Глава 8. Марк и Халев

На другой день Итиэль, выполняя своё обещание, предложил на обсуждение совета вопрос, можно ли позволить Мириам исполнить заказ римского центуриона. Ессеи по обыкновению долго совещались по поводу всего, что касалось их возлюбленной питомицы – но наконец разрешение приступить к работе было получено, при условии, однако, что сеансы будут проходить не иначе как в присутствии трёх старейших братьев ессеев, в том числе престарелого учителя Мириам.

Таким образом, когда Марк явился в назначенный Итиэлем час в мастерскую, он застал там трёх седобородых старцев в белых одеждах, а позади них тёмную фигуру Нехушты с приветливо улыбающимся лицом. При появлении Мириам старцы поднялись со своих мест и поклонились ему, на что и он отвечал низким, почтительным поклоном, а затем приветствовал Мириам.

- Скажите мне, госпожа, эти почтенные отцы ожидают своей очереди служить тебе моделями или же это критики?- спросил римлянин.

- Это критики, господин!- сухо ответила девушка, снимая мокрый холст с глыбы сырой глины и принимаясь за работу.

Так как старцы сидели все трое в глубоких креслах, стоявших в ряд у задней стены, в глубине мастерской, и вставать со своих мест считали неудобным, то следить за ходом работы им было невозможно. А между тем из-за привычки, свойственной всем ессеям, вставать до зари, стариков, попавших в этот жаркий полдень в тень навеса, невольно клонило ко сну, и вскоре все трое заснули крепким, блаженным сном.

- Посмотрите на них,- сказал Марк,- какой прекраснейший сюжет для любого художника!

Мириам сочувственно кивнула головой и, взяв три куска глины, проворно слепила портреты трёх спящих старцев, а когда те проснулись, показала им свою лепку. Добродушные старички от души посмеялись.

Каждый день сеансы повторялись тем же порядком, и славные старики-кураторы каждый раз засыпали, так что молодые люди, в сущности, оставались наедине. Ничто не мешало их взаимному обмену мыслей и чувств. Марк рассказывал молодой художнице о войнах, в которых принимал участие, о странах, которые он имел случай посетить, об известных ему народах, их нравах и обычаях; девушка же передавала ему различные подробности своей жизни среди ессеев. Наконец разговор коснулся религии. Марк был знаком со многими верованиями как западных, так и восточных народов, и все они, по-видимому, не удовлетворяли его, не внушали большого уважения. Тогда Мириам решилась изложить ему, как умела, основы своей религии – христианства, о котором в то время непосвящённые имели лишь смутное представление.

- Всё, что говоришь ты, госпожа, кажется мне прекрасным!- отвечал Марк.- Но объясни, как примирить это учение с требованиями жизни? Твоя христианская вера чиста и высока. Но почему-то все народы в одинаковой мере ненавидят и презирают христиан, да и какой смысл верить в этого Распятого, который обещал всем верующим в него воскресить их в последний день! В чём тут смысл религии?

- Это ты поймёшь, господин, когда всё остальное изменит тебе!

- Да, ты права. Эта ваша христианская религия – религия тех, кому всё остальное в жизни изменило, религия несчастных, обездоленных. Но теперь давай поговорим о чём-нибудь более весёлом, вопросы вечности мне представляются туманными: кроме вечной красоты искусства, я не знаю пока ничего вечного!

В этот момент престарелый учитель Мириам пробудился и протёр глаза.

- Подойди сюда, великий учитель мой,- воскликнула Мириам,- помоги твоей неопытной ученице справиться с этим капризным изгибом линии губ!

- Дочь моя, Мириам, когда-то я был искусен в этом деле,- отвечал старец.- Но теперь я – простой каменщик, а ты – гениальный ваятель. У меня было дарование, у тебя – божественный талант! Не мне помогать тебе!

Тем не менее старик подошёл к бюсту и, восхищённый, залюбовался работой девушки.

- Да,- добавил он,- тут вот, как сама ты говоришь, не совсем верно… Но попробуй сделать вот так… Нет, нет, я не возьму резца из твоих рук, сделай сама… Видишь, теперь – прекрасно!.. О, дитя, теперь не тебе у меня учиться!..

- Не говорил ли я, что ты гениальна в своём искусстве, госпожа!- воскликнул Марк.

- Ты, господин, много говоришь, и я боюсь, что очень многие из твоих слов находятся не в согласии с твоими мыслями. Но теперь, прошу тебя, не говори вовсе: я хочу изучить твои губы!

И работа продолжалась некоторое время в полном безмолвии.

Не всегда, однако, сеансы проходили в разговорах. Иногда Мириам принималась петь вполголоса, а когда заметила, что голос её приятен молодому римлянину и убаюкивающе действует на старцев, стала петь часто. Кроме того она рассказывала сказки и легенды иорданских рыбаков, и Марк слушал её с видимым удовольствием. Иногда её сменяла старая Нехушта, и тогда молодые люди жадно внимали полудиким сказаниям о далёкой и знойной Ливии, о тамошних кровавых потехах и о чудесах белой и чёрной магии.

Так проходили часы работы, и дни следовали за днями счастливой чередой.

Но не всем они казались светлыми днями тихого счастья – для Халева это были бурные дни жгучей ревности,, зависти и ненависти. Он готов был в любой момент вонзить нож в сердце блестящего молодого римлянина. И Мириам поняла это, поняла, что отныне горе тому человеку, который полюбится ей. Теперь она боялась Халева, боялась за Марка, хотя, в сущности, молодой римлянин был для неё никем в это время; но она знала, что Халев думал иначе. В последнее время она редко видела друга детства, однако тот находил возможность узнавать до мельчайших подробностей всё о Мириам или молодом центурионе. Марк не раз говорил ей, что куда бы он ни пошёл, где бы ни был, везде и всюду встречает он этого красивого странного юношу, которого она назвала «друг Халев».

Однажды во время сеанса, когда гипсовый слепок был уже готов, и Мириам работала над мрамором, Марк сказал ей:

- Я должен сообщить тебе новость, госпожа. Теперь я знаю, кто убил того плута иудея. Это твой друг Халев, как доказывают свидетельские показания!

Мириам невольно содрогнулась, так что резец выпал у неё из рук.

- Ш-ш!- прошептала она, оглядываясь на спящих кураторов. «В этот самый момент один из них начал просыпаться.) – Ведь они ещё не знают об этом?- шёпотом спросила она, наклонившись к Марку.

Он отрицательно покачал головой и казался изумлённым.

- Я должна поговорить с тобой об этом деле, только не здесь и не теперь!

Вдруг Нехушта, как нельзя более некстати, уронила какой-то сосуд с металлическими инструментами.

Шум этот разбудил и остальных кураторов, но Мириам уже успела шепнуть:

- Встретимся в моём саду, в час после заката; калитка будет незаперта!

- Хорошо!- ответил Марк.- Но, боги, что это за шум? Друг Нехушта, ты неосторожно потревожила сон наших уважаемых кураторов, впрочем, на сегодня сеанс, кажется, закончен?- добавил он, обращаясь к Мириам.

- Я не буду задерживать теперь тебя дольше!- ответила та.

Солнце уже зашло, и мягкий лунный свет залил всё вокруг. Олеандры, лилии и нежные цветы апельсиновых деревьев наполняли воздух нежным благоуханием. Кругом всё стихло, разве только кое-где лаяли собаки, да вдали завывал одинокий голодный шакал.

Марк явился минут за десять до назначенного времени и, найдя калитку незапертой, вошёл в сад. Вдоль высокой каменной стены, служившей оградой, шёл длинный ряд деревьев, где царила густая тень. Середина же сада, сравнительно открытая, была освещена луной. Марк встал в тени. Крадучись, точно кошка за намеченной добычей, Халев за спиной Марка также пробрался в сад и притаился у стены.

Марк ожидал назначенного свидания, не помышляя о том, что ему могла грозить опасность. Вон там, впереди, мелькнуло белое платье, и молодой римлянин сделал несколько поспешных шагов навстречу девушке и её неизбежной спутнице Нехуште. Теперь они стояли достаточно далеко от Халева, так что он хотя и мог ясно различать их фигуры и движения, но разговора, который происходил шёпотом, слышать не мог.

- Господин,- начала Мириам, глядя на римлянина своим ласковым, тихим взглядом, напоминавшим спокойную синеву небес,- прости, что я потревожила тебя в такой необычный час.

- Полно, госпожа Мириам, я всегда рад тебе служить!- отвечал центурион.- Да не называй меня господином, а зови Марком, мне будет приятнее!

- Дело в том, что эта история с Халевом…

- Пусть бы все духи ада побрали этого Халева, что, как я полагаю, вскоре и должно случиться!

- Нет, этого-то именно и не должно случиться!- воскликнула Мириам.- Мы встретились здесь для того, чтобы поговорить о Халеве! Скажи же, господин Марк, что ты узнал о нём?

Марк рассказал, что нашлись свидетели из числа окрестных жителей, которые присутствовали при убийстве, и упомянул о долге, обязывающем арестовать Халева.

Мириам стала просить пощадить его. Но римлянин ревниво заметил, что он видит, как Халев любит Мириам, и спросил, не отвечает ли она взаимностью. Мириам пылко запротестовала против такого предположения, и смягчённый римлянин уступил её мольбам.

Между тем подслушивающий Халев не расслышал ни слова; до него доносился только смутный шёпот двух голосов, но зато ни один жест, ни одно движение обоих не укрылось от его ревнивого взгляда. Нет сомнения, он присутствовал при страстном свидании влюблённых. Ему казалось, что сердце разорвётся в его груди от ревнивой злобы, он готов был броситься на римлянина и тут же на месте убить его. Но минуту спустя чувства благоразумия и самосохранения взяли вверх: он хотел убить, но не быть убитым! Если он убьёт римлянина, Нехушта, эта старая кошка, подкупленная римским золотом, вонзит ему в спину нож, с которым она никогда не разлучается! Тогда Мириам достанется кому-нибудь другому, а он не получит никакого удовлетворения. Так рассуждал Халев, не спуская глаз с освещённой луной площадки сада.

Вот они расстались, и Мириам, не оглядываясь, исчезла в дверях дома. Марк, точно в полусне, прошёл мимо юноши так близко, что чуть не коснулся его одежд. Только Нехушта оставалась неподвижной на том месте, где стояла, точно в глубоком раздумье. Халев, крадучись, последовал за Марком, прячась в тени деревьев. В десяти шагах от калитки сада Мирим в стене была другая калитка, ведущая в сад странноприимного дома. В тот момент, когда центурион обернулся, чтобы запереть за собой калитку, перед ним, точно из-под земли, выросла какая-то человеческая фигура.

- Кто ты?- спросил римлянин, отступив на шаг, чтобы лучше разглядеть своего посетителя.

Халев между тем переступил через порог калитки и запер её за собой на засов.

- Я – Халев, сын Гиллиэля; я хочу говорить с тобой!

- Какое же у тебя дело ко мне, Халев, сын Гиллиэля?- спросил Марк.

- Дело о жизни и смерти, Марк, сын Эмилия! Мы оба любим одну девушку. Я видел всё! Двоим нам она принадлежать не может. Я рассчитываю, что со временем она будет моей, если только глаз и рука не изменят мне сейчас. Из этого, полагаю, ясно, что один из нас должен сегодня умереть!

Тщётно Марк взывал к его разуму – пылкий юноша взывал к его разуму – пылкий юноша оставался непоколебим в своём намерении. Тогда центурион принял вызов. Драться решили на коротких мечах.

С минуту соперники стояли друг против друга. Римлянин гордо и смело ждал нападения, зорко следя за малейшим движением своего противника, иудей же присел, как тигр, готовящийся к прыжку, выжидая удобного момента. И вот с тихим отрывистым криком Халев кинулся на Марка, глаза его сверкнули дикой яростью. Но Марк проворно отскочил в сторону в тот момент, когда удар готов был его поразить. Меч Халева запутался в складках плаща соперника, и Марк, поймав его, возвратил удар, но, не желая нанести юноше серьёзную рану, направил удар на руку и отсёк ему один из пальцев, поранив остальные; Халев выронил своё оружие. Тогда Марк, наступив ногой на меч противника, обернулся к нему и проговорил:

- Юноша, ты сам того хотел! Это тебе урок, и ты до самой смерти не забудешь его. Ну, а теперь иди!

Халев заскрежетал зубами.

- Мы дрались на смерть. Слышишь, на смерть!.. Ты победил, убей же меня!- И окровавленной рукой он распахнул на груди одежду, чтобы противник сразу мог пронзить его мечом.

- Оставь такие шутки лицедеям!- сказал Марк.- Иди, но помни: если ты когда-нибудь осмелишься на какой-либо предательский поступок по отношению ко мне или к любимой тобой девушке, то я убью тебя, как воробья!

Издав нечто похожее на стон или проклятие, Халев скрылся во мраке. Марк, пожав плечами, готовился уже войти в дом, как вдруг чья-то тень пересекла его путь. Он обернулся и увидел подле себя Нехушту.

- Ах, друг Нехушта, каким путём ты очутилась здесь?

- Вот этим!- ответила та, указывая на живую изгородь, отделявшую их сад от сада странноприимного дома.- Оттуда я всё видела и слышала!

- Если так, то надеюсь, ты похвалишь меня за ловкость в бою и за добродушный нрав?

- В бою ты ловок, это правда, хотя тут нечем похвалиться при таком безумном противнике. Ну, а что касается твоего добродушия, господин, то скажу тебе, что оно достойно глупца!

- Так вот какова награда за добродетель!- воскликнул Марк.- Скажи, пожалуйста, почему ты так говоришь?

- Да потому, господин, что этот Халев станет опаснейшим в Иудее человеком, и всего более опасным для госпожи моей Мириам и для тебя самого. Тебе следовало убить его теперь, когда представился благоприятный случай это сделать. А в будущем может повезти и ему!

- Ты права, добрая Нехушта, но я последнее время вращался среди христиан и, быть может, невольно заразился их взглядами. Это, кажется, славный меч, возьми его, друг Нехушта, и храни у себя. Спокойной ночи!

На следующий день при перекличке юных воспитанников ессеев Халев не отозвался, и ни на второй, ни на третий день его нигде не могли разыскать.