X. СВАДЬБА ФЛЕР

Октябрьские газеты, описывая венчание Флер Форсайт и Майкла Монта, едвали сумели передать символический смысл этого события. Брачный союз правнучки"Гордого Доссета" с наследником девятого баронета был явным и очевиднымзнамением того смешения классов, которым поддерживается политическаяустойчивость всякого государства. Наступило время, когда Форсайты моглиотказаться от своей естественной антипатии к "мишуре", не подобавшей им порождению, и принять ее как вдвойне естественную дань их собственническиминстинктам. К тому же им следовало подняться по общественной лестнице, чтобыосвободить место всем тем, кто пришел к богатству несравненно позже. В этойспокойней и столь изящной церемонии, происходившей на Ганновер-сквер, азатем среди "забавной" обстановки на Грин-стрит, невозможно былонепосвященному отличить армию Форсайтов от боевого отряда Монтов - такдалеко позади остался "Гордый Досеет". Разве складкой на брюках, усами,произношением, блеском цилиндра Сомс хоть сколько-нибудь отличался от самогодевятого барснета? Разве не была Флер столь же сдержанна, быстра, красива инепокорна, как самая породистая кобылица из стана Маскхемов, Монтов илиЧаруэлов? Одеждой, внешностью и манерами Форсайты, пожалуй, могли даже датьпротивнику очко вперед. Они принадлежали уже к "высшему классу", и отныне,когда деньги их соединились с землей, их имя будет по всей форме внесено вродословные призовых скакунов. Произошло ли это с опозданием и сия наградасобственническому инстинкту вместе с деньгами и землей не должна ли былавскоре попасть в переплавку, оставалось пока что вопросом настолько спорным,что его еще не ставили на обсуждение. В конце концов Тимоти сказал, чтоконсоли идут в гору. Тимоти, последнее, недостающее звено; Тимоти, лежащийна смертном одре в доме на Бэйсуотер-Род, как сообщила Фрэнси. Передавалитакже шепотом, будто молодой Монт вроде как социалист, что с его сторонысовсем не глупо: своего рода страховка по нынешним временам. Смущаться тутнечем. Землевладельческий класс время от времени позволяет себе эдакие милыедурачества, направленные в безопасное русло и не идущие дальше теории. Какзаметил Джордж своей сестре Фрэнси: "Заведут щенят - и он утихомирится!" Церковь с белыми цветами и чем-то синим в середине восточного окнапроизводила впечатление чрезвычайного целомудрия; она как будто всем своимвидом старалась смягчить несколько рискованную фразеологию службы, словно быстремящуюся задержать помыслы присутствующих на щенятах. Форсайты, Хэймены,Туитимены расположились на левом крыле; Монты, Чаруэлы, Маскхемы - направом, в то время как подруги Флер по школе и товарищи Монта по окопампозевывали и тут и там, без различия флангов, а три почтенные старые девы,заглянувшие в церковь по пути из магазина Скайуорда, вкупе с двумядомочадцами Монта и старой няней Флер, защищали тыл. В общем церковь быланастолько полна, насколько можно требовать при современном неупорядоченномположении дел в стране. Миссис Вэл Дарти, сидя в третьем ряду, не раз в продолжение спектакляпожимала руку своему мужу. Для нее, знавшей всю подоплеку этой трагикомедии,самый драматический ее момент был почти мучителен. "Хотела бы я знать, -думала она, - чувствует ли Джон там, в Британской Колумбии, что происходитздесь сейчас?" В то утро она получила от брата письмо, которое заставило ееулыбнуться и сказать: - Джон поехал в Британскую Колумбию, Вэл, потому что его тянуло вКалифорнию. Он боится, что в Калифорнии слишком хорошо. - Ага! - сказал Вэл. - Значит, к нему вернулось чувство юмора. - Он купил землю и вызвал к себе мать. - Что ей там делать? - Ей ничего не надо, кроме Джона. Ты все еще считаешь это счастливойразвязкой? Лукавые глаза Вэла сузились в две серые щелочки между чернымиресницами. - Флер ему не пара. Она не так воспитана. - Бедная маленькая Флер! - вздохнула Колли. И в самом деле, разве не странная это свадьба? К этому молодомучеловеку, Майклу Монту, Флер прибилась, конечно, рикошетом, когда была вотчаянии от того, что затонул ее корабль. Такой прыжок в холодную воду,несомненно, "крайняя мера", как выразился бы Вэл. Но трудно было очем-нибудь судить по фате и спине невесты, и глаза Холли перешли к обозрениюобщей картины этого христианского венчания. Сама она вышла замуж по любви иудачно, а потому мысль о несчастных браках приводила ее в содрогание.Замужество Флер могло и не стать несчастным, но это чистая лотерея. Освящатьже вот так лотерею искусственно-елейным обрядом перед толпою фешенебельныхвольнодумцев - ведь "расфрантившись", как сейчас, если кто и думает, тотолько фривольно, - представлялось Холли самым близким подобием греха, какоемыслимо в наш век, отменивший это понятие. С преподобного Чаруэла (Форсайтыеще не подарили миру ни одного прелата) взгляд Холли перешел на Вэла,который сидел рядом с нею и думал (она не сомневалась) о мэйфлайской кобылев связи с очередными скачками. Взгляд скользнул дальше и уловил профильдевятого баронета, согнувшегося в каком-то суррогате коленопреклонения;Холли заметила складочку над коленями, где он подтянул брюки, и подумала: "АВэл свои забыл подтянуть!" Перевела глаза на скамью второго ряда, гдевзволнованно колыхались пышные формы Уинифрид, и дальше - на Сомса и Аннет,стоявших рядом на коленях. Легкая улыбка пробежала по ее губам: ПросперПрофон, вернувшийся из плавания к Полинезийским островам Ламанша, тоже,наверно, стоит на коленях где-нибудь позади них. Да, странное "маленькоедельце", как бы ни обернулось оно в дальнейшем; однако оно происходит вподобающей церкви и завтра будет описано в подобающих газетах. Запели псалом. Холли слышала, как девятый баронет на другом крыле пел омидийском воинстве. Ее мизинец прикоснулся к большому пальцу Вэла - у нихбыл один молитвенник на двоих, - и легкая дрожь пробежала по ее телу, какбывало двадцать лет назад. Вэл наклонился и шепнул: - А помнишь крысу? Крысу на их свадьбе в Капштадте, чистившую усики за столомрегистратора! Холли до боли зажала большой палец Вэла между своим мизинцем ибезымянным. Пение кончилось, начал свою речь прелат. Он говорил о том, в какоеопасное время мы живем и какие превратные суждения высказывает палата лордовпо вопросу о разводе. "Мы все солдаты, - сказал он, - сидящие в окопах подядовитыми газами "князя тьмы", и мы должны держаться мужественно. Цель брака- дети, а не просто греховное счастье". Бесенок заплясал в глазах Холли: ресницы Вэла смежились; ни в коемслучае нельзя допустить, чтобы он захрапел. Большим и указательным пальцамиона все больше щипала его за ляжку, пока он не заерзал на скамье. Проповедь кончилась, опасность миновала. Уже расписывались в ризнице;все облегченно вздохнули. Голос позади произнес: - Выдержит она дистанцию? - Кто это? - спросила шепотом Холли. - Старый Джордж Форсайт! Соблюдая чинность, Холли скосила глаза на человека, о котором столькослышала. Недавно возвратившись из Южной Африки, она почти не знала своихродичей и всегда глядела на них с детским любопытством. Джордж Форсайт былочень грузный и очень элегантный; под его взглядом ее охватывало странноечувство, точно на ней нет платья. - Пошли лошадки! - опять услышала она его голос. Новобрачные медленно сходили со ступеней алтаря. Холли глянула сперва влицо молодому Монту. Губы его и уши подергивались; глаза, скользившие откончика его ботинок к бледным пальчикам на черном его рукаве, вдругуставились вперед, в пространство, словно он видел перед собой неприятеля. УХолли создалось впечатление, что он духовно пьян. А Флер? Тут совсем иное.Девушка в совершенстве владела собой и была красивей, чем когда-либо, вбелом платье, в белой фате на темно-каштановых волосах, падавших челкой налоб; веки ее скромно нависли над темно-карими глазами. Телом онаприсутствовала здесь. Но где блуждала ее душа? Проходя, Флер подняла веки -и беспокойный блеск белков запечатлелся в глазах Холли, как трепет крыльевпосаженной в клетку птицы. На Грин-стрит Уинифрид, несколько менее спокойная, чем обычно,принимала гостей. Просьба Сомса о предоставлении ее дома для празднествазастигла ее в глубоко психологический момент. Под влиянием одного замечания,оброненного Профоном, она начала заменять свои ампир экспрессионистскойобстановкой. У Миларда продавались очень забавные вещи с лиловыми, зеленымии оранжевыми квадратами и клиньями. Еще месяц - и замена была бы завершена.А теперь завербованные ею чрезвычайно "занимательные" новобранцы не слишкомподходили к старой гвардии - как если б одна половина ее полка была одета вхаки, а другая - в красные мундиры и медвежьи шапки. Но она успешнопроявляла свое миротворческое дарование в этом салоне, не подозревая, каксовершенно он отображал революционизированный империализм ее страны. В концеконцов в этот день смешения двух начал чем больше мешанины, тем лучше!Уинифрид снисходительно обводила взглядом толпу гостей. Сомс вцепился рукамив спинку старинного стула; молодой Монт зашел за этот "страшно забавный"экран, которого ей никто еще не сумел объяснить. Девятый баронет, в ужасеотпрянув от круглого пунцового стола, выложенного под стеклом крылышкамисиних австралийских бабочек, держится поближе к шкафчику в стиле ЛюдовикаXV; Фрэнси Форсайт схватилась руками за новую доску камина, на эбеновом фонекоторой тонко вырезаны лиловые химеры; Джордж, облокотившись на старыеклавикорды, держит в руке голубую книжицу, словно собираясь предложитькому-нибудь пари; Проспер Профон вертит ручку открытой двери, черной сярко-синей филенкой; а рядом Аннет обхватила руками свою собственную талию;двое Маскхемов засели на балконе среди пальм, точно им дурно; леди Монт,худая и решительная, наставив лорнет, воззрилась на красно-бело-оранжевыйабажур центральной лампы с таким видом, точно перед ней разверзлась небеснаятвердь. В самом деле, каждый, по-видимому, за что-нибудь держался. ТолькоФлер, все еще в венчальном уборе, стоит, ни на что не опираясь, и бросаетналево и направо слова и взгляды. В комнате гудит светский разговор. Никто никого не может расслышать; ноэто как будто и неважно, так как никто все равно не стал бы дожидатьсяответа. Разговор, решила Уинифрид, ведется теперь совсем по-иному, чем в дниее весны, когда в моде была протяжно-певучая манера. Но все-таки он"забавен", а это, конечно, главное. Даже Форсайты разговаривают чрезвычайнобыстро - Флер и Кристофер, Имоджин и младший отпрыск молодого Николаев,Патрик; Сомс, конечно, молчит; зато Джордж у клавикордов то и дело отпускаетзамечания, и Фрэнси тоже - у камина. Уинифрид подплыла к девятому баронету.Около него, казалось, можно будет отдохнуть; нос у него тонкий и немногонависает над губой, кончики седых усов тоже опущены книзу; она певучепротянула сквозь улыбку: - Очень мило получилось, не правда ли? Его улыбка выстрелила ответом, точно хлебным шариком: - Вы помните, у Фрезера какое-то племя зарывает новобрачных по пояс вземлю? Так же быстро говорит, как все остальные! У него живые темные глаза ссетью морщинок вокруг, как у католического священника. Уинифридпочувствовала вдруг, что может услышать от него неприятные вещи. - Свадьбы всегда так забавны, - пробормотала она и двинулась дальше, кСомсу. Он застыл на месте, и Уинифрид сразу поняла причину его неподвижности.Направо от него Джордж Форсайт, налево - Аннет с Проспером Профоном. ЕслиСомс пошевелится, он увидит либо эту пару, либо ее отражение в насмешливыхглазах Джорджа Форсайта. Он совершенно прав, предпочитая ничего не замечать. - Говорят, Тимоти умирает, - сказал он мрачно. - Где ты его похоронишь. Сомс? - В Хайгете, - он сосчитал по пальцам. - Их там будет двенадцать,включая жен. Как ты находишь Флер? - Удивительно хороша! Сомс кивнул головой. Никогда еще дочь не казалась ему красивей, и,однако, он не мог отделаться от впечатления, что во всем этом было что-тонеестественное, не мог изгнать из памяти девушку, забившуюся в угол дивана.С той ночи и по сей день он ничего нового от нее не услышал. Он знал отшофера, что она пыталась произвести еще одну атаку на Робин-Хилл и вернуласьни с чем: дом был пуст, она никого не застала. И было ему известно, что онаполучила письмо, но о содержанки его он знал лишь то, что оно заставило еепрятаться и плакать. Он замечал, что она поглядывала на него украдкой,словно все еще хотела узнать, что в самом деле мог он сделать такогоужасного, что те так ненавидят его. Так и шло! Аннет вернулась домой и унылопроходило лето, когда однажды Флер вдруг заявила, что выходит замуж заМонта. После этого заявления она стала несколько ласковей с отцом. И онуступил - что пользы было противиться? Бог свидетель, он никогда ни чем нехотел ей препятствовать! А молодой человек явно сходил по ней с ума.Конечно, ею двигало отчаяние, и она была молода, до нелепости молода. Ноесли б он стал возражать, кто знает, что бы она учинила? Вздумала бы, чегодоброго, выбрать себе профессию, стала бы врачом или адвокатом - мало ликакая нашла бы на нее дурь! У Флер не было способностей ни к рисованию, ни кпоэзии, ни к музыке - единственные, по его мнению, законные занятия длянезамужней женщины, если ей непременно нужно в наши дни что-нибудь делать. Вобщем спокойнее было выдать ее замуж, потому что Сомс слишком хорошозамечал, какая лихорадка и беспокойство владеют ею дома. Аннет тожеотносилась к проекту сочувственно, как видел Сомс сквозь завесу своегонежелания знать, каковы ее собственные проекты, если они у нее есть. Аннетсказала: "Пусть ее выходит замуж за этого молодого человека. Он славныймальчик, совсем не такой пустозвон, каким кажется". Откуда взялись у нееподобные выражения. Сомс не знал, но ее согласие успокоило его сомнения.Жена его, как бы она себя ни вела, обладала трезвым взглядом на вещи иугнетающим избытком здравого смысла. Сомс перевел на имя Флер пятьдесяттысяч фунтов, приняв меры, чтобы они не перешли в чужие руки, если делообернется как-нибудь неладно. А может ли оно обернуться хорошо? Она незабыла того, другого, - Сомс это знал. На медовый месяц они собирались вИспанию. Флер уедет и оставит отца в еще худшем одиночестве. Но после она,может быть, забудет и вернется к нему! Голос Уинифрид вывел его из задумчивости. - Как! Чудо из чудес - Джун! В своем неизменном балахоне - и нелепо же она одевается! - свыбивающимися из-под ленты волосами, появилась двоюродная племянница Сомса,и Флер, увидел он, подошла к ней поздороваться. Обе скрылись из виду внаправлении лестницы. - Право, - сказала Уинифрид, - она способна на самые невозможныепоступки. Кто бы вообразил, что она придет! - Почему ты ее пригласила? - буркнул Сомс. - Потому что я была уверена, что она ни в коем случае не приметприглашения. Уинифрид забыла, что за поведением человека лежит общий склад егохарактера; или, другими словами, она упустила из виду, что Флер попалатеперь в разряд "несчастненьких". Получив приглашение, Джун сперва подумала: "И близко к ним не подойдуни за что на свете!" Но потом в одно прекрасное утро она проснулась от сна,в котором видела Флер, в отчаянии махавшую ей рукой из лодки. И передумала. Когда Флер подошла и сказала: "Пойдемте наверх, посидите со мной, покая переоденусь", Джун вышла вслед за нею на лестницу. Девушка пошла вперед, вбывшую комнату Имоджин, предоставленную ей для совершения туалета. Джун присела на кровать, тонкая и прямая, похожая на маленькийстареющий призрак. Флер повернула ключ. Девушка стояла перед нею, сняв венчальное платье. Какая онахорошенькая! - Вы, верно, считаете меня дурой, - сказала она, и губы у неезадрожали. - Ведь это должен был бы быть Джон. Но что же делать? Майкл любитменя, а мне все равно. Это хоть вырвет меня из нашего дома. Засунув руку в кружева на груди, она извлекла письмо. - Вот что написал мне Джон. Джун прочла: "Озеро Оканаген, Британская Колумбия. Я не вернусь вАнглию. Никогда тебя не забуду. Джон". - Вы видите, она его надежно упрятала, - сказала Флер. Джун вернула письмо. - Вы несправедливы к Ирэн; она все время говорила Джону, что он можетпоступить как захочет. Флер горько улыбнулась. - Скажите, не испортила ли она также и вашу жизнь? Джун подняла глаза. - Никто не властен испортить другому жизнь, дорогая. Вздор! Что бы нислучилось, мы не должны сгибаться. С ужасом увидела она, что девушка упала на колени и зарылась лицом в ееюбку. Приглушенные рыдания достигли слуха Джун. - Не надо, детка, не надо, - бормотала она растерянно. - Все будетхорошо. Но острый подбородок девушки крепче и больней прижимался к ее коленям,и страшен был звук ее рыданий. Ничего, ничего! Она должна через это пройти. Со временем ей станетлегче. Джун гладила короткие волосы на этой изящной головке; и все еераспыленное материнское чувство сосредоточилось в руке и через кончикипальцев передавалось девушке. - Не сгибайтесь под ударом, дорогая, - сказала она наконец. - Мы неможем управлять жизнью, но можем бороться. Не падайте духом. Мне выпало тоже. И я, как вы, не хотела забыть. Я тоже плакала. А посмотрите на меня!" Флер подняла голову; рыдание вдруг перешло в тихий сдавленный смех.Правда, призрак сидел перед ней желтый, худенький, но глаза у него былихрабрые. - Да! - сказала Флер. - Извините меня. Я, вероятно, смогу его забыть,если помчусь быстро и далеко. И, с усилием встав на ноги, она подошла к умывальнику. Джун следила, как она смывает холодной водой следы волнения. Кромелегкою, вполне приличного румянца, ничего не осталось, когда она подошла кзеркалу. Джун встала с кровати и взяла в руку подушечку для булавок. Всадиладве булавки не на место - вот все, чем сумела она выразить свое сочувствие. - Поцелуйте меня, - сказала она, когда Флер была готова, и ткнуласьподбородком в теплую щеку девушки. - Я покурю, - сказала Флер. - Не ждите меня. Она осталась сидеть на кровати с папиросой в зубах, с полузакрытымиглазами, а Джун сошла вниз. В дверях гостиной стоял Сомс, словно тревожась,что дочь запаздывает. Джун тряхнула головой и, не останавливаясь, спустиласьеще на марш. Там стояла на площадке ее двоюродная сестра Фрэнси. - Смотри! - сказала Джун, подбородком указывая на Сомса. - Роковойчеловек! - Что ты хочешь сказать? - спросила Фрэнси. - Почему роковой? Джун не ответила. - Не стану ждать, проводят и без меня, - сказала она. - До свидания! - До свидания! - отозвалась Фрэнси, и в ее серых кельтских глазахзаиграла усмешка. Старая кровная вражда! Право, это не лишено романтики! Склонившись в пролет лестницы. Сомс увидел, что Джун уходит, и вздохнулс облегчением. Почему не идет Флер? Они опоздают на поезд. Поезд унесет еепрочь от него, но Сомс не мог думать без тревоги, что они на него непоспеют. Вот она явилась наконец, сбегает по лестнице в коричневом платье ичерной бархатной шапочке, проходит мимо отца в гостиную. Он видит, как онацелует мать, тетку, жену Вэла, Имоджин, и опять выходит, быстрая ипрелестная, как всегда. Как обойдется она с ним в эти последние минутысвоего девичества? На многое он не надеялся! Губы ее прижались к середине его щеки. - Папочка! - сказала она и умчалась. "Папочка!" Много лет не называла она его так. Сомс вздохнул полнойгрудью и медленно начал спускаться. Придется пройти через всю эту суматоху сконфетти и прочей ерундой. Но ему хочется уловить улыбку дочери, если онавыглянет на прощание из машины, - впрочем, не надо, еще угодят ей нечаяннотуфлей в глаза. Голос молодого Монта пламенно зазвенел над его ухом: - До свидания, сэр. Я вам бесконечно благодарен! И я так счастлив. - До свидания, - ответил Сомс. - Не опоздайте на поезд. Он стоял на третьей снизу ступеньке, откуда мог смотреть поверх голов -глупых шляп и голов. Вот уже сели в автомобиль; и началась кутерьма сконфетти, обсыпают рисом, бросают вслед туфлю. Какая-то волна поднялась вгруди Сомса, и что-то - не поймешь что - заволокло глаза.