Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
И снова Абдулла, оглянувшись, обнаружил, что на него смотрит солдат, однако на этот раз солдат и вовсе ничего не сказал, Абдулла был уверен, что его спутник попросту тянет время.
В тот день дорога под их ногами пошла на подъём. Пышные зелёные низины сменились песчаными просёлками с кустами по обочинам – сухими и колючими. Солдат бодро отметил, что вот наконец‑то они попали в какие‑то другие места. Абдулла только буркнул что‑то в ответ. Он твёрдо решил не давать слабины.
К ночи они очутились на возвышенности, поросшей вереском, которая выходила на очередную равнину. Еле заметный пупырышек на горизонте, по мнению солдата – причём высказанному по‑прежнему очень бодро, – был, несомненно, Кингсбери.
Когда они разбили лагерь, солдат – ещё более бодро – позвал Абдуллу поглядеть, как очаровательно Шустрик‑Быстрик играет с пряжками его ранца.
– Это, несомненно, чарует меня не больше, – заметил Абдулла, – чем бугорок на краю земли, который может оказаться городом Кингсбери.
Настал ещё один густо‑красный закат. За ужином солдат показал на него Абдулле и обратил его внимание на большое красное облако в виде замка.
– Ну разве не красиво? – спросил он.
– Это просто облако, – отозвался Абдулла. – Оно не имеет художественной ценности.
– Дружище, – сказал солдат, – по‑моему, этот джинн вас допекает.
– Каким образом? – не понял Абдулла. Солдат показал ложкой на далёкое тёмное пятнышко на фоне заката.
– Вон, видите? – сказал он. – Кингсбери. У меня предчувствие – да и у вас, думаю, тоже, – что, когда мы туда доберёмся, лёд тронется. Но как‑то нам всё туда не добраться. Не думайте, что я вас не понимаю: вы человек молодой, нетерпеливый, вот ещё любимую девушку потеряли, – естественно, вам кажется, будто Судьба против вас ополчилась. Поверьте мне, большую часть времени Судьбу никто особенно не волнует. И джинн не то чтобы на чьей‑то стороне – не более, чем сама Судьба.
– А почему вы так решили? – спросил Абдулла.
– Потому что он всех ненавидит, – ответил солдат, – Может быть, это в его натуре, хотя, осмелюсь заметить, заключение в бутылке его вряд ли исправит. Но не забывайте: что бы он там ни чувствовал, желания ваши он исправно исполняет. К чему же осложнять себе жизнь только для того, чтобы досадить джинну? Почему не загадать самое полезное и своевременное из всех возможных желаний, получить то, что нужно вам, и смириться со всеми нежелательными последствиями? По зрелом размышлении мне кажется – что бы ни учинил этот джинн со своей страстью всё обращать во зло – лучше всего пожелать, чтобы вам вернули ковёр‑самолёт.
Пока солдат говорил, Полночь взобралась Абдулле на колени и принялась, мурлыча, тереться о его щёку, чем изрядно его поразила. Абдулла был вынужден признать, что польщён. Раньше Полночь исключительно допекала его – как и джинн, и солдат, не говоря уже о Судьбе.
– Если я пожелаю ковёр, – заметил он, – то готов поспорить, что несчастья, которые пошлёт нам джинн, с лихвой перевесят пользу, которую мы от него получим.
– Спорите? – обрадовался солдат. – До смерти люблю поспорить. Спорим на золотой, что от ковра будет больше пользы, чем неприятностей?
– Пожалуйста, – отвечал Абдулла. – И снова всё выходит по‑вашему. Не устаю поражаться, друг мой, почему вас не повысили в чине до командующего этой вашей армией.
– И я, – кивнул солдат. – Из меня бы вышел отличный генерал.
На следующее утро они проснулись в густом тумане. Кругом было сыро и бело, и за ближайшими кустами ничего не было видно. Полночь, дрожа, прижалась к Абдулле. Когда Абдулла поставил перед собой бутылку с джинном, вид у сосуда был донельзя обиженный – даже против обычного.
– Выходи, – сказал Абдулла. – Мне надо загадать желание.
– Я могу удовлетворить его прямо отсюда, – гулко заявил джинн. – Ненавижу эту сырость.
– Отлично, – отвечал Абдулла. – Хочу получить обратно мой ковёр‑самолёт.
– Готово, – сказал на это джинн. – И пусть это отучит тебя заключать глупые пари!
Некоторое время Абдулла выжидательно оглядывался, но ничего не происходило. Затем Полночь вскочила. Из солдатского ранца показалась мордочка Шустрика‑Быстрика, уши у которого так и развернулись к югу. Поглядев в ту сторону, Абдулла решил было, что слышит легчайший шёпот, какой производит ветер или что‑то рассекающее туман. Вскоре туман всколыхнулся – снова и снова, всё сильнее. Ковёр серым пятном возник над головой и спланировал на землю рядом с Абдуллой.
На ковре был пассажир. Свернувшись калачиком, на нём мирно спал разбойного вида мужчина с большими усами. Крючковатый нос вжимался в ковёр, однако Абдулла разглядел золотое кольцо, полускрытое усами и грязным головным покрывалом. В одной руке мужчина сжимал инкрустированный серебром пистолет. Не оставалось никаких сомнений в том, что это снова Кабул Акба.
– Кажется, я выиграл спор, – прошептал Абдулла.
Разбойник шевельнулся и сердито забормотал – то ли из‑за этого тихого шёпота, то ли из‑за холодной сырости. Солдат прижал палец к губам и замотал головой. Абдулла кивнул. Если бы он был один, то ломал бы себе голову, что же теперь делать, однако в обществе солдата он чувствовал себя едва ли не ровней Кабулу Акбе. Абдулла тихонько всхрапнул и шепнул ковру:
– Выбирайся из‑под этого человека и повисни в воздухе передо мной.
По краю ковра пробежала дрожь. Абдулла видел, что он пытается повиноваться. Ковёр сильно дёрнулся, однако было очевидно, что Кабул Акба слишком тяжёлый и выскользнуть из‑под него невозможно. Тогда ковёр решил попробовать по‑другому. Он на несколько дюймов приподнялся в воздух, и не успел Абдулла понять, что он собирается делать, как ковёр выскочил из‑под спящего разбойника.
– Не надо! – ахнул Абдулла, но опоздал. Кабул Акба грянулся оземь и проснулся. Он сел, потрясая пистолетом и крича что‑то на непонятном языке.
Солдат проворно, хотя и с ленцой, взял зависший в воздухе ковёр и обернул его вокруг головы Кабула Акбы.
– Пистолет у него заберите, – велел он, удерживая отбивавшегося разбойника обеими смуглыми руками.
Абдулла упал на одно колено и вцепился в могучую лапу, сжимавшую пистолет. Это была очень могучая лапа. Вырвать из неё пистолет Абдулла никак не мог. Он мог лишь вцепиться в неё и мотаться туда‑сюда, сокрушая всё кругом, потому что лапа пыталась его стряхнуть. Солдат рядом с Абдуллой тоже мотался туда‑сюда. Кабул Акба был просто невероятно силён. Болтаясь в разные стороны, Абдулла попытался ухватить один разбойничий палец и отогнуть его от пистолета. Но на это Кабул Акба взревел и вскочил, а Абдулла отлетел в сторону, причём ковёр каким‑то образом оказался обёрнут вокруг него самого, а не вокруг Кабула Акбы. Солдат держался. Он держался, несмотря на то, что Кабул Акба продолжал подниматься, рыча и рокоча, словно падающий небосвод, а солдату теперь приходилось держать его не за плечи, а за пояс, а потом за колени. Кабул Акба закричал громоподобным голосом, поднялся ещё выше, став ещё больше, и вот уже ноги у него так раздулись, что обхватить их разом было невозможно, и солдат сполз вниз, угрюмо вцепившись в голень под широченным коленом. Нога попыталась пинком сбросить солдата, но ничего у неё не вышло. После чего Кабул Акба распростёр огромные кожистые крылья и попытался улететь. Однако солдат всё держался, хотя и сполз ещё ниже.
Абдулла глядел на всё это, пытаясь выбраться из‑под ковра. Ещё он заметил, как Полночь высится над Шустриком‑Быстриком, защищая его – она стала даже больше, чем когда пугала полицейских. Но даже этого было мало. Кабул Акба превратился в громадного ифрита – прямо‑таки громаднейшего из громадных. Верхняя его половина терялась в тумане, вихрившемся под ударами громадных крыльев, а взлететь ифрит не мог, поскольку солдат якорем повис на его чудовищной когтистой ноге.
– Говори же, о громаднейший из громадных! – крикнул Абдулла в туман. – Семью Великими Печатями заклинаю тебя – довольно сражаться, говори!
Ифрит перестал реветь и прекратил яростно махать крыльями.
– Ты меня заклинаешь, смертный? – прогрохотал сверху гневный голос.
– Да, заклинаю! – ответил Абдулла. – Отвечай, что ты делал с моим ковром в обличье презреннейшего из кочевников! Ты нанёс мне оскорбление по меньшей мере дважды!
– Хорошо, – сказал ифрит. Он принялся тяжеловесно сгибать колени.
– Можно отпустить, – сказал Абдулла солдату, который, не зная законов, повелевающих джиннами и ифритами, по‑прежнему держался за могучую ступню. – Теперь он обязан остаться здесь и ответить на мои вопросы.
Солдат осторожно отпустил ифрита и вытер пот с лица. Ифрит сложил крылья и встал на колени, но даже на коленях он был высотой с дом, а его лицо, проступавшее сквозь туман, оказалось просто ужаснее некуда. Абдулла ещё раз бросил взгляд на Полночь, которая снова стала обычного размера и метнулась в кусты, унося за шкирку болтающегося Шустрика‑Быстрика. Однако отвлечься от лица джинна было невозможно. Абдулла уже видел, хоть и очень недолго, этот пустой карий взгляд и золотое кольцо в крючковатом носу – когда на его глазах в саду похитили Цветок‑в‑Ночи.
– Поправка, – сказал Абдулла. – Ты оскорбил меня трижды.
– А, гораздо больше, – угодливо прогрохотал ифрит. – Так много раз, что я сбился со счёта.
При этих словах Абдулла неожиданно для себя сердито скрестил руки на груди:
– Объяснись.
– Охотно, – отвечал ифрит. – По правде говоря, я надеялся, что кто‑нибудь меня спросит, хотя и полагал, что ждать расспросов следует скорее от герцога Фарктанского или троих таякских принцев‑соперников, а не от тебя. Однако никто, кроме вас, не проявил достаточного рвения, что меня несколько удивляет, поскольку ни один из вас не был крупной ставкой в моей игре. Знай же, что я – один из величайших в сонмище Добрых Ифритов и имя моё Хазруэль.
– Вот уж не знал, что бывают добрые ифриты, – заметил солдат.
– Бывают, о несведущий северянин, – заверил его Абдулла. – Я слышал упоминание этого имени в ряду тех, что соседствуют едва ли не с ангелами.
Ифрит нахмурился – неприятное было зрелище.
– О несведущий негоциант, – прогрохотал он, – я куда выше некоторых ангелов. Знай же, что у меня в подчинении находится около двух сотен ангелов низшего чина. Они охраняют вход в мой замок.
Абдулла по‑прежнему стоял, скрестив руки, ещё и притопнул ногой.
– Тем более тебе следует объяснить, – сказал он, – почему ты поступал со мной отнюдь не по‑ангельски!
– Вина в этом не моя, смертный, – ответил ифрит. – Меня побуждала крайняя необходимость. Пойми и прости. Знай же, что моя матушка, Дазра из Великих Духов, в минуту слабости примерно двадцать лет назад отдалась одному джинну из Воинства Зла. Затем она произвела на свет моего брата Дальциэля, который родился слабым, бледным и недоразвитым, поскольку Добро и Зло смешиваются плохо. Матушка не выносила его вида и отдала его мне на воспитание. Я же окружил его всяческой заботой. Так что нетрудно представить себе мой ужас и горе, когда оказалось, что он унаследовал природу своего Злого Предка. Войдя в возраст, он первым делом украл мою жизнь и спрятал её, сделав меня таким образом своим рабом.
– Погодите‑погодите! – поразился солдат. – Вы хотите сказать, что вы мёртвый?!
– Отнюдь нет, – возразил Хазруэль. – Мы, ифриты – не то, что вы, смертные, о неразумный человек. Умереть мы можем лишь в том случае, если погибнет одна определённая частичка нашей сущности. Именно поэтому большинство ифритов предусмотрительно отделяют её от себя и прячут. Но когда я объяснял Дальциэлю, как спрятать его собственную жизнь, то, ослеплённый неразумной любовью, опрометчиво открыл ему, где скрыта моя жизнь. А он тут же захватил её в свою власть, вынудив меня выполнять его приказания под угрозой гибели.
– А, теперь мы дошли до главного, – сказал Абдулла. – И он приказал тебе украсть Цветок‑в‑Ночи.
– Поправка, – ответил Хазруэль. – Размах мышления мой брат унаследовал от матери, великой Дазры. Он повелел мне украсть всех принцесс на свете. Подумайте минутку – и вы поймёте, какой это мудрый шаг. Мой брат вошёл в брачный возраст, однако родословная у него настолько пёстрая, что ни одна девица из джиннов или ифритов не проникнется к нему сочувствием. Волей‑неволей ему приходится снисходить до смертных женщин. А поскольку он какой‑никакой, а всё‑таки ифрит, подходят ему, естественно, лишь особы голубой крови.
– Просто сердце кровью обливается, как послушаю о твоём братце, – заметил Абдулла. – Неужели ему нужны непременно все до единой и на меньшее он не согласен?
– А почему он должен соглашаться на меньшее? – удивился ифрит. – В его распоряжении моё могущество. Он тщательно всё обдумал. Понимая, что принцессы не умеют передвигаться по воздуху, как мы, джинны и ифриты, первым делом он повелел мне украсть некий бродячий замок, принадлежащий одному ингарийскому волшебнику, чтобы поселить там своих невест, и лишь затем вынудил меня похищать принцесс. Сейчас я этим и занимаюсь. Тем временем, естественно, я строю и собственные планы. Я стараюсь добиться того, чтобы за каждой похищенной принцессой стоял оскорблённый возлюбленный или разочарованный принц, которых можно будет заставить отправиться её вызволять. А чтобы вызволить принцессу, влюблённый должен бросить вызов моему брату и заставить его выдать, где он прячет мою жизнь.
– И тут‑то мне и пора вступить в игру – так, о великий комбинатор? – холодно поинтересовался Абдулла. – Я ведь тоже часть плана по вызволению твоей жизни?
– Приблизительно, – ответил ифрит. – Я надеялся скорее на наследника престола Альберии или на печинстанского князя, однако эти молодые люди предпочли искать утешения в охоте. По правде говоря, все обиженные проявили примечательную слабость духа, в том числе и король Верхней Норландии, который попросту начал составлять каталог домашней библиотеки самостоятельно, без помощи дочери, а ведь даже на него я надеялся больше, нежели на тебя. Можно сказать, на тебя я ставил в последнюю очередь. Ведь, в конце концов, пророчество, данное при твоём рождении, и вправду было весьма и весьма двусмысленным. Да и ковёр‑самолёт я подослал тебе разве что ради забавы…
– Да что ты говоришь! – воскликнул Абдулла.
– Поскольку меня очень позабавили количество и сущность исходивших из твоей палатки мечтаний, – пояснил Хазруэль.
Несмотря на холодный туман, Абдулла почувствовал, как щёки у него начинают пылать.
– А затем, – продолжал Хазруэль, – когда ты удивил меня тем, что улизнул от Султана Занзибского, меня изрядно позабавила мысль о том, чтобы принять обличье персонажа, которого ты сочинил, – Кабула Акбы и заставить тебя прожить часть твоих мечтаний наяву. Обычно я стараюсь, чтобы на долю всех поклонников принцесс выпадали приключения, которые соответствуют их нраву.
Несмотря на замешательство, Абдулла готов был поклясться, что ифрит при этих словах скосил огромные золотисто‑карие глаза на солдата.
– И сколько же разочарованных принцев задействовано на сей день в твоей игре, о деликатный и шутливый ифрит? – спросил он.
– Уже почти тридцать, – ответил Хазруэль, – однако, как я уже упоминал, большинство из них задействовать и вовсе не удалось. Это неустанно меня поражает – ведь по рождению и образованию они несравнимо выше тебя. Однако я утешаю себя тем, что осталось похитить ещё сто тридцать две принцессы.
– Думаю, ты можешь остановиться на мне, – сказал Абдулла. – Каким бы низким ни было моё происхождение, Судьба, судя по всему, этого и хотела. Я могу со всей настойчивостью заверить тебя в этом, поскольку совсем недавно бросил вызов Судьбе по этому же вопросу.
Ифрит улыбнулся, что было зрелищем не менее неприятным, нежели когда он хмурился, и кивнул.
– Это мне известно, – сказал он. – Именно поэтому я перестал тебе являться. Вчера ко мне вернулись два моих прислужника‑ангела: их повесили в обличье людей. Это обстоятельство не слишком их порадовало и они говорят, что виноват во всём ты.
Абдулла поклонился.
– По зрелом размышлении они, несомненно, предпочли бы остаться бессмертными жабами, – съязвил он. – А теперь ответь мне на последний вопрос, о предусмотрительный похититель принцесс. Скажи, где найти Цветок‑в‑Ночи, да и твоего братца Дальциэля тоже.
Улыбка ифрита стала шире, что сделало её ещё более неприятной, поскольку при этом обнажилось много необычайно длинных клыков. Он указал вверх громадным заострённым пальцем.
– Что ж, о приземлённый искатель приключений, они, разумеется, находятся в замке, который вы видели на закате последние несколько дней, – сказал он. – Как я уже говорил, этот замок раньше принадлежал одному местному волшебнику. Попасть туда будет не так‑то просто, а если ты там окажешься, не забывай – я раб моего брата и буду вынужден сражаться против тебя.
– Понятно, – отозвался Абдулла. Ифрит упёрся в землю громадными когтистыми руками и принялся подниматься.
– Должен также отметить, – сказал он, – что ковру приказано не следовать за мной. Могу ли я вас покинуть?
– Нет, стой! – закричал солдат. В тот же миг Абдулла вспомнил, что забыл узнать ещё одну вещь, и спросил:
– А как же джинн?
Однако солдат кричал громче и заглушил Абдуллу:
– Стой, ты, чудище! А по какой такой причине этот замок болтается в небе именно здесь, а, зверюга?!
Хазруэль снова улыбнулся и замер, балансируя на одном могучем колене:
– Как это проницательно с твоей стороны, солдат. Конечно, он здесь не просто так. Он здесь потому, что я готовлю похищение дочери короля Ингарии, принцессы Валерии.
– Моей принцессы! – ахнул солдат. Улыбка Хазруэля обратилась в смех. Он откинул голову и поднялся в туман.
– Сомневаюсь, солдат! Ох, сомневаюсь! Этой принцессе от роду всего‑то четыре года! Но хотя тебе от неё никакого проку, от тебя‑то, полагаю, мне прок будет. И тебя, и твоего занзибского друга я считаю пешками на моей доске – но пешками в очень выгодной позиции!
– Почему ты так думаешь? – возмутился солдат.
– Потому что вы поможете мне её похитить! – ответил джинн и, взмахнув крыльями, взмыл в туман, оглушительно хохоча.
Глава пятнадцатая,
Дата публикования: 2015-02-18; Прочитано: 257 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!