Диалектико-материалистической теории мышления 2 страница

Своеобразие чувственности человека рас­крывается в ряде тезисов К.Маркса, касающихся фило­софии Л.Фейербаха [201]. Как известно, в первой по­ловине XIX в. в Германии, да и во всей Европе, боль­шое влияние получила гегелевская идеалистическая диалектика, абсолютизирующая абстрактно-теорети­ческое мышление. Л.Фейербах выступил против заси­лья этой философии, против ее положений, усматри­вающих истинный смысл человеческой деятельности в теоретическом мышлении, в оперировании мысленны­ми объектами. По Фейербаху, подлинной основой че­ловеческого бытия служит реальная чувственная жиз­недеятельность, а объектом — материальная, чувствен­но-воспринимаемая действительность. Это было, ко­нечно, важным шагом в борьбе с идеализмом. Однако эта борьба велась с позиций метафизического, созерца­тельного материализма, который исходил из того, что общество состоит из отдельных индивидов, связанных чисто природными узами («гражданское общество»). Для этих индивидов предметная действительность выступа­ет только в форме независимых от них объектов или в форме пассивного чувственного созерцания.

Но в философии давно было замечено, что человек в своем познании выступает как активное, деятельное существо. Эта деятельная сторона познания в противо­положность материализму развивалась идеализмом (особенно немецким классическим идеализмом), по развивалась абстрактно, односторонне, превратно. Идеализм не мог найти подлинный источник активной

стороны познания, он усматривал его в некоторых, внутренних, имманентных свойствах самого духа. Сле-дует отметить, что, например, Гегель выделил деятель­ную сторону не только о собственно мыслительной деятельности (это замечали все философы-рацио­налисты), но и в человеческой чувственности (для него чувственность была лишь «недоразвитым» понятием).

Л.Фейербах, резко порвавший с идеализмом и стремившийся, по словам К.Маркса, «иметь дело с чувственными объектами, действительно отличными от мысленных объектов» [201, стр. 102], нашел это отли­чие только в таком чувствовании, которое является пассивным созерцанием изолированного индивида. Но это было отказом от материалистического объяснения деятельной стороны как чувственного, так и ра­ционального познания человека.

Для такого объяснения необходим был «новый ма­териализм», который, вооружившись положительными достижениями, полученными в недрах идеалистиче­ской диалектики, смог бы иначе подойти к человече­ской деятельности и жизни общества, чем материализм старый, метафизический. Вместо представления о «гражданском обществе» он должен стать на точку зре­ния, согласно которой общество «есть человеческое общество или общественное человечество» [201, стр. 104], возникшее на основе трудовой деятельности, материального производства, являющегося подлин­но человеческой деятельностью и источни­ком всех форм как практически-духовного, так и тео­ретически-духовного освоения действительности.

Такой философией стал диалектический материа­лизм, согласно которому природа выступает объектом человеческого познания лишь благодаря тому, что во­влекается в предметно-преобразующую, производст­венную деятельность, в практику — становится очело­веченной природой¹. Предметы, действительность даны

¹ «В качестве субъекта познания, социальной теоретиче­ский сознательной деятельности человек выступает вторич­но; первично он — субъект действий, практической деятель­ности» [282, стр. 365].

общественному человеку не через пассивное созерца­ние, а лишь в формах его практической, предмет­но-чувственно й деятельности. В этом источ­ник деятельной стороны работы как «чувств-тео­ретиков», так и высших форм научно-теоретического познания.

Представления, возникшие в чувственной деятель­ности людей и в их общении, все более и более начи­нали служить средством планиров а н и я буду­щих действий, а это предполагало сравнение их разных вариантов и выбор «лучшего». Благодаря этому пред­ставления сами становились объектом деятель­ности человека без прямого обращения к самим ве­щам. Возникла рефлектирующая деятельность, позво­ляющая изменять идеальные образы, «проекты» вещей, не изменяя до поры до времени самих этих вещей.

Такое изменение «проекта» вещи, опирающееся па опыт ее практических преобразований, порождает тот вид субъективной деятельности человека, который в философии принято называть м ы ш л е н и с м. «Мыслить — значит изобретать, конструировать «в уме» идеализованный (соответствующий цели деятельности, ее идее) проект того реального предмета, который должен явиться результатом предполагаемого трудо­вого процесса... Мыслить — значит в соответствии с идеальным проектом и идеализованной схемой дея­тельности преобразовывать, трансформировать исход­ный образ предмета труда и тот или другой идеализо­ванный предмет» [8, стр. 29].

Эта «трансформация» образов может осуществлять­ся в плане как чувственных представлений, так и свя­занной с ним словесно-дискурсивной деятельности. Но в обоих случаях существенное значение имеют средст­ва символического и знакового выражения идеальных образов — словесные и вещественные эталоны, описы­вающие и изображающие предметы и способы их про­изводства.

Таким образом, вещь, втянутая в процесс труда, преобразуется не только в своей «плоти и крови», но и в рефлективной стороне труда — в плане иде-

альном, мысленном¹. При построении и изменении
проекта вещи и возникает собственно р а ц и о н а ль-
н о е пон и м а п и е самого предмета деятельности.
Этот момент отчетливо выражен в следующем утвер­
ждении B.C. Библера: «Сказать, что предмет становит­
ся предметом деятельности, значит отметить, что он
становится предметом понимания, что он рефлекТиру-
ется в идеальном предмете, что он (в данной своей
рефлексии) стал предметом (моментом) логического
движения, приобрел — вполне объективно — в труде
статут «предположения» [17, стр. 193].

Сам процесс «понимания» весьма сложен и проти­
воречив. При этом в зависимости от целей и средств
Совокупной познавательной деятельности он может
относиться к двум разным, хотя и тесно связанным;
переходящим друг в друга, моментам предметной дей­
ствительности и ее воспроизводства. Так, в рациональ­
ном виде может выражаться непосредственная, внеш­
няя сторона действительности, ее наличное бытие. Но,
кроме того, в понятии может быть воспроизведено
опосредованное, внутреннее бытие предметов, их сущ­
ность. Это определяет различие содержания
«понимания», что приводит и к различным формам его
выражения — к различию эмпирического и теоретиче­
ского мышления как двух ступеней познания.

3. Особенности эмпирического мышления

В исторически ранние времена (в определенном' плане и до сих пор) работа «чувств-теоретиков» и пре­образование представлений как особый вид духовного производства были неразрывно связаны с материально-практической и социально-политической деятельно­стью людей. «Производство идей, представлений, соз­нания, — писали К.Маркс и Ф.Энгельс, - первона-

¹ «...Внутренняя, мыслительная деятельность не только является дериватом внешней, практической деятельности, но имеет принципиально то же строение, что и практическая деятельность», — пишет Л.Н. Леонтьев [175, стр. 93].

чально непосредственно вплетено в материальную дея­тельность и в материальное общение людей, в язык ре-альной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей является здесь еще непосред­ственным порождением их материальных действий» [201, стр. 29].

В этот начальный период познания возникают и оформляются в различных символических и знаковых системах (словесных и вещественных) с а м п п р с д-с т а в л е ы и я, происходит первичная «идеализация» определенных сторон материальной жизни, и прежде всего тех, которые могут наблюдаться и констатиро­ваться непосредственно в восприятии. Все это позво­ляет выделять и словесно обозначать новые классы предметов. На основе словесных обозначений общих представлений и прямых наблюдений человек может построить высказывание-суждение («это — камень», «это — дом», «эта маленькая серая зверюшка — заяц, он употребляется в пищу» и т.п.). Ряд таких частных суждений о каких-либо предметах может заменяться новым словом-наименованием, содержанием которого будет свернутое представление о предметах суждений. Следовательно, слова в с о к р а щ е н н о м виде могут охватывать группу чувственно-воспринимаемых предметов (наличие такой функции у слов-сокращений отмечал, например, Ф.Энгельс [192, стр. 550]). С по­мощью общих представлений и производимых па их основе суждений человек может сделать довольно сложные умозаключения. Например, опираясь на свой прошлый опыт, охотник может по следам, оставлен­ным животными, заключить как о самом факте их пре­бывания здесь, так и об их количестве, времени собы­тия и т.п.

Таким образом, образование общих чувственных представлений, непосредственно вплетенных в практи­ческую деятельность, создает условия для весьма слож­ной духовной деятельности, которую принято называть мышлением. Для него характерно образование и ис­пользование родовых слов-наи-менований, позволяю­щих придать чувственному опыту форму абстрактной

всеобщности. Благодаря этой форме опыт можно обобщать в суждениях, использовать в умозаклю­чениях. Такая всеобщность, основанная на принципе лишь абстрактного, формального тождества, является, как было показано в предыдущих главах, особенностью эмпирического мышления. Оно складывается у людей как превращенная и словесно выраженная форма деятельности «чувств-теоретиков», вплетенной в реальную жизнь. Это прямой дериват предметно-чувственной деятельности людей.

Поскольку в традиционной формальной логике всякую абстрактную всеобщность, выраженную в сло- ве, принято называть «понятием» (на самом деле это лишь общее представление), то эмпирическое мышле­ние протекает в таких «понятиях». При этом, как ука­зывает Г.А. Курсанов, «первые формы понятийного мышления носят еще непосредственно эмпирический характер, имеют чувственно-образное выражение, хотя и получают уже свое необходимое словесное выраже­ние» [162, стр. 30].

Здесь подчеркивается непосредственный характер эмпирического знания. Как справедливо от­мечает Л.К. Науменко, «эмпирическое есть не только непосредственное знание действительности, но и, что более важно, знание непосредственного в действитель­ности, а именно той ее стороны, которая выражается категорией бытия, наличного бытия, количества, каче­ства, свойства, меры» [220, стр. 244]. Существование предмета во времени и в пространстве во всей своей данности, в единичности наличного бытия и означает его непосредственность или внешность прежде всего в отношении самого себя. Это объективное со­держание, выступающее перед отдельным человеком как непосредственное существование, определяет фор­му его отражения — чувственность. «Эмпирическое по­знание есть движение в сфере этой внешности, освое­ние той стороны действительности, которая очерчива­ется категорией бытия [220, стр. 245].

Хотя эмпирическое мышление и движется в кате­гориях наличного бытия, его познавательные возмож­ности весьма ш и р о к и. Оно обеспечивает людям

большой простор в выделении и обозначении предме­тов и их отношений, в том числе и таких, которые в данный момент не наблюдаемы, а узнаются косвенным путем на основе умозаключений.

Способ получения и использования чувственных данных людьми, владеющими речью, мы обозначили как эмпирическое мышление. Но мышление — это р а-циональное познание. Следовательно, по отно­шению к деятельности общественного человека вообще нельзя применять категорию «чувст-венное познание» как отдельной и особой ступени, предшествующей «рациональному познанию». Познание обобществив­шегося человечества с самого начала приоб­ретало рациональную форму. К этой точке зрения в настоящее время приходят многие советские филосо­фы. При этом важно подчеркнуть, что фундаментом и источником всех знаний человека о действительности служат только ощущения и восприятия, чувствен­ные данные. Но, как было показано выше, результаты деятельности «чувств-теоретиков» выражаются в сло­весной форме, несущей опыт других людей¹. «Чув­ственное и рациональное, —- пишет П.В. Копнин, — не две ступени в познании, а два момента, пронизы­вающие его во всех формах и на всех этапах развития... Единство чувственного и рационального в процессе познания означает не следование одного за другим, а непременное участие того и другого в нашем позна­нии... О чувственном познании как таковом у человека не может быть и речи» [153, стр. 177—178].

«Рациональность» чувственных данных выступает не только в том, что им придается общезначимая сло­весная форма (или форма суждения), но и в том, что отдельный человек, руководствуясь общественными потребностями, относительно бескорыстно, с позиций

¹ В.И. Ленин выписал и положительно оценил («Очень верно и важно...») следующие места из работы Гегеля: «...Они (естествоиспытатели. — В.Д.) бессознательно преоб­разуют непосредственно виденное с помощью понятия... Так происходит со всяким словесным выражением восприятия и опыта; поскольку человек говорит, в его словах содержится понятие...» [173, стр. 236].

всего рода выделяет объективные свойства предметов, а также считается с мнениями и суждениями других людей. Умение же выделять себя из природы и среди других людей — это и есть собственно сознание обще­ственного человека. При этом, как указывал В.И. Ле­нин, ступеньками такого выделения являются катего­рии познания [173, стр. 85], в частности те, которые присущи эмпирическому, мышлению.

4. Особенности теоретического мышления

Содержанием теоретического мышления служит бытие опосредствованное, рефлектированное, сущест­венное. Такое мышление — это идеализация основной стороны предметно-практической деятельности, а именно воспроизводства в ней всеобщих форм вещей, их меры, их законов. Такое воспроизводство происхо­дит в трудовой деятельности как своеобразном пред­метно-чувственном эксперименте. Затем такой экспе­римент все более и более приобретает познавательный характер, позволяя, людям со временем переходить к мысленным экспериментам, к мысленному при­данию предметам того или иного взаимодействия, оп­ределенной формы движения¹.

B.C. Библер выделяет следующие основные осо­бенности мысленного эксперимента: 1) предмет позна­ния мысленно перемещается в такие условия, в кото­рых его сущность может раскрыться с особой опреде­ленностью, 2) этот предмет становится объектом по­следующих мысленных трансформаций, 3) в этом же

эксперименте мысленно формируется та среда, та система связей, в которую помещается этот предмет, если построение мысленного предмета еще и можно представить как простое «абстрагирование» свойств ре­ального предмета, то этот третий момент по сути дела является продуктивным добавлением к мысленному предмету — лишь в этой особой среде и находит свое раскрытие его содержание [8, стр. 30], [17, стр. 200].

Эти особенности мысленного эксперимента со­ставляют базу теоретического мышления, оперирую­щего научными понятиями. Понятие выступает здесь как такая форма мыслительной деятельности, по­средством которой воспроизводится идеализоваиный предмет и система его связей, отражающих в своем единстве всеобщность, сущность движения материаль­ного объекта. Понятие одновременно выступает и как форма отражения материального объекта, и как сред­ство его мысленного воспроизведения, построения, т.е. как особое мыслительное действие. Первый момент позволяет человеку сознавать в про­цессе мышления независимое от него существование объекта, который дан как предпосылка деятельности. Эта предпосылка придает понятию момент пассив­ности, созерцательности, зависимости от объективного содержания. И вместе с тем иметь понятие о данном объекте — это значит мысленно воспроизводить, стро­ить его¹. Такое действие построения и преобра­зования мысленного предмета является актом его по­нимания и объяснения, раскрытия его сущности².

¹ «Деятельность ученого, воплощающаяся в реальном эксперименте, в вещественных действиях, в приборах, в ис­кусственно созданных ситуациях, в организации порядка опытов и т.д., здесь должна принять форму мысленного экс­перимента, выражающегося в различного рода абстракциях, допущениях, отвлеченных иллюстрациях, в отборе материала наблюдения и т.д., причем все эти мысленные действия должны быть обоснованы путем умозаключений, ссылок на практические потребности и эмпирические данные» [108, стр. 259-260].

¹ «...Всякая сущность есть правимо воспроизводства
предмета, или, выражаясь гегелевским языком, мера» [28,
стр. 35].

² В.И. Ленин отметил как верное следующее положение
Гегеля: «...Понять его [движение. — В.Д.] значит высказать
его сущность в форме понятия». Выписав это положение,
В.И. Ленин вновь повторяет его, но уже в обобщенном виде:
«Понять значит выразить в форме понятий» [173, стр. 231].
Это положение, на наш взгляд, полностью сохраняет смысл
и в следующей формулировке: выразить предмет в форме
понятия — значит понять его сущность.

То обстоятельство, что «мыслить» значит

«действовать», было проницательно отмечено, напри­мер, Кантом: «Мы не можем, — писал он, — мыслить линии, не проводя ее мысленно, не можем мыслить ок­ружность, не описывая ее, не можем представить себе три измерения пространства, не проводя из одной точ­ки трех перпендикулярных друг к другу линий...» [134, стр. 206]. Но мысленное «проведение», «списывание» и т.д. — это не что иное, как воспроизведение, построе­ние предмета в идеальном плане.

Внутреннюю связь подлинного содержания поня­тия со способом его конструирования, идеализации отмечает, например, крупный финский математик Р.Неванлинна, который пишет следующее: «...Кон­структивная и идеализирующая тенденция особенно четко развита в теоретических науках, прежде всего в математике, где она сознательно возведена в ранг ру­ководящего принципа» [221, стр. 21]. Эта тенденция обнаруживается, например, при переходе от видимого пространства к представляемому, который «происходит только частично путем процесса абстрагирования, т.е. исключения (с точки зрения геометрии), не имеющих значения деталей и качеств. В существенном этот пе­реход обусловливается также конструктивным, можно сказать — продуктивным моментом. При описании происхождения понятий последнему обстоятельству в общем случае не уделяется достаточного внимания» [221, стр. 21]. Как видим, Р.Неванлинна специально выделяет в образовании понятия момент кон­структивности, «дополнительной тенденции».

Специальный анализ способов построения науч­ных абстракций, проведенный М.А. Розовым, показал, что сам процесс абстрагирования состоит в выявлении независимости состояния или положения какого-либо рассматриваемого предмета от некоторых факторов. В результате этот исходный предмет мысленно замещает­ся другим — его моделью, при дальнейшей работе с ко­торой эти факторы уже не учитываются [275]. Иными словами, в результате абстрагирования получается но­вый идеализованный предмет, мысленно соотносимый

с такими условиями, с которыми исходный объект не взаимодействовал. Построение такого нового предмета выступает как определенный способ деятельности — как абстрагирование, имеющее своим объектом взаи­моотношение зависимости и независимости факторов, характеризующих существование реального объекта. В духовном производстве, как и в материальном, есть свои средства воспроизведения предмета. При этом человек пользуется «хитростью» — свойства предметов он раскрывает и воссоздает через их отно­шения и связи друг с другом. Одна вещь становится средством воплощения свойств других вещей, выступая как их эталон и мера. Результат такого воплощения может быть представлен, например, в виде шкалы твердости или в изображении форм пространства. При этом свойства меры и эталона представляют не собст­венную природу, а природу друг и х вещей, — мера и эталон оказываются их символами. Различные систе­мы символов (вещественных, графических) являются средствами «эталонизации», а тем самым и идеализа­ции материальных объектов, средствами перевода их в мысленный план. «Функциональное же существование символа, — пишет Э.В. Ильенков, — заключается именно в том, что он... является средством, орудием выявления сути других чувственно воспринимаемых вещей, т.е. их всеобщего...» [119, стр. 224]. Раскрытие и выражение в символах опосредованного бытия вещей, их всеобщности есть переход к т е о р е т и ч е с к о м у воспроизведению действительности.

Необходимо иметь в виду, что символы, выра-.жающие всеобщее в объектах, сами являются формами человеческой деятельности. Поэтому, если отдельный человек (а не общество в целом) использует символы и эталоны в практическом действии с целью получения какой-либо частной вещи, относящейся к данной все­общности, то ее идеализированная форма (понятие) в плане временной последовательности будет и е р в и ч-н е е реальной, чувственной, частной вещи.

Это важнейшее положение обычно иллюстрируют замечательным определением сущности круга, данным

Спинозой. Воспользуемся и мы этим примером. Сущ­ность круга Спиноза усматривал в акте его возникно­вения, построения («творения»). Ее определение долж­но выражать причину возникновения данной вещи, ме­тод ее построения. «...Круг по этому правилу, — пи­шет Спиноза, — нужно определить так: это фигура, описываемая какой-либо линией, один конец которой закреплен, а другой подвижен» [300, стр. 352]. Здесь дан метод получения любых и бесконечно разнообраз­ных кругов. Кстати, как справедливо отмечено Ю.М. Бородаем, здесь «Спиноза дает не что иное, как описание конструкции и способа действия, простейшего орудия труда — циркуля» [28, стр. 97]. Иными словами, в форме понятия круга дана буквальная идеализация схемы деятельности с простейшим орудием — деятель­ности построения предмета в его существенных, все­общих характеристиках¹.

Как обстоятельно показано Ю.М. Бородаем [28], Кант в своем учении о продуктивном воображении ввел понятие «схемы» для обозначения всеобщего представления (чувственного понятия) о методе по­строения всякого эмпирического образа². Эта схема, бу­дучи однажды созданной, становится прообразом, масштабом оценки чувственных вещей. Например, та­кие схемы, как «килограмм», «окружность», «стол», выступают средством выделения и сопоставления ре­альных вещей. Согласно Канту, первоначальное обра­зование схемы — это акт продуктивного воображения,

¹ Нетрудно заметить, что пример определения круга Спинозой имеет тот же смысл, что и приведенный выше пример Энгельса о доказательстве причинной связи солнеч­ных лучей и теплоты через практическое действие, исполь­зующее такое орудие, как погнутое зеркало. В обоих случаях всеобщий, необходимый характер события доказывается его реальным воспроизведением, построением в предметной дея-тельности.

² Согласно кантовскому учению, пишет Ю.М. Бородам, «всякое предметное всеобщее понятие есть не просто фан­том, оно — схема (метод) производства и воспроизводства предмета» [28, стр. 100].

как коренной способности человеческого духа. Ее раз­витие, по Канту, позволяет человеку создавать схемы

не только «сотворенных» им вещей (вроде «ок­ружности»,"' «дома»), но и вещей природных, так как воображение начинает действовать как всеобщий Принцип связи любых чувственных данных¹. Конечно, воображение имеет существенное значе­ние для формирования «всеобщих представлений», схемы-прообраза. Но Кант превращал эту способность в имманентную «силу» духа. На самом деле, как было Показано выше, подлинным актом выделения и вос­произведения всеобщего является предметно-практическое действие с реальным орудием труда. В Представлении всеобщее выступает как отраженное, идеализированное от предметного способа деятельно­сти. Но само построение образа осуществляется лишь благодаря развитой способности воображения. В ука­зании его роли при построении понятия Кант был прав.

Исторически сложившиеся в обществе понятия объективно существуют в формах деятельности человека и в ее результатах — в целесообразно создан­ных предметах. Отдельные люди (и прежде всего дети) принимают и осваивают их р а н ь ш е, чем нау­чаются действовать с их частными эмпирическими проявлениями. Индивид должен действовать и про­изводить вещи согласно тем понятиям, которые как нормы имеются в обществе з а р а н е е, и он их не создает, а принимает, присваивает. Лишь тогда он ве­дет себя с вещами по-человечески. «Общее» как форма и норма деятельности для индивидов вы­ступает в обучении как первичное по отноше­нию к приобщаемым к нему частным явлениям. Это

¹ У Канта дана следующая характеристика схемы поня­тия о собаке: «Понятие собаки обозначает правило, согласно которому мое воображение может нарисовать четвероногое животное в общем виде, не будучи ограниченным каким-либо единичным частным обликом, данные мне в опыте или же каким бы то ни было возможным образом in concreto» [134, стр. 223].

«общее» — прообраз, мера, масштаб для оценки эмпи­рически встречающихся вещей. Иными словами, инди­вид н е имеет перед собой некоторую «не­освоенную натуру», природу, оперируя с которой он должен образовать понятия, они уже задаются ему как кристаллизованный и идеализованный, исторически сложившийся опыт людей. Но это «общее», естествен­но, выступает как вторичное образование в от­ношении совокупной производительной деятельности всего обобществив-шегося человечества..

5. О специфическом содержании теоретического мышления

Для более четкого понимания отношения эмпири­ческого и теоретического мышления необходимо иметь в виду, что самая общая глобальная задача познания состоит в том, как писал В.И. Ленин, чтобы охватить «универсальную закономерность вечно движущейся и развивающейся природы» [173, стр. 164]. Внутри раз­вивающегося природного целого все вещи постоянно изменяются, переходят в другие, исчезают. Но каждая вещь, согласно диалектике, не просто изменяется и исчезает, а переходит в с в о е другое, которое внутри некоторого более широкого взаимодействия вещей вы­ступает как необходимое следствие бытия исчезнувшей вещи, удерживающее от нее все положительное (в пре­делах всей природы это и есть универсальная связь).

Познание первоначально выделяет и фиксирует вещь в ее внешних изменениях, в ее отдельных связях и отношениях. Такая констатация сама по себе не дает знания о том, в какое свое другое и почему именно в него переходит данная вещь.

Но отдельные изменения и связи вещи могут рас­сматриваться как моменты более широкого взаимодей­ствия, внутри которого она закономерно замещается своим другим, и этот переход сохраняет все положи­тельное в ней, необходимое для этой целостной систе­мы взаимодействия. Это будет уже теоретическое рас­смотрение самого становления вещей, их опосредова­ния друг другом.

Следовательно, теоретическое мышление имеет свое особое содержа н и е, отличное от содержа­ния эмпирического мышления, это область объективно взаимосвязанных явлений, составляющих целостную систему. Без нее и вне ее эти же я в л е н и я мо­гут быть предметами лишь эмпирического наблюдения. На примере общественного производства К.Маркс показал существенное значение целого для отдельных составляющих его компонентов: «Каждая форма обще­ства имеет определенное производство, которое опре-деляет место и влияние всех остальных производств и отношения которого поэтому также определяют место и влияние всех остальных производств. Это — общее освещение, в котором исчезают все другие цвета и ко­торое модифицирует их в их особенностях. Это — осо­бый эфир, который определяет удельный вес всего су­щего, что в нем обнаруживается» [188, стр. 733]. В эмпирических зависимостях отдельная вещь вы-ступает как самостоятельная реальность. В зависимо- стях, вскрываемых теорией, одна вещь выступает как способ проявления другой внутри некоторого целого. /Этот переход вещи в вещь, снятие специфичности од­ной вещи при ее превращении в свое другое, т.е. их внутренняя связь, выступает как объект теоретической, научной мысли. Эта мысль все время имеет дело с ре­зальными, чувственно данными вещами, но постигает процесс их перехода друг в друга, их связи внутри некото­рого целого и в зависимости от него. «...Задача науки, — писал К.Маркс, — заключается в том, чтобы видимое, лишь выступающее в явлении движение свести к действи­тельному внутреннему движению...» [195, стр. 343].