Философии и математике. В то же время, искусство красноречия (риторика) и искусство управления государством — это те сферы/где римляне значительно превзошли греков

000000<Х><><>0000^^

I. (1) В эти дни, когда я отчасти или даже совсем освободился от судеб­ных защит и сенаторских забот, решил я, дорогой мой Брут, послушаться твоих советов и вернуться к тем занятиям, которые всегда были близки моей душе, хоть и времени прошло много, и обстоятельства были небла­гоприятны. Атак как смысл и учение всех наук, которые указывают че­ловеку верный путь в жизни, содержатся в овладении тою мудростью, которая у греков называется философией, то ее-то я и почел нужным из­ложить здесь на латинском языке. Конечно, философии можно научить­ся и от самих греков — как по книгам, так и от учителей, — но я всегда был того мнения, что наши римские соотечественники во всем как сами умели делать открытия не хуже греков, так и заимствованное от греков умели улучшать и совершенствовать, если находили это достойным сво­их стараний.

(2) Наши нравы и порядки, наши домашние и семейные дела — все это налажено у нас, конечно, и лучше и пристойнее; законы и уставы, которыми наши предки устроили государство, тоже заведомо лучше; а что уж говорить о военном деле, в котором римляне всегда были сильны отвагой, но еще сильнее умением? Поистине, во всем, что дается людям от природы, а не от науки, с нами не идут в сравнение ни греки и ника­кой другой народ: была ли в ком такая величавость, такая твердость, вы­сокость духа, благородство, честь, такая доблесть во всем, какая была у наших предков?

(3) Однако же в учености и словесности всякого рода Греция всегда нас превосходила, — да и трудно ли здесь одолеть тех, кто не сопротивлялся? Так, у греков древнейший род учености — поэзия: ведь если считать, что Гомер и Гесиод жили до основания Рима, а Архилох — в правление Рому- ла, то у нас поэтическое искусство появилось много позже. Лишь около 510 года от основания Рима Ливий поставил здесь свою драму — это было при консулах Марке Тудитане и Гае Клавдии, сыне Клавдия Слепого, за год до рождения Энния II. Вот как поздно у нас и узнали и признали по­этов. Правда, в «Началах» сказано, что еще на пирах был у застольников обычай петь под флейту о доблестях славных предков; но, что такого рода искусство было не в почете, свидетельствует тот же Катон в своей речи, где корит Марка Нобилиора за то, что он брал с собою в провинцию поэтов: как известно, этого консула сопровождал в Этолию Энний. А чем меньше по­чета было поэтам, тем меньше и занимались поэзией; так что даже кто от­личался в этой области большими дарованиями, тем далеко было до славы эллинов. (4) Бели бы Фабий, один из знаменитейших римлян, удостоился

хвалы за свое жизнеописание, то можно ли сомневаться, что и у нас явил­ся бы не один Поликлет и Парассий? Почет питает искусства, слава вос­пламеняет всякого к занятию ими, а что у кого не в чести, то всегда вла­чит жалкое существование. Так, греки верхом образованности полагали пение и струнную игру — потому и Эпаминонд, величайший (по моему * мнению) из греков, славился своим пением под кифару, и Фемистокл не­задолго до него, отказавшись взять лиру на пиру, был сочтен невеждою. Оттого и процветало в Греции музыкальное искусство: учились ему все, а кто его не знал, тот считался недоучкою. (5) Далее, выше всего чтилась у греков геометрия — и вот блеск их математики таков, что ничем его не затмить; у нас же развитие этой науки было ограничено надобностью рас­четов и земельных межеваний.

III. Красноречием зато мы овладели очень скоро; и ораторы наши спер­ва были не учеными, а только речистыми, но потом достигли и учености. Учеными, по преданию, были и Гальба, и Африкан, и Лелий; не чуж­дался занятий даже их предшественник Катон; а после них были Лепид, Карбон, Гракхи и затем, вплоть до наших дней, такие великие ораторы, что здесь мы ни в чем или почти ни в чем не уступаем грекам. Философия же, напротив, до сих пор была в пренебрежении, так ничем и не блеснув в латинской словесности, — и это нам предстоит дать ей жизнь и блеск, чтобы, как прежде, находясь у дел, приносили мы посильную пользу со­гражданам, так и теперь, даже не у дел, оставались бы им полезны. <...> (С. 207-209)