способа человеческого существования как возможного предмета наук о духе и как корня этих наук (С.398). Попытка ухватить "цельный факт человека" приводит к первому опыту осмысления категориальной структуры сущего, которое есть история (или Присутствие, добавляет Хайдеггер в скобках) (С.399). Правда, серьезной сложностью разысканий Дильтея, что и зафиксировал граф Йорк, с точки зрения Хайдеггера, являлось отсутствие в его исследованиях подчеркнутого родового различия между онтическим и историческим (Там же). Хайдеггер пытается развернуть тезис Йорка, исходя из принципов фундаментальной онтологии. Он так же, как Йорк полагает, что следует различать онтическое и историческое. Их принципиальное отличие кроется в следующем. Вопрос об историчности есть онтологический вопрос о бытийном устройстве исторического сущего. Вопрос об онтическом есть онтологический вопрос о бытийном устройстве неприсутствиеразмерного сущего (или наличного в самом широком смысле этого слова). Онтическое есть одна из областей сущего, тогда как «идея бытия охватывает "онтическое" и "историческое"» (С.403). Проблема различия онтического и исторического, зафиксированная Йорком, дала путеводную нить для фундаментально-онтологического прояснения вопроса о смысле бытия вообще, пишет М. Хайдеггер в конце главы (Там же).

В заключение анализа основоустройства историчности Присутствия необходимо подвести некоторые итоги. Хайдеггер ставит проблему историчности для того, чтобы решить проблему "жизненной взаимосвязи" Присутствия, а, следовательно, отыскать истоки его экзистенциального постоянства. Историчность представляет собой временной бытийный модус Присутствия и подразумевает бытийное устройство события. С этой целью Хайдеггер выделяет конститутивные элементы "основоустройства историчности" (события) Присутствия, которые он связывает с судьбой, историческим путем и возобновлением. Кроме того, философ полагает, что Присутствие может реализовать свою событийность в модусе собственной историчности (судьба, возобновление) или несобственной (миро-история).

Анализ основоустройства Присутствия необходимо приводит к осмыслению еще одного принципиального момента. Если историю рассматривать с точки зрения ее феноменальных проявлений, то можно высказать следующее предположение: классическое представление об истории ориентировано на такое понимание историчности, которое онтологически связано с феноменом "идентификации". Онтологические корни феномена идентификации связаны с темпоральным модусом прошлого истории. Человек идентифицирует себя с уже существующим типом наличного бытия, т.е. с традицией. Тем самым он возлагает на себя ответственность за ее существование. Представляется, что Хайдеггер назвал бы идентификацию (как тип реализации человеком историчности) дефективным модусом осуществления историчности. Первичным феноменом историчности, с его точки зрения, является решимость, "наступление", порождение. В решимости и кроется первоначальность темпорального модуса будущего. История не где-то позади моего существования, но история есть то, что появляется в результате моего наступления или заступания в одну из своих возможностей. Онтологические корни такого представления связаны с тем, что основное понимание историчности бытия выражается через представление о временности человеческого существования.

На этом позвольте закончить. Спасибо за внимание!