Культурогенез

Весьма интересной проблемой современной науки, ко­торая до сих пор не имеет своего четкого решения, явля­ется проблема происхождения культуры. Имеется целый ряд гипотез, объясняющих возникновение присущего толь­ко человеку феномена. Прежде всего следует отметить кон­цепцию адаптивного характера генезиса культуры. Амери­канский ученый Э. Харт прослеживает историю возникно­вения человека и смену его форм от австралопитека до «гомо сапиенс» и отмечает, что вся история «гомо» была историей культуры, сменившей в конце концов историю биологической эволюции. Культура же обязана своим су­ществованием и своей историей способности человека при­спосабливаться к любым меняющимся условиям, которая сама есть чисто человеческая черта. Э. Харт называет ее «прометеевским геном», приобретенным человеком в ре­зультате троекратного увеличения его мозга по сравнению с предком. Культура передается не путем биологического наследования, а при помощи коммуникации между поко­лениями.

Если рассматривать нашу планету как всеохватываю­щую систему, то правомерна предпринимаемая сейчас по­пытка понять культуру с биосферной точки зрения, то есть следует учитывать тот момент, что культурогенез есте­ственным путем вытекает из биологической эволюции. В биологии различают два вида знаний о внешнем мире — знание видов собственной экологической ниши и знание им соседних ниш; причем в ходе эволюции биосферы не­которые сложные надклеточные структуры, обладающие высокой эволюционной пластичностью, смогли быстро про­никнуть в другие адаптивные зоны. Именно человеческий вид сумел совершить прорыв в новую адаптивную зону и благодаря культуре, внутри себя дифференцируемой на раз­личные виды культур, получить представление о биосфере

в целом, что позволяет человеческому виду выжить в из­меняющейся среде, приспосабливаться к ней.

В настоящее время вполне утвердилось представление об аналогии культур (хотя и на ином уровне) процессу биологической эволюции. Нельзя не согласиться с выска­зыванием американского культуролога П. Рикс-Марлоу, что «подобно биологическому виду, каждый вид культуры следует рассматривать как уникальную хронику попыток приспособиться к вечно изменяющейся окружающей сре­де, и приобрести в ней энергетические преимущества над другими». Такой научный подход в области изучения культуры признают столь разные мыслители, как Лоренц, Скиннер, Докинс и Эриксон: он обладает большим эври­стическим потенциалом.

Этот подход показывает, что культурогенез связан с эволюцией мозга гоминид, достигшего наибольшего объе­ма у человека. Эволюцию мозга гоминид в плейстоцене сле­дует считать весьма особым процессом, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, в связи с ее темпами: это был один из наиболее быстрых, наиболее бурно протекающих процессов макроэволюции в истории позвоночных, если не в истории животного мира вообще. Во-вторых, в связи с его феноменальными последствиями этот процесс привел к возникновению уникального в животном мире биосферы явлению, каковым является человеческая психика, не­отъемлемая от культуры. Поэтому возникает проблема объяснения особенностей психики человека и соответствен­но культурогенеза.

Заслуживает внимания стохастическая модель культу­рогенеза, выдвинутая одним из тончайших мыслителей XX века С. Лемом: в ней речь идет о физических, биоло­гических и социальных детерминантах культуры. Согласно этой модели, исходящей из понимания культуры как игры, культура возникает потому, что Природа является «ареной» возмущений и неалгоритмических (непредсказуемых) изме­нений. Эволюция — это непрестанный процесс, причем каждая эволюционная стратегия является одновременно неопределенной и компромиссной. Компромисс, продикто­ванный неопределенностью видовых решений и тенденцией к минимизации, которая навязана отбором, осуществляет­ся в рамках биполярной альтернативы. Организмы могут «воспринимать» изменение условий среды как переходное

11. За*. 671 ₃₂₁

или как длительное, при этом различие между флуктуаци­ей и стационарным состоянием невозможно провести. Вот почему они реагируют на изменение обратимым способом (фенотипически) либо необратимым (генотипически). В первом случае стратегия организмов имеет этот плюс, что позволяет отказаться от принятого решения, однако адап­тивная пластичность фенотипов имеет границы: при их переходе наступают необратимые генотипические измене­ния. Второй случай привлекает тем, что генотипические изменения дают возможность совершить переход в масш­табе от клона до человека, но они запрещают «пересмот­реть» принятые решения. Тот же клон в отличие от смер­ти может «войти» при неблагоприятных условиях в состо­яние обратимой смерти, образуя стабильную фигуру.

А ведь эволюционный процесс является одновременно приобретением и потерей, риском и выигрышем. Как же решает эту дилемму эволюция? Она применяет особый при­ем, называемый нейтрализацией организмов: находясь в клещах фенотипической недостаточности и генотипической необратимости, эволюция находит новый компромисс — создает организмы, сильно детерминированные генотипичес­ки, но весьма пластические фенотипически. «Этим комп­ромиссом и является, — пишет С. Лем, — мозг, ибо он, обусловленный генотипически, усиливает фенотипическую адаптивность». Именно мозги человеческих индивидов со­здают культуру как стратегию выживания, когда вид «гомо» может менять стратегии, не теряя при этом своей генотипической идентичности.

На антропологическом уровне стратегические решения «принимаются» уже не в среде наследственного материа­ла, а в культурной системе. Культура делает возможным то, что биологически невозможно — создание стратегий одновременно революционных и обратимых, то есть дающих возможность пересматривать решения и преобразовывать среду в темпе, недосягаемом для наследственного матери­ала. Ведь происходящая в этом наследственном матери­але дифференциация требует миллионов лет. По меньшей мере миллион лет потребуется для эволюционного упроче­ния нового биологического вида. В культуре специализа­ция (дифференциация) происходит максимум за тысячу лет, а когда культурогенез ускоряется, тогда для самых крупных стратегических преобразований достаточно не-

сколько десятков лет. Такого рода миллионократное уско­рение темпов эволюции на нашей планете порождает раз­личного рода опасности и никого винить в этом нельзя, ибо в соответствии с правилами теории игр и теории нели­нейного программирования эволюция сделала все, что было в ее силах.

Культурогенез связан со стохастичностью мира и суще­ствованием в нем бифуркационных механизмов, связанных с неопределенностью мирового эволюционного процесса. Биосфера в своем развитии породила человека с его куль­турой и обществом. Ее место в глобальной эволюции Н.Н. Моисеев определяет следующим образом: «На неко­тором этапе развития Вселенной как единой системы она начала с помощью человека, его Разума познавать себя и обрела способность целенаправленно влиять на ход соб­ственного развития».

Становление культуры (культурогенез) является резуль­татом необратимой эволюции биосферы, длительного про­цесса взаимовлияния биологической и социальной эволю­ции, причем именно человек выступает единственным субъектом культуры, одновременно творя ее и формируясь под ее воздействием. Мир культуры тесно связан с процес­сом гоминизации, с процессом перехода от животного к человеку, одним из аспектов которого является переход от определенных инстинктивных, рефлекторных реакций жи­вотного на мир к неопределенности человеческого знания, на что обращается внимание в еще одной интересной ги­потезе. Действительно, животное обладает инстинктами, связанными с научением, регулирующим его поведение в каждый момент жизни. Исследования в области этологии показывают, что поведение одних животных, живущих в относительно стабильной и неизменной среде, в основном заранее запрограммировано, следует строгому шаблону, тог­да как поведение других животных в условиях изменяю­щегося окружения требует отклонения от стандарта и вы­бора нескольких поведенческих альтернатив. Можно ска­зать, что у животного мир восприятия и мир действий (поведения) сопряжены. У человека же эти два мира опос­редованы миром социальной истории, и в связи с этим только человек находится зачастую в ситуации, когда он действительно не знает, что должен делать. Таким обра­зом, у человека возникает потребность в принятии надеж-

11* 323

ного решения и определения этой надежности. Именно эта потребность и лежит в основе культурогенеза (происхож­дении мифологии, религии, искусства, науки и пр.), когда в распоряжении человека оказывается арсенал разнообраз­ных физических и духовных техник.

Только культура дает человеку возможность строить свое поведение на основе предсказания будущих, еще не существующих событий при помощи различных стратегий. Культура имеет люфт (полосу свободы) в отношении При­роды, что объясняет существование чисто культурно изме­няемых форм и смыслов. Об этом С. Лем пишет так: «Стохастическая модель культурогенеза предполагает, что полоса свободы, которую мир оставляет в распоряжение эволюционирующего общества, уже выполнившего долг адаптации, то есть набор непременных заданий, заполня­ется комплексами поведений, поначалу случайными. Од­нако со временем они застывают в процессах самооргани­зации и перерастают в такие структуры норм, которые формируют внутрикультурный образец «человеческой при­роды», навязывая ему схемы долженствований и повинно­стей. Человек (особенно в начале своего исторического пути) врастает в случайности, которые и решают, каков будет он и его цивилизация. Отбор альтернатив поведе­ния — в сущности лотерея; но это еще не значит, что столь же лотерейна композиция того, что получится». Иными словами, человек в исходной точке является аксио­логически нейтральным существом, и станет ли он «чудо­вищным дикарем» или «невинным простаком» зависит от кода культуры, который различен в разных цивилизациях. Ведь коды, или языки культур, коррелируют и стабилизи­руют поведение социальных организмов, выражают куль­турные смыслы и показывают степень соизмеримости и не­соизмеримости культур и цивилизаций. Коды культур не­разрывно связаны с особенностями той или иной циви­лизации, что требует выяснения генезиса и сути цивили­зации.