Проблема истины и достоверности в современном познании

Постановка вопроса об истине относится к ранней Античности, к первым и еще эпизодическим образцам рационального мышления. Вплоть до XX века это, в сущности, был вопрос о том, что есть на самом деле, а что нам только кажется и является субъективным, произвольным мнением.

В XX в., особенно в его второй половине, в связи с нарастанием постмодернистского кризиса культуры, понимание истины нередко объявляется устаревшим и заменяется «правдоподобием». П.Фейерабенд объявляет истину «простым лозунгом» (3. – С.312.), а Ж.Делез и Ф.Гваттари, обобщая концепции XX века и распространяя свой вывод на всю нововременную эпоху, замечают, что истина, это - всего лишь создаваемое мыслью, «как сумел внушить нам Ницше, мысль - это творчество, а не воля к истине» (4. – С. 73-74). Ж.-Ф. Лиотар, рассматривая значения, приписываемые понятию истины в XX веке, находит среди них «справедливость, эффективность (см. 5). С Жижек, констатируя современное массовое понимание истины отмечает: «Окончательная истина капиталистической утилитарной бездуховной вселенной состоит в дематериализации самой «реальной жизни», в превращении ее в призрачное шоу» (См.6).

А.Бадью, рассматривая современное значение философской фигуры ап. Павла характеризует истину как процессуальность, субъективность и сингулярность и утверждает: «По своему предназначению истина не должна быть предикативной или судебной. Нет такой инстанции, перед которой требовалось бы предъявить результат процедуры истины. Истина никогда не приходит от Критики. Она утверждается лишь из себя самой, и она соотносится с субъектом нового типа - ни трансцендентальным, ни субстанциальным, целиком определяемым как активист той истины, о которой идет речь» (см.7). В своем интервью 2001 г. он заявляет: «Истина – это конкретный процесс, вызываемый определенными сдвигами (столкновением, восстанием, неожиданным открытием), и далее развивается как принцип верности испытуемому новшеству. Истина – это субъективное развитие того, что одновременно ново и универсально» (см. 8).

Получается так, что наука конца XX века лишает истину любого объективного статуса и приписывает ей демократический характер, зависящий от массового мнения и голосования: как считает большинство, то и истина.

Такой подход, при том, что он по видимости окончательно девальвирует понятие истины, не вовсе лишен смысла. Скорее, он настойчиво декларирует специфический характер истины в гуманитарном познании: в них она является истиной не объективной реальности, а столь же объективно и непреложно существующего субъекта. А следовательно, она оказывается конкретной и такой же динамичной, и обладает тем же количеством форм, как и субъект.