Шестнадцатая глава 6 страница

Но проходил месяц‑другой и убыль восполнялась. Как всегда, самые крупные крысы успевали ускользнуть.

Кэр озирал черные, грозившие рухнуть стены, вдыхал смрад отбросов с тем интересом, с каким ребенок разглядывает выброшенную на берег, полуразложившуюся тушу огромного кита. Но при этом сын вождя не забывал запоминать дорогу.

Кайр, с не меньшим интересом, наблюдал за юношей. И пока оставался доволен. Высокомерная брезгливость – вот то, что испытывает воин, глядя на изнанку великолепной Карнагрии. Такие вот трущобы, сгорбленные, полуголодные крестьяне, возделывающие здешнюю тучную землю – гниль в сердцевине яблока. Кэр должен помнить об этом, когда смотрит на вызолоченные крыши дворцов или грозные ряды имперской конницы. Такова жизнь в Четырех империях: будь то Самери, Фетис или Карнагрия. Войско движется впереди, а позади, в шлейфе пыли волы тащат повозки с провиантом.

Теперь Кайр, воспользовавшись поводом, который представил ему сам Кэр, водил юношу по Южной окраине, месту, куда стекала слизь из дубильных чанов столицы.

Когда совсем стемнело, тысяцкий решил, что можно закончить первую часть урока. Прямо перед ними возвышалось трехэтажное довольно крепкое по местным меркам здание с обширным двором. Из глубины его густо пахло навозом. Можно было предположить, что перед ними – постоялый двор. Поглядев на мятую бронзовую табличку, скудно освещенную фонарем, заправленным жиром, Кайр убедился в этом окончательно. «Тихая радость» было намалевано на табличке.

Кайр усмехнулся.

– Зайдем, – предложил он, – пропустим по кружке и потолкуем. Вот именно то местечко, о котором ты просил!

Кэр, естественно, не стал спорить, и через минуту они оказались внутри, в просторном душном помещении с закопченным потолком и сомнительными обитателями.

Кайр подбоченился и обвел взглядом харчевню, потом оборотился к юноше и громко заявил:

– Вот! Самая грязная и паршивая харчевня во всем Великондаре! Или я не прав? – и, развернувшись, устремил взгляд на хозяина, здоровенную кучу мяса с крохотными подлыми глазками.

Сейчас на самерийце не было серебряного пояса тысячника. А одет он был сущим оборванцем. Даже рукоять меча обмотана старой коричневой кожей, заставлявшей предположить, что внутри деревянных ножен не меч, а кусок ржавого железа. Кэр в сравнении с Кайром выглядел настоящим щеголем, хотя тот потрудился и над обликом юноши.

– Если ты выглядишь слишком хорошо для подобного места, – приговаривал он, разбрызгивая дорожную грязь по зеленой тунике Кэра, заправленной в купленные только что за половинку медной монеты рваные штаны, – это может повлечь слишком много неприятностей! А когда ты скромен и внушаешь уважение, – он похлопал по ножнам меча, – то их будет меньше. Не то, чтобы их не было совсем, но – меньше! Поверь мне, Кэр! Я провел в трущобах почти год. Правда не здесь, а в Эгерине! Но грязь – везде грязь!

Кэр не сразу привык к затрапезному виду тысяцкого: тот выглядел форменным бродягой. Или, что вернее – форменным бандитом.

Только одного не смог, да и не захотел бы изменить Кайр‑Косогубый: своей физиономии.

Потому, взглянув на гостя, хозяин харчевни увидел достаточно, чтобы позабыть о своем кинжале в локоть длиной, болтавшемся на поясе, и подобострастно кивать в ответ на любую реплику гостя.

– Одно хорошо, – продолжал Кайр. – Когда у тебя остается только несколько медных монет... – еще один многозначительный взгляд на хозяина харчевни. –...здесь можно выпить и пожрать! Если скисшую мочу и верблюжье дерьмо можно считать жратвой и выпивкой!

Кислая улыбка хозяина сменилась злобной гримасой.

– Не нравится – пошел вон! – пробурчал толстяк. Но – совсем тихо.

Взяв деревянные кружки и скользкие от жира блюда с жареными на сале черными сухарями, самерийцы отправились в самый дальний угол.

Кэр пошел было к свободному столу, но Кайр остановил соплеменника и двинул к другому, где трое бродяг, переругиваясь, играли в кости. Рядом, на грязной соломе, брошенной прямо на земляной пол, спал четвертый.

Кайр, походя, пнул его в бок. Бродяга подскочил, глянул ошалело и убрался подальше.

Косогубый подошел к занятому столу, поставил на него кружку с вином.

– Мне и моему другу надо поговорить наедине! – сказал он веско.

– А не... – начал один из бродяг, поднимая голову.

И осекся, только раз взглянув на изуродованное лицо воина.

Троица мигом забрала свое барахло и тысяцкий опустился на заскрипевший табурет.

Кэр понюхал содержимое миски, поморщился, отодвинул.

– Ну так вот, – начал он.

– Не торопись! – поднял руку Кайр. – Мы еще не заработали право на уединение!

Трое с длинными ножами направлялись к ним.

– Мы здесь не любим чужаков! – процедил один из них, усатый, с маленькой головкой, неуместной на широких плечах и бочкообразном туловище.

– А где же ты видишь чужаков? – спросил Кайр с напускным удивлением.

– Перед собой! – рявкнул усатый.

И нож мгновенно оказался у него в руке. Он держал его жалом вниз, прижимая к предплечью. По всему было видно: пользоваться этим инструментом усатый умел.

Два его приятеля проделали то же со своими железками.

– Не люблю убивать! – громко сказал Кайр, обращаясь к сыну вождя. – Я имею в виду – бесплатно! А ты, мой молодой друг?

Кэр вдруг сообразил: тысяцкий развлекается, решил получить полное удовольствие от прогулки. Если уж юноша потребовал привести его в «совершенно чужое место, где их наверняка не знают и не подслушают», Кайр решил подобрать такое, где ему будет не скучно. Или тысяцкий еще раз испытывает своего подопечного?

– Моего друга зовут – Змея! – с ухмылкой сообщил Кайр усатому. – Он – из бывших гладиаторов, не слыхал?

Но трое парней были не из тех, кого пускают на Игры.

– Ты сказал, у тебя есть несколько медяков! – прошипел усатый. – И еще я вижу меч, который можно загнать какому‑нибудь ослу за пару грошей! Потому, что такому ленивому уроду, как ты, довольно будет и простой палки, чтобы шарить в выгребных ямах!

Кайр приложил ладонь к уху, удивленно приподнял бровь.

– Давай! – напирал усатый, делая шаг вперед. – Выкладывай медь и железо на стол! Или я отрежу уши тебе и твоему сопливому дружку!

– Ты слышал? – спросил Кайр, еще выше поднимая бровь. – Ты слышал, мой друг, как визжит эта дворняжка?

Тебе что, прищемили яйца, когда вытаскивали из нужника? – осведомился он, поднимая взгляд на усатого.

Тот злобно запыхтел и попытался сверху ударить Кайра ножом. Но тысяцкий, опередив, отбросил напавшего сильным толчком ладони.

– Убей его, Змея! – сказал он. – Это будет вроде благодеяния!

Кэр понял: родич уступает ему главное развлечение. И не стал ждать, пока воин передумает.

Оп!

Стремительное длинное тело выбросилось из‑за стола. Меч подаренный Хар‑Рудом выпрыгнул из ножен и продырявил грудь усатого раньше, чем тот успел открыть рот.

Кэр выдернул клинок и тут же оказался между двумя приятелями усатого. Один из них рот открыть успел. Именно туда Кэр нанес второй удар. Третий парень довольно ловко попытался пырнуть его кинжалом в почку. Самериец пропустил удар мимо себя и с разворота врезал рукоятью меча в висок нападавшего. Раздался хруст.

Кайр посмотрел на человека с бронзовой серьгой в ухе. Того, что сидел за столом в противоположном углу харчевни. Посмотрел и еле заметно пожал плечами. Человек в ответ чуть заметно качнул головой.

Волки поприветствовали друг друга.

– Ах ты вонючий... – завопил хозяин харчевни, когда бандит с проломленной головой повалился прямо в очаг.

Человек с серьгой постучал кружкой по столу, привлекая внимание.

Хозяин харчевни обернулся на стук... и сник.

Давно уже в этой воровской норе не было так тихо.

– Вина мне! И тем господам! – негромко, но отчетливо произнес человек с серьгой. И, Кайру, с улыбкой, от которой в харчевне скисло бы молоко, если б здесь держали молоко:

– Неудачное лето! Люди стали такими беспокойными! Должно быть – жара!

Хозяин харчевни поставил на стол самерийцев кувшин с вином, покосился на Кэра, все еще державшего окровавленный меч наготове. Трудно было поверить, что мальчишка прикончил троих бандитов быстрей, чем закипает масло на сковородке.

– Садись, мой друг! – сказал молодому воину Кайр. А потом, обращаясь к человеку с серьгой:

– Извини, господин, не могу ответить тебе тем же – обнищал!

Кивок на поднесенный кувшин.

– А я – при деньгах! – сказал человек с серьгой. – И, может статься, для умелого человека у меня найдется не только вино, но и неплохая работа!

– Может статься! – вежливо ответил Кайр.

Кэр тщательно обтер клинок и вложил его в ножны.

Понемногу харчевню наполнил обычный гул голосов.

– Вот теперь, – сказал Кайр, отхлебнув нового вина, – мы можем без помех поговорить!

– Кайр! – понизив голос, глядя прямо в серые глаза тысяцкого, проговорил сын вождя. – Я видел оборотня! Оборотня из слуг Мудрого, с головой огромной змеи, который вдруг превратился в человека!

– И где же ты его видел? – сделав очередной глоток, рассеянно спросил Кайр.

– Во дворце! В тайном коридоре за стеной!

– Где?! – воскликнул воин и закашлялся, поперхнувшись вином. Брызги полетели в лицо Кэру, но он, увлеченный, даже не потрудился вытереть их.

– Мы шли по тайному коридору и...

– Ну‑ка, брат, по порядку! – перебил его тысяцкий. – Кто – мы? Давай с самого начала!

– С начала? – Кэр ненадолго задумался. – Сначала я поставил Ирдик в нишу на стене. Потом плита повернулась...

– Кто – Ирдик? – снова перебил Кайр.

– Девушка. Плита повернулась и...

* * *

Человек, в одиночестве сидевший за одним из угловых столов и безучастно прихлебывавший вино, пока Кэр расправлялся с тремя бандитами, встрепенулся, услышав слово «оборотень». А когда с губ юноши сорвалось имя Аша, человек метнул в его сторону быстрый взгляд, но тотчас снова уткнулся в кружку. Хотя с этого момента не упустил ни единого слова самерийцев.

* * *

Чем дальше продвигался в своем повествовании Кэр, тем мрачнее становился тысяцкий. Когда же сын вождя закончил говорить, Кайр помолчал, а потом, вздохнув, произнес:

– Думал я, последнюю тварь прикончили восемь лет назад!

– Так ты уже видел таких? – удивился Кэр.

Старший самериец покачал головой:

– И да, и нет! – ответил он. – Твари вроде той, что ты описал, несколько раз пытались добраться до нашего царя. Однажды это произошло при мне! – Кайр криво усмехнулся. – След на моем боку я тебе как‑нибудь покажу! Если бы не мечи царя и его сокта, твари сожрали бы всех. Их было больше полусотни! Правда, что‑то не припомню, чтобы они превращались в людей!

– Ну, – сказал юноша. – Не то, чтобы это был человек вроде тебя или меня...

– Неважно! Конечно я, как и ты, слышал об оборотнях Аша! Слышал от наших старших! Не знаю... Этот тебя не тронул, может и впрямь из‑за того, что ты из клана Мечей? Хотя меня и еще троих горцев они пытались задрать! А Кеха из клана Шести Пиков насмерть загрызли. Это в другой раз, когда меня не было поблизости! – пояснил он, будто оправдываясь. – Только вот особой ловкости я у них не заметил. А твой, говоришь, был быстрый, как язык хамелеона?

– Да, – почему‑то шепотом ответил Кэр. – Он был быстрей меня! Намного быстрей!

– Нет, – покачал головой тысяцкий. – Те‑то – так себе! Просто их было много. Этот, значит – один? И обретается в тайных ходах Дворца? Да... В этом лабиринте его найдешь, пожалуй! Это ж за каждой третьей стеной!

– Выходит, о потайных ходах ты тоже знаешь? – воскликнул Кэр.

Юноша вспомнил, как в ту ночь, вернувшись, простучал все стены своей кельи и успокоился только, когда убедился: сплошной камень, без червоточины.

– Знаю! – подтвердил тысяцкий. – Знак Аша, говоришь?

– Прямо на груди! Как же так, Кайр? Ведь Аш – бог наших гор? Почему же его слуга здесь, в Великондаре? И почему его слуги едва не убили тебя?

– Мало ли что – слуги? – пробормотал тысяцкий.

Он был не силен в магических и религиозных материях. Воин есть воин.

– Мало ли что – слуги. Разные слуги бывают. И у Аша тоже. Твой‑то тебя не тронул! А все‑таки доложить надо! – решил он. – Прямо Фаргалу! Завтра же и доложу!

– Нож отскочил от него, как от самшитовой доски! – возбужденно проговорил сын вождя. – Я уже чувствовал его когти на своем горле!

– Дерево тоже рубят! – пробормотал Кайр. – Вот почему ты увел меня подальше от Дворца... – тысяцкий одобрительно кивнул. – Вряд ли оборотень притаится в такой грязной дыре! И кто подумает, что тысяцкий Кайр будет пить вино в паршивом притоне? А уж тайных ходов за стенами здесь наверняка нет!

Он окинул взглядом ветхие стены.

– Впрочем, ушей и здесь хватает! Ладно! Уймись! – он накрыл ладонью руку юноши. – Ты только что прикончил троих и даже не запыхался! А тут от одной мысли уже вспотел!

– Если б ты его видел, Кайр!

– Я – видел! – веско сказал тысяцкий. – Не этого. Но другие будь уверен, выглядели не лучше! Я хочу, чтоб ты усвоил: их можно убивать! И мы будем их убивать! Так что не дрейфь, сын Хардаларула! Мы их сделаем!

* * *

Карашшер, выслушавший весь разговор, мог бы многое объяснить своим землякам. И то, чем воин оборотень отличается от обычных чудищ, вызванных силой мага, и то, по чьей воле бродит он по лабиринтам Дивного города. Он мог бы даже назвать прежнее имя оборотня, потому что видел, как жрец Аша сотворил его из человека. Многое и сам Карашшер узнал из подслушанного разговора. Единственное, чего он не мог понять: почему оборотень пощадил мальчишку?

* * *

Кайр‑Косогубый не успел доложить царю. Вернувшись во Дворец, он тут же узнал, что его тысяча выступает в поход. Вместе с царем Фаргалом. Последующие два дня у Кайра не было времени даже для сна, не говоря уж о тайных беседах. К тому же тысяцкий рассудил здраво: раз Фаргал уезжает из Великондара, разговор можно смело отложить.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КЛЫК КХОРАЛА

«Пой, мой меч, Мы веселились сполна! Пой, мой меч, О том, что слаще вина! Пой, мой меч, О том, что по сердцу нам! Пой, мой меч, Когда тебя я отдам Той, мой меч, Кто всех щедрей и нежней! Той, мой меч, Кто жарче лучших коней! Той, мой меч, Кто нас подвигнет на бой! Пой, мой меч! Хвалу земле моей пой!»

Песня Фаргала

Глава первая

Первыми ехали конные стрелки в зеленых хитонах и круглых шапочках, обшитых полосками бронзы. То, что именно они возглавляли колонну, говорило: войско идет по своей земле. За стрелками – наемники Кайра, в разномастной одежде и доспехах, всех оттенков кожи и всех народов: от айпегов до кансу. Дерзкие, свирепые, отважные. Кайр‑Косогубый – впереди, в окружении избранных командиров. Кэр, в новенькой кольчуге и шлеме с черным султаном – по правую руку тысяцкого. Кайр, сдвинув на затылок шлем, улыбнулся царю изуродованным ртом и отдал салют.

Фаргал шевельнулся в седле и его конь неравно переступил ногами.

А мимо уже двигались пешие, налегке, без копий и щитов, с одними мечами. Их оружие, скорости ради, везли на повозках. Черные двигались быстрым шагом, стараясь не отстать от наемников... и не попасть под копыта тех, кто следовал за ними. Потому что начальник тысячи Алых Дарзал не придержит коня только потому, что у какого‑то пехотинца устали ноги.

Алые замыкали колонну. Тоже знак того, что войско – на своей земле. Первые поравнялись с Фаргалом и копья над красными шлемами качнулись. Будто ветер пробежал над тростником.

– Фар‑гал! Фар‑гал! – проревели мощные глотки. И ревом прокатилось дальше, над лесом копий, над алыми пышными султанами:

– Фар‑гал! Фар‑гал!

Глаза императора Карнагрии увлажнились. Выхватив меч, он громовым голосом выкрикнул боевой клич. И только несколько минут спустя сообразил: зря! Воины государства Карнагрии идут, может быть, пролить кровь карнагрийцев.

– Мятежников! – точно угадав настроение царя, произнес Люг, остановившийся позади Фаргала. – Или ты забыл, как взошел на трон?

– Нет! – отрезал царь.

А мимо уже катились, грохоча огромными деревянными колесами десятки повозок с припасами, с оснащением для стенобитных машин, с запасным оружием. Обоз велик, но был бы много больше, если б царь шел войной на чужую землю.

Повозки крепкие, лошади – сильные, а запас в дороге не помеха. Так рассуждал Саконнин. Среди прочих выделялась просторная крытая повозка царских магов. В узком окне мелькнуло сухое личико Мескеса.

Фаргал повернул жеребца и погнал его галопом в голову колонны. Он желал ехать впереди.

Городские ворота закрылись и стражники проводили пыльный хвост колонны долгими взглядами. Шесть тысяч воинов – большая сила. Но царь не оставил город беззащитным. В столице по‑прежнему довольно солдат, чтобы отразить любое нападение. Карнагрия – могучая держава. Слава Императору Фаргалу!

* * *

В первый же день войско покрыло около двадцати миль. И разбило лагерь во владениях благородного Брега.

Владыка лично явился приветствовать своего царя, позаботился о провианте, предлагал обеспечить и ночлегом. Царь отказался – он полагал, что воины в сухое время могут спать и под открытым небом. Он сам, только ради традиции, ночует в шатре. Лучше лежать на охапке сена и видеть над головой звездное небо.

Владыка не очень настаивал. Ночевка солдат в селении, как правило, недешево обходится жителям. А уж у наемников такие рожи...

Владыка откланялся и уехал.

Утром войско снялось и без происшествий покрыло еще двадцать миль.

* * *

Два человека занимали большую часть мыслей Кэра. Первым был Фаргал, второй – Ирдик. Нет, по справедливости, следовало поставить девушку на первое место.

Сын вождя нашел Ирдик Шера за день до выступления и они смогли провести вместе только одну ночь. Чудесную ночь. И вынуждены были расстаться незадолго до восхода. Кэра ждал Кайр, а Кайра – множество дел, которые были скорее хозяйственными, чем военными.

* * *

Чтобы поднять по тревоге сотню воинов клана Мечей требовалось меньше минуты. Чтобы подготовить родичей Кэра к переходу в несколько сотен миль требовался час. Чтобы вывести в многодневный поход десять сотен разноплеменных вояк Кайра мало и недели. Тысяцкий был прекрасным военачальником и сотниками поставил толковых воинов. Но только на то, чтобы собрать тысячу в казармах, потребовались целые сутки.

Кэр, которого родич постоянно держал рядом с собой, был удручен поведением солдат Кайра. Раньше он практически не сталкивался с основной массой этих молодцев, теперь же с прискорбием убедился: потребности плоти ставятся ими куда выше, чем воинский дух. Кодекс держал наемников в повиновении как стальные удила – норовистого коня. Кодекс и страх перед начальниками. Когда Кайр впадал в бешенство, даже у матерых десятников потели ладони. Кэр ни разу не видел, чтобы тысяцкий применил силу, но другие, похоже, – видели. Так что к положенному времени тысяча оказалась в готовности. Недосчитались только трех человек. Люди были главной проблемой Кайра. Провиантом и снаряжением занимались представители Царского совета, а кони и военная амуниция у каждого воина были в полном порядке. Это – закон.

Многие задавались мыслью, почему начальник таскает с собой молокососа, но, разумеется, держали свои мысли при себе. Те же, кто знал Кэра, приближенные тысячника, его младшие командиры, обращались к юноше подчеркнуто дружелюбно. Не то, чтобы он успел заслужить их уважение. Скорее, не дал повода относиться к себе иначе.

Сын вождя не постеснялся спросить Кайра: зачем Фаргалу эта свора алчных гиен?

Тысяцкий усмехнулся.

– Они не так уж плохи, если уметь с ними управляться. Самерийские гиены способны затравить буйвола, когда голодны".

Впоследствии Кэр убедился: так оно и есть.

Если бы не Ирдик, сын вождя счел бы себя счастливым. Но разлука с девушкой портила радость от похода. Ирдик приворожила его не хуже настоящего мага. Кэр чувствовал ее, как флейтист чувствует флейту. Оставаясь с ней, он забывал, что существует что‑то еще. Только жестокая школа клана Мечей позволила его совладать с собой и покинуть Великондар, едва пригубив из чаши Любви. Предстоящие две недели (столько, как сообщили войскам продлится поход) казались бесконечностью. И то, что сама Ирдик не проронила ни единой слезинки, когда они расставались, было для него уроком. В Ирдик Шера Кэр чувствовал крепость, не уступающую его собственной. Ирдик была похожа на свою мать. Сложись жизнь Вардали иначе, о ней бы слагали песни. Ирдик знала, что ее слезы будут неприятны любимому – и слез не было. И девушка не пришла провожать Кэра. Так они договорились.

* * *

С седла своего каурого, подаренного Кайром, жеребца, сын вождя озирал землю Карнагрии. Ряды финиковых пальм и абрикосов, росшие у дороги, ухоженные сады и поля, на которых медленно двигались упряжки волов. Пришедшая из Эгерина пшеница понемногу вытесняла традиционную зерновую культуру Карнагрии, ячмень. Пшеница требовала лучшей почвы и потому запах навоза забивал благоухание цветущих фруктовых деревьев. Выращивались в Карнагрии и бобовые, чечевица, горох (эти входили в обязательную дневную норму солдата), лен и конопля, репа и рапс. И еще обширные травяные луга, на которых пасли скот. Конечно, горец Кэр мало разбирался в сельском хозяйстве. Но ухоженность земли и величина плодов произвели на него впечатление. Весь первый день юноша разглядывал сады, поля, пальмовые рощи. На второй день картина ему наскучила. Тем более, что дорога, по которой они ехали, была пустынна. Как объяснил Кайр, вестники царя двигались впереди и именем Императора требовали освободить путь.

Войску предстояло пройти более ста миль, что при теперешней скорости должно было занять дней пять. При желании даже пехота могла достичь Райно в три дня. Но, во‑первых, Фаргал не желал выматывать отвыкшее от переходов войско, а во‑вторых, считал, что зрелище марширующих солдат благотворно сказывается на состоянии умов его подданных.

На Кэра император Карнагрии произвел мощное впечатление. Казалось бы, сын вождя должен был испытывать неприязнь к царю: после событий на Судной площади. Но этого не было. Наоборот, юноша ощущал странную тягу к великому человеку.

Теперь, зная его историю, Кэр постоянно размышлял о Владыке Карнагрии. И, что таить, не раз сравнивал себя с ним. Пожалуй, с поправкой на время, сейчас у Кэра было даже некоторое преимущество. Он не безродный бродяга, а сын вождя Хардаларула из клана Мечей. И уже сейчас Кэр – воин, а не бродячий циркач. Будет угодно Судьбе, и он, Кэр, через несколько лет будет взирать на бесконечные шеренги марширующих копейщиков и неторопливо рысящих всадников: свое войско!

Однако занять место Фаргала юноша не помышлял. Во‑первых, он принес присягу верности царю, как всякий наемник, во‑вторых, сын вождя прекрасно понимал, что сейчас именно Фаргал – на своем месте, а он, Кэр, – на своем. При взгляде на спокойно‑уверенное горбоносое, как у самого юноши, лицо императора сын вождя ощущал странное тепло в груди. Словно глядел на отца своего, Хардаларула. Но при этом Кэр был совсем не прочь скрестить с Фаргалом клинки. Царь считался лучшим фехтовальщиком, нет, лучшим бойцом в Империи. Изрядное искушение для юноши, чей «скорпион» в тренировочном поединке доставал своим жалом даже такого мастера, как Кайр.

Вечерами, когда войско становилось лагерем, сын вождя отъезжал подальше от стоянки и до первых звезд изнурял себя упражнениями. Вернее, пытался изнурить. Тело слушалось безупречно и серебрящийся в сумраке клинок, казалось, подогревал сына вождя собственным огнем. Кэр возвращался взмокший, страшно голодный, но способный бодрствовать хоть целую ночь. Правда, стоило ему, завернувшись в одеяло, улечься на охапку соломы неподалеку от шатра Кайра, как звуки ночи и голоса людей сливались в одно и Кэра окутывало дыхание Повелителя снов.

Так прошло три дня.

* * *

За три дня войско Фаргала преодолело чуть больше семидесяти миль. Как и рассчитывал царь, вокруг было спокойно. Владыки трех земель, которые пересекла армия, обеспечивали солдат всем необходимым. И ничего сверхъестественного не наблюдалось, пока не наступила третья ночь похода.

Глава вторая

Треск лопнувшей ткани разбудил Фаргала. Рука нащупала меч раньше, чем царь открыл глаза. Еще миг – и Фаргал уже стоял на ногах, глядя, как сквозь разрыв в стене шатра протискивается чудовищная чешуйчатая тварь. Царь замер в готовности. Красноватый свет лампы озарял обнаженное человеческое тело с напрягшимися мускулами и тускло блестящую чешую на широкой спине твари.

Существо влезло в шатер и теперь Фаргал видел его целиком. Больше всего тварь походила на огромную черепаху без головы. Ростом – по плечо Фаргалу, а шириной с бортовой щит колесницы. Шесть коротких толстых лап вспахивали ковер кривыми когтями.

Фаргал ждал нападения. Но тварь медлила, бестолково топталась на месте. Фаргал попытался отыскать уязвимые места бестии, но с тем же успехом он мог искать их у гранитного валуна. Глаза, уши, пасть... Если они и есть, то где‑нибудь под чешуйчатым панцырем. Снаружи – ничего похожего на голову.

В голове Фаргала мелькнула мысль о стражнике снаружи. Быть не может, чтоб треск разрываемого полотна остался не услышанным!

Тварь все еще кромсала когтями фетский ковер. Непосредственной опасности не было, и владыка Карнагрии позволил себе немного расслабиться. Разумней – позвать на помощь. Или отправить кого‑нибудь за магом. Но Фаргал не любил просить помощи. К тому же его меч – это не просто отлично выкованная и отточенная полоса металла. Сей клинок разил, не взирая на чары.

Фаргал шагнул вперед и тварь, похоже, определилась. Перестав кружить на месте, она заковыляла к человеку. Фаргалу ничего не стоило ускользнуть, но он поступил иначе. Меч царя взлетел и опустился на чешуйчатую броню твари.

Фаргал ожидал, что чешуя уступит стали. Или клинок отскочит от нее, как отскочил бы от панциря сухопутной черепахи. То, что произошло, царь предвидеть не мог.

Спина чудовища лопнула с медным звоном.

Нечто скользкое, красное, как свежесодранная шкура, выметнулось из трещины и ударило в Фаргала, едва не сбив с ног. Лицо, грудь, живот царя оказались залепленными горячей отвратительно пахнущей массой. Он успел закрыть глаза, но ядовитая слизь проникла в ноздри и рот, обжигая, как кислота. Сознание начало мутиться, словно от дурманного дыма. Царь выронил меч и зашатался под тяжестью повисшего на нем существа. Почему‑то Фаргал знал, что должен устоять на ногах. Но через полсотни неистовых ударов сердца перестал различать, где верх, а где низ, стоит он или уже повержен. Фаргал ослеп, оглох, потерял оружие и возможность дышать. Но стать покорной жертвой был просто не в состоянии. Воин сражается до конца!

Заскрежетав зубами, Фаргал вонзил пальцы в скользкую жилистую массу, накрывшую его. Ярость утроила силы. Чудовищным напряжением мускулов царь отодрал порождение зла от своего лица. Он по‑прежнему ничего не видел, но наконец сумел вдохнуть – рот освободился.

Царь жадно втянул воздух... и закричал от нестерпимой боли. Будто удар медвежьей лапы обрушился на его лицо, до костей раздирая плоть.

Чудовищная тварь выбросила из себя дюжину жгутов‑щупалец. Каждое из них заканчивалось острым закрученным когтем.

Десяток щупалец тут же обвились вокруг туловища Фаргала. Два оставшихся свободными, полосовали когтями лицо царя и руки, которыми Фаргал пытался защитить залепленные кровавой слизью глаза.

Царь перестал чувствовать боль. Щупальца, обхватившие его торс, сдавливали ребра кольцами огромного удава. Когти воткнулись в его тело и начали ввинчиваться в живое мясо, как головы гигантских клещей.

Фаргал наощупь пытался поймать рвущие лицо конечности, но ладони стали скользкими от слизи и собственной крови и, когда царю это удалось, оказалось, что удержать щупальца почти невозможно. Казалось, пальцы сдавливают скользкие, тугие, оплетенные сухожилиями внутренности. Через несколько мгновений щупальца освободятся и докончат дело. Или когти, что вбуравливались в тело, все глубже и глубже, пронзят мышцы спины и живота и доберутся до внутренних органов: легких, печени, сердца. Царь проигрывал бой.

Мозг Фаргала, отрешившись от всех чувств и ощущений, безуспешно искал путь к спасению...

Но спасли царя руки!

Прежде, чем прошли те несколько мгновений, которые Фаргал мог удерживать разящие щупальца твари, царь инстинктивно, не размышляя, намотал склизкие конечности на руки. Так наматывают канат для прочности захвата. Еще миг – и Фаргал вновь позволил ярости выплеснуть еще оставшуюся в нем силу. Суставы затрещали, мышцы напряглись так, что еще чуть‑чуть – и разорвутся.

Из горла царя вырвался хриплый рык. Вслед за ним раздался отвратительный чмокающий звук... и оторванные щупальца обмякли в руках Фаргала.

Горячая вязкая жидкость хлынула на ковер. Ослепительная вспышка озарила стены царского шатра... и тварь, потеряв свою силу, повисла на впившихся в тело царя щупальцах.

Фаргал не осознал, что с тварью покончено. Может быть, инстинкт подсказал ему: смерть чудовища еще не означает, что опасность миновала. Потому с тем же яростным хриплым рычанием царь вырвал из своей плоти, одно за другим, отвратительные щупальца и отшвырнул от себя останки монстра.