ФЕОПОМП. Фрагменты

(Фрагменты Феопомпа, кроме случаев, специально оговоренных в примечаниях, цитируются в нашем переводе, сделанном по изданию: Jacoby F. Die Fragmente der griechischen Historiker. Teil 2B. B., 1929)

Фр. 5. Фукидид прервал свое повествование на морской битве при Киноссеме… А то, что случилось после нее, он оставил для описания другим – Ксенофонту и Феопомпу[245]… Ведь у афинян были и стены разрушены, и тирания «Тридцати» установилась, и в целом город подвергся множеству несчастий, которые старательно изложил Феопомп.

Фр. 13. Феопомп, рассказывая, в седьмой книге «Греческой истории» о том, что илотов называют также и гелеатами[246], пишет: «С племенем илотов обращаются крайне грубо и жестоко; одни из них из Мессении, другие же, гелеаты, из жителей лаконского Гелоса, но и те и другие давно порабощены спартиатами»[247].

Фр. 20. Почти все пишут, что Павсаний и Лисандр прославились склонностью к роскоши… Но Феопомп в десятой книге «Греческой истории» говорит о Лисандре противоположное: «Он был прилежен и мог оказывать услуги как частным лицам, так и царям; при этом оставался воздержен и никогда не становился рабом наслаждений. Ведь, будучи господином едва ли не всей Эллады, он ни в одном из городов ни к любовным утехам не стремился, ни чрезмерному пьянству не предавался»[248].

Фр. 22. Об упитанных гусях и телятах – Феопомп в четырнадцатой книге «Истории Филиппа» и в одиннадцатой книге «Греческой истории», где он, показывая воздержность лаконян в отношении пищи, пишет следующее: «А фасосцы послали приближающемуся Агесилаю различных овец, хорошо откормленных быков, а также всяческие сладости и лакомства. Агесилай же овец и быков взял. А про сладости и лакомства он вначале не знал, ибо они были прикрыты. Когда же он их обнаружил, то приказал отослать обратно, сказав, что не в обычае у лакедемонян питаться такими яствами. Фасосцы умоляли его принять дары. Тогда Агесилай говорит: “Отнесите и дайте вон тем”, – указывая на илотов. Он также прибавил, что пусть уж лучше илоты развращаются, вкушая такую пищу, чем он сам и бывшие с ними лакедемоняне».

Фр. 27. В этом отношении[249] наибольшего порицания достоин Феопомп. Так, в начале своей истории Филиппа он говорит, что сильнейшим побуждением к составлению труда служило для него то, что никогда еще Европа не производила на свет такого человека, каков Филипп, сын Аминты, а вслед за сим, и во введении, и во всей истории изображает его человеком необузданнейшим в отношениях к женщинам до такой даже степени, что и собственный дом он пошатнул излишествами в любострастии, насколько это от него зависело, выставляет его человеком беззаконнейшим, и коварнейшим в обращении с друзьями и союзниками, поработителем множества городов, кои он захватывал обманом или насилием, человеком преданным неумеренному пьянству, так что даже днем он не раз показывался среди друзей в пьяном виде[250].

Фр. 36. А теперь, как пишет Феопомп в первой книге «Истории Филиппа», даже среди людей среднего достатка всякий тратится на стол, держит поваров и прочую прислугу, расходует в будни больше, чем древние[251] в праздники с жертвоприношениями[252].

Фр. 39. Во второй книге «Истории Филиппа» Феопомп говорит: «Иллирийцы и обедают и пьют сидя. Они приводят на пиры и женщин, и считается пристойным, когда эти женщины пьют за здоровье любого из присутствующих. Они-то и уводят мужчин с пиров. Иллирийцы все живут бедно и, когда пьют, опоясывают животы широкими поясами: вначале довольно свободно, а когда выпьют посильнее – затягивают пояса туже»[253].

Фр. 62. О византийцах и калхедонянах[254] сам Феопомп говорит следующее: «Византийцы отличались распущенностью – из-за того, что у них долгое время была демократия, да к тому же город лежал на торговых путях и народ проводил всё время на рынке и в гавани. Они привыкли пировать и пьянствовать в харчевнях. А калхедоняне, перед тем как они переняли у византийцев их государственное устройство, были гораздо лучше их по нравам и образу жизни. Когда же они попробовали византийской демократии, то дошли до развращенности и роскоши… (лакуна) и в своей повседневной жизни из людей самых воздержных и умеренных превратились в пьяниц и мотов»[255].

Фр. 65. …А Феопомп со слов магов утверждает, что на три тысячи лет по очереди один бог побеждает, а другой бывает побежден[256], затем три тысячи лет они бьются и сражаются, и один разрушает творения другого; но в конце концов Гадес исчезнет, и люди станут счастливыми, не нуждаясь в пище и не строя навеса. А бог, устроивший всё это, отойдет на покой и будет отдыхать некоторый срок, который для него, как для бога, не велик, но умерен, как для спящего человека[257].

Фр. 67b. Говорят, что критянин Эпименид был послан отцом и братьями в поле, чтобы привести оттуда в город овцу. Его застала ночь, он заблудился и заснул на пятьдесят семь лет. Об этом рассказывают многие, в том числе Феопомп, обозревая в «Историях» удивительные вещи, случившиеся в разных местах[258]. Тем временем родственники Эпименида умерли. А он, очнувшись от сна, стал искать овцу, за которой был послан. Не найдя же, пошел в поле – ведь он-то считал, что проснулся в тот же день, в который уснул. Там он обнаружил, что поле продано, да и весь вид местности изменился. Тогда он отправился в город и, войдя в дом, узнал всё, в том числе и срок, который он отсутствовал. По словам Феопомпа, критяне говорят, что он прожил сто пятьдесят семь лет и после этого умер. Рассказывают и о других многочисленных чудесах, связанных с этим мужем.

Фр. 75с. Феопомп рассказывает о беседе фригийца Мидаса с Силеном[259]. (Силен этот – сын нимфы; по природе своей он ниже божества, но выше человека, так как наделен бессмертием). Они разговаривали о различных предметах; между прочим, Силен рассказал Мидасу следующее[260]: Европа, Азия и Ливия – острова, омываемые со всех сторон океаном; единственный существующий материк лежит за пределами обитаемого мира. Он, по словам Феопомпа, неизмеримо огромен, населен крупными животными, а люди там тоже великаны, в два обычных роста, и живут они не столько, сколько мы, а вдвое больше. На этом материке много больших городов со своеобычным укладом и законами, противоположными принятым у нас. Два города, ни в чем не сходствующие друг с другом, превосходят все прочие размером. Один зовется Махим, другой – Евсебес[261]. Жители Евсебеса проводят дни в мире и благополучии, получают плоды земли, не пользуясь плугом и быками, – им нет нужды пахать и сеять, всегда здоровы и бодры и до самой смерти полны веселья. Они столь безупречно праведны, что боги нередко дарят их своими посещениями. Жители же Махима необычайно воинственны, появляются на свет уже в оружии, весь свой век воюют, подчиняют себе соседей и властвуют над многими народами. Население Махима составляет не менее двухсот мириад[262]. Люди там иногда, впрочем редко, умирают от болезней, обычно же гибнут в битвах, сраженные каменьями или дубинами; для железа они неуязвимы. Золота и серебра у них много, так что эти металлы ценятся ниже, чем у нас железо. Они некогда, по словам Силена, сделали попытку переправиться на наши острова и в количестве ста мириад пересекли океан, дошли до гиперборейских пределов, но не пожелали идти дальше, ибо, наслышанные о том, что тамошние жители слывут у нас самыми счастливыми, нашли их жизнь жалкой и убогой. Силен рассказал Мидасу и еще более удивительные вещи: какое-то племя смертных людей населяет много больщих городов на материке; границей их земель служит местность, называемая Аностон; она подобна пропасти: там нет ни дня, ни ночи и воздух всегда исполнен красноватым сумраком. Через Аностон текут две реки – Радостная и Печальная, на берегах которых растут деревья величиной с высокий платан; деревья вдоль Печальной приносят плоды, наделенные таким свойством: кто их поест, тотчас начинает плакать и будет исходить слезами всю остальную жизнь, и так и умрет; те же, что растут у Радостной, дают совсем другие плоды: отведавший их отрешается от прежних желаний и, если любил что-нибудь, забывает об этом, вскоре начинает молодеть и вновь переживает давно ушедшие годы. Сбросив старческий возраст, он входит в пору расцвета, затем становится юношей, превращается в отрока, в ребенка и, наконец, совсем перестает существовать. Кому угодно верить хиосцу[263], пусть верит, мне же кажется, что он тут, да и вообще нередко, рассказывает басни[264].

Фр. 85. …Фемистокл тотчас[265] принялся вновь отстраивать город и обносить его стенами. По словам Феопомпа, Фемистокл подкупил эфоров[266], чтобы они не противодействовали ему[267], а по сообщениям большинства историков, он их обманул[268].

Фр. 110. Есть во Фракии какой-то город Понерополь[269]. Говорят, что его основал Филипп[270] и свез туда людей, отличавшихся подлостью: сикофантов, лжесвидетелей, синегоров[271] и прочих подлецов, числом до двух тысяч. Так говорит Феопомп в тринадцатой книге «Истории Филиппа».

Фр. 121. Феопомп в шестнадцатой книге «Историй»[272], рассказывая об одном родосце, говорит: «Гегесилох стал негодным человеком из-за склонности к пьянству и игре в кости; он вообще не имел авторитета у родосцев и был из-за своего распутства ненавистен и сотоварищам, и прочим гражданам». Далее, говоря об олигархии, которую этот Гегесилох установил со своими друзьями, Феопомп прибавляет: «И многих знатных женщин, жен первых людей, они обесчестили, и немалое число мальчиков и юношей развратили. Они дошли до такого бесстыдства, что позволяли себе разыгрывать друг с другом в кости свободных женщин. Было установлено, что тот, у кого выпало меньше очков, должен привести победителю для сожительства такую-то гражданку. И тут уж никакие отговорки не принимались во внимание: проигравшему приказывали доставить женщину, и он должен был сделать это любым способом, каким только сможет, – убеждением или принуждением. В такую-то игру играли некоторые из родосцев, но особенно преуспел и чаще всех это делал тот самый Гегесилох, который считал себя достойным первенствовать в городе»[273].

Фр. 122а. Первыми из эллинов, насколько я знаю, покупать рабов стали хиосцы; об этом пишет Феопомп в семнадцатой книге «Истории»[274]: «Хиосцы первыми из эллинов после фессалийцев и спартанцев стали использовать рабов[275]; но приобретали они их не так, как те. Спартанцы и фессалийцы обратили в рабство эллинов, прежде заселявших области, которыми они теперь владеют: спартанцы сделали рабами ахейцев, а фессалийцы – перребов и магнетов, первые назвали порабощенных илотами, вторые – пенестами. Хиосцы же завели рабов-варваров, приобретенных по назначенной цене» [276].

Фр. 135. …Хотя отец их[277], Писистрат, с умеренностью относился к наслаждениям. Кроме того, он не держал сторожей в своих поместьях и садах, как сообщает Феопомп в двадцать первой книге[278], и позволял любому желающему, войдя, отведать или взять то, что ему было нужно. Позже так же поступал и Кимон, подражая ему[279].

Фр. 154. Феопомп в 25-й книге «Истории Филиппа» говорит, что договор с варварами[280] – подделка, так как он написан на каменной плите не аттическим, а ионийским алфавитом[281].

Фр. 155. Афинян убедил перейти на ионийский алфавит Архин[282], в архонтство Евклида[283]… О том, что он это сделал, сообщает Феопомп.

Фр. 181а. Если кого-нибудь все это не убеждает, пусть обратится к сочинениям Феопомпа Хиосского, настоящего поборника истины, потратившего огромные деньги на точное выяснение всех событий. В тридцать восьмой книге своей «Истории» он пишет, что тиран Гераклеи Понтийской Клеарх умертвил множество граждан, обычно заставляя их выпивать аконит[284]. «Когда же, – пишет он, – все узнали, как он любит этот яд, то все перед выходом из дому стали есть руту – потому что на тех, кто поел руты, аконит не действовал. Название свое аконит получил от местечка Аконы близ Гераклеи»[285].

Фр. 184. Из писателей же Феопомп Хиосский в своей «Истории Филиппа» поместил три книги, посвященные сицилийским делам. Он начал с тирании Дионисия Старшего, рассмотрел события пятидесяти лет и закончил на падении Дионисия Младшего. Эти три книги – от сорок первой до сорок третьей[286].