Мудрец и толпа

Иногда стиль и направленность размышлений Гераклита ставят в

прямую связь с его происхождением из царского рода; отсюда-де его

презрение к толпе, к большинству, к демократии и демократизму. Но

Гераклит немногих "наилучших" выделяет совсем не по знатному про-

исхождению, тем более не из-за богатства. Гераклит, безусловно, на

стороне тех, кто делает выбор в пользу ценностей духа и добра. С не-

скрываемым осуждением относится он к людям, стяжающим матери-

альные блага и богатства, неумеренным в удовлетворении своих жела-

ний: "Не к добру людям исполнение их желаний" (71: 234). Но при

этом специально обсуждается проблема именно плотских, материаль-

ных желаний. И здесь Гераклит выражает свои ценностные предпочте-

ния вполне определенно: "Лучшие люди одно предпочитают всему:

вечную славу - бренным вещам, а большинство обжирается, как

скоты" (95; 244). Характерной для Гераклита иронией проникнуты

следующие слова (свидетельство Климента Александрийского): "Ищу-

щие золото много земли перекапывают, а находят мало" (10; 193).

К чему же должен стремиться человек? Может ли он бороться со

своими житейскими страстями и одолеть их? Один из главных пороков,

против которых с истинной страстью выступает Гераклит, - это неве-

жество. А оно многолико. Невежественны те, кто поддается обманчиво-

му человеческому мнению, кто ленив в размышлении, кто в погоне за

богатствами не занимается совершенствованием своей души. Распро-

страненный вид невежества таков: люди верят в то, что им внушают.

Гераклит с возмущением говорит о таких людях и противопоставляет

толпе - "наилучших": "Один мне - тьма (десять тысяч. - Н.М.),

если он наилучший" (98; 245).

Кого же относит Гераклит к "наилучшим"? "Наилучшие" - как

раз те, кто размышление, совершенствование души предпочитает

"скотскому" пресыщению чисто материальными благами. Но "наи-

лучшие" - не просто люди, которые приобретают знания, хотя раз-

мышлять, рассуждать, накапливать знания, конечно, очень важно. Для

Гераклита уже разумение есть своего рода добродетель. И каждый

человек может развить в себе благодетельную способность к размыш-

лению, к познанию самого себя. Следовательно, Гераклиту неверно

приписывать мнение, согласно которому люди от рождения или в си-

лу своего происхождения склонны или не склонны, способны или не

способны к размышлению и самопознанию. Нет, такая способность,

согласно Гераклиту, в принципе дана всем людям, нужно лишь пра-

вильно воспользоваться ею. Мудрец из Эфеса снова и снова атакует

пагубное, по его мнению, употребление людьми души, дарованной им

и доступной совершенствованию.

Толпу, по убеждению Гераклита, и составляют люди, которые не

дали себе труда расстаться с невежеством, легковерием и устремиться

на путь мудрости. Мудрых людей вообще очень мало - большинство

к мудрости так и не приобщается. При этом Гераклит наиболее ярост-

но борется даже не против людей, которые легко верят чьим-то мнени-

ям, - главный удар направлен против тех, кому верит толпа, кто в

глазах толпы слывет многознающим. Вот свидетельство Климента Алек-

сандрийского: "Ионийские Музы [== Гераклит] дословно говорят, что

большинство, т.е. мнимомудрые, <следуют певцам деревенской черни

и поют мелодии (номосы) <толпы>, того <не> ведая, что многие -

дурны, немногие - хороши>" (101 (b); 247). В версии Прокла то же

изречение Гераклита звучит так: "В своем ли он уме? В здравом ли

рассудке? Они дуреют от песен деревенской черни и берут в учите-

ля толпу, того не ведая, что многие - дурны, немногие - хороши"

(101 (а); 246).

Своим согражданам Гераклит бросает жесткое обвинение в том,

что они не терпят в своем городе "наилучших", т.е. мудрейших и

достойнейших людей. "Эфесцы заслуживают того, чтобы их пере-

вешали всех поголовно за то, что изгнали они Гермодора, мужа из

них наилучшего, сказавши: <Среди нас никто да не будет наилучшим!

А не то быть ему на чужбине и с другими!>" (105 (а); 247). Посколь-

ку с поведением эфесцев перекликаются действия индивидов и наро-

дов, живущих в наши дни, надо полагать, не устарело и страстное

разоблачение Гераклита.

В ряд многознающих, но не мудрых включен даже Пифагор, кото-

рого Гераклит, не стесняясь в выражениях, называет "мошенником",

"предводителем мошенников", "изобретателем надувательства" (17,

18; 196). Гераклит, таким образом, отваживается выступить против

распространенных в народе способов мысли, против обычного пони-

мания мудрости, а заодно и против высших авторитетов древнегречес-

кой культуры. Какой же грек не чтил Гесиода или Гомера? Но, во-

первых, и мудрые могут ошибаться, почему и не следует создавать чей

бы то ни было культ. "Люди были обмануты явлениями, подобно

Гомеру, даром что тот был мудрее всех эллинов. Ведь и его обману-

ли дети, убивавшие вшей, загасав: что видали да поймали, того

нам поубавилось, а чего не видали и не поймали, то нам в прибыток>"

(21; 197). Во-вторых, Гомеру не свойственна мудрость в строгом

смысле слова, мудрость, возникшая уже вместе с философией, а дос-

тупно лишь многознание. И хотя "многого знатоками должны быть

любомудрыв мужи" (7; 191), истинная мудрость принципиально от-

личается от многознания. Гераклит изрекает: "Многознание уму не

научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксе-

нофана с Гекатеем" (16 (а); 195).

В другом фрагменте из Гераклита читаем: "Гомер стоил того, что-

бы его выгнали с состязаний и высекли, да и Архилох (Известный

греческий эпический поэт. - Н.М.) тоже" (30; 203). Или о Гесиоде:

"Учитель большинства - Гесиод: про него думают, что он очень

много знает - про того, кто не знал {даже} дня и ночи!" (43; 214).

Чего же не знал Гесиод? Что день и ночь "суть одно" (там же), т.е. он

не знал диалектики, а потому не заслуживает имени мудрого. Тем

самым Гераклит четко отвергает мифологически-поэтический способ

рассуждения. И когда самого Гераклита упрекают в склонности к об-

разному, символическому языку, который сродни языку мифов, то,

видимо, не принимают в расчет неприязнь его к Гесиоду, Гомеру, к

другим поэтам, создателям мифов. А также то, что Гераклит пытался

выработать пусть и символически-образный, но уже и немифологичес-

кий стиль размышления и письма. Достается от Гераклита и гречес-

ким мистикам. Вот красноречивое свидетельство Климента Александ-

рийского: "Кому прорицает Гераклит Эфесский? <Бродящим в ночи

(магам), вакхантам, менадам, мистам>. Это им он грозит посмерт-

ным воздаянием, им провещает огонь, ибо <нечестиво они посвяща-

ются в то, что считается таинствами у людей>" (87 (а); 240).

"Невежеством" у Гераклита объявляется и "почтенная" вера в

некоторые религиозные культы. Гераклиту свойственна богоборческая

тенденция, воплощающаяся в некоторых его фрагментах. Гераклит

развенчивает дионисийский культ, который был так чтим в Греции,

остроумно и метко критикует людей, поддерживающих культ Диониса.

Итак, критическая в адрес религии и мифологии, богоборческая

тенденция, критика всяких мистерий и культов, т.е. собственно на-

родного суеверия, - все это характерные отличия философии Ге-

раклита. Он как бы объединяет многие ненавидимые им суеверия в

собирательный образ "невежества", которое овладевает легковерной

толпой. И в принципе Гераклит был прав; ведь большинство греков в

его время поклонялись богам, отдавая предпочтение то тем, то другим

религиозным культам. Критика Гераклита в адрес соотечественников

не является, стало быть, беспочвенной: он отважно выступает против

всегреческих предрассудков и невежества.

Но, может быть, Гераклит вообще был циником, о которых приня-

то говорить, что у них нет за душой ничего святого? Может быть, он

просто подсмеивался над греками и не хотел ни о чем рассуждать

серьезно? Иногда Гераклиту приписывают именно такой способ пове-

дения: он-де намеренно развенчивал все то, что грекам было особенно

дорого. Но у Гераклита есть целый ряд фрагментов, в которых об

общегреческих ценностях говорится всерьез. Например, о павших в

бою он говорит: "Убитых Аресом боги чтут и люди" (96 (а); 244).

Столь же серьезно и приподнято высказывается Гераклит о "наи-

лучших" людях, достойно встретивших смерть: "Чем доблестней

смерть, тем лучший удел выпадает на долю {умерших]" (там же).

Есть в философии Гераклита, так сказать, ценность всех ценностей,

которой он по-настоящему поклоняется. Речь идет о законе. "Народ, -

говорит Гераклит, - должен сражаться за попираемый закон, как за

стену {города]" (103; 247). Очевидно, имеется в виду не всякий на-

личный закон какого угодно государства. (Недаром же Гераклит отка-

зался законодательствовать в Эфесе!) Но ценность истинного закона

для него - не просто высокая, но абсолютная. Эта мысль встречает-

ся позднее у Сократа и Платона.

Новое в понимании первоначала (идея огня)

Поверхностному наблюдателю может представиться, что Гераклит

просто примыкает к древнегреческим ионийским философам, во вся-

ком случае, встает рядом с Фалесом и Анаксименом. Ведь он тоже

утверждает, что первоначало есть одна из материальных стихий, а

именно огонь. Но огонь у Гераклита в еще большей мере символ, чем

Фалесова вода, огонь есть символ всеобщей стихии, даже стихийно-

сти. Как убедительно показано в историко-философской литературе,

Гераклит избирает именно огонь, потому что благодаря этому символу

возникает образ более живого, динамического первоначала. Предше-

ствующие же философы пришли к тому, что во имя спасения идеи

первоначала его нужно объявить не подверженным изменениям.

Для Гераклита важно, что избранное им первоначало позволяло

выйти к космической целостности мира. Кстати, здесь он имел все

основания опереться на предшественников, в частности на Анаксиман-

дра. Последний утверждал, что где-то и когда-то "из первоначального

огня" рождались светила, планеты. Предполагалось, что из первоогня

возникла и сама Земля.

"Обращения огня: сначала море; а {обращения} моря - наполо-

вину земля, наполовину - престар [дутель]" - так Климент Алек-

сандрийский передает мысль Гераклита, комментируя ее: "...под дей-

ствием управляющего всем логоса и бога огонь превращается через

воздух в жидкость, как бы семя упорядоченного космоса, которое он

называет морем" (53; 220). Иными словами, "огненное" первоначало

помогало объяснить и происхождение Вселенной, и постоянное взаи-

модействие стихий, элементов. В умозрительной догадке древних отно-

сительно огня есть нечто, сохранившееся в последующей космогонии,

в которой нередко воспроизводилась идея о планетах как остывших -

а некогда раскаленных, огненных - телах.

Образ огня у Гераклита, как оказалось, был по-своему перспектив-

ным. Но особенно важной была решимость древнего мыслителя ис-

толковать "огненное" начало как космогоническое, космопроизводя-

щее. Огонь в качестве первоначала был по-своему удобен и для того,

чтобы получить принцип объяснения не только космогонических, но и

всяких других, а именно, общеприродных явлений. Причем объяснить

их ссылками на чисто природные, материальные основания. Как, ска-

жем, объяснить взаимопревращение стихий? Апелляция к огню или

просто "включение" огня во взаимопревращение материально-телес-

ных процессов позволяет Гераклиту дать довольно убедительные объ-

яснения.

Вот, к примеру, один из фрагментов Гераклита, где речь идет об

истолковании космических и физических процессов: "Этот космос,

один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но

он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся,

мерно угасающий" (51; 217). Таковы типично гераклитовский образ

космоса и главная "парадигма" космогонии: всегда существовавший

первоначальный огонь то разгорается, то погасает, и тем самым обес-

печивается непрерывность рождения и исчезновения в мире природы.

Или возьмем такой гераклитовский образ: огонь - это нужда, недос-

таток и избыток (55; 223). Но у Гераклита огонь как символ включает

и социально-нравственные оттенки, становится неким "воздающим"

началом. Что-то подобное, вспомним, было уже у Анаксимандра и

Анаксимена: у них некоторые космогонические, космологические фраг-

менты стали включать в себя идеи воздаяния, наказания. Та же мысль,

но уже более отточенная, ясная, есть и у Гераклита, толковавшего

огонь и как природную, и как нравственную силу. "Всех и вся, нагря-

нув внезапно, будет Огонь судить и схватит", - свидетельствует Ип-

полит, прибавляя: "...Гераклит полагает, что огонь - единственный

элемент и что из него возникла Вселенная. Потому-то он и пугает нас,

и грозит, что некогда Вселенная будет испепелена, поскольку она

разложится в то, из чего возникла" (82; 239). (Для XX в. угроза

"испепеления" Вселенной оказалась вполне реальной.) Огонь в истол-

ковании Гераклита есть нечто вроде судьбы, которая несет с собой

какое-то воздаяние, пусть и не устанавливая космическую "справед-

ливость" (на что вроде бы "намекают" некоторые переводы геракли-

товых фрагментов), но все же предполагая некую "заимообразность"

[= "за счет другого"] (28; 201), т.е. внутреннюю взаимозависимость

или, употребляя современный термин, обратную связь происшедшего,

содеянного и их последствий.

Итак, везде огонь: все - от огня, из огня, из-за него. "Всем этим

правит Перун", - так передает доксограф Ипполит слова Геракли-

та, разъясняя: "Перуном" же он называет вечный огонь. Он называет

его нуждой и избытком" (79; 237). Продолжается и усиливается

логическая линия "развертывания" некоего абстрактного, но вездесу-

щего, всеохватывающего первоначала. Но у Гераклита есть и сущест-

венное приращение мысли: он уже довольно четко различает три "един-

ства". Во-первых, выделяется природа в целом как носительница всего,

что есть, всего, что возникает и исчезает, огромного, необозримого

множества всего существующего. Во-вторых, выделяется и становит-

ся "предметом мысли" огонь как первоначало. "Раскол" и единство

первого и второго -^ природы в целом и первоначала - уже более

или менее традиционны для древнегреческого философствования. Но

как из природы, так и из огня Гераклит, в-третьих, выделяет- не

отрывая от них, но все-таки отличая - то, что называет логосом.

Буквально это означает "слово". Но понятие логоса у Гераклита при-

обретает особый вид.