Любительница частного сыска Даша Васильева – 34 8 страница

– На работе пояснили, что у Водоносова было шунтирование сердца, но операция не спасла его от нового инфаркта.

– Ах ты господи, – пробормотал Пузиков, – вот несчастье.

Не успела я положить трубку, как телефон зачирикал, теперь на том конце провода оказался Антон Войцеховский.

– У Анны Корольковой непростая биография, – с места в карьер начал он, – в юные года она побывала под следствием, но ее признали невменяемой, отправили в спецбольницу, где Королькова провела немало времени. Когда выписалась, Анна устроилась работать на предприятие, выпускающее бытовую химию, это вредное производство, народ туда идти не хотел, поэтому администрация брала всех без разбора, даже сидевших или психов. Анна получила комнату в заводском общежитии, забеременела неизвестно от кого, родила дочь Марину. Несмотря на криминальное прошлое, Королькова взялась за ум, отлично работала, считалась передовиком производства, и ее через пару лет наградили комнатой в коммуналке. Затем фабрика построила для своих сотрудников благоустроенный дом, и ветеранам труда дали отдельные квартиры. Семья Корольковых осталась на прежнем месте, но мать и дочь стали обладательницами двушки и с тех пор там и живут. Анна давно на пенсии, Марина числится уборщицей в магазине.

– И где сейчас Королькова? – спросила я, когда Войцеховский замолчал.

– По месту прописки, – ответил Антон.

– Это де-юре, а меня интересует де-факто.

– Я работаю с документами, – напомнил любитель виниловых пластинок, – из них следует: Королькова жива, прописана в Москве. А уж где она тусуется, я не отвечу. Уехала на дачу, к подруге, к дальним родственникам в другой город, сняла квартирку и кайфует одна. Вариантов масса.

– Хорошо, давай об Ахметшиной.

– Равиля на пенсии. Она, в отличие от Корольковой, никогда не конфликтовала с законом, под следствием не была, но в остальном их судьбы удивительно схожи. Женщина работала на кондитерской фабрике, сначала получила комнату в коммуналке, затем предприятие предоставило ей квартиру. Равиля родила дочь Соню, девочка никогда не видела своего отца. Старшая Ахметшина сейчас на пенсии, Соня работает дворником, она замужем. Ее супруг, Константин Попов, нигде не работает, инвалид, получает небольшое пособие. У них был ребенок, но он умер в пять лет от запущенного аппендицита.

– Говори адрес Ахметшиной, – велела я и тут же увидела на обочине указатель «Дураково-Бабкино – 2 км».

С относительно благоустроенного шоссе пришлось съехать на проселочную дорогу, которая, бесконечно изгибаясь, привела меня к полуразрушенной церкви. Рядом располагался магазин, торгующий хлебом, водкой, сигаретами и прочей ерундой. Хозяйничала за прилавком крепко сбитая блондинка с ярко-голубыми тенями на опухших веках.

– Равиля Ахметшина? – с удивлением переспросила она. – Такой в деревне нет!

– Вы уверены? – огорчилась я. – Может, вы не всех знаете?

Продавщица засмеялась:

– Тут всего тридцать домов, в каждом по старухе. Летом, правда, народ наезжает, но зимой пусто. Я вам не только имена с фамилиями местных назову, но и расскажу, кто чего ест и у кого что болит. Я же бизнесмен, товар под спрос привожу.

– Ясно, – уныло пробормотала я, жалея потраченное зря время.

Ну почему я поверила, что Лев отвез Равилю в это самое Дураково-Бабкино? По какой причине решила, что старуха до сих пор живет здесь и поддерживает отношения с непонятно откуда взявшимся сыном Анны?

– Если без ума торговать, вмиг прогоришь, – частила тем временем толстушка, – притащу, к примеру, десять коробок шоколадных конфет, и что? Кто их тут у меня возьмет? Поседеют ассорти, со срока сойдут! Я тонко действую! Майонеза – две банки, его только Федоровна любит, кетчуп одна бутылка, им Тамара Ниловна пользуется, зато макароны все варят! Спагетти надо ящиком приволакивать. Вот почему у меня бизнес хорошо идет: расчет и порядок. Кстати, вы курите? Могу предложить суперские сигареты, вон на полке, французские!

Я машинально перевела взор левее и удивилась.

– «Житан»? Кто же у вас употребляет такое крепкое курево? Эти сигареты дорогие, даже в Москве их не часто встретишь, мало любителей. Я, правда, одно время увлекалась ими, но стала сильно кашлять и перешла на другую марку. Однако отлично помню, что в столицу «Житан» поступал с перебоями, мне приходилось просить приятелей присылать их из Парижа.

– У меня целый блок, – оживилась блондинка. – Отдам по оптовой цене, только заберите!

– Неправильно рассчитали количество пачек? – улыбнулась я. – Табак не портится, еще успеете продать.

– Нет, – пригорюнилась торговка, – «Житан» курила одна баба Аня, уж кто ее на такую экзотику подсадил! Дым убойно вонючий! И верно вы про цену заметили, это не дешевка. Местные предпочитают «Приму» или, как дед Павел, свой табак на огороде растят, пенсии у людей крохотные. А баба Аня не нуждалась, хвасталась, что ее дочь содержит, и, похоже, не врала. Раз в месяц она в Москву каталась, утром на электричку сядет, вечером в девятнадцать сорок пять назад прикатывает. И от станции не на автобусе тряслась, такси брала. Во как! Другие старухи копейки выгадывают, на маршрутку не посмотрят, за нее платить надо, будут рейсовый ждать, туда их кондуктор по пенсионному удостоверению бесплатно пускает. Только баба Аня шиковала! И она у меня хорошо отоваривалась: сыр, творог, йогурты, сигареты, газеты выписывала, тоже нынче не дешево, а вот конфеты не ела, говорила:

– Я ими в молодости объелась, даже смотреть на шоколад не могу.

– Значит, вы зря переживаете, – поддержала я бессмысленный разговор, – старушке еще понадобится курево.

– Умерла Королькова, – мрачно сказала блондинка, – вчера преставилась. Все под богом ходим, суетимся, щеки надуваем и… хлоп! Конец! Уж какая баба Аня рукодельница была! Картины вышивала…

– Королькова? – подпрыгнула я. – Баба Аня? Она курила «Житан»?

– Паровозом дымила, – подтвердила продавщица, – поэтому я блоком и запаслась. А кому он теперь нужен? Возьмете?

– Давайте, – я решила задобрить блондинку, – а где изба Корольковой?

– На отшибе, – махнула рукой продавщица, – деревню пересечь надо, за старый коровник завернуть и к речке чуток спуститься, там и увидите дом.

Глава 17

Я совсем не боюсь собак, поэтому без всякой опаски вошла во двор и поднялась на крылечко. Дверь оказалась незапертой, я заглянула в сени и закричала:

– Есть кто-нибудь?

– Заходите, – донеслось в ответ, – я в спальне.

Миновав террасу, большую комнату и узкий коридорчик, я очутилась в небольшой светелке, почти все пространство которой занимала громоздкая кровать и здоровенный трехстворчатый гардероб с мутным зеркалом. Возле его раскрытых дверок стояла субтильная пожилая женщина, похожая на встрепанного воробья.

– Приехала! – всплеснула она руками. – Вот хорошо-то! Адреса я не нашла, и телефона тоже, посеяла бумажку, голова садовая! Положила к важным вещам и шмырк! Пропала! Я прямо вся издергалась! А ты почуяла! Ох, недаром говорят: между матерью и дочкой связь никогда не рвется, тянется ниточка, пока они живы! Я Вера Сергеевна, но ты зови меня бабой Верой. Мы с твоей мамой дружили, вместе вышивали! Как я рада, что ты приехала. Гора с плеч. Теперь есть кому заниматься и похоронами, и поминками. Тело Ани в больничный морг увезли.

Я попыталась раскрыть рот, но баба Вера не дала мне издать и звука, она трещала как обезумевшая сорока.

– Когда Аня сюда переехала, я к ней сразу заглянула, чтобы предупредить: надо газовую трубу на кухне поменять. Она в аварийном состоянии, хорошо, на воздух прежний хозяин не взлетел. Я, конечно, при торге не присутствовала, но уж так рассудила: если от домушки избавиться решили, навряд ли обо всех плохих местах рассказали. Брат твой человек интеллигентный, его легко обжулить!

– Чей брат? – попыталась я разобраться в бестолковом рассказе бабы Веры.

Старушка быстро юркнула за шкаф, вытащила оттуда круглую табуретку, хлопнула по ней морщинистой рукой, сама устроилась на кровати и, сказав: «Садись, в ногах правды нет», – вновь принялась тарахтеть.

Баба Вера принадлежит к породе людей, которые по пять-шесть раз повторяют одно и то же, обычно это меня утомляет, но сегодня я сумела понять суть только потому, что услышала информацию многократно.

Изба, в которой я находилась, ранее принадлежала семье Стефановых. Много лет назад Дураково-Бабкино было процветающим поселком, сплошь состоявшим из дач работников завода имени Байкова

[10]

. Земельные наделы начальство и лучшие сотрудники предприятия стали получать давным-давно. Семья Стефановых, отец, мать и сыновья, тоже имела здесь надел. Родители построили дом, баню, сарай и две беседки. По тем временам ни о какой свободной продаже земли речи не было, а пресловутые участки в шесть соток стали обычными в конце шестидесятых. Ранее власти не жадничали, Стефановы получили почти полгектара и зажили в свое удовольствие. Лес, грибы, ягоды, свой огород, колодец неподалеку от забора, рядом речка, ну что еще нужно людям для полноценного летнего отдыха? Стефановы проводили в Дураково-Бабино время с мая по сентябрь, а потом уезжали в Москву. Ключи от основного дома и избушки они оставляли матери бабы Веры, зимой та ходила раз в неделю протапливать чужую дачу и за небольшое вознаграждение следила, чтобы на участок не забрели воры.

Андрей Григорьевич Стефанов работал на заводе замдиректора, его жена Алевтина преподавала историю в техническом училище при предприятии. Трудолюбивую семью уважали, награждали грамотами и ценными подарками. Среди заводчан было немало женщин, и все они завидовали Алевтине Глебовне.

– Сама страшная, прическу никогда не сделает, носа не попудрит, а такого мужика отхватила, – вздыхали бабы, – повезло ей по полной программе.

Андрей Григорьевич и впрямь казался идеальным человеком, не пил, не курил, любую копейку нес в семью, никогда не ругался с тещей, уважительно звал ее «мамой» и не переживал, что она живет с ними в одной квартире. Сыновей Андрей Григорьевич любил, но не баловал, о жене заботился. Любо-дорого было посмотреть, как Андрей и Алевтина утром спешили на работу, зимой они выходили из дома в добротных драповых пальто, меховых шапках и ладной обуви, летом муж облачался в светлый костюм, а жена щеголяла в шелковом платье. Правда, вещи супруги носили годами, Андрей Григорьевич не был модником, Аля никогда не пользовалась косметикой и наряжаться не любила. Зато она хорошо готовила, твердой рукой вела домашнее хозяйство, умела экономить и летом отправляла детей на собственную дачу. И как было не позавидовать столь лучезарному счастью.

Но мать Веры Евдокия, служившая на заводе медсестрой, знала, что в действительности дело обстояло не так уж и здорово. Андрей Григорьевич был невероятно скуп, на питание выдавал Але скудные копейки и при этом не забывал напомнить:

– Если начнем сырничать, умрем в нищете. Лучше деньги в сберкассу отнести, на старость скопить.

Платья себе Аля мастерила сама, ездила в магазин при ткацком комбинате, брала там по дешевке остатки материи, так называемый лоскут, и садилась за швейную машинку. Алевтина умела и перелицовывать вещи, перешивала старые костюмы мужа для мальчиков, вот обувь приходилось покупать новую, и глава семьи очень нервничал по этому поводу. Теща Ольга Карповна всегда поддерживала зятя. Она постоянно напоминала дочери:

– Спорить с мужем, как в себя плевать, никогда правой не будешь, действовать надо лаской, не зли Андрея, он золотой. И вовсе не жадный, просто хозяйственный, но это же лучше, чем мот и выпивоха. Посмотри вокруг и поблагодари бога.

Аля понимала, что мать, как обычно, права. Когда на свет появился первый внук Леонид, Ольга Карповна стала брать работу на дом. Потом родился Юрочка, и бабушка ушла на пенсию, последнего мальчика, Глеба, она воспитала, уже уйдя со службы.

Если в семье есть один пацан, матери можно забыть про покой, если пареньков двое, нужно научиться разнимать драки, лечить синяки-ссадины и никогда не терять присутствия духа, а уж если вы обзавелись тремя мальчишками, тут запасайтесь литровыми бутылями валерьянки.

С тещей Андрею Григорьевичу повезло еще больше, чем с обожавшей его женой. Ольга Карповна преклонялась перед зятем, считала его лучшим из лучших и никогда не забывала повторять дочери:

– Муж – это главный человек в твоей жизни. Что он прикажет, то и делай. Ни в коем случае нельзя с ним спорить, давить на него или свое «я» демонстрировать. Женщина мужчине покоряется, не нами такой порядок заведен, не нам его и отменять. Хочет Андрей тебя на службе видеть? Работай изо всех сил, а я уж по хозяйству управлюсь, угожу зятю родному.

Ольга Карповна очень старалась уследить за сорванцами, но у нее это не всегда получалось, мальчики росли хулиганистыми и плохо учились. Андрей и Аля целыми днями пропадали на работе, детей видели редко, по выходным и во время отпуска, Ольга Карповна не хотела нервировать дочь, поэтому не сообщала ей о проказах и двойках, которые парни охапками получали в школе. Перед окончанием четверти старуха надевала парадное платье, вешала на него боевые награды, полученные во время Великой Отечественной войны, прихватывала припрятанные коробки конфет и шла в школу на поклон к учителям. В результате в табеле внуков появлялись четверки, и сорванцы избегали встречи с отцовским ремнем.

Неизвестно, как бы жизнь юных безобразников текла дальше, но в один далеко не прекрасный день бабушка скончалась.

Похоронив и оплакав маму, Аля поняла глобальность нависшей над семьей проблемы. Леониду исполнилось шестнадцать, он перешел в десятый класс, Юрочка справил тринадцатилетие, Глебу было всего шесть. Лето только начиналось, следовало срочно найти женщину, которая согласится присматривать за выводком во время каникул. Но няньке нужно платить, а Андрей категорически не желал расставаться с деньгами.

Как-то раз Верочка рано утром пошла в сарай за дровами и услышала усталый мужской голос.

– Ну хватит! В сотый раз на эту тему говорим!

Девушка великолепно знала, что по ту сторону сараюшки у соседей находятся умывальник и летний душ, Стефановы, очевидно, собирались на работу и обсуждали семейные дела.

– Парни уже взрослые, – продолжал Андрей, – одни посидят! Леня школу заканчивает, я в его возрасте уже на заводе работал.

– Пригляд за ними нужен, – перебила мужа Алевтина, – обед подать, ужин, белье постирать. И Леня болеет, вдруг ему плохо станет!

– Тьфу, – начал злиться Андрей, – а подгузники им менять не потребуется? Сами еду возьмут, дом ты в выходной отмоешь, а Ленька полежит, да встанет!

– Можно договориться за недорого с соседкой, – гнула свою линию Алевтина.

– Хватит, – резко оборвал ее муж.

И младшее поколение семьи Стефановых осталось предоставленным само себе. Ясное дело, едва родители уезжали, в доме начинались веселые гулянки, из окон доносилась музыка, принарядившиеся местные девчонки постоянно шныряли мимо ворот, за которыми жили москвичи. Веру на танцы не позвали ни разу, она была на год старше Леонида и, наверное, считалась у парней Стефановых пенсионеркой.

Наивные родители не знали, как проводит время молодежь. К девяти часам вечера, когда из Москвы приезжали усталые взрослые, детки успевали навести порядок, и папа с мамой заставали идиллическую картину: Юра и Глеб играют в шахматы, Леня, лежа на диване, читает толстую книгу. Дом Стефановых стоял на отшибе, жители деревни не могли видеть, как резвятся подростки, ближайшая соседка, Евдокия Степановна, тоже уезжала на работу, а ее дочь Вера не собиралась выдавать парней.

В августе Стефановы заперли дом, заколотили ставни, отнесли ключи Евдокии Степановне и уехали в Москву. В начале октября к матери Веры прибежала Алена Елкина и с порога закричала:

– Дуся, у тебя же есть их телефон?

– Чей? – удивилась Евдокия.

– Стефановых! – завопила Алена. – Давай скорей!

– Зачем тебе их номер? – бдительно поинтересовалась Евдокия.

– Надо! – отрезала Елкина.

– Ступай себе, – пожала плечами хозяйка, – если тебе телефон не сообщили, то и я без особой надобности его не дам.

Алена перешла на свистящий шепот.

– Слышь, Дуся, не выдавай меня!

– Я не болтлива, – сказала чистую правду Евдокия Степановна, – да и недосуг мне с бабами сплетничать, на двух работах кручусь, одна дочку поднимаю.

– А где Верка? – предусмотрительно поинтересовалась Алена.

– В райцентр, в библиотеку отправилась, – снова не соврала Дуся.

Но мать ошибалась, буквально за пять минут до прихода Алены Вера вернулась домой. По дороге девушка споткнулась, упала в лужу и, боясь, что мама будет ее ругать, прошмыгнула в избу незаметно.

– Галка беременна, – простонала Алена.

Вера разинула рот, Галина была ее одногодкой, ей еще не исполнилось восемнадцати.

– Нехорошо, – посочувствовала Евдокия. – А кто ребеночка сделал?

– Сын Стефановых, – заплакала Елкина, – когда они успели? Вроде не дружили особо.

– Пусть женится, – сказала Дуся, – семья хорошая, обеспеченная. Галя, конечно, легкомысленно поступила, но она хозяйственная, из нее получится отличная невестка.

– Куда им расписываться, – сквозь плач пробормотала Алена, – они несовершеннолетние.

– По просьбе родителей загс примет заявление, – попыталась утешить Елкину Дуся.

– Он ее моложе, – стонала Алена.

– Леониду шестнадцать, твоей семнадцать – невелика разница, – воскликнула хозяйка, – рановато для женитьбы, но раз уж так вышло, то ничего страшного!

– Я разве про Леньку сказала? – неожиданно окрысилась Елкина. – Не он будущий папаша!

– А кто? – изумилась Евдокия.

– Юрка! – выкрикнула Алена.

– …! – воскликнула порицавшая матерщинников Евдокия Степановна. – Ему же всего тринадцать!

– Молодой, да ранний, – сказала Елкина, – и как он мою дуру уговорил! Связалась с младенцем!

– Совсем дело плохо, – испугалась Дуся, – как бы Стефановы Галку в растлении сына не обвинили, ты, прежде чем на них наскакивать, стратегию продумай, Юрка совсем ребенок, скажут, что девушка его совратила, не отмоетесь потом, еще за решетку Галка угодит, статья такая есть.

– За что мне это горе! – завыла Алена.

– Замолчи, – приказала Дуся, – здесь соплями не помочь, сейчас скажу телефон.

На следующий день в село примчались Андрей и Алевтина. Они зашли в избу к Дусе, туда же огородами прокралась и Алена. Вера, сгорая от любопытства, залезла в своей комнате под кровать, она страстно хотела быть в курсе дела и боялась, что мать выставит ее вон. Но Евдокия Степановна начисто забыла о дочери, и та получила возможность подслушать не предназначенную для ее ушей беседу.

Вопреки всем ожиданиям, Алевтина не стала налетать на Елкину с воплем: «Ваша шлюха развратила моего ребенка». Преподавательница повела себя иначе.

– Шум никому не нужен, – стараясь быть спокойной, говорила Аля, – не дай бог в школе услышат! Я знаю хорошего врача, отвезу к нему Галю, и мы постараемся забыть о случившемся.

– У меня нет денег, – сообщила Алена.

– Расходы берем на себя, – заверила ее Аля.

– Ладно, – согласилась Елкина, – надеюсь, все получится без осложнений.

– Вот и договорились, – обрадовалась Дуся. – Алевтина, ставь самовар, я пока Алену через заднюю калитку выведу и щеколду задвину.

Едва женщины ушли, как Вера услышала голос Андрея Григорьевича:

– Горазда ты деньгами расшвыриваться! Почему мы обязаны за аборт платить?

– Ребенка сделал Юрий, – напомнила жена.

– Девка не сопротивлялась, – говорил муж, – в худшем случае разделим расход пополам, а вообще, Елкина сама должна платить.

– Прекрати, – попросила Аля, – лучше подумай, как поговорить с Юрием, чтобы избежать подобных эксцессов в будущем.

– Это ты парня испортила, – нашел виноватую Андрей, – баловала мальчишек без удержу, им любые гадости с рук сходили.

– Тебя это удивляет? – вдруг странным голосом поинтересовалась Аля.

– Естественно! – воскликнул супруг. – Ремня надо давать, а ты их не наказывала, теперь пожинай урожай ядовитых ягодок! Ты глупая женщина! Вот Ольга Карповна правильную позицию занимала!

– Мама мальчиков жалела, – прошептала Аля.

– Но в разумных пределах, – парировал Андрей Григорьевич, – теща не позволяла сыновьям безобразничать, она их в руках держала! А ты! Чего там говорить!

– Мама еще и меня постоянно воспитывала, – вдруг сказала Алевтина, – каждый день повторяла: вышла замуж, подчиняйся супругу. Что он предлагает, то и хорошо, не ропщи, не жалуйся, помогай ему во всем. Предназначение женщины – служить мужчине. Семья строится на долге. Будешь свое мнение высказывать – останешься разведенкой. Помни, кто над тобой главный.

– Правильное воспитание было у Ольги Карповны, – вздохнул Андрей, – домостроевское. Она, как и я, думала о продлении рода, не то что нынешние бабы. А уж какие дети вышли! Прямо беда! Леня не удался! Юрка еще хуже него! Видно, дурная кровь мою хорошую побеждает!

– Юрий твой сын! – неожиданно твердо сказала Аля. – Думаю, не стоит уточнять, в кого он пошел! Ричард Львиные ноги!

Последние слова весьма удивили Веру, но, похоже, Андрей Григорьевич поразился еще больше.

– Алевтина!!!

– Что? – после длительной паузы откликнулась жена.

– Откуда ты знаешь про Ричарда Львиные ноги?

– Догадайся!

– Вы с ней общаетесь! – занервничал Андрей. – И о чем она тебе наболтала?

– Ричарду Львиные ноги везло на женщин, – хмуро отозвалась Алевтина, – влюблялись в него, на все готовы были. Мужик ими вертел, как хотел, но он, похоже, баб не любил, только о продолжении рода думал. Яблочко от яблони близко падает, помни об этом.

Тут в избу вернулась Евдокия Степановна, и супруги моментально перевели разговор на другую тему.

Глава 18

Больше Стефановы в село не возвращались, их дом стоял закрытым не один год.

Потом произошло интересное событие. В Дураково-Бабкино прибыли «газики», набитые мужчинами. Парни вытащили из автомобиля какие-то непонятные приспособления, исчезли в старой даче Стефановых и довольно долго там просидели, более того, гости остались ночевать. Утром они вышли в огород и стали тщательно перекапывать землю.

Жители сгорали от любопытства, в конце концов Вера не выдержала, повязала голову шелковой косынкой, сняла передник, сменила калоши, в которых полола огород, на приличные туфли и решительно пошла на соседний участок.

– Извините, товарищи, – обратилась Вера к группе людей, куривших на крыльце, – кто вы такие будете?

– А вы? – вопросом на вопрос ответил самый молодой из мужиков.

– Я рядом живу, – пояснила Вера, – и в ум не возьму, чем вы тут занимаетесь? Купили дом? Или решили, что он брошенный? Так это не так! Хозяева у него имеются.

– Похоже, владельцы здесь давно не показывались, – мирно отметил другой человек, чуть постарше.

– Верно, – согласилась Вера, – я их давно не видела. Видно, не нужен стал Стефановым летний дом, но и вам нельзя тут без спроса возиться, иначе я милицию позову.

– Она уже здесь, – заулыбался парень и издали показал Вере бордово-красное удостоверение. – Не волнуйтесь, у нас и ордер с собой.

– Хорошо, когда соседи бдительные, – подхватил старший сотрудник.

– Чего вы ищете? – не сдержала любопытства Вера.

– Деревню Скопино знаете? – спросил до сих пор молчавший человек, единственный изо всех одетый в форму с погонами майора.

– Конечно, – кивнула Вера, – она недалеко расположена, три километра через лесочек.

– Там недавно склад оружия нашли, – сказал майор, – еще с военных времен, мины, гранаты, снаряды.

– Местная газета писала, – подтвердила Вера, – с сорок первого года оружие незамеченным пролежало, хорошо, что никого не убило.

– Это кажется, что война давно закончилась, – философски заметил парень, – а на самом деле, протяни руку, и вот она. Нам сообщили, что на этом участке тоже арсенал закопан.

– Господи! – испугалась Вера. – Не дай бог.

– Бабах – и пишите письма! – хлопнул себя по колену парень, демонстрировавший удостоверение.

– Сергей! – укоризненно сказал военный и повернулся к Вере: – Ступайте домой и не волнуйтесь, опасности нет.

Под вечер все тот же майор постучал к ней в дверь.

– Не беспокойтесь, – сказал он, – никаких снарядов на участке не выявлено!

– Хорошо-то как! – Вера чуть не запрыгала от радости.

– Живите спокойно. Кстати, вы говорили, что соседский дом давно пустует? – вдруг спросил военный.

– Давно, – кивнула Вера.

– У заднего забора есть калитка, – сказал майор, – а от нее к сараю тянется протоптанная дорожка. Не знаете, кто на участок забредает?

Вера отступила к подоконнику.

– Мне тот край не видно, калитку деревья загораживают.

– А через лес дорога к электричке есть? – продолжал расспросы майор.

– Раньше наши напрямик к станции бегали, – объяснила Вера, – удобно было, с поезда сойдешь и налево, по тропке, два километра всего. Если по шоссе топать, семь получается. Но не помню в каком году, Алла Панова одна вечером через лес шла, и кто-то ее изнасиловал и убил. С тех пор народ туда не суется, боязно.

– Наверное, Стефановы знали про лесную дорогу, – заметил майор.

– Ой, конечно, – засмеялась Вера, – правда, Андрей Григорьевич и Алевтина Глебовна всегда на легковушке ездили, он начальник был, ему от государства машина положена. А бабушка – та в магазин на станции короткой дорожкой носилась, положит мальчишек после обеда отдыхать, а сама ноги в руки и бегом. На платформе хлеб свежее, чем в деревенской лавке, и газеты там продают, игрушки. Очень уж она внуков любила!

…Спустя много лет на участке неожиданно появился хозяин. Вера только недоумевала, ну откуда у пьяницы нашлись деньги на покупку дачи. Мужик жил в Дураково-Бабкино безвылазно, из дома высовывался редко, поэтому местные жители не сразу сообразили, что новый сосед запойный. Когда секрет раскрылся, местные мужики стали наведываться к «коллеге», приглашали его в компанию, но алкаш ни с кем дружбы не завел, прожил в деревне много лет бирюком и умер. Его тело обнаружил в туалете почтальон Витька. Парню захотелось справить нужду, и он, не смущаясь, зашел в первую калитку и забарабанил в дверь. Ему никто не открыл, в избе стояла тишина, Витек решил, что хозяин ушел, насвистывая дошел до туалета, дернул на себя дощатую дверку и чуть не скончался от ужаса: на полу, странно скрючившись, лежал человек. Только тогда все сообразили, что никто не знал имени соседа, его звали «Рыжим». Труп увезли в район, и что с ним дальше сталось, Вера не слышала.

Тут у бабы Веры от беспрестанной болтовни начался кашель, и я получила возможность задать вопрос:

– Как сюда попала Анна Королькова?

– Ее Лев, сын, привез, – снова стала солировать старуха, – небось купил избушку у прежних хозяев, даже не знаю, кому она принадлежала! Внешность у Левы страхолюдская, волосы косматые, борода клочками, брови кустами, кожа, как у цыгана, но он вежливый, улыбчивый, ко мне заглянул, попросил:

– Мама после больницы, шейку бедра сломала, ей сустав вшили, чувствует себя хорошо, но я решил, что на воздухе ей будет лучше. Подскажите, кто матери тут помочь может? Не бесплатно, конечно, я хорошо заплачу за услуги.

Ну я себя и предложила, пенсия маленькая, отчего не подработать?

Лев сначала колебался, дескать, лучше найти кого помоложе, а я ему и сообщила:

– Кто на бойких ногах – давно в Москву сбежали! Я всю жизнь работаю, баклажку с водой легко свезу и печку протопить не затруднюсь.

Ну он и согласился.

– Приятно иметь заботливого сына, – поддержала я беседу.

– Не знаю, – грустно ответила Вера, – мне Господь детей не дал, одна век коротаю.

– Наверное, Лев долго дом готовил, ремонт сделал, – предположила я.

– Мужики не особо о порядке думают, – усмехнулась баба Вера, – я избушку отмыла, окна протерла, а мебель он на фургоне привез, разом, вместе с посудой и теликом. Но все равно кучу нужного позабыл, дуршлаг, например, и половник. Аня на станцию в магазин ходила, там универмаг хороший, теперь все есть, только денежки отсчитывай, а их Корольковой сынок много давал, видно, любил мать!

– И часто Лев сюда приезжал?

– Как ее устроил, больше не прикатывал, Аня сама в Москву ездила, она не по возрасту бойкая была, а потом в одночасье умерла, – пригорюнилась баба Вера, – передала мне деньги от сына и преставилась. Не отработала я месяц, за так зарплату огребла. Последнее, что сделала, платье ее отыскала, белье, что она для похорон отложила, и там же, в чемоданчике, деньги лежали, Аня на похороны скопила. Я ими начала распоряжаться, но все квитанции сейчас тебе покажу, список купленного составила, не сомневайся, ни одной копеечки мимо не прошло. Но теперь ты, Сонечка, приехала, и я успокоюсь! А то извелась, как ее родным сообщить? Телефонов у меня ихних нет! Ну чего, будем блины на поминки печь? Давай, Сонечка, становись к плите.

Я вздрогнула.

– Соня?

Баба Вера заморгала.

– Чего тебе не нравится?

– Дочь Анны звали Софьей?

Старушка встала с кровати.

– Расстроилась ты сильно, оно и понятно. Матери лишиться тяжело. Приляг, поспи, без тебя блинцов навострю.

– Баба Вера, я не имею никакого отношения к Анне Корольковой, – призналась я.

Пожилая женщина села на кровать.

– Чего-то не пойму, ты не Соня?