Донбасский институт техники и менеджмента 42 страница

Другие законные ограничения той же свободы установлялись во внимание к особенностям особого рода сделок. Именно, некоторые сделки служили вообще средством обширных злоупотреблений и потому ограничивались или вовсе запрещались. Сюда относятся: меры против ростовщичества (§ 93), мера императора Диоклетиана относительно купли-продажи (см. сноску 2 на с. 269), запрещение торговли ядами[см. сноску 567], закон императора Анастасия (lex Anastasiana) 506 г.[см. сноску 568], который постановил, что купивший у кого-либо кредиторское право может взыскивать с должника не более того, за что такое право куплено им, и др.

Наибольшую важность имели те ограничения, которые относились к дарению и посмертному распоряжению имуществом; история их изложена выше (§ 170–175).

В истории семейственного права ограничения личной власти имели то значение, что в конце концов изъяли сами семейственные отношения из области гражданского права и сообщили им государственный характер (§ 176–179).

III. Формы общего обладания

1. Права по соседству

§ 254. В силу своих естественных свойств и в интересах общежития недвижимости не могли состоять в исключительном личном обладании; составляя главный объект частной собственности, недвижимости были в то же время объектом некоторого общего обладания со стороны соседей-собственников. Это – права по соседству. Мы знакомы с их древнейшими формами (§ 57 и 103) и теперь проследим их позднейшую историю.

Межевое право.

Правило XII таблиц о разбирательстве межевых споров через посредников из землемеров практиковалось вплоть до империи. Об этом предмете в 513 г. был издан особый закон (lex Mamilia), о котором нам известно только то, что взамен трех посредников он указал назначать одного. По сочинениям землемеров мы знаем о некоторых подробностях производства, установившегося потом в межевых спорах. Различался спор собственно о меже (controversia de fine) и спор о смежном участке (соntroversia de loco). В первом случае решителем являлся землемер, который и воcстановлял межу в первоначальном ее виде, не стесняясь давностью. Во втором случае спор разрешался судом, и направление межи изменялось сравнительно с первоначальным, если давность изменила первоначальные размеры владений. От юристов классического времени мы узнаем подробности относительно иска (actio finium regundorum)[см. сноску 569], который имел место в таких случаях. Это – actio duplex, т.е. обе стороны могли одновременно выступать со взаимными требованиями. Судье принадлежали особые полномочия. Открыв настоящую границу владений, судья мог найти ее восстановление почему-либо неудобным; тогда он видоизменял ее своей властью, назначая потерявшей стороне соответствующее вознаграждение на счет выигравшей. Таким образом он присуждал одной стороне то, чего она не имела (adiudicatio), и осуждал ее на уплату известной суммы денег в пользу другой стороны (condemnatio) (§ 203). Если не было возможности найти истинную границу, то спорный участок признавался общим и разделялся между спорящими. – Императоры IV в. по Р. X. в своих постановлениях коснулись межевых споров и между прочим вопроса о давности по отношению к межам; но указанное ими по этому предмету осталось неясным[см. сноску 570].

Постановление XII таблиц о срубке ветвей, перекинувшихся за межу, было повторено в преторском эдикте. Сюда относится интердикт de arboribus caedendis[571]. Если хозяин дерева не обрезывал ветвей по приглашению соседа, то сосед мог сделать это сам. В городах же, по преторскому эдикту, сосед имел право требовать от хозяина дерева полной срубки его, если оно перекидывалось через строение на чужой участок. При неисполнении этого требования сосед получал право срубить чужое дерево и употребить его в свою пользу. Вышеназванный интердикт служил в таких случаях к тому, чтобы удержать хозяина дерева от противодействия срубке, предпринятой соседом. Точно так же преторский эдикт повторил правило о праве собственника собирать плоды, упавшие с его деревьев на землю соседа. Для этой цели претор установил интердикт de glande legenda[см. сноску 572]. Его действие определялось тремя днями.

В памятниках императорского времени мы находим еще права по соседству, вовсе не упомянутые в законах XII таблиц. Сюда относится правило, по которому собственник должен был терпеть, если сосед выдвинул на небольшое пространство свою постройку за межу (например, на полфута)[см. сноску 573], далее – правило, по которому собственник должен был воздерживаться от произведения необыкновенного дыма, пыли и т.п., могущих перейти в атмосферу соседних участков (в особенности лежащих вверху)[см. сноску 574]. Точно так же он не должен был устраивать каменоломен так, чтобы обломки камней падали вниз на чужие участки[см. сноску 575]. В императорском постановлении начала II в., предписывавшем предоставлять соседу дорогу к его гробнице, если таковой не было, мы встречаемся, очевидно, только с законодательным подтверждением стародавнего обычая[см. сноску 576]. Император Юстиниан предписал (531 г.) воздерживаться от построек, которые прекратили бы течение воздуха, необходимое соседу для вейки хлеба на току[см. сноску 577]. В императорское же время (382 г.) вышло постановление, которым дозволялось вести рудники в земле соседа, уплачивая ему 1/10 дoбывaeмогo[см. сноску 578]. Ecли мы coпocтaвим это постановление с вышеприведенным (XII таблиц), по которому ветви выше 15 футов от земли могли выдаваться в район соседнего участка[см. сноску 579], то увидим, что, по понятиям римских юристов, право собственности продолжалось вверх и вниз настолько, насколько это было нужно ввиду хозяйственных соображений. Ошибочно было бы думать, что это право имело вверх и вниз безграничное продолжение.

Actio aquae pluviae arcendae.

§ 255. Юристы империи и между ними особенно Лабеон разработали со вниманием правила касательно регулирования дождевых стоков (§ 57). Споры по этому предмету разбирались по иску, который назывался actio aquae pluviae arcendae[см. сноску 580]. Все отношение представляется нам в следующем виде. Обладатель участка нижележащего самой природой обязывается принимать на свою землю дождевые стоки с участков, лежащих выше его участка. Поэтому он не имеет права протестовать, когда сосед разрушает какое-либо искусственное сооружение, до тех пор удерживавшее воду, и через то направляет ее к нему, открывая таким образом поток, еще не существовавший. Эта невыгода, утешает Лабеон, вознаграждается тем, что вода, спущенная в наши владения, приносит нам плодородный смыв с чужой земли. Злу противостояли обыкновенно посредством частных соглашений, по которым обладатель нижнего участка получал право устраивать для задержки воды рвы или плотины у соседа наверху. Если же такие рвы и плотины образовались естественным путем, либо, будучи искусственными, существовали с незапамятного времени, то заинтересованная сторона по закону имела право заботиться своими средствами об их поддержке. В таком случае верхний владелец должен был терпеть на своей земле застой воды из дождевых стоков. С другой стороны, обязанность принимать стоки с чужой земли не была в то же время и правом. Обладатель нижнего участка, пользовавшийся водой сверху, не мог воспретить соседу лишить его притока воды через изменение каким-либо образом ее направления. Иск (actio aquae pluviae arcendae) не давался против соседа, отнимавшего какую-либо выгоду. Назначение иска состояло только в том, чтобы противодействовать соседу, причинявшему прямой вред: нижний сосед предъявлял иск к верхнему, когда от действий этого последнего поток становился больше, быстрее, сильнее, грязнее. Верхний имел иск против нижнего, если благодаря нижнему соседу поток запруживался и разливался. Иск касался только дождевых потоков, т.е. таких, которые существовали благодаря дождям или в которых от дождей вода прибывала. Изменение в окраске воды могло служить признаком такой прибыли. Разлив стоячего водохранилища, приключившийся от дождя, мог тоже повести к иску. Поводом к иску служило какое-либо сооружение (opus) или действие соседа, изменявшее течение воды сравнительно с нормальным. За нормальное течение принималось то, какое было установлено естественными свойствами почвы или искусственными рвами и плотинами, существовавшими с незапамятного времени. Существующие сервитуты и иные обстоятельства юридического свойства (leges agrorum) принимались во внимание при определении нормального течения дождевой воды. Напротив, искусственные сооружения не принимались при этом в расчет. Если, например, искусственное сооружение на земле верхнего владельца задерживало дождевой ток, то в случае его разрушения нижний владелец не получал иска. Действия, необходимые при культуре земли, также не допускали протеста; так, должно было терпеть, если поток изменялся вследствие изменения в направлении борозд при пашне поля или превращения поля в луг и т.п. Но иск давался, например, против соседа, который мешал мне прочищать с моей стороны пограничный ров; против нижнего соседа, когда он не поправлял рва, вырытого с незапамятного времени; против верхнего соседа, когда у него прорвало искусственную плотину, существующую с незапамятного времени. Из последнего примера видно, что иногда иск давался также в тех случаях, когда нормальное положение токов было нарушено естественными событиями. – Во всяком случае иск предъявлялся против хозяина того участка, на котором произошло изменение, но не против виновника этого изменения, если таковым не был сам хозяин. Не надо было для вчинения иска дожидаться того, чтобы грозящий вред наступил: иск был у места уже тогда, когда сооружение, сделанное соседом, грозило вредом. Во всяком случае, иск был у места только тогда, когда поток вредил полевой земле; если же вред причинялся зданию, то юристы указывали на другое средство (actio negatoria).

2. Сервитуты

§ 256. Поземельные, или предиальные, сервитуты по своему происхождению и назначению, суть не что иное, как добровольное распространение той общности обладания, которая обязательно для всех установлена уже правами по соседству (§ 58). К четырем древнейшим формам сельских сервитутов (§ 58) с течением времени прибавились новые формы. Юристы императорского времени упоминают еще многие другие права в числе сельских сервитутов. Дорожные сервитуты пополнились правом переплывать через чужое озеро (servitus navigandi), водяные – правом спускать воду на соседний участок (servitus aquae educendae seu immittendae) и правом, которое обязывало соседа нe рыть колодезей и т.п. у себя, дабы не уменьшить приток воды на землю управомоченного. Сервитут спуска воды изменял общие правила соседского права относительно спуска воды (§ 57) и парализовал действие actio aquae pluviae arcendae (§ 255). Скотоводство, которое развилось на латифундиях в форму обширного промысла, породило право пасти скот на чужой земле (ius pascendi) и право поить скот из чужого водопоя (pecoris ad aquam oppulsus). С этими правами связывалось право иметь шалаши для загона скота во время ненастья. Кроме того, приводится ряд других сервитутов, каковы: право брать в чужом лесу подпорки для виноградников, право рыть на чужой земле песок, мел и камень, жечь известку или при каменоломке сбрасывать щебень на землю соседа, право хранить произведения своего поля в чужом строении. Как можно заключить из частых ссылок классических юристов на Нерация[см. сноску 581], который жил около 100 л. по Р. X., только ему принадлежало юридическое признание многих из названных форм. – С формами городских сервитутов мы уже знакомы (§ 102); вместе с сельскими сервитутами они составили группу сервитутов поземельных или предиальных (§ 102). – В практике завещаний образовались сервитуты личные; главный случай этого рода представлял узуфрукт,– предоставление кому-либо вещи в пожизненное пользование с правом потребления плодов (ср. § 126, 127, 144). Пожизненность составляла отличительное свойство личных сервитутов, но очевидно, что с точки зрения своего назначения они имели лишь отдаленное сходство с предиальными сервитутами. – Императорское право выдержало до конца тот принцип, который должен был гарантировать собственников от излишнего обременения: сервитут не мог состоять в действиях самого собственника (§ 59); что же касается отдельных видов сервитутного права, то следует остеречься от заблуждения видеть в римской системе сервитутов нечто строго законченное; сами римские юристы так на нее не смотрели. Если бы они полагали, что в каждом отдельном случае сервитут может быть установлен сторонами только в одной из форм, уже признанных правом, то, конечно, в таком порядке заключалась бы своего рода новая гарантия свободы собственности. На самом деле этого не было. Сервитутное право находилось в постоянном развитии, и юристы всегда были готовы в случае нужды пополнить список сервитутов. У Нерация, например, их перечень настолько дробен, что похож скорее на примерный, нежели на систематический. Довольно охотно допустили юристы также разновидности узуфрукта: usus (право пользования без потребления плодов), habitatio (право пользования строением), ореrае servorum et animalium (право пользования рабами и животными), – тогда как две последние формы завещатели практиковали в видах обхода закона, для того, чтобы даровать сервитутное право лицам, лишенным гражданской правоспособности (capitis deminutio). Заметим также, что так как поземельные сервитуты тоже содержали в себе различные виды пользования чужой вещью, то практика не провела строгой грани между сервитутами личными и поземельными, и нередко первые назначались в чью-либо пользу в терминах, которые относились ко вторым[см. сноску 582].

3. Товарищества[см. сноску 583]

Договор товарищества.

Actio pro socio.

Actio communi dividundo.

§ 257. С развитием индивидуализма в последние века республики возникли добровольные соединения отдельных лиц с целями общего приобретения и обладания. Сюда принадлежит договор товарищества (§ 128); историю его, к сожалению, надо считать утраченной. Это был консенсуальный договор, в силу которого лица соединяли свои имущества или труд, или то и другое вместе, ради достижения известной цели, обыкновенно имущественного свойства: ради наивыгоднейшего совершения какой-нибудь сделки (societas unius rei), например, собственники лошадей соединяли их вместе в видах наивыгоднейшей продажи, обладатели капиталов покупали в складчину имение и потом разделяли его между собой, и т.п.; ради совместного ведения промышленного предприятия (societas negotiationis), например, два торговца заводили общую торговлю, два педагога – общую школу и т.п. Одна из речей Цицерона (pro Roscio commaedo) относилась к процессу, который возник именно между товарищами этого рода. Некто имел раба, замечательного комика, и потому вступил в товарищество с антрепренером Росцием. Он внес в товарищество своего раба, Росций же обязался обучить его драматическому искусству, с тем чтобы потом делить между собою прибыль от сценической практики этого актера; но вскоре указанный раб был убит третьим лицом, и из расчетов по поводу дележа удовлетворения, полученного от убийцы, возник между бывшими товарищами процесс, юридическое значение которого доселе остается неясным. – Может быть, в той или другой связи с отношениями вольноотпущенников между собою и к патрону (ср. § 182) возникли две формы более полного товарищества: товарищи соединялись с тем, чтобы делить между собою все приобретенное деятельностью каждого (societas lucri), или же они вступали в безусловное общение всем своим имуществом (societas omnium bonorum), так что доставшееся каждому из них по наследству или по завещанию поступало также в общий раздел. – Два иска возникли в связи с договором товарищества. Посредством одного из них (actio pro socio) каждый из участников требовал от своих товарищей исполнения их обязательств, отчета в их действиях, дележа сделанных приобретений и привлекал их к участию в понесенных ущербах и расходах. Предъявление другого иска (actio communi dividundo)[см. сноску 584] означало прекращение товарищества и клонилось к разделу общего имущества. Этот иск принадлежал к числу раздельных исков (§ 202).

Общность обладания, которая крылась в товариществе, не получила, впрочем, никакого юридического определения. Взаимные отношения товарищей определялись всецело началами договорного права; право не знало «товарищества» как объединенного целого, имело дело с отдельными товарищами в их взаимных отношениях. Товарищество устанавливалось и прекращалось по взаимному соглашению его членов; взаимным обязательствам их приписывался строго личный характер, и потому они не передавались по наследству, так что со смертью одного из членов уничтожалось все товарищество. Кроме того, каждому из них предоставлялось при жизни выйти из его состава (renuntiatio) и тем прекратить самое его существование, но, разумеется, такой выход не был вполне произволен и допускался лишь при соблюдении известных условий (renuntiatio не должна клониться к прямому ущербу прочих членов, должна быть заявлена своевременно, не в отсутствие товарищей). Все в товариществе предпринималось по единогласному решению товарищей, причем отдельный товарищ не мог уклониться от признания того, что хотя и не было договорено открыто, но соответствовало цели товарищества. Имущество товарищей рассматривалось как общее их достояние, состоящее в их собственности (condominium) или в общем пользовании; все прибыли и убытки делились между товарищами по разным или иным долям, как было условлено в договоре. Одним словом, юридически товарищество представлялось просто как комбинация известного рода индивидуальных прав и обязанностей из области личного обладания, и, по-видимому, юридическое творчество не могло идти далее, пока оно ограничивалось такими формами имущественного общения, которые порождались исключительно личными интересами. Интересы совершенно иного рода побудили юриспруденцию внести в гражданское право новое понятие, в котором общее обладание получило открытое признание как гражданская форма. Это было понятие фиктивного или юридического лица; оно, как увидим, возникло в судебной практике городских общин (§ 258) и развилось в практике коллегий (корпораций, § 259).

4. Вещи вне гражданского оборота; образование юридического лица

Res sacrae.

§ 258. После того как уничтожилось древнее разделение вещей на манципационные и неманципационные, гражданское право, личное обладание и гражданский оборот совпадали в своих границах. Гражданский иск защищал только личное обладание; вещи, которые не подлежали частному освоению, не состояли также в гражданском обороте. Эти вещи составляли предмет общего обладания, которое относилось к публичному праву (ius publicum); их юридическое положение определялось и изменялось не гражданскими сделками, но актами публичного права. Гражданские сделки (купля, залог, стипуляция и др.) относительно таких вещей были безусловно недействительны[см. сноску 585]; юридическая защита их неприкосновенности принадлежала органам государственной власти. В свое время это положение занимали все части общественного (государственного) достояния. В позднейшем праве его сохранили лишь «священные» вещи (res sacrae)[см. сноску 586]. Храмы с их принадлежностями составляли особую часть общественного достояния, которую светская власть определила и жрецы посвятили для божественного культа. Обязанность юридической охраны этого имущества лежала на представителях храма (интердикт ne quid in loco sacro fiat)[см. сноску 587]. Иначе определилось с течением времени юридическое положение других частей общественного (государственного) достояния. По мере развития гражданского права гражданские формы становились незаметно господствующим критерием во всей имущественно-правовой области; гражданский иск казался удобным средством для защиты неприкосновенности всякого имущества, гражданская сделка – одинаково применимой для передачи всякого имущества из одних рук в другие. Отсюда начался замечательный исторический процесс, результат которого состоял в том, что вещи, которые состояли в общем обладании, продолжая оставаться в нем, были введены в строй гражданского права. Это произошло двумя путями:

та часть общественного достояния, которая была предназначена для постоянного общего пользования (например, дороги, реки), получила гражданскую защиту, но не была включена в гражданский оборот. Как скоро произошло это, гражданское право стало шире личного обладания, а это последнее по-прежнему совпадало с гражданским оборотом;

та часть общественного достояния, которая предназначалась для постоянной траты на общественные нужды и потому изменяла свой фактический состав (государственная казна), получила не только гражданскую защиту, но была включена в гражданский оборот, т.е. к ней применили гражданские сделки. Это произошло в связи с образованием нового понятия – фиктивного или юридического лица. После такого преобразования границы гражданского оборота стали шире границ личного обладания.

Вот некоторые подробности.

Res omnium communes.

Res in publico usu.

1. Ряд вещей состоял в общем пользовании без раздела в личное обладание и без включения в гражданский оборот. Римские юристы группировали эти вещи в две различные категории. Одни из них не могли состоять в личном обладании по естественным причинам: море и его берег[см. сноску 588]. Свобода пользования охранялась здесь за неимением особых средств посредством общего гражданского иска – actio iniuriarum (сноска 6 на с. 115); частным лицам дозволялось застраивать морской берег с тем условием, чтобы постройки не стесняли общего пользования; и по снесении их пространство, бывшее под строением, вновь поступало в общее пользование[см. сноску 589]. – Другую категорию представляли res publiсае publico usui destinatae; таковы дороги и улицы, озера и большие реки, мосты, площади, театры. Будучи особой формой общего обладания, пользование этими вещами охранялось рядом исков[см. сноску 590], предъявление которых принадлежало всем гражданам (actio popularis)[см. сноску 591], государство же, не принимая на себя непосредственной заботы о юридической неприкосновенности общего пользования, извлекало из вещей, которые состояли в этом последнем, выгоды, каковые можно было извлечь без нарушения общих интересов; например, оно присвоило себе половину клада, найденного в общественной земле, и тем как бы притязало на положение ее собственника. В городских общинах надзор за исправным содержанием улиц, площадей и т.д. лежал также на представителях этих общин, которые действовали по собственной инициативе[см. сноску 592]. Таким образом гражданская защита перемешивалась здесь с публичной защитой и все отношение носило смешанный характера, что представлялось и наиболее разумным.

Res publicae.

2[см. сноску 593]. Имущество, предназначенное непосредственно на государственные нужды (res publicae), или государственная казна (aerarium publicum) состояло до конца республики вне гражданского права и гражданского оборота. Особые акты публичного права осуществляли здесь переход вещей из частных рук в казну и обратно; особым административным путем разрешались споры между казной и частными лицами. С развитием муниципального устройства многочисленные города представили собой как бы обособленные части государства, которые, принадлежа к целому[см. сноску 594], практиковали в данной территории общегосударственные функции, перенесенные на них волей римского народа или императора (lex civitatis, lex municipalis). Городское устройство и управление было как бы сколком с государственного устройства и управления, и после того как государство перешло от республики к империи, подобное же преобразование произошло в городах. Подобно государству, города обладали своим имуществом и, подобно государственному, оно рассматривалось как противоположность частному имуществу. Городское имущество было как бы «ничье» (§ 246); переход вещей из личного обладания в городскую казну и обратно, разные сделки городских властей с частными лицами (аренда, откуп доходов) совершались в формах, отличных от сделок гражданского права. Так же как и государственные, городские имущества исключались из гражданского права и оборота. Но такой порядок не мог продолжаться долго. Административная компетенция городских властей, ограниченная пределами территориальными и иными, не ограждала имущественных интересов городской общины во всех случаях, и городские власти искали покровительства у римского суда. Юристам пришлось задуматься над положением городского имущества. С одной стороны, оно, очевидно, было отделено от государственной казны, с другой – неправильно было бы смешать его и с личной собственностью горожан.

Юридическое лицо.

И вот городские общины как таковые были признаны «как бы» особыми лицами[см. сноску 595], которые наравне с другими, живыми лицами могут (через представителей) действовать на суде и совершать юридические сделки обыкновенным гражданским путем. Это новое понятие, по современной терминологии, «юридического» лица не касалось внутренних распорядков общины, но значительно упростило ее имущественные отношения к посторонним лицам. Постепенно все территориальные общины, городские и сельские, были признаны юридическими лицами. Такое признание, хотя и содержало в себе некоторое отвлечение, согласовалось, однако, с обыденным воззрением на предмет, которое не могло не усматривать в городе, в городской общине нечто отличное от горожан, и так или иначе различало, например, собственность общины от общей собственности (condominium) многих лиц. Однако в иных случаях обыденное воззрение не достигало той последовательности и тонкости, которых требовало право, и мы видим, что императорам и юристам не раз приходилось разъяснять простым смертным, что, например, раб города может свидетельствовать на суде против отдельных горожан, ибо не они, но город, – его собственник[см. сноску 596]; что отпущенник города может беспрепятственно призывать в суд отдельных граждан, ибо не они, но город – его патрон[см. сноску 597]. – Между тем и с государственною казною произошло немаловажное изменение. Рядом с ней стал фиск, или казна, императора; составляя сначала личную собственность его, фиск фигурировал в гражданском обороте наравне со всяким частным имуществом. Это свое гражданское положение он сохранил и потом, когда, приобретя государственный характер, отделился от личной собственности императора и поглотил собой первоначальную государственную казну. Таким образом, казна под именем фиска оказалась всецело в области гражданского права; она стала лицом среди других лиц, хотя юристы и не называли ее этим именем и не включали в общий ряд лиц физических или «юридических», трактуя о ней как о чем-то особенном. По-видимому, до самого конца они были склонны заменить искусственное олицетворение тем предположением, что императорская казна есть казна императора, и сами императоры еще во II в. называли ее «своею»[см. сноску 598]. На самом же деле фиск представлял собой олицетворение всей совокупности имущественных отношений государства к третьим лицам.

5. Корпорации[см. сноску 599]

Значение юридического лица.

§ 259. Из вышеизложенного видно, что искусственное олицетворение или юридическое лицо не было непосредственным произведением гражданского права. Оно было формой, которая предназначалась для того, чтобы ввести в гражданский оборот имущественные отношения общин; в этом состоял главный интерес нового понятия для публичного права. Для гражданского права его интерес состоял в другом. Юридическое лицо заключало в себе юридическое признание общего обладания как формы, особой от личного обладания, но с ним равноправной. Каждый из названных двух интересов сыграл свою роль в дальнейшей истории нового института.

Societates publicanorum.

1. Помимо городских и сельских общин в области публичных отношений существовали многочисленные коллегии, на обязанности которых лежало выполнение той или другой функции государственного свойства. Так, еще в древности жрецы были поделены по коллегиям; так же разделялись и ремесленники (§ 23). И позднее, по немногочисленности чиновного персонала и по несовершенству административного механизма, правительство при выполнении своих задач прибегало к содействию коллегий, составленных из частных лиц. В конце республики сбор государственных налогов, общественные постройки, мощение улиц, заведование на месте разработкой рудников, сдавались на откуп особым компаниям «публиканов» из всадников (equites)*, – класса, который, как известно, держал в своих руках капиталы. Эти компании организовались на началах товарищества (§ 257), каждый из товарищей имел свой пай (pars) в компанейском имуществе. От обыкновенных товариществ компании публиканов отличались тем, что отношения членов не носили такого личного характера, как там, и приближались более к общему типу обязательств: член компании не мог по произволу взять свой пай обратно; в случае смерти одного из членов паи переходили по наследству, причем прочие определяли степень личного участия наследника в делах компании[см. сноску 600]. Но некоторые черты придавали компании своеобразный характер, чуждый товариществу. Государство, которое вступало с компанией в договор, и все посторонние лица, которые приходили в какое-либо соприкосновение с ней, имели дело с немногими ее представителями: учредителями (mancipes), управителями (magister, promagistri); из них последние могли и не принадлежать к самому товариществу; эти лица действовали за всю компанию. Отсюда вытекала и другая особенность: не было нужды поддерживать в компании один и тот же личный состав; дозволялась передача паев от одного лица другому и они ходили на рынке, подобно нашим акциям повышаясь и понижаясь в курсе. Римские юристы называли такое устройство «corpus»: компания составляла как бы единое, организованное тело, но не простую совокупность отдельных членов, как это было в простом товариществе (§ 257). В гражданском обороте соrpus было самостоятельным (юридическим) лицом. – Ряд коллегий был организован правительством для различных целей. Для споспешествования общественным постройкам в 8 г. до Р. X. была учреждена коллегия плотников; для снабжения Рима хлебом существовали в начале империи коллегии корабельщиков и хлебопеков, а во II и III вв. по Р. X. возникли для той же цели коллегии лодочников, барочников, приемщиков. Все эти коллегии получили корпоративное устройство (corpus) и, стало быть, были юридическими лицами. Начиная с IV в., последовало закрепощение членов коллегий; положение члена коллегии было объявлено наследственным. Еще раньше, с половины III в., началось общее и обязательное распределение всех ремесленников по коллегиям (цехам), и все они считались за corpus. – Государственные чиновники и солдаты тоже распределялись по коллегиям с корпоративным устройством (corpus). – Главное назначение всех перечисленных коллегий состояло в том, чтобы служить органом государственной власти; но к нему легко присоединялось другое – взаимное вспомоществование членов. Так, солдаты платили взносы в свои коллегии и взамен того получали вспомоществование при отпуске (на дорогу) или во время нужды и болезни, также пенсии и т.п. – Наконец, олицетворение не минуло и жреческих коллегий и было приложено даже к некоторым храмам, – по-видимому исключительно в тех видах, чтобы они могли назначаться наследниками в завещаниях частных лиц.