Универсальные языки” в XVII веке

Проекты искусственных, “вспомогательных” языков обычно воспринимаются как часть современной эпохи - эпохи глобализации. Правда, такие популярные искусственные языки, как эсперанто и волапюк, были разработаны еще в конце XIX века, но вошли в культурное пространство следующего, XX века. И хотя ни один из этих искусственных языков не стал (пока) языком международного общения, само наличие подобных проектов свидетельствовало о тенденции к сближению между разными народами, о более тесных, чем раньше, связях между различными частями земного шара. Но стремление к универсальности и глобализму является чертой не только XX века. Опыты создания “универсального языка” предпринимались не раз в XVII веке и стали “одним из значительных сюжетов культурной истории” этого периода. [43]

Стремление рационализировать картину мира, уничтожить “идолов”, затрудняющих процесс познания, желание сделать знание доступным как можно большему числу людей объединяет самые разные философские направления начала XVII века, например, картезианство и эмпиризм Бэкона. Но для “распространения и продвижения всех искусств и наук” нужен инструмент – и этим инструментом является язык, причем некоторые мыслители XVII века не удовлетворяются естественными языками. Им нужен “универсальный язык” - подлинный, идеальный язык, такой, каким он должен быть.[44]

Проекты искусственных языков возникали и до начала XVII века, но они обычно проходили мимо внимания современников. Родоначальником идеи “универсального языка” обычно считают Рене Декарта, а первым теоретическим выступлением по теории лингвопроектирования – его письмо Мерсенну, датированное 20 ноября 1629 года. Французский философ дал набросок конструкции языка всемирного общения, основой которой была рационально построенная грамматика [45]. Но более важным для Декарта было создание языка философского, способного реформировать человеческое мышление. И эта задача может быть решена только с помощью истинной философии. Если бы можно было объяснить, что из себя представляют простые идеи, из которых складываются мысли людей, тогда сразу же появился бы всеобщий язык, посредством которого “простые крестьяне могли бы лучше судить об истине вещей, чем теперь это делают философы” [46]. Здесь налицо знаменитый декартовский метод расчленения трудностей, но также и желание изменить мышление не только представителей элиты, но человека вообще, даже “простого крестьянина”. К универсальной системе письма (искусственной) Декарт относился критически, хотя и не отвергал возможности ее создания.

Якоб Маат выделяет несколько предпосылок для проектов “универсального языка”: а) философия Возрождения; б) мистическая традиция; в) упадок латыни как международного языка (Maat, 5-7).

Начало XVII века характеризуется разрушением языковой целостности, укреплением позиций национальных языков в Европе. В поисках новой целостности философы и лингвисты ищут опору в человеческом разуме и создают свои проекты “всеобщих” языков.

Мистическая традиция также оказала влияние на этот процесс, особенно на проекты “всеобщего письма” – пазиграфии. Для мистиков природа была “книгой”, которую нужно растолковать, следовательно, необходимо было найти способ дешифровки божественного алфавита. Шифры представляли особый интерес для английских мыслителей того времени, начиная с Бэкона. Он считал искусство шифрования очень важным, прежде всего, для государства, так как “важнейшие проблемы часто доверяют простым шифрам”. Но английский философ идет дальше в своих рассуждениях о знаках. Он стремится изобрести “подлинный знак” (real character), который представлял бы истинное соотношение имени и предмета. У Бэкона еще нет рекомендаций по использованию подобных знаков в качестве универсального средства коммуникации, но от его идеи “подлинного знака” до идеи “универсального языка” оставался всего один шаг.

Несомненно, существует связь между интересом к шифрам и проектами пазиграфий и “универсальных языков”. Во время Английской революции и гражданской войны – в 1640-е годы – проблема криптологии встала очень остро. Интерес к ней не обошел и Джона Уилкинса., выпускника Оксфорда, священника, защитника “новой науки”, в будущем – одного из основателей Королевского Общества. В своей книге “Меркурий, или Тайный и быстрый посланник” (1641) он рассматривает различные методы шифрования, причем останавливается не только на использовании специальных алфавитов (тайнописи), но привлекает такие явления, как речь определенных социумов, например, нищих, и язык жестов. Надо отметить, что в Англии середины XVII века был большой интерес к языку жестов и проблеме сурдопедагогики. Известный математик Джон Валлис считал себя основателем английской сурдопедагогики. Языку глухонемых посвятил свою книгу и Джордж Далгарно – автор одного из проектов “универсального языка”.

Для Уилкинса разнообразие языков затрудняет обучение наукам, так как много времени тратится на изучение смысла слов, а не сущности вещей (Maat, 9). Его проект “универсального языка” появился в конце 1660-х годов – “Опыт о подлинном знаке и о философском языке” (1668). Уилкинс подошел к данной проблеме, преодолевая евроцентризм и признавая относительность человеческих суждений о том или ином языке: “Для людей обычное дело относиться самым благоприятным образом к тому языку, с которым они лучше всего знакомы. Ясно, что иностранцы так же склонны жаловаться на недостатки в нашем языке, как и мы – на недостатки в их языке” [47]. При разработке своего проекта Уилкинс опирается не только на европейские, но и на древние и даже восточные языки, в частности, на китайский. В предисловии к “Опыту” Уилкинс выказывает глобальность своего мышления: “Всеобщее благо человечества выше блага любой определенной страны или нации”.[48] Говоря о своем проекте, Уилкинс подчеркивает, что его цель – “универсальное [всеобщее] благо человечества” (Dedicatory, s/p).

В основу “универсального языка” Уилкинса положено разделение всего сущего на сорок категорий, каждая из которых имеет дальнейшее иерархическое деление. Результатом такого деления стало создание одного из первых словарей английского языка. Систему своего собственного “универсального” языка Уилкинс представил в виде мнемонических таблиц и схем. Он не считает, что его язык труден для изучения, так как знаки этого языка легко запомнить благодаря естественным связям между вещами. В конце своего труда Уилкинс приводит молитву “Отче наш” на пятидесяти языках, включая свой “универсальный” и, что интересно, русский. Русская версия “Отче наш” приводится в латинской транскрипции, часто с неправильным делением на слова, что свидетельствует о том, что кириллицы Уилкинс не знал и среди его знакомых не было специалиста по русскому языку, а молитву он, вероятно, записывал со слуха. Эта деталь может быть весьма интересной при изучении русско-английских связей в области культуры в середине XVII века (до русского посольства во главе с Потемкиным 1680-х гг. и визитов Петра I конца 1690-х).

Уилкинс прекрасно осознавал, что для претворения его проекта в жизнь потребуется время. Покровительство Королевского Общества он считал залогом успеха. Ирония состоит в том, что книга Уилкинса об “универсальном языке” как средстве международного общения, написанная на английском и обращенная к широкой публике, была вскоре переведена на латынь по просьбе иностранных ученых, в частности, Лейбница. Английский ученый потерпел фиаско. Его язык оказался слишком сложным для изучения.

В середине XVII века существовали и другие проекты “универсального языка”. В Англии еще до Уилкинса свой проект “философского языка” предложил Джордж Далгарно – автор книги “Наука о знаках, всеобщее универсальное письмо и философский язык” (1661), написанной на латыни. Он также предложил собственную классификацию идей, понятий и явлений (см. подробнее Maat, 25-111). Еще в 1650-е годы проблемой “всеобщего языка” интересовался Томас Уркарт, автор великолепного перевода “Гаргантюа и Пантагрюэля” Рабле. Эти примеры свидетельствуют о космополитичности мышления создателей универсального языка.

“Отцом” идеи всемирного языка считают Лейбница. В 1666 году он публикует диссертацию на латинском, в которой проводит свою идею о “пазиграфии или искусстве делаться понятным при помощи общих письменных знаков для всех народов на Земле, на каких бы разных языках они ни говорили, если только они знакомы с этими общими знаками”. Эту идею он пронес через всю свою жизнь. Вместе с тем, его “алгебра логики” – замена рассуждения формулами, образование слов с помощью алгебраических операций, - стала отдельным разделом математики – математической логикой.

В России и славянских странах в XVII веке также наблюдался интерес к тайнописи и к усовершенствованиям языка. В 1665 году хорватский священник Юрий Крижанич, находясь в ссылке в Тобольске, составил грамматику “будущего общего языка всех славян”, которая представляла собой смесь церковнославянских, русских и хорватских слов и форм. Крижанич назвал свой искусственный язык “русским”, так как именно с Россией связывал будущее единство славянского мира. Исследование Крижанича едва ли оказало влияние на развитие математики, но стало первым в Европе трудом по сравнительной славянской филологии [49]. Таким образом, стремление к языковой целостности является чертой не только западноевропейского, но и славянского мышления того времени.

Философы XVII века стремились к целостому постижению окружающего мира, и их проекты “универсальных языков” были инструментами для достижения данной цели. При этом они преодолевали предрассудки по отношению к чужим культурам и пеклись о “всеобщем благе”. Этим они подготавливали почву для просветительской мысли, а от эпохи Просвещения тянутся нити и к современной цивилизации.

Заугольникова А. В. Санкт-Петербург