Социальный дискурс в сфере образования

Задачи образования с самого зарождения философской мысли понимались гораздо шире эмпирически-практического приспособления человека к жизни в социально-природной среде. Предельную рамку для целей образования пытался задать В.М.Розин: «Образование должно создать условия для развития человека как такового: и знающего, и телесного, и переживающего, и духовного, и родового, и личности, и всех тех сторон человека, о которых мы еще недостаточно знаем». Вероятнее всего «человек как таковой» представляет собой гармоничное сочетание названных качеств и сторон в их соответствии с находимыми объективными социальными условиями. Поднятие проблематики целей образования и идеальной модели образованного человека в современных социогуманитарных исследованиях не случайно, так как способствует прояснению того, «чему и как учить», разработке содержания, направлений обучения и воспитания, выяснению соотношения предметов, дисциплин, педагогических методов обучения.

Еще одна немаловажная грань образования состоит в том, что адепты, действующие в рамках протекающих в этой системе процессов, одновременно включаются в совокупность отношений между людьми как относительно самостоятельные субъекты (стороны) отношений. Одна из глобальных тенденций современного образования – непрерывность и приоритет самообразования в течение всего периода активной трудовой жизни человека. В особенности это касается молодого поколения, которое только прокладывает свои первые шаги по тернистому полю многообразных и неоднозначных социальных отношений. Новое поколение включается в общественную жизнь не непосредственно и сразу, а проходя через специфическую образовательную среду. Специфика её задается тем, что в этом пространственно-временном и социальном континууме индивид «вырван» из-под влияния многих социальных детерминант, абстрагирован от них, или их воздействие на него существенно ослаблено. Например, нет необходимости в полной мере заботиться о своем самовоспроизводстве как биологического существа или, как общественное последствие этого, участвовать в политических и юридических отношениях по этому поводу.

На указанном пути встречается множество «подводных камней», которые появляются ввиду неочевидности требований общества к самой социализации. Эти требования не явны, не лежат на поверхности социальной жизни общества, как, впрочем, и в социальной жизни образовательных систем и структур. Эти требования всегда кем-то выявляются и интерпретируются. Чаще всего это делают идеологи и ученые. Но идеологи всегда формулируют интересы определенного слоя общества, преимущественно - доминирующего или господствующего. Ученые – не машины, а люди, они часто вольно или невольно становятся на сторону интересов каких-то групп общества, и скрытая «большая посылка» их анализа находится не в области разума, а в области интересов. Не помогают и социологические исследования, пытающиеся определить отношение большинства людей к тем или иным явлениям, ведущим ценностям. Сами исследуемые могут неадекватно осознавать свои действительные ценности и интересы, зачастую они зачарованы хитросплетением концептуальной магии идеологов, усиленной воздействием СМИ. К тому же часть их обычно инертна и консервативна. Как это ни парадоксально, коренные, глубинные интересы большинства «знает» лишь меньшинство: во-первых, профессионалы; а во-вторых, те из них, кто не находится под влиянием суждений и понятий, применяемых к анализу других явлений и процессов, а обращается непосредственно к ним, минуя стереотипы и превращенные формы сознания.

Давно опровергнуто мнение, предполагающее абсолютную открытость для воздействия учителя сознания человека, включающегося в процесс образования, будто оно представляет собой tabula rasa, на которой педагог может запечатлеть все, что угодно сообразно своему произволу. В учреждения начального и среднего образования приходят ученики с уже заложенными основами мировоззрения, пусть с недостаточно развитой, но имеющей характер целостности системой ценностей и норм, определяющих отношение к внешним явлениям, другим людям и их поступкам. Недостаточность развития определяется тем, что еще слишком узок тот горизонт жизни, мала сфера активности, в которой данный индивид проявляет себя как деятельного, сознающего, целенаправленного субъекта со сформированными человеческими потребностями и интересами. Вступление в новую сферу социализации – будь то в начальную школу или в высшее учебное заведение - означает не только количественный рост опыта, увеличение широты охвата известных ситуаций для индивида, но и качественное развитие способности ориентации в универсуме социальных явлений, освоение качественно новых атрибутивных форм человеческой практики, вызываемое новыми, дотоле не бывшими актуальными условиями индивидуального, группового, социального бытия. Усвоение учеником, студентом предметных знаний, умений в познании и преобразовании различных сфер и сторон природного и общественного мира есть один из главных необходимых моментов существования образовательной системы в современном развитом обществе. Степень эффективности функционирования последней во многом определяется степенью успешности такого усвоения. Но этим не исчерпывается содержание социализации, которую привносит образовательная сфера в жизнедеятельность отдельного индивида.

Есть в образовании еще один аспект, делающий его с одной стороны подобным другим сферам бытия общества, а с другой - придающий специфичность, особый статус. Этот аспект обычно называют социальным, нравственным, моральным, культурно-историческим. Суть его состоит в том, что в области образования, как и во всех других областях, субъекты, в ней действующие, наделены социальными качествами, свойствами, характеристиками. Они вступают между собой во взаимодействия не как абстрактные, гносеологические субъекты, являвшиеся познавательной идеальной моделью человека в новоевропейской философской мысли (монада Г.Лейбница, трансцендентальный субъект И.Канта, «Я» Г.Фихте), а как социально определенные индивиды, принадлежащие к тем или иным группам и подразделениям, на которые распадается общество, как их представители во взаимоотношениях внутри образовательной сферы. Каждый индивид определяется по многим «разрезам» в процессе своей жизнедеятельности: физико-биологическим, социальным, политическим, экономическим, профессиональным, образовательным, моральным, идеологическим и т.д. Все это не только отражается в сознании индивида, но творится им, активно преобразуется, трансформируется в цели, идеалы, нормы, чтобы затем претворяться в жизнь. Взаимоотношения в сфере образования есть не только взаимодействия практик социально детерминированных индивидов, но и взаимодействия и взаимное воздействие их сознаний, воль, интересов, взаимное их преобразование.

Помимо различий в социальной определенности сознаний взаимодействующих сторон, индивиды, эти стороны представляющие, в реальности не равномощны в своих взаимодействиях. Выделяются доминирующие и те, над кем доминируют. Способы их отношений многообразны. Есть слои, которые творят семантику сознания, образы, понятия, идеалы, ценности, тип дискурса, и слои, которые не имеют такой возможности или обладают неразвитыми способностями к продуцированию и развитию форм сознания.

Дискурс доминирования, иначе дискурс власти, камуфлируется в образовательной системе под риторику диалогизма, субъект-субъектного взаимодействия, открытости и толерантности сознаний взаимодействующих индивидов. Это подтверждается в ходе анализа исследовательской процедуры, в которой конструируются названные риторические модели, получившие в последней четверти ХХ века широчайшее распространение практически во всех областях социально-гуманитарного знания, в идеологических конструкциях и разного рода социальных мифах (М.М.Бахтин, Б.Рассел, Дж.Сорос, В.С.Библер и др.). В них индивид, как правило, предстает вырванным из условий социальной детерминации, его реальность ограничивается реальностью абстрактной возможности коммуникативного взаимодействия, он показывается как субъект, сознающий абсолютно все стороны своего бытия, практически воплощенный в индивидуальности гегелевский абсолютный Дух. Но разница в том, что здесь дух - ставший, являющийся абсолютно покоящимся, пребывающим в самом себе, неподвижным состоянием знающего свою свободу знания и благодаря только этому знанию получившим свободу. Помимо этого в указанных концепциях отрицается объективная роль и неизбежность явлений социального насилия в культурно-историческом развитии человека и общества. Более того, когда затрагивается эта тема, то отношение к ней нетерпимое, имеющее отрицательную эмоциональную окраску. Тем самым сторонники деидеологизации науки не замечают, как творят идеологемы, призывают к непредвзятому рассмотрению социально-исторических и конкретно-исторических видов сознания, забывая совет Спинозы: «Не плакать, не смеяться, а понимать».

Образовательные практики и подходы, опирающиеся на неадекватные реалиям современной жизни философские концепции и идеологические системы, вырабатывают идеалы и цели, ценности и системы оценок, не отвечающие ни прогрессивным требованиям эмансипации человека, ни социальному заказу существующего общества. Система образования, как относительно самостоятельная сфера бытия общества, монопольно владеющая практиками социализации, действует подобно любому другому виду монополий (производственной, научной, финансовой, властной и т.д.). Она творит свою идеологию, свой схоластический дискурс, систему образов и метафор, критериев и методов валидизации распредмеченных и освоенных форм активности, фактически закрепляет под общим тезисом непреходящей значимости обучения и воспитания для общества любой эпохи утверждение о необходимости сохранения исторически определенных преходящих форм образования и социализации, содержания общественного и личностного знания. Культ непогрешимости alma mater, ореол святости вокруг академических традиций, «обряды» почитания, закрепленные в повседневности схоластического (школьного) нарратива ритуалы ретроспективного обращения к уже пройденным и «снятым» в потоке жизненного мира индивида структурам его социализации ежедневно являют нам подавляющий характер навязываемого обществу образовательной системой типа дискурса.

Благодаря познанию процессов социальной дифференциации в тех областях бытия общества, которые до этого не воспринимались исследователями как поле действия разнонаправленных социальных сил, формированию в результате этого направления исследований процесса обучения в рамках философско-социологического подхода и повышению в целом роли знания и образования в современном мире многие проблемы, казавшиеся решенными, заявляют о себе по-другому, появляется много новых и дискуссионных вопросов. Один из таких - специфика социально-стратификационного дискурса в образовательной сфере.

Стецкевич А.М. Санкт-Петербург

«Общечеловеческие ценности в религиозном контексте»

Вопросы веры и органично связанные с ними проблемы спасения, воздаяния, обретения смысла жизни в религиозном контексте представляются неотъемлемой частью понятия «общечеловеческие ценности». В христианской религиозной доктрине вопрос спасения души является основополагающим буквально с момента возникновения данной религии, но феномен христианства, так же как и феномен «общечеловеческих нравственных ценностей» нельзя признать однородным и статичным. Вероучение, культ, каноническая литература – все это складывалось на протяжении многих веков и часто подвергалось существенным изменениям и дополнениям. В то же время, размышления о ценности жизни и о конечности человеческого существования, как в религиозном, так и в общечеловеческом, нравственном контексте не теряют своей актуальности, особенно в период духовных кризисов в обществе.

С точки зрения христианской традиции бытие человека характеризуется как совершенное, возникшее из ничто. Этим актом Бог положил начало тварному бытию, но не положил ему конца. Следовательно, тварное бытие имеет два модуса – наделенный и не наделенный предикатом конечности. Факт пребывания человека в не требуемой Богом конечности отражен в акте грехопадения – причине смерти человека. В то же время Иисус Христос говорил, что потерять свою жизнь – значит, ее спасти (Мф 16:25; Мк 8:35; Лк 9:24). Таким образом, в христианской традиции существует двойственное отношение к смерти: смерть – это и наказание за грехопадение и единственная возможность спастись, обретя тем самым полноту божественного общения. С точки зрения христианина конечной целью его жизни является обретение посмертного воздаяния, то есть бессмертия. «Райская жизнь» и бессмертие даруются только праведникам, грешники же отправляются в ад. Но, параллельно с канонической точкой зрения всегда существовали альтернативные, получившие разные оценки господствующего церковного сообщества: какие-то из них объявлялись ересями, некоторые получали статус теологумена. В христианской сотериологии также существует альтернативная точка зрения, не утратившая своей актуальности на протяжении веков - концепция апокатастасиса.

Термин «апокатастасис» возник в античной философии, от греческого «αποκαταστασις» – «восстановление», «возвращение в прежнее состояние». В христианской богословской традиции под апокатастасисом принято понимать концепцию, впервые предложенную Оригеном Александрийским (ок. 185-253 или 254 гг.), согласно которой спасутся все грешники, включая дьявола. По мнению Оригена, Богом были сотворены равные и совершенные разумные твари. Ориген описывал их совершенство как бестелесность и шарообразность. Жизнь разумных тварей состояла в свободномсозерцании сущности Бога и в наслаждении Его любовью. Постепенно им наскучило созерцать божественную сущность. Обладая свободой, они стали отвлекаться, отклоняться от Бога. В этом и состояло грехопадение: разумные твари утратили свою духовную природу, облеклись телами и получили имена. Те, кто дошли до крайности злодеяний, стали демонами, получив тела темные и холодные. Так возник физический мир с его разнообразием и неравенством.

Согласно Оригену, лишь одной разумной твари – Иисусу Христу, не наскучило созерцание Бога, он не испытал грехопадения и его последствий. Иисус Христос не злоупотребил свой нравственной свободой, подобно другим, и всецело предался любви к Богу, сохранив свое изначальное и неразрывное соединение с божественным Логосом, будучи его тварнымносителем. В назначенное время он воплотился на земле в человеческой душе для спасения отпадших разумных тварей. Роль Христа заключалась в увещевании и внушении тварям необходимости причащения к полноте Божества и посредством этого восстановления всего («апокатастасис тон пантон»). Под апокатастасисом Оригеном понималось восстановление первозданного совершенства единства с абсолютным Добром, возврат к изначальному созерцанию Божественной сущности. Но поскольку Ориген настаивал на нравственной свободе разумных тварей, то неизбежным становилось и новое грехопадение, а за ним и новое восстановление – вечное круговращение истории, столь характерное для цикличной концепции времени.

Данные богословские взгляды Оригена сформировались под влиянием идей стоиков и неоплатоников, мысливших мировую историю как вечный круговорот. Увлечение Оригена идеями древнегреческой философии, его теория о предсуществовании душ явились основной причиной осуждения его учения V Вселенским (II Константинопольским) собором (553 г.). Согласно мнению многих богословов идея апокатастасиса была осуждена не сама по себе, а как часть теорий Оригена, признанных заблуждением. Не следует забывать о том, что творчество Оригена относится к периоду раннего христианского богословия, когда основные канонические положения еще только вырабатывались и могли подвергаться критике и сомнениям.

Творчество Оригена оказало большое влияние на последующих христианских мыслителей, особенно на одного из отцов-каппадокийцев – святителя Григория Нисского (335 – 394 г.). В своих творениях святитель много рассуждал о человеческой природе. Самым важным в человеке Григорий Нисский считал его создание «по образу и подобию Божию». Человек был сотворен бессмертным, наделенным абсолютной свободой и божественными благами, но все это он потерял вследствие грехопадения. Однако отпадение человека от Бога не было окончательным и бесповоротным, восстановление в Боге возможно и должно осуществится посредством апокатастасиса. Согласно Григорию Нисскому, зло не сотворено Богом и по своей природе оно не может быть сильнее Его. Бог не хочет зла, не желает смерти. Человек сам – причина своих страданий. Как только человек достигнет крайней точки падения, он начнет свое движение к добру, поскольку зло не обладает статусом бытия и беспредельности. Но, в отличие от Оригена, Григорий не предполагал непрерывности падения и восстановления. В конце времен злу будет положен предел, наступит конец и вечному наказанию человека за грехопадение, и его падшей природе, «кожаным ризам» (человеческим страстям, велениям плоти), и смерти – указывал мыслитель. Зло по своей природе не метафизично и ему нет места в Царстве Божием. Эта точка зрения Нисского резко расходится с мнением Церкви: согласно православной точке зрения, поскольку существует свобода, постольку неизбежен и вечен ад для тех, кто не хочет идти на небеса. Таким образом, вместе с Оригеном св. Григорий верил во всеобщее спасение – апокатастасис. Но, за свои богословские взгляды он не был официально осужден Церковью, как это произошло с Оригеном.

В XX веке идеи апокатастасиса нашли свое отражение в богословии Георгия Кочеткова, главы Свято – Филаретовской московской высшей православно – христианской школы, магистра богословия, автора таких, вызвавших дискуссии в церковной среде, трудов, как «В начале было слово» (1999) и «Идите, научите все народы» (1999) (два катехизиса: для оглашаемых и для катехизаторов). Кочетков не только ратует за реальное восстановление института оглашения в Церкви и проведение катехизации, но и осуществляет это в своей школе. За свою деятельность он постоянно подвергается нападкам, вплоть до обвинений в создании «тоталитарной секты». Столь же бескомпромиссное осуждение получило и понимание Георгием Кочетковым учения о конце времен.

Свои взгляды Георгий Кочетков выражает в «Катехизисе для катехизаторов». По его мнению, Суд Божий уже идет и с ним столкнется всякий человек. Также никто не избежит последнего Страшного Суда. Люди будут разделены на спасенных и не спасенных, в зависимости от их земной жизни. Человек сам, в течение своей жизни выбирает свой конечный путь – рай или ад. Эта точка зрения Кочеткова схожа с утверждением Григория Нисского о том, что человек сам причина своих страданий и Бог зла не творил. Глава Свято-Филаретовской православно-христианской школы пишет о том, что «Богом человеку уготована не бесконечная, а вечная Жизнь. Бог, Который есть Любовь, никого никогда, никак, ни бесконечно, ни тем более вечно, не мучает»[70]. Георгий Кочетков считает, что грешный человек уже на земле испытывает бесчисленные страдания и «становясь прахом, он уходит в небытие… скорее всего, и это происходит не сразу. Он, может быть, еще долго блуждает астральными останками своей души в падшем, объективированном мире, в том «космосе», который люди часто «видят» сразу после своей клинической смерти. Но это еще не Жизнь вечная, и «свет в конце тоннеля» – еще не вечный Свет. Это больше похоже на вечную муку постепенного и полного саморазложения»[71]. Что же касается людей, не верующих в Бога- атеистов, живущих на земле вне жизни вечной, то они, умирая, разлагаются телом и душой, на чем и кончается их мука. Эта теория Георгия Кочеткова противоречит официальному догмату РПЦ о всеобщности воскресения мертвых в день Страшного суда, ведь если грешники полностью уходят в небытие, то воскрешать окажется просто некого. Такую возможность развития событий Георгий Кочетков считает пессимистической.

Но Кочетков не исключает и оптимистическую вероятность - всеобщее восстановление после смерти. Согласно теории апокатастасиса Кочеткова - Бог в конечном итоге всех очистит и простит, потому что образ Божий в человеке неистребим, и именно это дает ему возможность спастись. Однако, он замечает, что, хотя идея апокатастасиса и восходит к Идее любящего и милосердного Бога, она все же, «несколько игнорирует правду и волю Божью, и значит, может оказаться недостаточно трезвенной»[72]. Георгий Кочетков сожалеет о том, что РПЦ придерживается первой, пессимистической версии. Сам священнослужитель при этом оставляет за христианином право выбора любой из существующих точек зрения, вплоть до третьей вероятности, признающей вечность мук в смысле «божественной» вечности.

Подводя итоги, отметим, что – идея апокатастасиса, как концепция всеобщего спасения достаточно утопична, но в то же время, она затрагивает и нравственные общечеловеческие ценности, поднимая вопрос о милосердии и любви, предлагая вариант ответа на вопрос о допустимости вечных мучений.

Савельев В.Б. Омск