Русские народные песни Смоленской области, их тематика, сюжет

Исторические песни - это произведения об исторических событиях или лицах, имевших важное значение в истори­ческой жизни страны. Как это уже в фольклористике надежно доказано, они создавались в пределах той эпохи, которую они изображают. Однако наличие в песнях исторических фактов, реалий, конкретных лиц еще не означает, что изображение истории в них является достоверным. Немало отмечено в песнях таких событий, которых в истории никогда не было. То же относится и к песенным героям.

Как и в других жанрах народного творчества, в истори­ческих песнях присутствует значительная доля вымысла, - в одних песнях больше, в других меньше, в одних произведени­ях события изображаются приближеннее к событиям реаль­ным, в других заметен явный отход от истории действитель­ной.

В чем же тогда конкретно-исторический характер песен? Представляется, что прав Б. Н. Путилов, когда пишет, что историзм песен “не только в том, что песни отражают реальные факты, но и в том, что они, песни, отражают конкретно-исторические политические конфликты, характер­ные для данного исторического момента и почему-либо важные для народа”.

Все сказанное относится и к историческим песням Смо­ленщины.

Общее число записанных в крае исторических песен невелико: с учетом вариантов всего около тридцати. Каких- либо существенных местных трактовок сюжетов мы в смоленских записях песен не наблюдаем. Записывались они в довольно поздний период - в конце XIX - в начале XX века, т. е. в то время, когда в центральных губерниях России они вышли из живого бытования. Одно уже это обстоятельство, если даже не принимать в расчет вполне допустимые пропуски песен при записях, во многом объясняет их в общем-то небольшое число. Но в более отдаленное время историко-песенная традиция в смоленском крае была, по- видимому, несравненно богаче. На это предположение и наводят особенности в репертуарном составе опубликован­ных песен.

Первая особенность - это наличие в нем, пусть иногда и и единичных примерах, произведений почти из всех известных русских историко-песенных циклов, начиная с песен старших, коими принято считать произведения о татарском нашествии, и до последних по времени возникновения исторических песен, отразивших события войны с Турцией в 1877 - 1878 годы. Такое разнообразие в собрания песен, записанных в одной местности, явлениях далеко не частое.

Далее, в ряде областей России, преимущественно север­ных и восточных, записаны исторические песни о событиях на Смоленщине, не зафиксированные собирателями в самом Смоленском крае, хотя возникли они, скорее всего, здесь. Таковы песни “Русское войско под Смоленском”, “Царь и бояре решают судьбу Смоленска”. К сожалению, у нас нет сведений, от кого записаны эти песни. Что касается песен, записанных в Сибири, то туда они, возможно, занесены переселенцами из Смоленщины. Переселенцы же очень прочно удерживают в памяти произведения народной поэзии, вынесенные с родины, на что не раз указывали этнографы. Как бы то ни было, в далеком Русском Устье в 1946 году записана песня, названная “Милославский”, и которой запечатлена борьба русских за возвращение “славного города Смолинска” в состав Московского царства.

Убедительное свидетельство того, что исторические песни были когда-то на Смоленщине жанром весьма популярным, - фольклорные записи, произведенные в наши дин. Так, в 1971 году от старожила Смоленщины Евдокии Ивановны Ивановой записаны варианты песен (правда, сильно деформированные) о смерти Степана Разина и о “сынке” Степана Разина. Песни не были прежде известны собирателям фольклора Смоленщины.

Обращает на себя внимание место записи названных песен: деревня Осипово близ Вязьмы. В этих же местах Е. Н. Клетнова в 1912 году записала историческое предание (остающееся неопубликованном) о Степане Разине и его товарищах. Надо полагать, что известность произведений о прославленном атамане в селах Вяземского района не является случайной. Как устанавливают историки, Вяземский район был тесно связан с Волжским бассейном. “Речка Вязьма связывала бассейны важнейших рек - Днепровский с Волжским через Касню и Вазузу, Днепров­ский с Уграно-Окским через Межинку и Лосьминку”. Таким путем могли прийти на Смоленщину и песни о Степане Разине.

Одна из песен разинского цикла “Стенька Разин” была записана В. Н. Добровольским. Она сходна с аналогичными песнями, известными по записям из других мест России.

Сходство в главных мотивах произведений. Разин заявляет Астраханскому губернатору, пытавшемуся разгромить разинцев, что его “ни пушечки, ни мелкие ружечки не возьмут”. А только “вобьет и возьмет одна девка - Астраханка”.

Мотив неуязвимости Разина вызвал неоднозначные толкования. Помощь со стороны “нечистой силы” использована, чтобы опорочить Разина в глазах народа, - считают одни; участие “сверхъестественных сил” на стороне Разина - поэтическая идеализация любимого народом героя - полагают другие. Видимо, правильна последняя точка зрения. В пользу её, помимо прочего, говорит и многовековая сохранность в песнях этого эпизода.

Смоленский вариант песни имеет существенные отличия. Во-первых, песня короче по сравнению с аналогичными текстами. В укорочении просматривается определенная задача. В нем снят “колдовской” эпизод “окатывания водой”, что оправдывается наличием уже одного такого мотива. Снят эпизод коварного заманивания девкой- Астраханкой Разина в любовные сети, подробно разрабо­танный в других публикациях.

В Смоленском варианте сделан акцент на проявление чувства подлинной любви, питаемого Разиным к девке. Ещё до встречи с ней в Астрахани он заявляет: “Вот она меня ссушила/Живот-сердце сокрушила”. Это уже иной поворот темы.

Ни один из известных вариантов, кроме смоленского, не имеет такого начала:

Разлилася матушка-Волга

По широкому раздолью,

По всем по мхам, по болотам,

По сенным, братцы, покосам.

Если принять это вступление к песне за образ, символи­зирующий широту разинского движения, а явно выраженные смоленские приметы пейзажа - за способ конкретизации идеи произведения, то надо признать в создателе названного варианта несомненные качества чуткого знатока песенной к готики.

В смоленских записях мы находим произведения почти in всех историко-песенных циклов. Но представлены циклы крайне неравномерно. Большее число песенных вариантов связано с татарским нашествием, войнами против польских захватчиков и Отечественной войной 1812 года, т. е. с событиями, которые непосредственно развертывались на Смоленщине и которые еще до сих пор напоминают о себе в виде курганов, названий отдельных сел и урочищ. Даже о татаро-монгольском иге В. Н. Добровольский записал десять песен (правда, преимущественно в отрывках).

Самыми же распространенными на Смоленщине исто­рическими песнями ко времени их записи оказались песни об Отечественной войне 1812 года. Разнообразен их состав: это п песни об объявлении французами войны, о пожаре Москвы, о бегстве Наполеона, это и широко известные песенные варианты о Платове в гостях у французов, - т. е., по сути дела, все песни, известные по записям из других мест России.

Все это вполне объяснимо, если учесть, что Смоленщина была ареной ожесточенных боев с вторгшимся врагом, краем массового партизанского движения. Многочисленные предания о событиях войны еще и сегодня бытуют в селах, в первую очередь в тех, которые расположены на знаменитой Старой Смоленской дороге. Несомненно, предания, запечатлевшие патриотические деяния смолян, поддерживали поэтическую атмосферу, которая оказалась благоприятной для бытования исторических песен.

Песни об Отечественной войне 1812 года обнаруживают и гораздо лучшую сохранность текста, чем песни из других циклов. Одна из причин - эта произведения находились еще в живом бытовании.

Вместе с тем, большинство других исторических песен на Смоленщине записывалось, когда они уже угасали. Это объясняет, почему так много в публикациях текстов деформированных, схематичных, сохранившихся в отдель­ных отрывках. Но если внимательно присмотреться к этим текстам, легко обнаружить: почти во всех песнях лучше сохранились те именно места, в которых говорится о патриотизме русского человека, о его чести и достоинстве. Примеры из песен более ранних окажутся в этом плане наиболее убедительными, поскольку они прошли длительный путь бытования.

Так, широко известная песня “Мать встречает дочь в та­тарском плену” в смоленском варианте представлена только первой её частью. Эмоционально напряженная ситуация, когда дочь узнает свою мать, попавшую в рабство и ставшую нянькой своего внука, в нашем варианте отсутствует. Произведение обрывается эпизодом укачивания ребенка, во время которого исполняется колыбельная песня. Но в ней, этой колыбельной песне, и заключено то, что, надо думать, было самым ценным в произведении для его хранителей и исполнителей.

В песне женщина перечисляет задания, которые ей приказано выполнять в полоне. Ей сразу поручается три дела: “белый кужель прясти”, “серых гусей пасти” и “дитя колыхать”, т. е. такие три дела, которые, кажется, нельзя сов­местить. Женщина, однако, выходит из трудного положения:

Я ручками белый кужель пряду,

Я глазами серых гусей пасу,

Я ножками дитя колышу.

Мотив “трех дел” должен быть объяснен не в бытовом плане, а в связи с художественным замыслом песни. Мотив “трех дел” - это форма издевки татарина над русской женщиной, которая выдерживает испытание. И это особенно ценилось русскими женщинами - главными исполнительни­цами песен.

Из песенного цикла об Иване Грозном на Смоленщине записан вариант широко распространенного произведения “Мастрюк-Кострюк”. В песенной традиции песня известна в двух основных версиях - исторической и эпической. Смоленская принадлежит к первой.

Особенностью смоленского варианта является краткость и схематичность начального эпизода, хорошо разработанно­го в других подобных песнях, - сватовства Ивана и затем свадебного пира. Все внимание в песне сосредоточено на описании борьбы Мастрюка, брата кабардинской княжны Марьи Темрюковны, с русскими борцами (женитьбу царя на княжне народ не одобрял). Сам поединок описан в традиционных для этой песни деталях. Мастрюк ведет себя пи миру крайне вызывающе, похваляется своей силой. Он не просто терпит поражение, а посрамлен: “На им платьице полопалось, И сапожки полопались, И штаненки долой ползли”. Победители, братья Андреевичи, - люди простого шлиия. На вид они крайне неказисты: “малёшеньки”, "на коленушках низёшеньки, на язык пришепётывают”, - таким путем подчеркивается их обыденность и непримет­ность. Но все это, надо полагать, призвано нагляднее подчеркнуть мысль: если зарвавшегося пришельца победили такие неприметные борцы, то что же говорить о борцах более стоящих.

В нашем варианте есть одна подробность. Марья Темрюковна, раздосадованная позором брата, гневно бросает в адрес победителя: “Ты, мужик, ты, мужичий сын, ты, крапивная семечка!” - слова, имеющие социальный смысл.

Как теперь выяснено, “Смоленская губерния до 1861 го­да была одной из самых крепостнических губерний России... По процентному отношению крепостных ко всему населению она занимала первое место в России”. Крепостнический гнет давил народ всей своей тяжестью и, естественно, порождал чувство социального протеста.

В народной памяти сохраняется, как правило, то, что имеет познавательную или эстетическую ценность, что так или иначе поддерживается явлениями общественного или семейно-бытового порядка, что связано с умонастроением народа. Естественно, что при сложившихся на Смоленщине социальных условиях не терялся интерес к тем историческим песням, в которых подвергались осмеянию или осуждению представители господствующих классов. О князе Василии Голицыне, например, записано два песенных варианта, рассказывающих о позорном возвращении этого незадачли­вого полководца, фаворита Софьи, в Москву из Крымского похода. Записаны и два варианта песни об Аракчееве, с самыми острыми словами, какие только известны в аналогичных произведениях, в адрес этого ненавистного пароду царского сатрапа: “Во рассукин сын Ракчеев, расканалья дворянин, всю Расею погубил...”.

Лирические песни. Лирические песни не связаны с обрядами и обрядовыми действиями. Их назначение - вызвать душевные настроения и чувства человека. В общем составе песен они занимают доминирующее положение. И хотя далеко не все, но в значительном своем числе они продолжают звучать и в настоящее время, прежде всего в тех местах, где имеются организованные или стихийно возникшие певческие коллективы.

Песни разнообразны по своим внутрижанровым под­разделениям. Главнейшими являются: песни протяжные, “раздумчивые”, песни частые или веселые, и песни сатирические.

Песни протяжные - это песни, широко охватывающие жизненные явления, психологически самые насыщенные. По преимуществу они связаны с семейными отношениями, с особенностями быта старой деревни. Здесь и песни о горь­кой жизни замужней женщины, о лихой свекрови, о придир­чивом и суровом свекоре, и песни о том, что старый муж не пускает молодую жену “на улицу погулять”, о неверности суженого, и о ревности мужа, и о многом другом, что нередко встречается в семейной жизни. Песни на такие темы во множестве представлены в собраниях произведений смоленского народного творчества.

Песни частые использовались главным образом на разнообразных народных праздниках и увеселениях. Это песни плясовые, шуточные, юмористические. Как правило, они оптимистичны, нередко задорны, насмешливы. Существенно отличаются они от протяжных песен и по своей словесной структуре, строфике (несложной; часто это - двустишие и припев), ритму - напевному, плясовому.

Назначение песен сатирических - осмеяние разного рода несуразностей в социальной и бытовой жизни, отрицатель­ных сторон в нравственном поведении людей (пьянство, лень, лихоимство и пр.). По форме они близки к песням частым.

Лирические песни Смоленщины - это песни, известные и в других местах России, с некоторыми местными географическими и бытовыми реалиями. Однако имеются и некоторые особенности.

Смоленщина - область пограничная. Она соседствует с Белоруссией, а раньше, до отхода части территории к Брянской области, граничила и с Украиной. Естественно шел постоянный взаимообмен в области фольклорного творчества.

В русских селах прочно укоренились, например, жнивные песни. Их почти нет в Орловской и Калужской областях, но они имеются в деревнях Псковской области, а это то же, что в смоленских деревнях - влияние белорусского фоль­клора, в котором они занимают место довольно значитель­ное.

То же самое можно сказать и о песнях о льне, обильно представленных в устной поэзии Смоленщины и распростра­ненных в прилегающих к ней селах Белоруссии. Определяю­щую роль в обмене песнями сыграло, конечно, то обстоятель­ство, что оказались сходными у русских и белорусов интересы к этой важной сельскохозяйственной культуре, сходство в возделывании льна и способах его приготовления для нужд семейной общины. Песни передают реальные процессы нелегкого крестьянского труда, в первую очередь женского. Особенно примечательна песня “Как посею я ленку в долине на клинку”, построенная в форме обращения девушки к подружкам за советом, что ей делать со льном: как его молотить, как стлать, мять, прясть, ткать, как его белить и как из него шить одежду. И, конечно, в песнях столько же заклинательное, сколько и поэтическое обращение: “Ты удайся, удайся, ленок, ты удайся, ленок беленький”. Вот и указание, каким его хотелось бы видеть: “И тонок, и высок, с корня кряжистый, с макушечки ядренистый”. Примеры “захожего фольклора” из Украины приведены в книге П. М. Соболева “Фольклор Смоленского края” (1946). Главным образом это песни, вступившие в сложную контаминацию с местными песнями. Исконным украинским обычаем, вошедшим и в смоленскую обрядность, является хождение со Звездою и исполнение виршей, связанных с празднованием Рождества. От украинского фольклора вдет отмеченное в отдельных селах и среди горожан Смоленской губернии увлечение “вертепом”.

Все эти источники (а они отмечены далеко не полнос­тью) могут получить великолепное применение в такой, например, весьма актуальной в наши дни общей компози­ции, как “На связи славянских культур ближнего зарубежья”.

Внимание исследователей привлекает такая особенность смоленского фольклора, как соединение мотивов плодородия земли с брачными мотивами. Такова весенняя песня “Селезенька касатый”, в которой рассказано, что парень не женится потому, что ячмень не родился, а девушка не вышла замуж гоже по такой же причине - пшеничка не взошла.

Второй пример - так называемые “Майские песни” (майские не по времени исполнения, а по припеву - “Маю, маю, маю зелено”). Эта песня находится на грани лирических и обрядовых.

Во поле пашеничка Буйное колосъе

Перестой стояла. Суколины ломит ”.

Маю, маю, маю зелено! Маничка младая

Перестой стояла Просилася замуж:

Колосом махала "Батюшка, мой родный,

Колосом махала, Отдай меня замуж!

Голосом гукала: Не могу ходити,

"Девки, молодухи, Русых кос носити.

Выходите, жните. Русые косынъки

Не могу стояти, Плечушки сломили ”.

Колосом махати: Маю, маю, маю зелено!

Не потому девушка просит батюшку, что так уж ей хочется замуж, а потому, что этого требовал обряд, потому, что она полна животворных сил, и чтобы найти им выход, она должна выйти замуж и только через замужество она может отдать эти силы. Так и пшеничка должна дойти до самого предела своего развития и созревания. Время исполнения песни: период колошения ржи. Такие песни начинали петь за околицей, у края ржаного поля, потом с пением обходили ржаные поля, воспевали жито густое и колосистую пшеницу, а затем в этот же день “завивали” березу. Поются майские песни очень звонко и голосисто, обычно небольшими женскими группами, одновременно с разных концов села и соседних деревень, что производит впечатление своеобразной песенной переклички. Как заклю­чает В. М. Харьков, “это своего рода гимнодельческий речи­татив, воспевающий весеннюю природу и ее богатую производительную силу в отношении возлелеянных чело­веческими руками посевов”.

Важным средством изображения художественного образа в песнях является прием символики. В качестве символа выступает природный видимый мир - растительный и животный. Посредством символа раскрывается внутренний мир песни, её психологическая сущность. Использование образов природы для характеристики духовного мира человека является свидетельством высокоразвитого эстетического чувства у создателей песенной поэзии. Проявляется оно и в другом - и очень важном: в прикрепле­нии песни к определенному времени года. Так талантливая песенница, слава которой вышла далеко за пределы Смоленской области, А. И. Глинкина свои песни делила на “весенние”, “летние”, “осенние”, “зимние” (так они и распределены в сборнике её песен, в соответствии с сезонными сельскохозяйственными работами, праздниками и традиционными событиями). Но есть песни, которые “поют всегда”. Учитываются и акустические условия исполнения песен: “одни песни хорошо льются над гладью весеннего половодья, другие - привольно и широко звучат в полях и лугах, а иные лучше всего поются в одетом листвой лесу”.

Наши песни, говорила исполнительница Е. К. Щеткина, поются в определенное время года - каждая в свое. Те, что поются в мае, не услышишь летом и зимой. Вот завела я “Березыньку...”, а дочки говорят: “Что это ты, мама, зимой весенние песни поешь?”.

Большая и благодатная эта тема - о связи природы и на­родного поэтического творчества.

Устное поэтическое творчество, природа сыграли ог­ромную роль в духовной привязанности Исаковского, Твардовского, Рыленкова к своей “малой родине”, в зарождении замысла их произведений. Пейзаж активизирует и усиливает воздействие фольклорных образов, а они в свою очередь делают пейзажные картины более близкими и одухотворенными. В целом же этот более частный вопрос о взаимодействии природы и фольклора вписывается в общую большую проблему: Родина и природа. “Чувство любви к Родине обогащает эстетическое отношение к природе, а кра­сота природы, в свою очередь, делает образ Родины более конкретным и лиричным” (Б. Г. Лихачев).

На протяжении своего длительного бытования лириче­ские песни, развивая традиционные мотивы и образы, в то же время осваивали и сюжеты новые, подсказанные современностью, как это и выражено в народном афоризме: “Новое время - новые песни”.

В связи с развитием отходничества в деревню широко проникают произведения фабрично-заводского фольклора. Одна из таких песен - “Лет пятнадцати мальчишка // И он в Питер пошел жить” - приведена В. Н. Добровольским. Проникнув в новую среду бытования, произведение подверглось коренной переработке - в направлении приспо­собления отдельных стихов текста к привычным в крестьянской среде образам.

Впрочем, фабрично-заводские песни, пришедшие в деревню, представлены в записях тех лет не в столь значительном числе, однако, дело не в том, что их было так уж и мало, а в известном неприятии их со стороны собирателей, как произведений эстетически чуждых крестьянской среде. И было бы неверным не видеть культурного роста деревни под влиянием культуры городской.

И, наконец, еще об одном источнике пополнения фольк­лора деревни. Это начавшиеся еще раньше, но с годами все более расширяющиеся связи фольклора с литературой. В фольклор входят многие литературные песни, опять же часто подвергаясь творческой переработке.

Слияние фольклора и литературы с еще большей интен­сивностью стало развиваться по мере развития грамотности народа.

Естественно и то, что какая-то часть песен, не отве­чающая усложнившемуся духовному и эмоциональному миру человека, выпадала из активной жизни, забывалась или переходила в “запасники” народной памяти. Впрочем, эго не исключает того, что при известных условиях, они могут обрести прежнюю актуальность. Такое было, например, в годы Великой Отечественной войны, воскресившей старинные солдатские песни, звучащие еще в кутузовские времена. Исследователи не без основания замечают, что интерес к песне старой русской армии был связан с возрождением лучших воинских традиций. Песни “Бородино”, “Было дело под Полтавой”, “Шумел, горел пожар московский” и др. напоминали о славе русского оружия.

Признанием в это время пользовались и многие старин­ные народные лирические песни.

А. Твардовский, например, рассказывает, как располо­жившаяся на ночевку в уже похолодевшей к ночи степи отступающая воинская часть была воодушевлена песней. Автор пишет, что в этой песне не было даже ни слова про войну. “Зато были слова о жизни, о любви, родной русской природе, давних деревенских радостях и печалях. И странно: показалось, что ничего этого нет - ни немцев, ни великого горя, - а есть и будет жизнь, любовь, родина и песня”. В другом очерке поэт привел куплет песни, которая была спета бойцами, собравшимися в хате в только что освобож­денной ими от немцев деревушке:

Перед воротами

Ударь копытами, -

Может, выйдет та девчонка

С черными бровями...

“...И простой, милый напев этой старинной песни уже заметно брал власть над самими поющими. Что-то щемящее, далекое и близкое вместе, живое и неумирающее, свое, родное было в нем - то, что одинаково дорого и дома и на войне, и на суше и на море.

И когда один голос, вырываясь вперед, не попадая в лад, уже как будто не пропел, а сказал: “Но не вышла та-а девчонка...” - у всех заблестели глаза от сладкой печали и волнения”.

Песню эту, из которой Твардовский приводит отрывок, знают на Смоленщине, исполняют, порой, при случае, конечно, опять же, когда воздействует магическая сила воспоминаний и личных ассоциаций.

Частушка – эта короткая рифмованная песенка - одна из самых гибких и подвижных форм народного творчества. Это - лирическая миниатюра с кратким, несложным, подчеркнуто реалистическим сюжетом, которая своевременно откликается на все наиболее значительные проявления современной ей жизни. Важные исторические события и глубоко личные чувства и переживания находят в ней художественное отражение.

Частушка - это острота ума, глубина чувства. “Печаль и гнев, раздумье, светлую грусть, энергичную радость - все найдешь в этом огромном океане народного творчества, как и в самой жизни”, - говорил о частушке наш земляк - поэт В. Ф. Боков.

Первые записи “припевок” отмечены уже в XVIII веке. В. Н. Добровольский собрал на Смоленщине свыше пятидесяти поэтических текстов этого жанра. Большое количество текстов смоленских частушек собрано и опубликовано в 30-е - 50-е годы текущего столетия Д. Оси­ным, А. Борисевичем, Н. И. Рыленковым, В. Ф. Шурыгиным, В. М. Сидельниковым, А. Козловым и Е. Трубнлиной, В.С. Бахтиным и др.

Свыше 10 тыс. частушек, собранных в ходе фольклорной практики студентов, хранится в архиве Смоленского пединститута.

Смоленские частушки, развиваясь в русле общерусского жанра, в то же время имеют и немало региональных особенностей.

Момент импровизации в частушке, как жанре народной лирики, проявляется более ярко, чем при исполнении традиционной лирической народной песни. Это позволяет выявить личность исполнителя. Результатом его творчества является постоянная обработка и шлифовка лучших поэтических текстов частушки, орнаментики ее инструмен­тального сопровождения, тонких, едва уловимых на слух спонтанных украшений ее мелодической канвы, что самым непосредственным образом связано и с изменением ритмики ее стиха. Способность частушки к варьированию делает возможным ее тематическое разнообразие и богатство.

События первой мировой и Великой Отечественной войны, деревенский быт нашли всестороннее отражение в смоленской частушке.

Ведущей же темой в ней является тема любви, ибо слага­ли и пели частушки в деревне молодые парни и девушки, которых это чувство волновало больше всех социальных потрясений. “Полюбить, так полюбить паренька хорошего!”, “Хорошо того любить, кто любовью дорожит!”, “Не напра­сно ли страдаю, темны ноченьки не сплю?”, “От меня дружка отбили - девушку обидели!”, “Любила дальнего, зато хоро­шего!” - таковы центральные темы лирической частушки.

Частушки о подругах, соперницах, о пересудах баб, родителях парня и девушки, о сватовстве и свадьбе, о семье также достаточно распространены в нашем крае.

Большое внимание смоленская частушка уделяет гармо­нисту, плясунам, песенницам. Немало собрано частушек о песнях и о самих частушках, о плясовых наигрышах, под которые пели частушки. “Во саду ли, в огороде”, “Светит месяц”, “Елецкого”, “Подгорна”, “Елочки-метелочки”, “Саратово”, “Барыня”, “Цыганочка”, “Яблочко”, “Страда­ние”, “Семеновна” и даже “Брэйк” стали той ритмической основой, на которую накладывалась поэтика частушки и под которую можно было не только спеть, но и с азартом сплясать.

Звучат в нашем крае и детские частушки, частушки-нескладушки, нерифмованные частушки, частушки-баллады.

Достаточно распространен в смоленской частушке образ далекого, зачастую неведомого ее авторам моря. К морю обращаются герои частушки в трудные минуты жизни, с ним советуются, к нему идут за помощью, с ним сравнивают свои впечатления. Море в частушке одухотворе­но.

Следует отметить смоленский цикл частушек “С неба Звездочка упала”. С давних пор бытует народное представ­ление о том, что каждый человек, живущий на земле, имеет свою Звездочку на Небе. Она - его счастье, путеводитель, освещающий и указывающий ему жизненный путь. Свет Звездочки согревает человека, когда ему трудно. Рождается на Земле новый человек, и на небе появляется новая Звездочка - его Звездочка успехов и неудач, радости и печали. Она ярко горит на небе - счастье человеку сопутствует во всем:

Ничего, что я мала, -

С неба Звездочку сняла:

Один вечер посидела,

Паренька с ума свела!

Начнет тускнеть Звездочка - что-то недоброе надвигает­ся. Упала Звездочка, и свалились на ее избранника разлука и горе, несчастье и смерть:

С неба Звездочка летела,

Летела, вертелася...

Наша с миленьким любовь

По свету разлетелася.

Частушки почти полностью умалчивают о своих созда­телях. Исследователи приходят к выводу, что это преимуще­ственно деревенские девушки. Такой вывод подтверждается поэтикой частушек. В смоленской частушке отмечено и авторство парня:

Ой, Семен, Семен сидит на лесенке,

Про Семеновну слагает песенки!

Главным же создателем поэтических текстов частушек является коллективный автор: “Мы их сами сочинили - сами композиторы!” - повествует об этом одна из смоленских частушек.

Большое внимание частушка уделяет самому моменту исполнения: “Выйду раз, выйду два - может, наторею!”, “Разрешите поплясать на вашей территории!”, “Частушку Ване-гармонисту пропою наедине!”, а также исполнитель­скому мастерству музыкантов-аккомпаниаторов частушечни­кам: “Когда Дима заиграет - закипит вода в реке!”.

Сравнительно небольшое количество текстов посвящено исполнительской манере частушечников. “По-деревенски мы поем”, - говорит об этом одна из частушек. Ее содержание уточняет другая: “Есть такие голоса - поднимают волоса!”.

Поистине неисчерпаемы поэтические варианты смолен­ских частушек в их обращении к музыкантам, сопровож­дающим пение частушечников на гармонике и балалайке, баяне и полубаяне, на дудочке, свиристелке и гитаре. На Смоленщине, наряду с этими музыкальными инструмен­тами, в качестве аккомпанирующих использовались и ударные - бубны, и шумовые инструменты - ложки, трещотки, гребни, береста. О них частушка умалчивает. Не обнаружено и упоминания о скрипке, хотя музыкальная фольклористика указывает на участие в молодежных гуляньях и скрипачей. С особой теплотой упоминает смоленская частушка о гуслях - инструменте былинных сказителей и скоморохов.

Частушка многолика. Наряду с образцами поэтических текстов, имеющими несомненную художественную ценность, мы видим немало текстов, сложенных как бы наспех, без наличия достаточно серьезных “домашних заготовок” к словесной дуэли на молодежных вечерах. Часть из них “кану­ла в лету”, другая, пройдя длительную шлифовку у различ­ных исполнителей, заиграла новыми, яркими красками.

Смоленщина - песенный край. На это указывают мно­гие жанры народной песенной лирики, важной составной частью которой является смоленская частушка.