Глава 12. Ожерелье, кольцо и письмо

Мириам жилось хорошо и спокойно в Тире. В доме деда, который не отказывал ей ни в чём, даже не запрещал общаться с другими христианами, жившими в Тире. Впрочем тогда христиане подвергались сравнительно меньшей опасности, чем иудеи, ненавидимые сирийцами и греками за их богатства и жившие под непрестанной угрозой убийства и ограбления. Среди великих волнений и смут того времени скромные, разноплемённые и сравнительно немногочисленные христиане оставались мало замечаемыми.

Дни проходили однообразно и несколько тоскливо, так как Мириам редко показывалась на улице, сидя почти безвыходно дома. Несмотря на усердные занятия излюбленным искусством, у неё оставалось много времени для размышлений и воспоминаний о прошлом, и среди этих дорогих воспоминаний наряду с добрыми старцами-ессеями ярко выступала в каком-то лучезарном блеске фигура молодого римского воина Марка.

О, как страстно ждала она вести о нём!

Тоскуя взаперти в роскошном дворце Бенони и желая хоть сколько-нибудь рассеяться, Мириам выпросила у деда разрешение посетить принадлежавшие ему в северной части города великолепные сады и в сопровождении Нехушты и многочисленных слуг отправилась туда.

Обойдя богатые владения Бенони, девушка присела отдохнуть на обломок мраморной колонны, остаток древнего храма, некогда стоявшего на этом месте. Вдруг послышались чьи-то торопливые шаги, и Мириам увидела перед собой римского воина в полном походном снаряжении, в сопровождении одного из слуг Бенони.

- Госпожа,- произнёс он, склоняясь перед нею,- меня зовут Галл. У меня к тебе поручение!- С этими словами он достал из-под дорожного плаща пергамент, перевязанный шёлковой нитью и запечатанный большой печатью, и небольшой свёрток, которые вручил Мириам.

- Кто и откуда прислал мне это?- спросила девушка.

- То и другое я привёз из Рима, а посылает это тебе благородный Марк, прозванный теперь Фортунатом (Счастливым)!

- Ах,- воскликнула Мириам,- скажи мне, господин, здоров ли он и хорошо ли ему живётся?

- Я оставил его в добром здравии, госпожа, но божественный Нерон возлюбил его так сильно, что не может обойтись без него. А любимцы цезаря часто бывают недолговечны. Впрочем, не печалься, госпожа! Мне думается, что пока благородному Марку не грозит никакая опасность. А теперь поручение моё исполнено, госпожа, и я должен спешить, ты же всё узнаешь из послания!- И Галл откланялся и удалился так же поспешно, как пришёл.

- Перережь скорей эту нитку, Ноу!- воскликнула Мириам, протягивая свиток Нехуште.- Скорее, дорогая, у меня не хватает терпения!

Нехушта улыбаясь поспешила исполнить приказание молодой госпожи, и та, развернув свиток, принялась читать.

Марк писал, что благополучно прибыл в Рим, где застал своего дядюшку Кая на смертном одре, уже готового в отсутствие племянника завещать все свои богатства императору Нерону. «Тем не менее,- писал Марк,- я пришёлся дядюшке по вкусу, и он сделал меня своим наследником, а спустя месяц после его смерти, я стал одним из богатейших людей в Риме. Конечно, Нерон не знал о намерении Кая, не то я лишился бы не только своего наследства, но и головы под каким-нибудь пустым предлогом. Я собирался вернуться в Иудею немедленно, но случилось нечто, чего я никак не мог предвидеть».

Оказалось, что, вступив во владение домом Кая, Марк поставил на самом видном месте в вестибюле свой бюст работы Мириам и пригласил друга Главка и некоторых других знаменитых скульпторов Рима полюбоваться им. Художники пришли в неописуемый восторг и в последующие дни не говорили ни о чём другом, как только об этом бюсте.

Слава этого произведения дошла до самого Нерона, и однажды, не предупредив никого о своём посещении, император явился в дом Марка. Долгое время он стоял, безмолвно любуясь мраморным бюстом, затем воскликнул:

- Какая страна имела несказанное счастье породить того гения, который создал это произведение?

Узнав, что то была Иудея, император поклялся сделать художника правителем Иудеи. Когда ему сказали, что художник – женщина, он сказал, что всё равно заставит всю Иудею и весь Рим поклоняться ей. Но прежде автора нужно разыскать и доставить ко дворцу.

Услыхав эти слова, Марк так и обмер и поспешил уверить императора, что гениальной художницы уже нет в живых. Тогда император разразился слезами, но всё ещё не уходил. Один из его приближённых шёпотом посоветовал хозяину преподнести мраморный бюст императору в подарок, дружески предупредив: «Иначе не пройдёт и нескольких дней, как ты лишишься своего сокровища, а может быть и состояния и даже головы». После этого Марк поднёс бюст Нерону, который сперва заключил в свои объятия скульптуру, затем молодого римлянина и приказал тотчас же отнести подарок во дворец.

По прошествии двух дней Марк получил императорский указ, гласивший, что несравненное произведение искусства, вывезенное им из иудеи, поставлено в таком-то храме и все желающие угодить императору приглашаются для поклонения гениальному творению и духу той, которая создала этот мрамор. Кроме того по воле императора Марк назначался хранителем собственного изображения, и ему вменялось в обязанность дважды в неделю неотлучно проводить день в этом храме подле своего бюста, чтобы поклоняющиеся могли видеть и модель. Такова была воля всемогущего цезаря, правящего Римом.

Далее в письме Марк рассказывал, что сейчас он в милости у Нерона, и поэтому ему удаётся оказывать значительные услуги христианам, иногда даже избавлять их от смерти. Однажды Нерон лично явился в храм, где стояло изображение Марка, и высказал мысль принести в жертву духу умершей художницы нескольких христиан, которых он хотел обречь на самую мучительную и ужасную смерть.

Но когда Марк сказал ему, что это едва ли будет угодно художнице. Которая при жизни сама была христианкой, то Нерон воскликнул: «Боги! Какое преступление я готов был совершить!»- и тотчас же отменил свой приговор, на некоторое время совершенно оставив христиан в покое.

Дорогая, возлюбленная Мириам, я страшно несчастен, что не могу теперь же вернуться в Иудею, так как Нерон ни за что не выпустит меня живым из Рима. Но я денно и нощно думаю о тебе и мучаюсь мыслью, что другие, в том числе и Халев, видят твоё доброе лицо, упиваются твоим голосом. Скажу тебе ещё, что я разыскал здесь, в Риме, ваших лучших проповедников, беседовал с ними и приобрёл за большие деньги их рукописи, в которых изложены всё ваше учение и все догматы вашей веры. Книги эти я намерен изучить основательно, но пока откладываю, опасаясь, что уверую и стану христианином, а затем, подобно многим десяткам римских христиан, буду обращён в факел, чтобы освещать в ночное время сады Нерона.

Далее упоминалось, что кольцо с изумрудом, на котором вырезаны профили Марка и Мириам (изображая профиль последней, автор воспользовался маленькой статуэткой, подаренной девушкой Марку, на которой она была изображена склонившейся над ручьём), работы Главка, и жемчужное ожерелье имеют свою историю, которую Марк со временем расскажет.

Кольцо и ожерелье он просил её носить, не снимая, и при случае предлагал написать ему хоть несколько слов или, по крайней мере, вспоминать о том, который только о ней одной и думает и т.д.

Дочитав это послание, Мириам поцеловала его и спрятала у себя на груди, а Нехушта между тем раскрыла шкатулочку слоновой кости, из которой молодая девушка достала кольцо с дивной красоты изумрудом и жемчужное ожерелье.

- Посмотри же, Ноу! Посмотри!- воскликнула Мириам в восторге.

- Да, есть на что полюбоваться! Этот жемчуг – целое состояние! Счастливая девочка, снискавшая себе любовь такого человека!

- Несчастная,- возразила Мириам,- которая никогда не будет женой этого человека!- И глаза её наполнились слезами.

- Не горюй раньше времени и не говори того, о чём знать не можешь,- сказала Нехушта, надевая ей на шею ожерелье.- Ну, а теперь давай сюда твой палец. Тот, на котором носят обручальное кольцо! Вот видишь, как оно пришлось, словно по мерке!

- Нехушта, я не должна этого делать,- прошептала Мириам, но кольца с пальца не сняла.

- Пойдём домой, дитя, сегодня у господина будут гости на ужине!

- Гости? Какие гости?

- Все заговорщики! Отведи Господи от нас беду! Слыхала ты, что Халев возвратился?

- Нет!

- Вчера прибыл в Тир и сегодня будет в числе гостей Бенони. Он воевал в пустыне и, говорят, участвовал во взятии крепости Масада, весь римский гарнизон которой перебит!

- Так Халев восстал против римлян?

- Да, он надеется стать правителем Иудеи!

- Я его боюсь, Ноу!- сказала Мириам.

Когда Мириам вошла в большой зал, где был приготовлен ужин для гостей, то, выполняя желание деда, она выглядела ослепительно – в великолепном наряде греческого покроя, богато украшенном золотым шитьём, с золотым поясом, унизанным камнями, и золотыми обручами в волосах. Все эти мрачные, суровые иудеи с решительными лицами встали и один за другим поклонились ей, как госпоже и хозяйке этого дома.

Она отвечала низким поклоном на приветствие каждого и, вглядывалась в лица, с невольной тревогой искала среди них Халева, но его не было в числе гостей. Вдруг занавеси зала отдёрнулись, и вошёл Халев.

О, как он изменился за эти два года! Теперь это был великолепный, блестящий юноша, могучий, гордый и самоуверенный. Присутствующие почтительно кланялись ему, как человеку, добившемуся высокого и завидного положения и способному выдвинуться со временем ещё дальше. Даже сам Бенони сделал несколько шагов ему навстречу, чтобы приветствовать его. На все эти поклоны и приветствия Халев отвечал небрежно, даже несколько надменно, как вдруг взгляд его упал на Мириам, стоявшую в тени. Тогда, не обращая ни на кого внимания, он двинулся прямо к ней и занял место подле неё, хотя оно, собственно говоря, предназначалось старейшему из гостей. Заметив происшедшее вследствие этого замешательство, Бенони поспешил посадить лишившегося места гостя подле себя.

- Вот мы и встретились вновь, Мириам!- начал Халев несколько растроганно, и жестокие, надменные черты его лица мгновенно смягчились.- Рада ты меня видеть?

- Конечно, Халев! Кто не рад встрече с товарищем детских игр?- сказала Мириам.- Откуда ты теперь?

- С войны,- ответил он,- мы бросили вызов Риму, и Рим принял этот вызов!

Она вопросительно взглянула на него.

- А хорошо ли вы сделали?

- Как знать! Трудно сказать наперёд,- отозвался Халев.- Что касается меня, то я долго колебался, но твой дед восторжествовал надо мной. И теперь я, волей-неволей, должен идти навстречу судьбе!

В этот момент в зал вошёл гонец. Все встали, на всех лицах отразилась тревога.

- Какие вести?- спросил кто-то.

- Галл, римлянин, был отброшен от стен Иерусалима, и отряд его уничтожен на перевале Бет-Хорана!

- Хвала Богу!- воскликнули присутствующие в один голос.

- Хвала Богу!- повторил за ними и Халев.- Проклятые римляне наконец пали!

Но Мириам не сказала ничего.

- Что же ты молчишь? Что у тебя на уме?

- Думается мне, что они восстанут с большей силой, чем прежде!- сказала она.- И тогда…

В этот момент Бенони сделал знак, и девушка, поднявшись со своего места, вышла из зала. Она прошла под портик и, сев у мраморной балюстрады террасы, выходившей на море, стала прислушиваться к рокоту волн, разбивавшихся внизу о мраморный цоколь дворца. В голове её роились самые разные мысли.

Как недавно ещё и она, и Марк, и Халев были скромными, маленькими, незначительными людьми без средств, а теперь все трое поднялись высоко, все достигли богатства и высокого положения.- Но надолго ли?- думалось молодой девушке.- Судьбы человеческие капризны, как волны моря, они шумят, бурлят, с минуту искрятся на солнце, улыбающемся им, затем со стоном разбиваются о стену, и наступают ночь и забвение…

Мечты девушки нарушил Халев, незаметно подошедший к ней. Раскрыв перед Мириам свои честолюбивые планы,- он мечтал ни больше и ни меньше, как о царском троне в Иудее,- юноша вновь просил Мириам быть его женой, но получил отказ. Узнав, что Мириам любит Марка, он заскрежетал зубами и поклялся убить соперника.

- Это не поможет тебе!- коротко сказала Мириам.- Почему нам нельзя быть друзьями, Халев, как в прежние дни?

- Потому, что я хочу того, что больше дружбы, и рано или поздно, так или иначе, но, клянусь, добьюсь своего!

- Друг Халев,- вдруг раздался голос Бенони,- мы ожидаем тебя. А ты, Мириам, что делаешь здесь? Ступай, дочь моя, в свою комнату, речь идёт о делах, в которых женщины не должны принимать участия!

- Но, увы, нам придётся нести свою долю тяжести!- прошептала она и, поклонившись, удалилась.