Конструктивная символичность

Социальные и гуманитарные науки имеют дело с культурой, а не с материальной реальностью физической природы. Культура же приобретает окончательную цивилизационную завершенность и оформленность в символике обрядов, ритуалов, институтов, эмблем, мундиров, праздников и т.д., среди которых находится и научная терминология. Гуманитарная наука в своем понятийном аппарате выступает тем инструментом, какой обозначает символы терминами и придает им рациональный смысл в контексте своей региональной культуры (см. 23).

Французская историческая школа «Анналов» (Л.Февр, М.Блок, Ж. Ле Гофф, Ф.Бродель и др.) в конце 20-х гг. XX в. выступила с концепцией «тотальной истории». Согласно ей, история слагается из множества человеческих действий, а человек - существо целостное, и ему безразлично, что кто-то считает экономику первичной, политику вторичной, а культуру десятиричной, или наоборот. Он действует в зависимости от того, что для него в данный момент важнее. Из целостности человека и рождается тотальность истории, т.е. ее "сплошность", где всё взаимообусловлено. Можно, конечно, говорить об исторических тенденциях и логике, но это не конструктивно, потому, что даже в советском историческом материализме "логика истории" противоречит конкретным поступкам, а значит, государственное решение, сделанное на основе исторической логики, противоречит людям, делающим историю.

В рамках этой концепции существует преемственность идей, имеющих общее значение для каждой эпохи. Например, законность власти в Средние века обосновывалась ее преемственностью от Рима и выражалась в преемственности государственной символики и ее интерпретации в рамках своей культуры (см. 24).

Термины научного языка применительно к культуре являются не только обозначениями существующих явлений, но и требованиями к ним, указывающими на то, какими они должны быть, чтобы быть легитимными.

Например, понятия «права человека», «конституция», «закон», «парламент», «судебная власть», «разделение властей», «выборы» и т.п. маркируют демократический тип культуры, и существование в государстве институтов, обозначаемых этими терминами, легитимирует его принадлежность к кругу демократических государств. Его реальный демократизм может быть очень спорным, но наличие соответствующей терминологии позволяет вести диалог если не на одном, то, хотя бы, на похожем языке, а существование в государстве наук, интерпретирующих и использующих эту терминологию, означает, что в нем есть и необходимые субъекты диалога. Понятие демократии в применении к тоталитарному режиму поначалу не имеет никакого смысла и является пустым символом. Однако в ходе диалога оно наполняется реальным содержанием и превращается в требование к этому государству, так или иначе, но соответствовать заявленному представлению о демократии, и в практические действия государства по самореорганизации. Такова, в частности, советская перестройка, в немалой степени ставшая итогом многолетних дискуссий с Западом (т.н. «идеологической борьбы») по поводу свободы, демократии и прав человека. Эта особенность научной символики активно используется и при стимулировании современных политических процессов (см., напр., методическое пособие Д.Шарпа «От диктатуры к демократии», ставшее, по сути, инструкцией по подготовке и проведению т.н. «оранжевых революций»).