Глава 11. Расписание дежурств Алекс повергало Купа в недоумение

Расписание дежурств Алекс повергало Купа в недоумение. Он не представлял, как можно столько работать! Ни с чем подобным он еще никогда не сталкивался, хотя среди его побед было несколько женщин, активно занимавшихся своей карьерой, в том числе две адвокатессы. Куп и Алекс встречались урывками, ужинали в ресторанах быстрого обслуживания, китайских забегаловках и кафе, изредка ходили в кино, и каждый раз их встречи прерывались настойчивым сигналом пейджера. Алекс вызывали в клинику, и она прыгала в свой «Фольксваген» или в такси и мчалась на работу. Куп не раз уговаривал ее предпринять что‑нибудь, но Алекс отрицательно качала головой. Она была бессильна изменить сложившийся порядок, из‑за которого у абсолютного большинства врачей‑резидентов напрочь отсутствовала личная жизнь. Правда, многие из ее коллег встречались с другими врачами или медсестрами, но эти служебные романы были чаще всего недолговечны.

Алекс действительно было непросто втиснуть в свое рабочее расписание Купа, распорядок жизни которого так отличался от ее собственного. Чтобы выкроить время для встречи с ним, Алекс менялась сменами, отрабатывала лишние часы, чтобы иметь возможность уйти с дежурства пораньше, и безотказно подменяла коллег, когда им требовалось отлучиться по личным делам. Куп тоже шел на всяческие ухищрения, чтобы подстроиться к ней, однако он не переставал изумляться той ответственности, которую Алекс проявляла, если речь заходила о ее работе. Впрочем, это ему даже нравилось, как нравилось все в этой удивительной женщине. О ее богатстве Куп теперь почти не вспоминал, однако, если эти мысли все же приходили ему на ум, он думал о миллионах Артура Мэдисона лишь как о приятном, но необязательном дополнении ко всему остальному. Они были для него как нарядная ленточка на рождественском подарке. Гораздо чаще Куп задумывался о том, как отнесутся родители Алекс к тому, что он встречается с их дочерью.

Его так и подмывало спросить об этом у самой Алекс, но он так и не осмелился – главным образом потому, что не был уверен, можно ли так определить их отношения.

Их отношения и в самом деле развивались достаточно медленно – отчасти из‑за занятости Алекс, отчасти из‑за того, что, раз обжегшись, она была очень осторожна и не хотела спешить. Он поцеловал ее только после пятого свидания, но дальше этого дело не пошло, а форсировать события Куп не хотел. Для этого он был достаточно умен, да и терпения ему было не занимать. Он сразу решил, что переспит с Алекс, только когда она сама захочет этого. Инстинкт подсказывал Купу, что при малейшем давлении с его стороны Алекс может отдалиться или вообще порвать их отношения, а этого ему не хотелось. И он был готов ждать столько, сколько будет нужно.

К счастью, Шарлей совершенно исчезла с его горизонта.

После того как он две недели кряду не отвечал на ее звонки, она наконец перестала ему надоедать. Куп почувствовал огромное облегчение от того, что не надо было думать, как выпутаться из этой глупой ситуации. Всеми его мыслями теперь владела Алекс. Даже Палома, казалось, одобряла ее, хотя Куп был уже готов к решительной схватке со своей строптивой горничной, боясь, что ей вздумается дерзить Алекс. Ему бы никогда не пришло в голову, что Палома жалеет Алекс, уверенная, что бедная наивная женщина не представляет и близко, на что идет.

Куп совершенно изменил свой привычный распорядок.

Даже в те дни, когда он не встречался с Алекс, он оставался дома и читал сценарии или ужинал с кем‑то из знакомых режиссеров и продюсеров. Однажды он снова побывал на вечеринке у Шварцев, но Алекс не смогла поехать туда с ним, и Куп откровенно скучал. Расспрашивать о ней Луизу Шварц он не осмелился – ему не хотелось, чтобы кто‑то знал, что они встречаются. Куп нисколько не стыдился своего увлечения, просто ему хотелось уберечь Алекс от шумихи, которую могли поднять вокруг них газеты. Он уже понял, что она была человеком скромным, твердо придерживавшимся определенных правил, и ей бы наверняка не хотелось, чтобы бульварная пресса назвала ее еще одним «приобретением», которое знаменитый Купер Уинслоу сделал для своего гарема. Хоть Алекс и была более или менее осведомлена о его репутации «первого голливудского плейбоя», но посвящать ее в подробности Куп считал излишним.

Там, где они обычно ужинали, газетчики не появлялись.

Местом их охоты были шикарные рестораны в центре Лос‑Анджелеса, но Куп еще ни разу не водил Алекс ни в «Спаго», ни в «Четыре времени года», так как у нее не было ни сил, ни времени, чтобы привести себя в надлежащий вид. Она постоянно была занята, поэтому, когда однажды они пошли в кино и даже смогли досмотреть фильм до конца. Куп считал это огромной удачей.

Но больше всего Алекс нравилось приезжать к нему в «Версаль» на уикенд. Она подолгу плавала в бассейне и загорала. Один раз она даже приготовила Купу ужин, но не успели они сесть за стол, как ее вызвали на работу, и Алекс так и не съела ни кусочка. Такое расписание жизни, тем более продиктованное не им, поначалу Купа сильно раздражало.

Но потом он решил, что ради Алекс он должен принять все как есть. Все неудобства и препятствия, которые отделяли его от нее, он теперь воспринимал как личный вызов и готов был приложить все силы, чтобы их преодолеть.

Алекс, когда бывала у Купа, с удовольствием беседовала с Марком, с которым часто встречалась у бассейна. Он охотно рассказывал ей о своих детях, а однажды даже поделился своим беспокойством по поводу того, как складываются их отношения с матерью и Эдамом. Марк признался Алекс, что ему, конечно, не особенно хотелось, чтобы его дети были в восторге от отчима – совершенно чужого им человека, который к тому же разрушил их семью, но, с другой стороны, он всегда стремился к тому, чтобы Джессика и Джейсон были счастливы. Алекс искренне сочувствовала Марку и всегда пыталась успокоить его.

Гораздо реже она видела Джимми. Джимми работал еще больше, чем сама Алекс. Даже в выходные он часто ездил по сиротским приютам или тренировал детскую софтбольную команду. Марк, впрочем, часто рассказывал Алекс о том, какой Джимми отличный парень. От него же она узнала и его трагическую историю. С тех пор каждый раз, когда Джимми выходил к бассейн)', Алекс старалась как‑то выразить ему свое сочувствие, но сам Джимми никогда не заводил разговора первым. Похоже было, что в присутствии Алекс Джимми испытывает постоянную неловкость. Он действительно чувствовал себя скованно, но Алекс была здесь ни при чем – на ее месте могла быть и любая другая женщина. Все дело было в самом Джимми, который вопреки всему по‑прежнему чувствовал себя связанным с Маргарет. По прошествии некоторого времени именно от Джимми Алекс узнала, что он и Марк никакие не гости Купа, а арендуют у него жилье, однако она не придала этому никакого значения, справедливо рассудив, что финансовые дела Купа ее не касаются.

Куп и Алекс встречались уже месяц, когда Куп предложил Алекс отправиться на уикенд в небольшое путешествие. Алекс сомневалась, что это возможно, но в кои‑то веки расписание ее сложилось настолько удачно, что, переговорив с коллегами, она освободила себе оба выходных дня.

Единственным условием, которое она поставила Купу, было то, что в отеле у них должны быть отдельные комнаты. Она была еще не готова к физической близости с Ютом и не хотела спешить, хотя в последнее время Алекс, несомненно, влекло к нему. Кроме того, она сказала, что хочет заплатить за свою комнату сама. Куп собирался отвезти ее в Мексику – одно уютное курортное местечко, которое он знал, и Алекс отнеслась к этому с восторгом. Она не отдыхала на курорте с тех самых пор, как поступила в резидентуру, а путешествовать она всегда любила. Два дня солнца и отдыха с Купом были для нее равноценны пребыванию в раю, и она с нетерпением ожидала наступления уикенда. Правда, для этого вовсе не обязательно было ехать в Мексику, но Алекс решила, что Куп просто хочет оградить ее от досужих глаз газетчиков, которые не преминули бы отразить сей факт в своих изданиях, если бы заметили их в Малибу или в Санта‑Монике.

Они вылетели из Лос‑Анджелеса в пятницу вечером и через два часа были уже в отеле, который оказался еще шикарнее, чем его описывал Куп. Как и просила Алекс, у них были отдельные спальни, общая гостиная размером с баскетбольную площадку, просторная терраса, собственный бассейн и свой отдельный кусок пляжа на берегу океана.

Здесь можно было жить месяцами, не видя ни одного постороннего человека, но они не стали уединяться и уже вечером в субботу отправились в город. Там они бродили по сувенирным лавочкам, сидели в открытых уличных кафе, пили текилу с лимонным соком. Казалось, они проводят вместе медовый месяц, и для полноты впечатлений не хватало только одного… Но в ночь с субботы на воскресенье Алекс восполнила этот пробел. Как Куп и рассчитывал, она сама пришла к нему в комнату и осталась до утра.

Алекс пошла на этот шаг сознательно, следуя своему собственному желанию. Алекс чувствовала, что с каждым часом влюбляется в Купа все больше и больше. Еще ни один мужчина в ее жизни не был к ней так добр, внимателен, нежен. Куп оказался не только прекрасным собеседником и хорошим другом, но и восхитительным любовником. Он умел обращаться с женщинами, знал, что им нужно и чего они хотят, и Алекс чувствовала себя с ним легко и свободно.

С ним она смеялась так много, как ни с кем, с ним она могла говорить совершенно откровенно, и даже ходить с ним по магазинам ей очень нравилось. Куп исполнял все ее капризы, ловил на лету малейшие желания, и Алекс с благодарностью думала, что другого такого мужчины нет в целом свете.

Она и раньше знала, какой популярностью пользуется Куп, но количество автографов, которые он раздавал прямо на улицах, ее поразило. Многие останавливали его и просили сфотографироваться вместе, и Куп никому не отказывал. Казалось, его знает весь мир; Алекс даже немного ревновала его к такой известности, однако потом ей пришло в голову, что ни один человек не знает его так хорошо, как она. Так, во всяком случае, ей казалось, и дело было вовсе не в их интимной близости. С ней Куп говорил совершенно откровенно, не только делясь очень личными фактами и историями своей жизни, но и открывая самые сокровенные секреты. И Алекс платила ему той же монетой. Она не хотела, да и не могла ничего скрывать от человека, который за считанные недели стал ей ближе и роднее, чем кто бы то ни было за всю ее жизнь.

– Как ты думаешь, что скажут твои родители, когда узнают о нас? – спросил Куп после того, как они в первый раз занимались любовью. Оба получили огромное наслаждение и ночью отправились искупаться обнаженными в бассейн, на поверхности которого отражалась огромная золотая луна.

Где‑то далеко играла тихая музыка, шелестели на ветру листья пальм, и Алекс подумала, что это, наверное, самая романтичная ночь в ее жизни.

– Понятия не имею, – совершенно искренне ответила она и пожала плечами. – Мой отец, по‑моему, никогда и никого не любил, и моя мать и мы – его дети – не исключение.

Он никому не доверяет, не ищет ничьего расположения. Не представляю, впрочем, как ты можешь ему не понравиться.

Ты такой знаменитый, умный… Мне кажется, у тебя вообще нет недостатков.

– Ему может не понравиться, что я намного тебя старше, – серьезно ответил Куп, а про себя подумал: «И это еще не все…»

– Возможно, – легко согласилась Алекс. – Но иногда мне кажется, что это я старше тебя – ты ведешь себя как мальчишка. – Она улыбнулась ему, потом они поцеловались, и Куп не стал уточнять, что и финансовое их положение разительно отличается – Алекс богата, он же находился на грани банкротства. Говорить об этом ему было не просто неприятно – о своих проблемах Куп старался даже не думать, по обыкновению прячась от реальности, грозившей смутить его душевное спокойствие.

Но Купа определенно радовало то обстоятельство, что материально Алекс от него не зависит. Его нежелание создать семью отчасти объяснялось именно тем, что он чувствовал себя обязанным содержать жену на собственные средства, а между тем его финансовые обстоятельства никогда не отличались стабильностью. Правда, после удачно сыгранной роли у него появлялись большие деньги, но это, как правило, было ненадолго. Куп тратил деньги с легкостью – так уж он был устроен, а некоторые из женщин, с которыми он встречался, обходились ему весьма недешево. Но к Алекс это не относилось. Она была богата, независима, и впервые за много лет Куп начал задумываться о том, что ничто не мешает ему связать свою судьбу именно с этой женщиной. Сначала эти мысли были смутными, неясными, да и никаких конкретных сроков Куп себе не ставил, однако сама перспектива брака уже не пугала его так сильно, как раньше. К своему собственному удивлению, Куп несколько раз ловил себя на мысли, как хорошо бы они могли устроиться в «Версале», хотя раньше он бы предпочел покончить с собой, чем жениться. Но теперь, когда он встретил Алекс, семейная жизнь представлялась ему тоже привлекательной.

Рядом с Алекс он многое воспринимал иначе. Так он и сказал ей, в очередной раз поцеловав под волшебной мексиканской луной.

– Я не знаю, Куп, мне кажется – я еще не готова, – ответила она откровенно. Алекс любила его и не хотела ввести в заблуждение, дать беспочвенную надежду. Она действительно была не готова к браку, отчасти из‑за своей работы, отчасти из‑за печального опыта с Картером. Она все еще страшилась нового разочарования.

– Я тоже, – шепнул он в ответ. – Но, по крайней мере, когда я думаю о браке, меня больше не бросает в дрожь. Для меня это большое достижение!

Алекс была рада, что они оба проявляют одинаковую осторожность и не хотят спешить. В особенности это касалось Купа, который не только никогда не был женат, но и отрицал самую возможность подобного «несчастного случая», как он со смехом объяснял ей еще две недели назад.

Когда Алекс спросила, почему он не женился. Куп сказал, что еще не встретил подходящей девушки, ради которой он готов был решиться на столь опасный эксперимент. Но теперь ему начинало казаться, что он такую девушку нашел.

Алекс казалась ему человеком, с которым можно прожить бок о бок всю жизнь и не разочароваться. А о том, сколько ему еще отпущено лет, Куп даже не задумывался.

Они провели волшебный уикенд и вернулись в Лос‑Анджелес посвежевшие и счастливые. Им очень не хотелось расставаться, и Куп спросил Алекс, не хочет ли она поехать к нему?

– Мне бы этого очень хотелось, – ответила Алекс, немного подумав. – Но мне кажется – я не должна…

Ей все еще не хотелось спешить. Она боялась, что может слишком привыкнуть к Купу, а потом что‑то произойдет, что‑то снова пойдет не так.

– Я буду скучать по тебе, – добавила она, чтобы утешить Купа.

– Я тоже, – ответил Куп, и это были не пустые слова. Он знал – ему действительно будет ее не хватать. После выходных, проведенных с Алекс, он чувствовал себя совершенно другим человеком.

Он сам отвез Алекс домой и отнес ее сумки в квартиру.

Куп еще ни разу здесь не был и испытал самое настоящее потрясение. Повсюду валялись использованные халаты и больничная униформа, книги по медицине были сложены стопками прямо на полу, в крошечной ванной комнатке не было ни ковриков, ни занавесок – только голый кафель, сверкавший больничной чистотой. Мебели в квартире тоже практически не было. Это был не дом в привычном смысле, а самое настоящее «место для спанья», как называла его сама Алекс. В своей квартире она практически не жила – не готовила, не принимала гостей, не читала – и лишь приезжала сюда на несколько часов в сутки, чтобы выспаться и принять душ.

– Господи, Алекс, да ведь это настоящая казарма! – воскликнул Куп, разглядывая оклеенные простенькими обоями стены и голую лампочку под потолком. – Не могу поверить, что это – твой дом!

Сама Алекс казалась ему изысканной, утонченной, аристократичной натурой, и он не ожидал увидеть ничего подобного. Комнаты для ночлега на бензозаправках – и те выглядели во сто раз уютнее, но обвинить Алекс в неряшливости у него не повернулся язык. Он знал, что она хотела стать врачом – это была ее цель, которой Алекс отдавала все свои силы и время. Куп готов был поспорить на что угодно, что ее крошечный кабинет в больнице обставлен и прибран куда лучше, чем эта так называемая квартира.

– Мне кажется, я знаю, что тебе нужно сделать, Алекс, – сказал он с самым серьезным видом. – Облить всю эту свалку бензином, бросить спичку, а самой переехать ко мне…

Но Куп знал, что его слова она, скорее всего, воспримет как шутку. Алекс была слишком осторожной и независимой, чтобы совершить подобный решительный шаг.

Эту ночь Куп провел у Алекс, на ее слишком узкой для двоих и жесткой койке. В шесть утра она уехала на работу, а Куп вернулся к себе. Но не успел он переступить порог «Версаля», как ему стало ясно – ему очень не хватает Алекс, и он хотел бы, чтобы она была с ним всегда.

Еще никогда ни одна женщина не будила в нем подобных чувств.

Когда Палома увидела выражение лица Купа, она была заинтригована. Он выглядел так, словно влюбился в молодую докторшу по‑настоящему, и это удивило Палому. Значит, подумала она, у него все‑таки есть сердце.

После обеда у Купа было назначено несколько деловых свиданий и съемки для обложки «Джи‑Кью». Он вернулся домой только в шесть вечера и сразу позвонил Алекс, но она не смогла даже подойти к телефону. Куп знал, что ей предстоит отработать две смены подряд – такова была цена их мексиканского уикенда, и впервые подумал о том, на какие жертвы идет Алекс ради встреч с ним.

Он как раз устроился в библиотеке с бокалом шампанского и поставил на проигрыватель любимый компакт с записями Эллы Фицджеральд, когда его слуха достиг какой‑то странный звук. Звук доносился откуда‑то со стороны парадного крыльца и напоминал не то треск пулемета, не то серию коротких взрывов. Куп бросился к окну.

Сначала он не увидел ничего странного. Только потом Куп заметил на лестнице какого‑то подростка и даже ахнул от возмущения. Несовершеннолетний хулиган спускался на скейтборде по мраморным ступенькам и наконец приземлился на вымощенную каменными плитами площадку перед парадным входом. Взяв скейтборд под мышку, он снова взбежал на лестницу и начал все сначала.

Куп в ярости ринулся вниз. Выбежав в вестибюль, он рванул парадную дверь и выскочил на крыльцо. Эта лестница из белоснежного мрамора была предметом его особой гордости: ее построили в 1918 году по желанию Веры Харпер, и с тех пор на ней не появилось ни одной щербинки, ни одного темного пятнышка. А юный бандит со своим скейтбордом мог испортить ее в течение нескольких часов.

– Эй ты! Что ты здесь делаешь?! – рявкнул Куп. – Убирайся отсюда живо, не то я вызову полицию. Как ты вообще сюда попал? Это частное владение, посторонним здесь находиться нельзя!

Куп не сомневался, что молодой правонарушитель перелез через ограду, но почему не сработала сигнализация?

Подросток в испуге смотрел на него, прижимая скейт к груди.

– Здесь живет мой папа, – проговорил он сдавленным голосом. Ему даже не пришло в голову, что он может повредить историческую лестницу. Он просто хотел попрактиковаться в прыжках со ступеней и прекрасно себя чувствовал, пока Куп не выскочил из особняка, как черт из табакерки.

– Твой отец? Что ты хочешь сказать? – удивился Куп. – Здесь живу я, а я, слава богу, вижу тебя в первый и, надеюсь, в последний раз. Кто ты такой?

– Я… Меня зовут Джейсон Фридмен, сэр, – ответил парнишка дрожащим голосом. Скейт выпал у него из рук и ударился о мрамор со стуком, заставившим обоих вздрогнуть.

Куп первым пришел в себя.

– Да что ты говоришь?! – язвительно переспросил он. – Фридмен? Впервые слышу!

– Мой папа живет здесь в гостевом крыле, – повторил Джейсон дрожащим голосом. Он и Джессика только вчера прилетели из Нью‑Йорка к отцу. «Версаль» им обоим очень понравился. Вернувшись из школы, они несколько часов исследовали парк, а потом поужинали с дядей Джимми, которому Марк представил их накануне. Купа они еще не видели, хотя и слышали о нем от отца; вчера, когда они приехали, Куп был еще в Мексике, а утром, когда он вернулся домой, они уже ушли в школу.

– Теперь я тоже буду жить здесь – я и моя сестра, – добавил Джейсон, с опаской поглядывая на Купа. – Мы переехали сюда из Нью‑Йорка.

Он очень боялся, что этот странный мужчина действительно вызовет полицию, и спешил сообщить ему все, что могло как‑то объяснить его присутствие на территории поместья. Однако его слова еще больше озадачили Купа.

– Что значит – «будешь жить»? – недоуменно переспросил он. – Уж не хочешь ли ты сказать, что приехал сюда надолго?

Куп уже догадался, что имеет дело с одним из отпрысков Марка. Он смутно припоминал, как Лиз говорила ему, что у одного из жильцов будто бы есть дети, которые могут приехать навестить его, и теперь ему хотелось знать только одно; как долго ему придется терпеть врага на своей территории.

– Насовсем, – объявил Фридмен‑младший. – Наша мама в Нью‑Йорке решила выйти замуж, и теперь мы будем жить с папой. А ее друга мы терпеть не можем.

При других обстоятельствах Джейсон не стал бы распространяться на эту тему, но Куп выглядел достаточно грозно, чтобы напугать тринадцатилетнего подростка.

– Я думаю, он тоже был от вас не в восторге, – мрачно заметил Куп. – Особенно если вы позволяли себе кататься на скейте по его крыльцу. В общем, так, парень: если я еще раз увижу тебя здесь, я возьму кнут и собственноручно тебя отхлестаю. Ты понял?

– Папа вам не позволит! – обиженно отозвался Джейсон. Он решил, что Куп немного не в своем уме. Правда, Джейсон знал, что Купер Уинслоу – настоящая кинозвезда, однако обещал же он сначала сдать его полиции, а потом выпороть.

– Если вы это сделаете, вас посадят в тюрьму, – дерзко добавил он, но тут же спохватился. – Смотрите, я их даже не поцарапал, – сказал Джейсон, указывая на мраморные ступени. – Если хотите, я могу извиниться…

– Ты мог их поцарапать, – с нажимом сказал Куп и тут же уточнил:

– Значит, вы переехали сюда насовсем?

Это была поистине ужасная новость, и Куп от всей души надеялся, что парень соврал или что‑то перепутал.

– Твой отец ничего не говорил мне о вашем приезде, – добавил Куп, с беспокойством косясь в сторону гостевого крыла, словно ожидал увидеть там целую шайку юных Фридменов.

– Из‑за этого придурка, маминого ухажера, ему пришлось решать все очень быстро, – сообщил Джейсон. – Мы приехали вчера, а уже сегодня пошли в нашу старую школу, где учились раньше. Моя сестра учится в предпоследнем классе, – добавил он без видимой связи с предыдущим.

– Ты меня очень успокоил, – заметил Куп самым саркастическим тоном. Он никак не мог поверить, что все это происходит с ним. В его гостевом крыле поселятся сразу двое детей? Ну уж нет! Необходимо как‑то это предотвратить.

Нужно их выставить, пока они не сожгли дом и ничего не сломали. Интересно, что скажет по этому поводу его адвокат?

– Хорошо, я поговорю с твоим отцом, – произнес Куп. – А пока дай‑ка мне это, – добавил он, потянувшись к скейтборду, но Джейсон быстро шагнул назад. Он вовсе не собирался отдавать свой лучший скейт, который привез с собой из Нью‑Йорка, даже голливудской звезде.

– Я же ничего не повредил, – снова повторил он. – Если хотите, я могу извиниться. Я же уже говорил, что…

– В основном ты рассказывал мне про приятеля своей матери, – перебил Куп, величественно глядя на парнишку сверху вниз. Он стоял на крыльце на несколько ступенек выше Джейсона, к тому же он был высок ростом и представлял собой весьма внушительное зрелище. Мальчику он казался почти гигантом.

– Мы с сестрой терпеть его не можем. Эдам – настоящая задница, – торопливо напомнил Джейсон.

– Я вам очень сочувствую, но это не значит, что теперь вы можете жить в моем доме. Я этого не потерплю, – решительно сказал Куп. – Передай своему отцу, пусть зайдет ко мне завтра утром. – С этими словами он вернулся в дом, громко хлопнув дверью, а Джейсон со всех ног помчался в гостевое крыло. Там он рассказал отцу о своем столкновении с владельцем особняка, опустив некоторые незначительные подробности.

– Тебе не следовало кататься на скейте на его крыльце, сын, – сказал ему Марк. – Это очень старый дом, ты мог попортить ступеньки.

– Но ведь я же ничего не испортил и извинился! – возмутился Джейсон. – По‑моему, этот мистер Уинслоу просто зануда!

– Ничего подобного, – возразил Марк. – Он очень приятный человек, Джейсон, просто он не привык к детям. Не будем раздражать его по пустякам, договорились?

– А он может заставить нас уехать?

– Сомневаюсь. – Марк покачал головой. – Это будет не по закону. Он может потребовать, чтобы мы съехали, только если мы… вы дадите ему достаточно веский повод. Например, что‑то сломаете или повредите. – Он припомнил сожженную живую изгородь и слегка покраснел. – Сделай мне одолжение, веди себя прилично. И передай мою просьбу Джессике, хорошо?

«Версаль» очень понравился детям, и Марк надеялся, что они сделают все, что будет от них зависеть, чтобы остаться здесь, с ним. И Джейсон, и Джессика были просто в восторге, когда встретились со своими старыми школьными друзьями; пока сын осваивал мраморное крыльцо Купа, Джесс висела на телефоне, обзванивая всех своих знакомых, а Марк готовил ужин. Все вопросы с Паломой были уже решены; она даже успела познакомиться с детьми, и дети ей понравились. Единственная загвоздка была в Купе.

Марк был уверен, что ни один суд не заставит их переехать на другую квартиру только на том основании, что Куп не любит детей, но портить с ним отношения ему не хотелось.

Оставалось надеяться, что все обойдется.

А Куп был так расстроен случившимся, что, поднявшись в библиотеку, выплеснул шампанское в корзину для бумаг и налил себе изрядную порцию виски. Бросившись в кресло, он позвонил на пейджер Алекс. Она перезвонила ему пять минут спустя и по его голосу мгновенно поняла – что‑то случилось.

– Что стряслось? – обеспокоенно спросила она. – У тебя такой голос…

– Мой дом захвачен инопланетянами, – мрачно буркнул Куп. Он был сам на себя не похож, и Алекс встревожилась еще больше.

– Да что с тобой?! – воскликнула она. – О чем ты говоришь?

– Я говорю о детях Марка, – сказал Куп похоронным голосом. – Они приехали из Нью‑Йорка. Я, правда, видел только его сына, но и этого вполне достаточно. Этот мальчишка – просто несовершеннолетний правонарушитель, иного слова я не подберу. Я собираюсь позвонить моему адвокату, чтобы он выдворил отсюда этих бандитов, пока они не довели меня до сердечного припадка. – В гневе Куп совершенно забыл, что представил ей Марка и Джимми как гостей, а не как квартирантов. – Можешь себе представить – мальчишка катался по мраморному крыльцу на этой ужасной роликовой доске!

Услышав это, Алекс с облегчением рассмеялась. Она была рада, что ничего страшного не произошло, но голос Купа продолжал звучать так, словно его дом рухнул от землетрясения.

– Боюсь, что выдворить Марка и его детей тебе не удастся, – сказала Алекс. – Существует множество законов, которые защищают родителей с детьми. – Она сочувствовала Купу, но вместе с тем ей было также странно, что он придает такое значение пустякам. Куп не раз давал понять, что терпеть не может детей, но Алекс не думала, что его неприязнь заходит так далеко.

– А ты случайно не знаешь законов, которые бы защищали меня? – обиженно спросил Куп. – Я же говорил тебе – я не люблю детей, и…

– Не хочешь ли ты сказать, что у нас с тобой детей не будет? – Алекс попыталась все перевести в шутку, но Купу неожиданно пришло в голову, что это обстоятельство может помешать развитию их отношений. Он еще ни разу не задумывался о том, что Алекс достаточно молода и может мечтать о ребенке.

– Давай обсудим это в другой раз, – брюзгливо сказал он. – Я, во всяком случае, уверен, что твои дети будут достаточно хорошо воспитаны. Детям Марка место в колонии для несовершеннолетних преступников, а не в моем доме.

– Но ведь ты видел только мальчика, – напомнила Апекс. – У него, кажется, есть сестра…

– Да, он о ней упоминал, – поморщился Куп. – Мальчишка сказал, что его сестра учится в предпоследнем классе.

Это значит, что она почти наверняка жует крэк и интересуется наркотиками.

– Ну, может быть, на самом деле все не так плохо! – попыталась успокоить его Алекс. – Надолго они приехали?

– Мальчишка говорит – навсегда. Но даже неделя для меня – огромный срок. Завтра утром я намерен поговорить с Марком.

– Постарайся провести разговор спокойно, хорошо? – Она чувствовала, как Куп раздражен, и не хотела оставлять его в таком настроении. – Хорошо, что ты позвонил, – продолжала Алекс, пытаясь отвлечь Купа. – Я как раз думала, чем ты занимаешься…

– Пытаюсь стать алкоголиком, – проворчал Куп, с отвращением глядя на стакан с виски, который он все еще держал в руке. – У меня стойкая аллергия на людей моложе двадцати двух лет. Какое мне дело до семейных проблем Марка? Мы договаривались, что он будет жить в гостевом крыле один. Марк не имеет права навязывать мне еще и своих детей. Что я буду делать, если мне не удастся их выселить?

– Придется научить их вести себя как следует, только и всего. – ответила Алекс, которую эта ситуация начинала забавлять.

– Тебе легко говорить, дорогая. Но некоторые дети, как известно, плохо поддаются дресс… воспитанию. Я сказал этому мальчишке, что, если я еще раз увижу, как он катается по моим ступенькам, я его высеку, а он на это мне сказал, что за насилие над детьми меня могут упечь в тюрьму.

– Это серьезная угроза, – заметила Алекс. Судя по тому, что рассказывал Куп, первое знакомство с детьми Марка было явно неудачным. Но ведь и Куп был не прав, когда грозил выпороть мальчишку – быть может, когда‑то это и было в порядке вещей, но для современного подростка такая угроза была дикостью.

– Я уверена, что все устроится, – миролюбиво добавила Алекс. – Поговори с Марком, я думаю, он сумеет сделать так, что его дети больше не будут тебе досаждать. Марк – разумный человек, он тебя поймет. Только прошу тебя, держи себя в руках.

На следующее утро Куп не стал ждать, пока Марк зайдет к нему, и позвонил ему сам. Марк долго извинялся за сына и клятвенно заверил, что ничего подобного больше не повторится. Потом он подробно обрисовал Купу свою ситуацию и пообещал, что по окончании учебного года дети вернутся в Нью‑Йорк к матери. Это означало, что они пробудут в Лос‑Анджелесе всего около двух месяцев, но для Купа даже этот срок означал целую вечность. Он был согласен терпеть их не больше двух дней, а лучше – часов, но его ожиданиям не суждено было сбыться. Правда, Марк поклялся, что дети будут вести себя тише воды ниже травы и не будут попадаться на глаза Купу, но верилось в это с трудом. Перед тем как звонить Марку, Куп все же переговорил со своим адвокатом, но тот только подтвердил то, что сказала Алекс: чтобы добиться выселения Марка и детей, у него должна была быть очень веская причина.

Неудивительно, что Куп пребывал в прескверном настроении. Даже письмо с извинениями (и несколькими довольно забавными грамматическими ошибками), которое Джейсон написал ему по настоянию отца, не смягчило его гнева. Куп по‑прежнему был уверен, что Марк поступил непорядочно, навязав ему своих отпрысков. У него не было никакого желания превращать свой любимый «Версаль» в детский сад, лагерь бойскаутов или клуб скейтбордистов.

Куп хотел только одного: покоя, но и этого его лишили. Оставалось только надеяться, что мать юных Фридменов в самое ближайшее время рассорится со своим любовником и заберет их обратно.