Русский национальный характер в автобиографических произведениях М.Горького ("Детство", "По Руси")

К середине 1910-х Горький понимает, что вся русская жизнь основана на противоречиях.!910-е – много автобиографических произведений. В 1913 после ссылки и каприйского периода благодаря амнистии Горький возвратился в Петербург, где и жил до своей второй эмиграции - 1921 года. В этот период выходят в свет цикл рассказов "По Руси" (1912-1916), две первые повести автобиографической трилогии "Детство" и "В людях" (1911-1916).

В этот период Горького интересует русский народ, русский нац.характер. Горький критикует интеллигенцию за незнание народной жизни – ведь именно она,интеллигенция, должна помочь народу преодолеть «окуровщину» (микроб окуровщины – мещанство, образы уездной звериной жизни – в рассказах Окуровского цикла). Важная задача по Горькому – собрать вместе духовные силы России (политич.партии он поэтому обвинял в расколе). Но и русский народ он осуждает – за нежелание понять интеллигенцию, за костность (крестьяне - костная среда с «зоологическими инстинктами») и пассивность. В народе два начала – западное и восточное. И ведущее начало – восточноеà отсюда пассивность, лень, покорность судьбе (между тем, вспомним, у Белого в «Петербурге» оба начала вместе!). У Горького была статья «Две души» (1915): есть душа кочевника (пассивная)и душа славянина (может вспыхнуть ярко,но быстро угасает). Горький считал, что только Запад спасет Россию, а Восток ее погубит. Для русской души нужен внешний рычаг – интеллигенция. +важна культура (брать на западе!). Горький считает, что русский человек только просыпается, здоров и молод душою, что все преодолеет – антропологический оптимизм. Он уверен, что в русском народе скрыты большие возможности.

«По Руси» - цикл рассказов, концепция русского национального характера. Автобиографичность - В 1891 Горький, будучи благополучным человеком, вдруг решает отправиться в скитания по Руси. Тогда многие в поисках работы отправлялись на Юг, и Г.пошел с ними. Ему было 23 года и он хотел познать Россию. Г.ходил по России пешком (Украина,Бессарабия,Кавказ и т.п.) – это отразилось на большинстве его произведений о босяках. 1890-е – начало его писательской и журналистской карьеры. Это время сомнений и исканий. «РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА» - вспоминает 1892 год, Кавказ, голодный год. «Превосходная должность – быть на земле человеком, сколько видишь чудесного…порою бывает трудно, но это не навсегда». Мимо него идут голодающие на работу. Видит молодую беременную женщину, в Сухуме у нее умер муж. И разные глаза: испуганные, тусклые, растерянные, грустные. Пошел дальше, слышит в кустах тихий стон. И он принял у нее роды. И она практически сразу встает и готова идти дальше («Богородица пособит»). И они пошли вместе дальше, с новым челоком на руках. «ЛЕДОХОД»: 15-летний Горький – наблюдающий на ремонте ледореза: русский мужичок – староста Осип. «Сам он - первейший лентяй артели. Превосходно знает свое дело, умеет работать ловко, споро, со вкусом и увлечением, но - не любит утруждать себя и постоянно рассказывает волшебные истории. Как раз в разгар работы, когда люди вопьются в нее и работают молча, сосредоточенно, вдруг плененные

желанием сделать всё ладно и гладко, - Осип заводит журчащим голоском: - А вот, братцы мои, был случай...» Длинный костлявый мордвин Ленька, по прозвищу Народец, - молодой парень с маленькими изумленными глазками, - опустил топор и стоит, открыв

рот. Старик-солдат Санявин, угрюмый пьяница, страдающий одышкой. Мокей Будырин, мужик серый, с собачьим лицом - скулы и челюсти выдвинуты вперед, а лоб запрокинут, - человек молчаливый и неприметный. Работа встала, потому что Яков Боев, косноязычный и кособокий, тоже хочет рассказать что-то рыбье и уже начал, но ему никто не верит, смеются над его

измятою речью; Мордвин, парень грамотный, с которым я говорю иногда "по душам", однажды, на мой вопрос - что за человек Осип, сказал, усмехаясь: - Не знай... пес его знает... так себе - ничего.., И, подумав, добавил: - Михайло, который помер, резкий был мужик, умный, - так он раз лаялся с им, с Осипом-то, да и говорит: "Али, говорит, ты человек? Работник в тебе

подох, а хозяин - не родился, так, говорит, ты и будешь всю жизнь болтаться на углу, как забытый отвес на нитке"... Вот это, поди-ка, верно про него... И еще подумав, мордвин беспокойно договорил: - А так он ничего, добрый человек... Мне кажется, что иные души построены, как медные шары: укрепленные неподвижно в груди, они отражают все, что касается их, одной своей точкой, - отражают неправильно, уродливо и скучно. Есть души плоские, как зеркала, - это всё равно как будто нет их, А в большинстве своем человечьи души кажутся мне бесформенными, как облака, и мутно-пестрыми, точно лживый камень опал, - они всегда податливо изменяются, сообразно цвету того, что коснется их. Я не знаю, не могу понять, какова душа благообразного Осипа, -

неуловима она умом. Работают торопливо, горячо, но плохо, кое-как; всех тянет в город, в баню и в церковь, Но лед двинулся и они все оказались отрезаны от берега. А ведь Пасха на носу! Осип, точно вдруг проснувшись, встал на ноги, снял шапку и,

перекрестясь на город, сказал очень просто, спокойно и властно: - Ну-кось, ребята, айда с богом... - В город? - воскликнул Сашок, вскакивая. Солдат, не двигаясь,уверенна заявил: - Потонем! - Тогда - оставайся. И, оглянув всех, Осип крикнул!

- Ну, шевелись, живо! А Мокей, отфыркиваясь, говорил мордвину и мне! - Отойдите, парни... я сам... ничего... Выбрался на лед и, отряхаясь,сказал: - Пострели те горой, эдак-то, гляди, и в сам деле потопнешь... Теперь, щелкая зубами и облизывая большим языком мокрые усы, онособенно стал похож на большого, смирного пса. Мимолетно вспомнилось, как он, месяц тому назад, отсек себе топором напрочь сустав большого пальца левой руки - поднял бледный обрубок с посиневшим ногтем и, разглядывая его темным взглядом непонятных глаз, виновато, тихонько говорил: - Скольки разов я его, чудашку, портил, прямо - счету нет!.. Вывихнут он у меня, неправильно действовал... Теперь - схороню... Тщательно завернул обрубок в стружку, положил в карман и тогда уже перевязал пораненную руку. Добрались до берега. Осип вроде бы ногу сломал. И теперь отнекивается, что всем предложил эту авантюру. Пришли полицейские. Осип: прстииите,в баньку хотели, поесть,Пасха завтра… И все обошлось, и оказалось в итоге, что ничего он не сломал,а притворялся. Да мне и не хочется понимать, в душе у меня просто и легко; я не знаю - нравится мне Осип или нет, но готов идти рядом с ним всюду, куда надобно, - хоть бы снова через реку, по льду, ускользающему из-под ног. Гудят, поют колокола, и радостно думается" "Еще сколько раз я встречу весну!.." Осип говорит, вздыхая: - А душа человечья - крылата, - во сне она летает ... «ПОКОЙНИК»: «Посеяны звезды в небе, и земля - звезда; посеяны люди на земле и я среди них, чтобы бесстрашно ходить по всем дорогам, видеть всякое горе, всю радость жизни и вместе с людьми пить мед и яд». Украина, поля, хаты. Спросил работы – предложили почитать книгу по покойнику. Мне дали краюху хлеба, горшок молока - собака встала, положила на колени мои слюнявую, старую морду и, глядя в лицо мне тусклыми зрачками, словно спрашивает: "Вкусно?" Точно ветер вечерний шуршит сухою травой - стелется по двору хриплый гблос горбатой старухи: - Просишь-молишься: убави, боже, горя, а оно на тебе вдвое......Пришла костлявая старуха и объявила, что Псалтыря нет на хуторах, а вот есть другая книжка - не годится ли? Другая книжка оказалась грамматикой церковнославянского языка, первые страницы ее были оторваны, и она начиналась словами: "друг", "друзи", "друже". И Г.решает просто читать разные молитвы по памяти. Пришел дьячок с горилкой. - Хошь? - Я спать хочу, выпью - свалюсь. - А и вались... - А читать? - Кому здесь нужно, чтоб ты бормотал слова, которых не понимаешь? Обернулся ко мне, говоря с неожиданной ясностью и силой: - Простой это был человек, незаметный в людях, как грач средь грачей,а был он не грач - белый голубь, и никто того не знал, только я... да!.. И вот - удалился он "от горькие работы фараони", а я - жив, но при смерти душа моя, "истягоша ю и оплеваша врази мои". - Большое горе у вас? Он ответил не сразу и глухо: - Горя у всех больше, чем надо... и у меня столько ж! Твое дойдет до тебя. Споткнувшись о свою же ногу, он навалился на меня,говоря: - Петь мне хочется, а - нельзя того, побудишь людей, станут лаять. Ну, всё ж таки очень хочется петь! Заснул. Пришла старушка:- Такой хороший человек, - шепчет старуха, жалобно глядя на огромное тело спавшего дьячка. И, точно читая книгу, невидимую мне, она тихо и просто рассказывает историю о жене его. - Согрешила она с одним человеком, а они заприметили это да и навели его, мужа, на них, а после засмеяли ее да и Демида, за то, что он ей простил грех. Она, с того смеха над нею, удавилась в чулане, а он вот непробудно запил... Уже второй год это, и скоро его сгонят с места. Мой не пил много да всё уговаривал его: "Ой, Демиде, не поддавайся людям, живи просто, они - свое, а ты - свое..."

Повесть «ДЕТСТВО» - взгляд на прошлое, детские годы. "Детство" - рассказ о русской жизни конца XIX века, о судьбе поколения, к которому принадлежал писатель, о трудных, но радостных поисках верного пути в жизни. Тяжелые будни, смерть всегда близко.

Тут я кое-что повыдергивала из краткого, чтобы можно было что-то про национальный характер сказать (если нужно все произведение, прочитайте краткое где-то).Бабушка юного Алексея Пешкова – мяглая, интересно рассказывает сказки..Родила 18 детей, вышла замуж в 14. Мать жесткая. Отец умирает. Дом дела – приземистый, окрашен грязно-розовой краской. Грязный, завещенный тряпками двор. «Дом деда был наполнен туманом взаимной вражды всех со всеми; она отравляла взрослых, и даже дети принимали в ней живое участие». Братья требовали у отца раздел имущества, приезд матери ещё усугубил все. Сыновья орали на отца. Бабушка предложила все отдать. Братья подрались.Мать и дед заставляют учить молитвы без понимания значения слов. Его раньше не били. Сашку должны были пороть за наперсток (дядья хотели подшутить над полуслепым мастером Григорием, Михаил велел племяннику накалить наперсток для Григория, но его взял дед). Провинился и сам. Решил что-нибудь покрасить. Саша Яковов предложил покрасить скатерть. Цыганок попытался её спасти. Бабушка спрятала скатерть, но Саша проболтался. Его тоже решили пороть. Все боялись матери. Но она не отняла своего ребенка, её авторитет у Алеши пошатнулся. Засекли до потери сознания. Болел. Дед пришел к нему. Рассказывал, как в молодости баржи тянул. Потом водолив. Его звали, но он не уходил. Да и мальчику не хотелось, чтобы ушел. То есть дед и жесткий, и добрый. Дядя Яков играет на гитаре и поет – а жену до смерти забил. Цыганок погиб. Яков решил крест жене поставить. Большой, дубовый. Крест несли дядья и Цыганок. «Упал, а его и придавило… И нас бы покалечило, да мы вовремя сбросили крест». Цыганок долго лежал на кухне, изо рта кровь. Потом умер. Бабушка, дед и Григорий сильно переживали. Спит с бабушкой, та долго молится. Говорит не по писанному, от души. «Мне очень нравится бабушкин бог, такой близкий ей», что часто просил рассказать о нем. «Говоря о боге, рае, ангелах, она становилась маленькой и кроткой, лицо её молодело, влажные глаза струили особенно теплый свет». Бабушка говорила, что живется им хорошо. Но это не так. Наталья просила у бога смерти, Григорий все хуже видел, собирался по миру идти. Алеша хотел в поводыри к нему. Наталью бил дядя. Бабушка рассказывала, что дед её тоже бил. Рассказывала, что нечистых видела. А ещё сказки и рассказы, были и стихи. Знала их много. Боялась тараканов. В темноте слышала их и просила убить. Так спать не могла. История бабушки: мать была увечной, но раньше знатная кружевница. Дали ей вольную. Просила милостыню. Акулина училась кружева плести. Скоро о ней во всем городе знали. Дед в 22 был водоливом уже. Его мать решила их поженить. У деда — один бог, у бабушки — другой. Бабушка «почти каждое утро находила новые слова хвалы, и это всегда заставляло меня вслушиваться в молитву её с напряженным вниманием». «Её бог был весь день с нею, она даже животным говорила о нем. Мне было ясно, что этому богу легко и покорно подчиняется все: люди, собаки, птицы, пчелы и травы; он ко всему на земле был одинаково добр, одинаково близок». Алеша знал все молитвы на память и следил, чтобы дед не пропускал, когда это все же случалось злорадствовал. Бог деда был жесток, но он его тоже вовлекал во все дела, даже чаще чем бабушка. Однажды деда спасли от беды святые, было написано в святцах. Дед тайно занимался ростовщичеством. Пришли с обыском. Дед молился до утра. Закончилось благополучно. На улице также была распутная баба Ворониха. Был у нее муж. Захотел получить более высокий чин, продал жену начальнику, тот её увез на 2 года. А когда воротилась, её мальчик и девочка умерли, а муж проиграл казенные деньги и начал пить. Ходили с бабушкой за водой. Пятеро мещан били мужика. Бабушка бесстрашно тыкала их коромыслом. «В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог. Часто мед этот был грязен и горек, но всякое знание — всё-таки мед». Приехала мать, она теперь учила алгебре (давалась легко), грамматике и письму (с трудом). «Первые дни по приезде она была ловкая, свежая, а теперь под глазами у нее легли темные пятна, она целыми днями ходила непричесанная, в измятом платье, не застегнув кофту, это её портило и обижало меня…» Мать его хотят выдать замуж, она отказывается, дед избивает бабушку – у всех боооль. «…русские люди, по нищете своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными».

У Алеши оспа. Бабушка оставляла у него водку. Пила тайком от деда. Рассказывала ему историю отца. Он был сыном солдата, которого сослали в Сибирь за жестокость с подчиненными ему. Там родился отец. Ему жилось плохо, убегал из дома. Бил сильно, соседи отняли и спрятали. Мать уже умерла раньше. Потом и отец. Взял его крестный — столяр. Учил ремеслу. Сбежал. Водил слепых по ярмаркам. Работал столяром на пароходе. В 20 был краснодеревщиком, обойщиком и драпировщиком. Пришел свататься. Они уже поженились, лишь обвенчаться нужно было. Старик дочь так не отдал бы. Решили тайно. Был недруг у отца, мастер, разболтал. Бабушка подрезала гужи у оглоблей. Дед не смог свадьбу отменить. Сказал, что дочери нету. Потом простил. Стали жить с ними, в саду во флигеле. Родился Алеша. Дядья не любили Максима (отца). Хотели извести. Заманили на пруд покататься, столкнули в прорубь. Но отец вынырнул, схватился за края проруби. А дядья по рукам били. Вытянулся подо льдом, дышал. Решили, что потонет, покидали в голову ледяшками и ушли. А он вылез. Не сдал в милицию. «Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе — человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человечьей».