Глава третья. Перо кажется слишком тяжелым тому, кто поднимал телегу Фошлевана

Как-то вечером Жан Вальжан почувствовал, что ему трудно приподняться налокте; он тронул свое запястье и не нащупал пульса; дыхание было неровное,прерывистое; он чувствовал себя слабее, чем когда-либо. Чем-то сильнообеспокоенный, он с трудом спустил ноги с кровати и оделся. Он натянул насебя свою старую одежду рабочего. Не выходя больше из дому, он предпочиталее всякой другой. Одеваясь, он много раз останавливался; продеть руки врукава куртки ему стоило такого труда, что на лбу у него выступил пот. С тех пор как Жан Вальжан остался один, он поставил свою кровать вприхожую, чтобы как можно реже бывать в опустевших комнатах. Он открыл сундучок и вынул из него детское приданое Козетты. Он разложил его на постели. На камине, на обычном месте, стояли подсвечники епископа. Он достал изящика две восковые свечи и вставил их в подсвечники. Потом, хотя было ещесовсем светло, так как стояло лето, зажег их. Свечи, зажженные среди беладня, можно иногда видеть в домах, где есть покойник. Каждый шаг, который он делал, передвигаясь по комнате, отнимал у неговсе силы, и ему приходилось отдыхать. Это не была обычная усталость послезатраты сил, которые затем восстанавливаются; то были последние, ещедоступные ему движения; то угасала жизнь, иссякая капля за каплей, впоследних тяжких усилиях. Стул, на который он тяжело опустился, стоял перед зеркалом, роковым длянего и таким спасительным для Мариуса, - здесь он прочел перевернутыйотпечаток письма на бюваре Козетты. Он увидел себя в зеркале и не узнал. Навид ему было восемьдесят лет; до женитьбы Мариуса ему давали не большепятидесяти; один год состарил его на тридцать лет. Морщины на его лбу небыли уже приметой старости, но таинственной печатью смерти. В этих бороздахчувствовались следы ее неумолимых когтей. Его щеки отвисли, кожа на лицеприобрела землистый оттенок, углы рта опустились, как на масках,высекавшихся в древности на гробницах. Глаза смотрели в пустоту с немымукором. Его можно было принять за героя трагедии - жертву несправедливогорока. Он дошел до такого состояния, до той последней степени изнеможения,когда скорбь уже не ищет выхода, она словно застывает; в душе как быобразуется сгусток отчаяния. Настала ночь. С трудом он передвинул к камину стол и старое кресло.Поставил на стол чернильницу, положил перо и бумагу. И тут он потерял сознание. Придя в себя, он ощутил жажду. Слишкомослабевший, чтобы поднять кувшин с водой, он с усилием наклонил его ко рту иотпил глоток. Потом, не покидая кресла, так как подняться уже не мог, он повернулся кпостели и стал глядеть на черное платьице, на все свои бесценные сокровища. Он мог любоваться так часами, которые казались ему минутами. Вдруг онвздрогнул, почувствовав, как его охватывает холод; облокотившись на стол,где горели светильники епископа, он взялся за перо. Пером и чернилами давно никто не пользовался, кончик пера погнулся, ачернила высохли; он вынужден был встать, чтобы налить в чернильницунесколько капель воды; при этом он несколько раз останавливался иприсаживался, писать ему пришлось обратной стороной пера. Время от временион отирал со лба пот. Рука его дрожала. Медленно написал он несколько строк. Вот они: "Козетта! Благословляю тебя. Я все тебе объясню. Твой муж был прав,когда дал мне понять, что я должен уйти; хотя он немного ошибся в своихпредположениях, но все равно он прав. Он превосходный человек. Люби егокрепко и после моей смерти. Господин Понмерси! Всегда любите моевозлюбленное дитя. Козетта! Здесь найдут это письмо, и вот что я хочу тебесказать, ты узнаешь все цифры, если у меня хватит сил их вспомнить; слушайвнимательно, эти деньги действительно твои. Вот в чем дело: белый гагатпривозят из Норвегии, черный гагат привозят из Англии, черный стеклярусввозят из Германии. Гагат легче, ценнее, дороже. Во Франции можно так желегко изготовлять искусственный гагат, как и в Германии. Для этого нужнамаленькая, в два квадратных дюйма, наковальня и спиртовая лампа, чтобыплавить воск. Когда-то воск делался из смолы и сажи и стоил четыре франкафунт. Я изобрел состав из камеди и скипидара. Это намного лучше и стоиттолько тридцать су. Серьги делаются из фиолетового стекла, котороеприкрепляют этим воском к тонкой черной металлической оправе. Стекло должнобыть фиолетовым для металлических украшений и черным - для золотых. Испанияих покупает очень охотно. Там любят гагат..." Здесь он остановился, перо выпало у него из рук, короткое, полноеотчаяния рыдание вырвалось из самых глубин его существа. Несчастный обхватилголову руками и задумался. "О! - вскричал он мысленно (это была жалоба, услышанная только богом).- Все кончено! Я больше не увижу ее. Это улыбка, на мгновение озарившая моюжизнь. Я уйду в вечную ночь, даже не поглядев на Козетту в последний раз. О,только бы на минуту, на миг услышать ее голос, коснуться ее платья,поглядеть на нее, на моего ангела, и потом умереть! Умереть легко, но какужасно умереть, не повидав ее! Она улыбнулась бы мне, сказала бы словечко.Разве это может причинить кому-нибудь вред? Но нет, все кончено, навсегда. Ясовсем один. Боже мой, боже мой, я не увижу ее больше!" В эту минуту в дверь постучались.