Мое имя тайно на твоей коже 10 страница

Шерлок открывает глаза. Джон плачет.

Первый раз плачет на глазах Шерлока. Это странно, и сверхъестественно, и удивительно, это новое выражение лица Джона, потому что солдаты не плачут, и Джон никогда не вызывал и мысли о том, что способен на это. Шерлок старательно заставляет себя не выглядеть до смерти очарованным, но у него не особенно получается. Прошло всего три секунды — а он уже на седьмом небе от новой информации. Лицо Джона не кривится болезненно, как у нормальных людей, когда они разражаются слезами, оно остается расслабленным, но он моргает чаще, чем нужно, и линия рта выглядит мягче, не такой прямой и уверенной, как обычно. Плачущий Джон не может сравниться ни с одной из увлекательных вещей, когда-либо виденных Шерлоком. Он даже не знал, что упустил эту грань, настолько загадочную, что все это время он не обращал на нее внимания. Он словно перевернул страницу и обнаружил, что она объемная. Это слегка напоминает фракталы и еще больше — фиолетовый цвет, но на самом деле ничего из того, что Шерлок когда-либо представлял.

А почему я, в конце концов, вернулся?

Это был бы такой прекрасный способ умереть. Просто улететь вот так, как парящая снежинка или пепел с сигареты Мальборо, слушая, как Джон повторяет единственное имя, которое он должен сейчас помнить. Голос Джона был бы последним звуком, который бы он услышал. И крики бы затихли. Шерлок не верит в рай, но в это верит всем сердцем, и он предполагает, что с точки зрения человека, чей мир вывернут наизнанку, это ближайшее к тому, чтобы верить в рай. Когда он умрет, будет пусто и тихо. Такова будет награда.

— Думаю, потому что должен тебе услугу, — неуверенно говорит Шерлок.

Это звучит неправильно, и Джон прижимает ладонь к губам, качая головой. Он издает приглушенный звук, наверняка ругается. Слезы не останавливаются, и Шерлок безмолвно благодарит его за это, потому что когда еще такое случится. Явно не скоро, и он постарается не вызывать такую реакцию в будущем, потому что люди бросают тех, кто заставляет их плакать слишком часто. Все это знают. Основной принцип. Но сейчас, все же, это все равно, что наблюдать за взрывом сверхновой в реальном времени. И он заставил Джона плакать всего раз, это должно быть приемлемо по стандартам нормальных людей.

Но очень скоро на Шерлока нападает знакомый ужас. Он знает, что смотрит слишком пристально и внезапно очень хочет понять, почему Джона, судя по его виду, это так ужасает.

— Можешь перестать плакать, если хочешь. Это захватывающе, но я не рассержусь, я уже все запомнил, — говорит Шерлок на одном дыхании.

И господи, у него болит голова, но он так любит Джона. Придвинувшись, он прикасается губами к глазу Джона, и Джон сейчас поймет, что это наполовину поцелуй, а наполовину желание узнать, какова на вкус эта соленая влага, но еще Джон должен понять, что на самом деле разницы нет, в глубине души это одно и то же. Он уже должен понимать такие вещи. Если нет, то чувство ситуации у Шерлока совершенно кошмарное. Губы Шерлока чуть приоткрываются на очень мягких, таких уязвимых ресницах Джона.

И это оглушает.

На вкус они как устрицы и зубровка, влага гуще воды, но более жидкая, чем пот.

И это невероятно.

Шерлок не может удержаться, и с его приоткрытых губ срывается счастливый вздох.

— О боже, Джон, ты идеален, ты... нет. Я не это имел в виду. Я имею в виду... не плачь. Я ведь должен так сказать? Наверное, да.

Джон издает тот же звук, что обычно, когда Шерлок перекрывает ему доступ к кислороду, его руки исследуют поверхность футболки Шерлока на спине.

— Единственная причина, по которой ты вернулся, это то, что ты задолжал мне чертову услугу? Типа как заплатить за бензин или помыть посуду?

— Да. Я тебе должен за... Это было хорошо.

— Ты выжил, потому что должен мне. Думаю, тебе все-таки удалось. Все. Это уже слишком, Шерлок.

«Это слишком» — не то выражение, которое может заставить Шерлока Холмса чувствовать себя комфортно. Но он с ним хорошо знаком, Рождество ли это или другое время года.

Слишком.

Слишком много _________.
кокаина.
звуков.
цветов.
Андерсона.
света.
знаний.
жадности.
осколков.
людей.
мелодии.
болтовни.
пространства.
неба.
сразу.
значений.
глупости.
морфия.
жизни.
вежливости.
пустоты.
воздуха.
идиотизма.
улыбок.
ощущений.
уродства.
тишины.
лицемерия.
информации.
очарования.
боли.
времени.
Шерлока.

Черт побери.
Он имеет в виду, слишком много Шерлока, Джон подразумевает то же, что и я.

— Слушай, я все-таки рад, что сделал это, — говорит Шерлок в накатывающем отчаянии. — Иначе я бы не увидел, как ты плачешь.

Джон запрокидывает голову назад и смеется. Это не уравновешенный и не счастливый смех. Он нервный, и звучит болезненно, и означает, что Шерлок неправ. Слезы были прекрасны, но этот звук ему не нравится, он резкий, и беспорядочный, и каким-то образом звучит более отчаянно, чем смех. Джон отталкивает его уверенно, явно не желая больше находиться рядом с ним, и спустя мгновение Шерлок яростно вцепляется обеими руками в его свитер.

К сожалению. Но так уж случается, так всегда происходит, думает Шерлок, когда весь мир в две секунды становится серым, когда ты не знаешь, что случится дальше.

— Дьявол, Джон, просто скажи мне, что говорить, — просит Шерлок. — Я не хочу, чтобы ты был несчастным. Знаешь, яд до сих пор в моем организме, так что я буквально место преступления. Ты любишь места преступления.

— Шерлок, замолчи, — вздыхает Джон. — Я ненавижу тебя все больше с каждой секундой. Я люблю и ненавижу тебя, и я могу сказать это сегодня, потому что ты нас едва не покинул, правда? Вся эта чертова интермедия, которую ты терпеть не можешь. Я не могу. Просто... прекрати, пожалуйста. Прекрати предлагать мне расценивать яд в твоих венах как привлекательную черту, говорить, что тебе нравится, как я плачу. Я люблю тебя, и я думаю, что ты разбиваешь мне сердце.

— Но все наоборот. Я люблю тебя, а у меня, предположительно, даже не должно быть сердца.

Снова неверно. Услышав это признание, Джон поднимается с кровати, вырываясь из рук Шерлока. Он шагает взад-вперед на своих коротких ногах, яростно вытирая лицо рукавом свитера. Наконец он ненадолго задерживается перед стеной и ударяет по ней кулаком. Не слишком сильно, чтобы пробить дыру, но достаточно, чтобы повредить пальцы, и Джон вздрагивает от боли, а Шерлок смотрит на него, намного сильнее чувствуя себя утопающим, чем двадцать минут назад.

— Значит, вот так тебе на самом деле нравится, — заключает Джон, опираясь спиной на стену. Ноги вдруг подводят его, как тогда в бассейне, и это до ужаса неправильно, так неправильно, что дыхание в горле у Шерлока останавливается. — На хрен это все, места преступления и электроэнцефалографию. Тебе нравится быть официально мертвым на двадцать секунд или что-то в этом духе, пока я делаю искусственное дыхание и массаж сердца, а потом возвращаться, потому что ты почувствовал себя слегка обязанным, и наблюдать за моим срывом. Это. Это для тебя развлечение, день, достойный того, чтобы делать признания.

Погодите минуту.

Обычно Шерлок невероятно быстро обрабатывает информацию, но это было....

О.

Я...

Да. Понимаю.

Список Плохого.

5. Идеальный день.

Скажи Джону, что любишь его, в идеальный день.

Но я сказал, что люблю тебя, не из-за того, что день был таким грандиозным. Я не могу быть совершенно счастлив, когда ты так выглядишь, когда у тебя слабеют колени, как будто на тебе опять взрывчатка.

Я никогда не смогу быть счастливым, когда ты подпираешь стену, словно метла, это невозможно. Я сказал это, потому что думал, что ты хочешь это услышать.

И потому что это правда.

Тем временем язык Шерлока словно приклеился к небу.

— Я много чего могу вынести, — шепчет Джон. — Но если это правда твой идеальный день. Тогда. Ну что ж...

Джон скрещивает руки на груди. Он умолкает. Он закрывает глаза — нежные ресницы опускаются навстречу глубоким линиям боли-и-страдания. Он стоит совершенно спокойно возле стены, как забытая пыльная швабра — и по цвету тоже ее напоминает, — и Шерлок буквально видит, как вся его жизнь рушится, их общая жизнь: столько будущих дел, и еды на вынос, и убийств, и секса, и недоразумений, и шуток, и одержимости, и тихих улыбок, и фальшивой крови, исчезающей в один миг. Тысячи вариантов того-что-могло-случиться — сгорают.

— То, что я хотел умереть у тебя на руках, не означает, что я жалею, что это не случилось, — произносит Шерлок, когда снова может говорить. — И я не могу говорить то, что ты хочешь услышать, если не знаю, что это. Ты слишком далеко отсюда, вернись. Ты так не думаешь.

— Именно так я и думаю, Шерлок — если бы ты мог переиграть сегодняшний день, изменить все, ты бы не захотел, правда?

— Нет, но это потому что...

— Потому что ты такой эгоистичный псих, что скорее разобьешь мне сердце, чем никогда не поймешь, на что же это было похоже. Не можешь уйти в одиночку, да? Ты и твоя несчастная наука, ты скорее впишешь все это в каталог вместе с остальным, чем сбережешь мне... блядь.

Шерлок однажды использовал сухой лед, чтобы сохранить невероятно хрупкий образец бумаги, так что он, конечно, знает, на что похож сухой лед, холод, обжигающий кожу, потому что, конечно, он экспериментировал. Но это намного больше похоже на редкий химический состав, который он однажды пролил на запястье: леденящий жар, пульсирующий под обжигающей панической мыслью НЕТ.

— Это неправда, ты же знаешь, — рявкает Шерлок на взводе.

— Тогда скажи мне, что предпочел бы, чтобы ничего из этого не случилось. Давай. Господи. Ты не можешь, да?

— Я не могу, потому что каждый раз, когда ты спасаешь мне жизнь, моя жизнь определенно что-то значит для тебя. Это для тебя не новость, между прочим, — от зыбкого страха внутри его голос резок как острие кинжала. — Ненавижу, когда ты притворяешься глупым. Ты не настолько глуп, Джон. Ты знаешь меня. Ты читал меня, как книгу.

— Я еще однажды читал книгу об Афганистане. А потом увидел его своими глазами.

Они не знают, что сказать после этого.

Джон отталкивается от стены и проводит рукой по голове. Он не смотрит на Шерлока, а Шерлок сейчас отчаянно хочет, чтобы смотрел, он хорошо владеет невербальной коммуникацией, а все, что он сейчас может сказать, сделает только хуже, учитывая, что его и без того считают персонифицированным Афганистаном. Слова сейчас будут все равно что выстрел из револьвера по дну тонущей шлюпки. Тем временем Джон подходит к комоду и кладет в карман кошелек, проверяет телефон в кармане джинсов. Секунду он стоит спокойно, а потом выпрямляет плечи — а это означает, что в нем проснулся солдат, что весьма логично, если Шерлок — пустыня, где люди стреляют в него, а потом его язык касается нижней губы. Он собирается что-то сказать. Правда, что бы это ни было, ему не хочется этого говорить. И таким образом, что бы он там ни собирался сказать, оно слишком ужасно, раз это приходится обдумывать.

Нельзя этого допустить.

— Если ты уходишь, ты забыл ключи, — шепчет Шерлок.

Он всего лишь хочет опередить следующую фразу Джона.

Но Джон ничего не говорит. Он даже не оглядывается, когда уходит.

На следующий день Шерлок понимает, что совсем не так представлял себе отсутствие Джона.

Во-первых, он был уверен, что это будет продолжаться не больше восьми часов, а потом он просто умрет. В крайнем случае, прогулка до аптеки Бартса или покупка ножа помогут решить эту проблему. Но именно тогда, когда необходимо, у него с трудом получается даже думать об этом. Если он умрет, то вообще лишит себя возможности увидеть Джона. Да и вообще, он не заслуживает такой прекрасной вещи, как смерть, после всего, что наделал. Он все еще обязан Джону. И из-за этого под кожу проникает дисгармония, несмотря на то, что Джона сейчас рядом нет, и он не проявляет к Шерлоку никакой доброты.
Эти восемь часов, на протяжении которых он не умирает, можно занять следующим:

1. Сидеть с телефоном в руках и ждать.

2. Набрать «Это меня убьет», а затем стереть. Джон, очевидно, знает это и так.

3. Набрать «Я сказал, что тебя люблю, потому что я тебя люблю и не потому, что сегодня такой день, и если мне нельзя говорить, что я тебя люблю, когда я чувствую, что я тебя люблю, тогда я придумаю что-нибудь другое, что будет означать, что я тебя люблю, потому что если ты не хочешь слышать, что я тебя люблю, я могу это понять и с радостью перестану, хоть ты и поступил, как безмозглый маленький…» и снова стереть.

4. Рассеянно отметить, что сердце начинает работать лучше, когда яд выходит из тела.

5. Не писать Майкрофту. (Это гораздо труднее, чем кажется, а со временем становится почти невыносимым.)

6. Повесить на окно красный галстук, объявив таким образом чрезвычайное положение Наихудшего Развития Событий.

7. Загрузить на e-book книгу «Парфюмер: История одного убийцы» и прочитать. Когда он ее дочитает, то придет в неописуемую ярость оттого, что ему не позволили прочесть ее раньше.

8. Набрать «Я могу найти тебя, где бы ты ни был, и я это сделаю, а затем верну тебя домой и никогда не выпущу, потому что ты должен быть здесь, ты принадлежишь мне, каждая твоя клетка МОЯ», а затем стереть. Потому что Джон может уйти, если хочет. Шерлок сам сказал ему об этом.

Следующее утро, а он практически не двигается, сидит в своем кресле до самого рассвета, не шевелясь, чувствуя приближение дня и мурашек по телу. Облака заслоняют солнце, но он чувствует свет. Сегодня прохладнее, чем вчера, и грязные массы смога шевелятся в пыльном воздухе.

Теперь понятно, думает он. Так вот на что они оказались похожи. Восемь часов без Джона.

Если в жизни существовали еще более бесполезные восемь часов, то он не может их вспомнить или даже представить.

Шерлок принимает душ, делая воду настолько горячей, насколько может выдержать. Он опирается руками на кафельную плитку стены и ждет, пока кожа распаривается и краснеет. Шерлок так стоит на протяжении десяти минут, пока не превращается в вареного лобстера, пока его голова не начинает кружиться от количества теплоты и пара, и пока совсем немного, всего лишь на почти незаметную долю градуса, не становится теплее ледяной комок в животе. Вода, даже у точки кипения, совсем не похожа на горячий живот Джона, но он продолжает так стоять, сжигая верхний слой своего эпидермиса. Затем вытирает насухо волосы, открывает дверь ванной и заходит в тихую пустую комнату. Смотрит сначала в одну, затем в другую сторону.
Этого он предположить не мог.

Шерлоку казалось, что без Джона ему будет становиться труднее с каждой секундой, и это время будет ускоряться в безжалостной геометрической прогрессии, пока его собственное сердце не сожмется и не умрет, или он не забудет, как дышать, или его мозг не расплавится. Но сейчас все происходит совсем иначе. Это ужасно, но каждая новая секунда его одиночества похожа на предыдущую. Капля воды стекает по локтю и падает на пол.

Он ждет.

Еще одна.

Кап.

Кап.

Кап.

Впервые в жизни Шерлок всей душей мечтает о том, чтобы было больше звуков. Строительные работы на Бейкер Стрит, шум пылесоса внизу, у миссис Хадсон, навязчивая мелодия, отвратительным червяком стремящаяся продырявить черепную коробку и добраться до мягкой сердцевины. Да что угодно было бы лучше отсутствия всего.

«Что-то очень сильно привязывающееся?» — вспоминает он в отчаянии. — «Что-то отвратительно-приставучее?»

Стоял бы я здесь, под проливным дождем
Когда весь мир кружит вокруг, врываясь прямо мне в голову

Не работает.

Коварная мелодия просто повисает в воздухе и затем тает, как снежинка в августе.

Паршивая тишина.

Это не похоже на ночной Майванд, это что-то, чего он никогда не испытывал. Звуков недостаточно, и Шерлок сейчас может чувствовать собственный язык во рту, а люди не способны это ощущать, то есть на самом деле фиксировать. Язык, который, возможно, никогда не заговорит с Джоном снова, не поделится с ним кусочком тоста и не коснется его уха.

Кап.

Кап.

Он быстро срывает полотенце с плеч, с отвращением думая о том, что сейчас упадет очередная капля и раздастся очередной звук, никак не связанный с Джоном. Если бы Шерлок был менее безжалостным к самому себе, возможно, он бы сказал, что хуже быть не может. Но он знает, как обстоят дела, знает, что лучше тоже не будет никогда.

«По-прежнему» станет синонимом для «хуже», и скорее раньше, чем позже», мрачно думает он, входя в свою спальню.

Простыни по-прежнему не расправлены. Ну, разумеется. Утыкаясь в скомканный хлопок, Шерлок чувствует приближение головной боли, которая начинает пульсировать в верхней части шеи.

Как долго простыни могут сохранять запах человека? Если я не буду оставаться здесь, если буду спать наверху, а здесь проводить только один час за ночь, запах продержится дольше? Насколько его получится сохранить, если я буду вдыхать не все сразу, а по отдельности: непонятный запах кожи и корицы, пустыни, соли и крема, который принадлежит Джону?

Телефон Шерлока гудит, и его сердце тут же начинает колотиться. Но это всего лишь Мелисса Виггинс, бездомная и очень проницательная. Что ж, красный галстук сработал.

Грейпвайн проследил за ним
До Уандсворта, до дома Гарриет Уотсон.
По дороге зашел за туалетными принадлежностями.
Код камеры наблюдения – 34622.

Туалетные принадлежности.

Туалетные принадлежности. Зубная щетка зубная паста пена для бритья бритва мыло зубная нить крем после бритья дезодорант.
Шерлок кусает костяшки пальцев, чтобы сдержаться, но это все равно считается.

Мелисса – параноидальный шизофреник, и в то же время очень наблюдательна. Однажды она бросилась в Темзу, убеждая всех в том, что хотела лишь поплавать, хотя Шерлок точно знал, чего она хотела на самом деле. Мелисса сказала ему, что вода была настолько холодной, что она чувствовала ожоги на своей коже, как будто ее сжигали на костре за колдовство. Шерлоку нравится Мелисса Виггинс, но она безумна, как Шляпник. Он хорошо знает такой тип людей. Мелисса слишком много думает и никогда не замолкает, и верит в то, что радиоволны можно увидеть. У нее нет никого, кто бы ее понял. А все потому, что ни один человек даже из пятидесяти тысяч не поймет безумного, не будучи при этом безумцем сам.
Только Джон.

«Я умираю» — пишет ей Шерлок, добавляя свои инициалы.

«Привыкай» — отвечает она спустя несколько секунд.

Шерлок поднимается с постели и наскоро одевается, застегивая пуговицы на белой рубашке лишь наполовину. Он босиком идет на кухню, где оставил свой ноутбук, затем открывает его, вводит пароль, щелкает по ярлыку «Наука Дедукции» и заходит на свою почту, сидя на столе для Еды и Экспериментов.

«Дорогой Джим» — начинает печатать он.

Прерывается. Сейчас самое подходящее время для того, чтобы умереть, к тому же Джон этого не увидит. И Джим Мориарти умрет вместе с ним. В агонии. В пожаре. Чувствуя, как кожа отделяется от костей. Узнав наверняка неповторимую…острую иронию, которую собирается вложить в это Шерлок. Так что он продолжает печатать, стараясь быть очень рациональным. Шерлок обдумывает, где бы устроить эту встречу, чтобы можно было использовать семтекс без вреда для окружающих, и так, чтобы никто не смог их спасти, но в квартиру заходит Майкрофт Холмс, бросает взгляд на Шерлока, а затем закрывает его ноутбук. Шерлок хмурится, стиснув зубы от злости.

— Ох, ну перестань, — упрекает его Майкрофт, поставив свой зонт в угол. – Неужели ты думал, что единственный в мире, кто использует этот знак на случай Наихудшего Развития Событий?

— А у тебя на этот случай припрятаны отборные ребрышки, жареный цыпленок или, скажем, целый фунт фуа-гра? – закипает Шерлок.

Майкрофт ставит стул слишком близко к Шерлоку и садится, поправляя брючины. Он выглядит одновременно невозмутимо и укоризненно. Шерлок не знает, как ему удается, но может датировать это выражение лица приблизительно тем периодом, когда Майкрофт вышел на гражданскую службу.

— Очень остроумно. Мог поднять трубку хотя бы раз, это произвело бы гораздо более душераздирающее впечатление. А ты пытался связаться с Джеймсом Мориарти.

— Отвали.

— Нет.

— Я не пытался.

— Пытался.

— Не зли меня.

— Не имел ни малейшего желания. Но ты планировал встречу.

— Какая тебе разница?

— Шерлок, — строго начинает Майкрофт, — посчитай количество братьев, которые у меня есть. Это не займет у тебя много времени. Я подожду здесь, пока ты закончишь с вычислениями и поделишься со мной результатом.

«Самодовольный, высокомерный ублюдок» — думает Шерлок, прикусив язык.

Майкрофт осматривает квартиру, поглощая информацию. Да, это было бы довольно скверно – иметь брата, являющегося Британским правительством, когда война настолько ужасна, бесполезна и скучна. Довольно скверно иметь такого невозмутимого, вызывающего раздражение и пиздец какогонавязчивого Майкрофта, в глазах которого ты выглядишь беспомощным, озабоченным, полумертвым и по-прежнему высоким. Скверно, потому что Майкрофт его любит – это очевидно, учитывая, что он ни о ком больше не хочет заботиться. И это очень скверно, потому что Майкрофт всегда выигрывает. Еще он гораздо умнее Шерлока. И для Шерлока это просто невыносимо.

— Что ж, — Майкрофт продолжает диалог, — это печально.

— Неподходящее слово, — резко отвечает Шерлок.

— Независимо от твоей склонности к драматическим гиперболам, это все же «печально». Какие у тебя планы?

— Их нет.

— Это явно не тот случай.

— Так или иначе я умру, Майкрофт. Посмотри на меня.

Майкрофт щурится и внимательно на него смотрит, и Шерлок понимает, что эти слова только что прозвучали из уст десятилетнего ребенка. Не «как будто бы из уст десятилетнего ребенка», а из уст десятилетнего его самого, когда все вокруг для него было неправильным, окружающие цвета сильно раздражали, а будущая жизнь казалась уже слишком длинной. У Шерлока краснеют уши.

— Ты прав… Хоть это и не было самым остроумным решением, но оно произвело на меня сильное впечатление с драматической точки зрения, — подводит итог Майкрофт.

— Это единственное, о чем я могу думать, — отвечает Шерлок шепотом, опуская голову на стол и закрываясь руками.

Потерпел поражение. Снова. И так быстро.

— Знаешь, ты можешь выжить, даже если и не будешь счастливым. Посмотри на меня.

— Я не говорю о возможности быть счастливым, — признается Шерлок в отчаянии, не поднимая на него глаз. С Майкрофтом проще говорить, когда не видишь его пухлого и самодовольного лица. — Не могу сказать, что я совершенно счастлив с ним. Мы оба с трудом можем назвать себя счастливыми. Иногда все замечательно, иногда ужасно, но это вовсе не значит, что я счастливый. С ним я становлюсь мной. То есть самим собой. Без какой-то цензуры или интерпретации. Просто я. И он…

— Он это любит, — заканчивает Майкрофт.

Шерлок поднимает на него взгляд. Откидывается на спинку стула, потому что его спина сейчас уже не держит осанку. Поразительно, но Майкрофт совсем не выглядит помпезно и даже не ухмыляется. Он смотрит грустно, устало и немного ошеломленно. У Майкрофта звонит телефон, он вынимает его из пиджака и, даже не взглянув на дисплей, дает отбой. Телефон исчезает в кармане.

— Вот почему он мне нравится, — спокойно говорит Майкрофт.

Из всех эпизодов прошлой жизни, связанных с насмешками Майкрофта, Шерлок вспоминает как его брат ненавидел Чарльза Археолога, несмотря на то, что он с ним даже не встречался (хотя в этом никогда нельзя быть уверенным, это же Майкрофт). Шерлок всегда удивлялся, почему, и, очевидно, причина все-таки была. Чарльз не был виноват в том, что Шерлок водил его за нос, но факт оставался фактом — Чарльзу нужен был нормальный человек, открытый, любящий, чувственный, заботливый и нормальный парень. А Шерлок не нормальный.

И видимо, Майкрофт предпочитает, чтобы Шерлок жил такой жизнью. Аномальной. Это для него было новостью.

— Если ты так сильно в нем нуждаешься, то смерть кажется довольно сложным обходным путем, чтобы вернуть его, тебе так не кажется? — спрашивает Майкрофт, постепенно возвращаясь к своему привычному снисходительному тону.

Тишина повисает, и до него, наконец, доходит — Майкрофт прав. Шерлок возвращается к мысли о том, чтобы вернуть Джона…

— Не таким способом, — говорит Майкрофт сурово.

— Съебись из моей головы, — огрызается Шерлок, совсем не думая о хлороформе, или рогипноле, или простых транквилизаторах.

— Хорошо, — его брат поднимается с места и кладет свою руку Шерлоку на плечо. К своему собственному удивлению, Шерлок ее не сбрасывает. – Ты обладаешь безграничной изобретательностью и столь же бесконечным энтузиазмом. Фактически, нездоровым энтузиазмом. Найди способ. Я буду на связи.

— Независимо от того, нравится мне это или нет, — бормочет Шерлок.

На полпути до двери Майкрофт оборачивается:

— И не таким способом тоже.

Недовольно морщась, Шерлок стирает из сознания картинки с изображением фургона без опознавательных знаков, мужчины в маске с автоматом АК-47, и перестает ощущать на лице колючую шерсть. Это занимает три с половиной минуты, но ему это удается. Шерлок отличается от Джима Мориарти тем, что иначе чувствует, иначе думает и получает совсем другие удары от судьбы. Важно знать, что конкретный приз имеет наибольшую ценность, если он получен определенным уникальным способом. Шерлок понимает, что способ имеет значение. Он не уверен, что об этом задумывается Джим.

Однажды это станет его преимуществом.

Шерлок достает свой телефон и печатает:

Мне следовало бы тебя поблагодарить
Ш

Спустя несколько секунд телефон подает сигнал:

Если ты когда-нибудь соберешься,
моим ответом будет «Всегда пожалуйста»
М

В перерыве между поисками Джона на записях взломанной системы видеонаблюдения, Шерлок приходит к шокирующему открытию: оказывается, то, что ты делаешь, когда тебя бросают, совсем не отличается от того, чем ты занимаешься всегда. Не ешь, спишь мало, куришь сигареты, которые курить не следовало бы, отвечаешь на смс от Лестрейда, и если ты не будешь этого делать, то никогда не придумаешь, как вернуть Джона, потому что тишина просто возьмет и поселится в твоем мозгу.

Он уверен, что решение продолжить дело является правильным. На третий вечер ада, пытаясь игнорировать обеспокоенную миссис Хадсон с ее «тук-тук-тук», «ю-хууу» и «все-хорошо-дорогой?» у его двери, он обнаруживает волос Джона на своей подушке. Требуется два часа, чтобы прочесать всю квартиру в поисках остальных, и теперь Шерлок, обладающий зрением филина, уверен, что собрал все имеющиеся, несмотря на то, что они были очень светлые и тонкие. Сорок семь волосинок, которые теперь лежат в полиэтиленовом пакетике для сбора улик. И сейчас это кажется стоящей проделанной работой. Но в то же время Шерлок сам понимает, что это похоже на меланхолию, потому что он кладет их с собой в постель, когда ложится спать. И еще – электроэнцефалограмму, записанную на жесткий диск.

Он лежит на Диване для Размышлений, прижимая все это к груди, когда его телефон подает сигнал. Читает сообщение и осознает, что его воображение не станет богаче, а решительность тверже, пока он будет лежать в обнимку с пакетиком волос. Ты двигаешься вперед. Ты снимаешь футболку, находишь выглаженные брюки и отвечаешь Лестрейду.

Кроме того, в смс говорится:

Морти Тридженнис мертв.
Те же симптомы. Ты придешь?
Л

Шерлок находит Лестрейда на месте преступления – в доме, похожем на тот, в котором началось все это жуткое дело. Лестрейд поджимает губы, как только Шерлок подходит ближе:

— Где твой бойфренд? – спрашивает, не отрывая глаз от телефона. – Извини. Твой коллега, эксперт по криминалистике. Кажется, он мне нравится, у него зоркий глаз. И он симпатичнее тебя.

На этот вопрос ответить сложно, так что Шерлок молчит.

В конце концов, Лестрейд убирает телефон.

— Господи, — восклицает он, внезапно оказавшись в курсе всего. Интересно, кjulf это случилось?

Шерлок сглатывает.

— Закончили с делом, — говорит Лестрейд.

— Сначала мне нужно знать…

— Кто-то притащил сюда Морти Тридженниса в респираторе. Он был найден мертвым. Тот же яд. Токсикология не может проследить ни хрена. Отпечатков нет нигде…ни на маске, ни в доме. Ничего. Ты пробовал цветы?

— Хм? – удивляется Шерлок, стараясь игнорировать своего союзника из полиции.

Лестрейд скрещивает руки на груди. Шерлоку приходит в голову мысль, что Инспектор может страдать от своеобразного психического расстройства, которое имеет что-то общее с навязчивой идеей узнать ответ на вопрос, счастлив Шерлок или нет. Эта новость его шокирует даже больше, чем откровения Майкрофта. Лестрейд хочет, чтобы дела были раскрыты, и Шерлок их раскрывает. Гениально раскрывает. И так всегда было заведено. Лестрейд знает, что Шерлок наркозависим, но иногда прощает ему это, поскольку Шерлок имеет над ним умственное превосходство, и еще потому, что это единственный способ заставить Шерлока слушать. Но сейчас наркотики ни при чем.

Волосы Лестрейда поблескивают серебристым, освещаясь лучами зимнего солнца. Он покашливает и вопросительно поднимает свои брови. Лестрейд всегда так делает, когда Шерлок не желает о чем-то с ним говорить или слушать его. И Шерлок это помнит.

— Цветы, — повторяет Лестрейд, — такие разноцветные фигни на концах стеблей. Часто ставятся в вазу.

— Нет, — отвечает Шерлок.

— Погоди, Джон ведь любит кино! Сомневаюсь, что ты его когда-либо туда водил. Не пробовал?