Методические указания. Своей настоящей зрелости римская историография достигает в творчестве Гая Саллюстия Криспа (86–35 или 34 гг

Своей настоящей зрелости римская историография достигает в творчестве Гая Саллюстия Криспа (86–35 или 34 гг. до н.э.). Не ограничиваясь отныне простым подражанием классическим греческим образцам, она обнаруживает жанровое новаторство, серьезное углубление теоретических положений и оказывается способной вступить теперь в состязание с лучшими творениями греческих историков. Саллюстий претендует уже не меньше, чем на роль «римского Фукидида».

Родом из города Амитерна, Саллюстий принадлежал к кругу тех «новых людей» из муниципальной знати, чьи политические надежды были связаны с рождавшимся в условиях кризиса Римской республики единовластием, движение к которому явственно проявилось в деятельности Юлия Цезаря. Последнему Саллюстий был полностью обязан своей карьерой. Благодаря его поддержке он становится квестором, а потом и плебейским трибуном. Цезарь помогает Саллюстию вернуться в сенат, откуда его исключили будто бы за аморальное поведение; назначает его командиром одного из своих легионов в начале гражданской войны с Помпеем, а затем способствует избранию в преторы 47 г. до н.э. Будущий историк сопровождал Цезаря в его африканской кампании, после которой был назначен наместником созданной Цезарем провинции Новая Африка. Обвиненный по возвращении в Рим в поборах, Саллюстий – опять же благодаря Цезарю – смог избежать суда. После смерти диктатора, поняв, что с пришедшими к власти триумвирами (Антонием, Октавианом, Лепидом) ему не по пути, он уходит на покой и, пользуясь обеспеченным досугом, обращается к писательству.

Пользуясь помощью своих образованных вольноотпущенников, которые подбирали и готовили необходимые материалы, Саллюстий в скором времени выпускает одно за другим два сочинения, написанных в жанре исторической монографии – «О заговоре Катилины» (ок. 42 г.) и «Югуртинская война» (ок. 40 г.). Последние годы жизни Саллюстий посвятил работе на третьим сочинением – «Историей» в 5-ти книгах, которое сохранилось только во фрагментах. Принадлежность историку «Инвективы против Цицерона» и двух «Писем к Цезарю» в современной науке оспаривается.

Первое сочинение посвящено событиям 63 г. до н.э. (года консульства Цицерона), когда была пресечена попытка антиправительственного заговора, организованного обедневшим римским аристократом и авантюристом Луцием Сергием Катилиной. Этот эпизод уже современниками был воспринят как в высшей степени характерный и опасный симптом глубокого политического кризиса, охватившего Римскую республику. Истоки, причины, роль ключевых фигур и возможные пути преодоления этого кризиса как раз и стали главным предметом размышлений Саллюстия. Продолжение поисков в этом направлении приводит его к исследованию событий более раннего времени, относящихся к войне против нумидийского царя Югурты (111–105 гг. до н.э.). Во внешне- и внутриполитических перипетиях этой войны Саллюстий проницательно увидел сосредоточие и нагляднейшее отражение тех гибельных социальных и политических противоречий, которые разрывали римское общество. В «Истории», задуманной как продолжение труда Корнелия Сизенны, Саллюстий осветил 12-летний период после смерти Суллы (78–67 гг.), концентрируя внимание на все той же проблеме – причинах гражданских распрей, ведущих Римское государство к гибели. Причины эти трактуются историком не только в рационально-прагматическом ключе, но прежде всего в морально-психологическом плане, в русле популярной концепции упадка нравов, которая получает у Саллюстия дальнейшую разработку. Саллюстий выступает, таким образом, как историк-моралист, придающий решающее значение роли личности, но не отрицает при этом и действия такого надличностного фактора, как судьба (Фортуна). Разумеется, партийно-политические пристрастия Саллюстия, остававшегося «заведомым цезарианцем», сказываются на его оценках и суждениях, но в целом не мешают ему быть достаточно объективным повествователем, который зорко подмечал опасные крайности в позициях и сенатской олигархии, и ее противников-популяров. Вопрос о политической тенденциозности в исторических трудах Саллюстия ни в коем случае нельзя упрощать, сводя, например, цели «Заговора Катилины» только к стремлению обелить Цезаря, подозревавшегося в тайном участии в заговоре.

В своих философских взглядах он обнаруживает влияние идей Платона о дуализме духовного и телесного начал в человеческой природе. В понимании же конкретных факторов исторического процесса Саллюстий близок Фукидиду. В частности, он также указывает социально-экономические предпосылки порчи нравов и сходным образом трактует человеческую натуру, противоречивые устремления которой оказываются источником внутреннего противоборства в государстве. Ориентация на Фукидида и других эллинских историков проявляется также в самой повествовательной технике саллюстиевых сочинений: в умелой драматизации изложения и мастерской индивидуальной характеристике действующих лиц, в использовании вымышленных речей и писем действующих персонажей, отступлений морально-философского или географического содержания. Сжатый слог и сознательная архаизация языка, характерные для Саллюстия, тоже могут считаться результатом очень внимательного изучения «Истории» Фукидида. Как создатель своеобразного исторического стиля, сочетающего подходы прагматической и художественно-драматической историографии, Саллюстий оказал широкое влияние на последующие поколения римских историков. Как стилист он вообще ценился очень высоко и даже специально изучался в риторических школах.

Несмотря на определенную политическую пристрастность, Саллюстий смог подняться над узко-партийными взглядами и выразить гражданственную позицию историка, искренне озабоченного опасными тенденциями в развитии родного государства в эпоху исторического перелома.

Литература к теме