Коптев, А.В. «Свобода» и «рабство» колонов в Поздней Римской империи / А.В. Коптев // ВДИ. - 1990. - №2. – С.38

Осознание в праве в начале V в. специфики зависимого положения колонов привело к оформлению для них особого сословно-юридического статуса. Его складывание после прикрепления колонов к месту жительства в имениях шло по линии возможно более полного подчинения землевладельцу как организатору производства, собственнику земли и ответственному перед государством за выплату податей. В этом смысле можно согласиться с утверждением, что «в законодательстве о колонах доминирующей линией является не утверждение личных прав господина, а обеспечение ведения хозяйства, сохранения доходности и платежеспособности владений». Формально отношения зависимости были не личными и прямыми, но опосредованными связью с земельным участком. Земельный собственник рассматривался как господин земли – dominus terrae, а колоны – как ее часть – membra terrae. Не только колонам нельзя было покидать имение, но и землевладельцу при продаже земли было запрещено отделять колонов или удалять их из имения, а также использовать их не на сельскохозяйственных работах. Однако отсутствие у колонов каких-либо прав на основное средство производства – землю при их прикреплении к имениям неизбежно должно было превратить их в крепостных. Утрата ими личных прав была запрограммирована отсутствием гарантий в виде собственности. Прикрепление исключило колонов из сферы античной формы собственности, которая в прежние времена, хотя и «растянутая» до пределов империи, все же обеспечивала, пусть номинально, юридическую гарантию их личных прав. В рамках новых частнособственнических отношений зависимым колонам не нашлось места. Поэтому их имущество и оказалось «пекулием», а лично-правовой статус был понижен до рабского в соответствии с римской традицией юридического оформления социальных норм. Все это неизбежно вело к утверждению «личных прав господина». Конечно, происхождение основной массы колонов из лично свободных земледельцев Ранней империи, юридически считавшихся арендаторами, оставило отпечаток на их статусе, сохраняя в нем некоторый минимум былой «свободы». Но сохранение этого минимума свободы стимулировалось и местом колона в производстве. Мелкое самостоятельное хозяйство, которое вел колон, требовало определенных юридических гарантий своей устойчивости. В эпоху поздней античности они складывались даже для сельских рабов-квазиколонов. Но устойчивости таких гарантий для последних мешал рабский статус. Поэтому их место заняли зависимые колоны.

Дилигенский, Г.Г. К вопросу об аграрных патроциниях в поздней Римской империи / Г.Г. Дилигенский. – ВДИ. – 1955. - №1. – С. 137-140

Правительство санкционировало патроцинии, возникшие до 397 г., в качестве законных земельных владений патронов, а перешедших до этого времени под патроцинии крестьян объявило колонами патронов и обязало землевладельцев уплачивать по общему правилу подати за всех работающих на их землях крестьян (CTh. XI. 24. 6). Пытаясь отстоять фискальные интересы, правительство в то же время делало уступку крупным землевладельцам за счет фиска: с крестьян, находившихся в имениях могущественных собственников, налоги получать было гораздо труднее, чем с непосредственно зависящих от государства крестьянских общин – метрокомий... Попытка достигнуть компромисса с частью крупных землевладельцев по вопросу о патроциниях, очевидно, не имела большого успеха. И в Западной и в Восточной империях в течение V в. патроцинии продолжали развиваться. Императоры Лев и Антемий издали в 468 г. указ, которым подтвердили категорический запрет патроциниев и установили штраф в 100 фунтов золота для знатных лиц, предоставляющих патроцинии сельскому населению (CI. XI. 54. 1).

Юридические источники позволяют установить, что стремление освободиться от налогового гнета было основным стимулом, побуждавшим крестьян к переходу под патроцинии. Для определения роли патроциниев в социально-экономическом развитии важно выяснить, в какой мере отражалось их распространение на положении различных категорий сельского населения империи. Типичным явлением был, по-видимому, переход под патроцинии целых сел. Об этом свидетельствует заголовок главы кодекса Феодосия, трактующей о патроциниях, – «О патроциниях селений», а также упоминание в некоторых указах (CTh. XI. 24. 3) сел, прибегающих к защите сильных людей. Очень часто это были села свободных крестьян-общинников. Упоминание об общинах, перешедших под патроцинии и переставших вносить налоги фиску, мы встречаем в указе Констанция и Юлиана от 360 г. (CTh. XI. 24. 1)…

Наряду со свободными крестьянами-общинниками к патроциниям крупных землевладельцев прибегали также колоны более мелких землевладельцев, господа которых не могли предохранить их от фискальных повинностей. В указе Аркадия и Гонория от 399 г. (CTh. XI. 24. 5) упоминаются две категории крестьян, переходящих под патроцинии: agricolae (земледельцы) и vicani (жители сел). Последние, по всей вероятности, свободные крестьяне-собственники. Противопоставление им agricolae, очевидно, имеет смысл лишь в том случае, если под agricolae имеются в виду крепостные колоны – как известно, не обладавшие правом собственности. О тех же двух категориях говорит один не имеющий даты указ V в., включенный в кодекс Юстиниана (CI. XI. 54. 2). Указ устанавливает различные наказания, с одной стороны, для свободных общинников, перешедших под патроциний, в частности старейшин общины, и, с другой стороны, для рабов (duloi). Под duloi подразумеваются, очевидно, не только рабы, но и крепостные колоны, так как свободные крестьяне-общинники являются единственной, кроме duloi, категорией сельских жителей, которую упоминает указ.

Эти соображения о двух категориях сельского населения, прибегающего к патроциниям, подтверждаются данными антиохийского ритора второй половины IV в Либания. В своей речи «О патронатах» Либаний рассказывает о больших сирийских селах, населенных свободными крестьянами-общинниками. Эти села содержат у себя солдат, с помощью которых они не допускают на свою территорию сборщиков податей. За действиями крестьян стоит патрон, по указанию которого, очевидно, они и содержат солдат. Патрон, по свидетельству Либания, подкупает местные власти, благодаря чему они смотрят на происходящее сквозь пальцы. Наряду со свободными селами к патроциниям, по словам Либания, прибегают деревни, принадлежащие отдельным представителям муниципальной аристократии. Так, например, под патроциний какого-то могущественного лица перешли колоны самого Либания. Это выразилось в том, что они отказались выполнять свои повинности по отношению к собственнику имения. Либаний добился заключения этих колонов в тюрьму, но под давлением местного военачальника, по-видимому, подкупленного патроном, они были освобождены, а Либаний фактически потерял право собственности на свое имение. Речь Либания наглядно демонстрирует те методы, при помощи которых крупные землевладельцы обеспечивали переходящим под патроциний селам независимость от фискального аппарата. Прямое сопротивление агентам фиска сочеталось в той или иной степени с подкупом крупных должностных лиц местного гражданского или военного управления.

Интересное указание на изменение положения крестьян в результате их перехода под патроциний содержит указ Валентиниана, Валента и Грациана от 370 г. (СТh. XI. 24. 2). Этим указом правительство запрещает патроциний, берет с патронов штраф размером 25 фунтов золота в возмещение ущерба, нанесенного ими фиску, и, чтобы стимулировать крестьян к выходу из-под патроциниев, обещает уменьшить для них тяжесть налогового обложения до суммы вдвое меньшей, чем оброк, который они платят патрону. Это обещание материальных выгод для тех крестьян, которые покинут своих патронов, совершенно определенно говорит о том, что их материальное положение под покровительством могущественных землевладельцев было лучше, чем вне этого покровительства. Очевидно, эксплуатация патрона, освобождавшего своих крестьян от фискальных повинностей, была все же более легкой, чем бремя налоговой машины империи. Правительство вынуждено обещать крестьянам взыскивать с них меньше, чем они платят патронам, так как в противном случае крестьяне будут, очевидно, сопротивляться выходу из-под патроциниев.

Интересное описание патроциниев в Галлии приблизительно середины и второй половины V в. дает марсельский священник Сальвиан (ок. 400-484 гг.). Сальвиан сообщает, что многие разоряемые податями бедняки единственный выход для себя видят в том, что отдают себя под охрану и покровительство более сильных, делают себя подданными более богатых и переходят как бы под их право и власть. В патроциниях Сальвиан видит прежде всего средство эксплуатации могущественными землевладельцами бежавших от гнета податей земледельцев. Он разоблачает безжалостный гнет императорской налоговой машины и бичует сильных богачей, которые наживаются за счет бедняков. Однако, несмотря на все свое возмущение практикой патроциниев, Сальвиан фактически признает, что обращение к покровительству сильных людей все же было для крестьян известным выходом. Он пишет, что под патроциний переходят те люди, которые являются или более сведущими, или те, которых сведущими сделала необходимость (V. 46). Очевидно, что в глазах этих сведущих, т.е. осведомленных о подлинном положении дел в имениях могущественных землевладельцев людей, патроцинии представлялись меньшим из возможных зол.

А.П. Каждан считает, что переход под патроциний сел свободных крестьян-общинников, о котором сообщает Либаний, не может рассматриваться как начальный этап крестьянского закрепощения и свидетельствует лишь о силе крестьянской общины. Однако если учитывать те отношения, которые возникали в результате патроциния между патроном и крестьянами, то это положение А.П. Каждана окажется сомнительным. Ведь крестьяне, фигурирующие в речи Либания, действуют не на свой страх и риск, а под покровительством могущественного патрона, который подкупает местные власти и тем самым гарантирует их невмешательство в борьбу крестьян с агентами фиска. Совершенно ясно, что это покровительство оказывалось патроном не бескорыстно, а каким-то образом оплачивалось крестьянами; скорее всего оно приводило к тому, что крестьяне попадали в определенную зависимость от крупного землевладельца, принявшего их под свой патроциний.

Некоторый свет на характер отношений, возникавших в результате патроциниев, проливает, по-видимому, один из указов императоров Грациана, Валентиниана и Феодосия (СТh. IV. 22. 2). Хотя этот указ и не посвящен непосредственно патроциниям, он дает известное представление о путях, которыми крупные землевладельцы распространяли свое влияние на мелких собственников, и о том, какие отношения устанавливались между ними. Указ направлен против практики захватов крупными землевладельцами земли и имущества мелких крестьянских собственников. Из указа видно, что переход земли или другой собственности крестьян в руки крупных землевладельцев осуществлялся на основе какой-то незаконной сделки. В указе упоминаются кураторы и туторы – очевидно, представители сельской администрации, выполнявшие также судебные функции в отношении мелких крестьянских собственников. Эти туторы и кураторы, вступив в тайное соглашение с крупным землевладельцем и, видимо, будучи подкупленными им, заставляли крестьян выплачивать долги в соответствии с вышеупомянутыми сделками. В качестве уплаты долга у крестьян изымалось имущество и урожай. Таким образом, крестьяне, вступая в сделку с крупным землевладельцем, очевидно, уступали ему собственность на свою землю, сохраняя за собой пользование ею, и обязывались уплачивать определенные повинности новому собственнику земли. Кураторы и туторы, действовавшие в интересах крупных землевладельцев, контролировали выполнение этих сделок крестьянами. Добровольное в какой-то мере вступление крестьян в подобные сделки объяснялось скорее всего стремлением защититься от бремени разорительных фискальных повинностей. Об этом свидетельствует явная заинтересованность императорского правительства в прекращении такой практики. Указ объявляет упомянутые сделки расторгнутыми и подвергает конфискации имущества и вечной ссылке туторов и кураторов, требующих от крестьян уплаты долгов крупным землевладельцам. Таким образом, подобные сделки крупных землевладельцев с крестьянами были для правительства таким же нежелательным явлением, как и патроциний, и, следовательно, схожим с последним.

Об эксплуататорском характере отношений, возникающих в результате патроциниев, ярко свидетельствуют данные Сальвиана. Из рассказа Сальвиана можно сделать вывод, что люди, прибегшие к патроциниям могущественных землевладельцев, делились по своему правовому положению как бы на две категории. Одни из них, избегая фискального гнета, переходили под патроциний вместе со своими земельными участками. Сальвиан пишет о таких людях, что они «отдают защитникам (т.е. патронам) все свое имущество, и, таким образом, чтобы отцы приобрели защиту, дети теряют наследство… Этим соглашением что-либо передается во владение родителям, так, чтобы все полностью на будущее время отнять у детей» (De gub. dei. V. 39 и 40). Таким образом, в том случае, если крестьянин переходил под патроциний вместе с земельным участком, он, по-видимому, получал его по соглашению с патроном в пожизненное владение.

В другом положении находились люди, потерявшие свои земельные участки или изгнанные из родных мест варварским нашествием. Сальвиан указывает, что бедняки, переходящие под патроциний без земли, становятся колонами патронов, и, таким образом, «и собственности лишаются и право свободы теряют» (De gub. dei. V. 43 и 44). В другом месте Сальвиан называет таких людей даже рабами патронов (De gub. dei. V. 45).

Различие между этими двумя категориями переходящих под патроциний ощущалось только в первом поколении Люди, перешедшие под патроциний с землей, фактически закрепощались патроном, причем их зависимое положение было наследственным. «После смерти отца дети, рожденные зависимыми, – пишет Сальвиан, – не имеют земельных участков в своей собственности и угнетаются сельскохозяйственными повинностями» (De gub. dеi. V. 43).

Из данных Сальвиана о патроциниях в Галлии можно сделать вывод, что в конечном счете все, прибегшие под защиту патронов, сливались с остальным производительным населением имения в более или менее однородную массу крепостных работников, пользующихся земельными участками и обязанных различными повинностями землевладельцу.

Приведенные факты позволяют, как нам кажется, охарактеризовать аграрный патроциний как проявление определенного этапа в процессе генезиса феодального способа производства в период поздней империи. Тот факт, что переход крестьян под патроциний гарантировал им избавление от фискальною гнета, приводит к весьма существенному выводу. Если могущественные земельные магнаты могли оказывать столь успешное сопротивление государственной власти, лишая ее значительного числа налогоплательщиков, то вряд ли они сколько-нибудь полно и аккуратно выплачивали налоги за находившихся в их владениях работников остальных категорий. Разумеется, отношения землевладельцев с фиском всегда определялись реальным взаимоотношением сил. Менее могущественный землевладелец мог выплачивать полностью или частично налоги за своих колонов и в то же время стремиться привлечь на основе патроциния крестьян, не зарегистрированных в фискальных документах по его имению, так сказать, обмануть фиск. Однако все данные источников о патроциниях позволяют думать, что крупные земельные магнаты, которые чаще всего выступали в качестве патронов, имели полную возможность абсолютно не считаться с требованиями фиска и не платить налогов даже за работников, внесенных в цензовые списки их имений.

Патроцинии, таким образом, наиболее ярко выражали весьма важную особенность экономического положения крупного землевладения: его независимость от фиска.

В условиях поздней Римской империи это имело громадное хозяйственное значение. Крупные могущественные землевладельцы, добившиеся фактической независимости от фиска, имели возможность организовывать эксплуатацию непосредственных производителей в своих имениях в таких размерах, какие считали выгодными для своих хозяйств. В этом основное отличие таких хозяйств от имений более слабых земельных собственников, в которых размеры эксплуатации колонов зависели не только от воли их владельцев, но и от требований фиска. В Римской империи IV-V вв. средний или даже крупный землевладелец, для того чтобы выплатить все государственные налоги с имения и обеспечить собственный доход, нередко изымал у своих колонов почти весь их урожай, лишая их тем самым какой-либо заинтересованности в труде. Об этом свидетельствует, в частности, чрезвычайно ценный материал, содержащийся в письмах поэта Симмаха, сенатора и крупного землевладельца второй половины IV-начала V в. В письмах Симмаха постоянно звучат жалобы на тяжесть податей и невозможность собирать их с колонов. В одном письме Симмах прямо говорит, что «колонам не остается ничего из имущества, что способствовало бы (хорошему) хозяйственному итогу или обработке (полей)» (Symm. Ер. VI. 81), причем из контекста видно, что причина этого тяжелого положения имения заключается в изъятии большей части урожая в пользу фиска. В отдельных случаях Симмах вынужден был производить большие затраты в своих имениях, по-видимому, хотя бы для частичной поддержки хозяйств разоряющихся колонов (Ер. I. 5). Для крупного землевладельца Симмаха давление налоговой машины являлось серьезнейшим препятствием рациональному и высокоприбыльному ведению хозяйства.

Пример Симмаха показывает, что в интересах рационального хозяйства землевладельцы считали выгодным обеспечивать колонам определенные условия, делавшие возможным ведение ими самостоятельных хозяйств. Эта тенденция выражала объективную закономерность развития феодальных производственных отношений: вызревание индивидуального хозяйства непосредственных производителей – основы их заинтересованности в труде. Осуществиться на практике в условиях поздней Римской империи она могла в основном лишь в тех земельных владениях, которые в большей или меньшей степени были гарантированы от фискального гнета. Такими земельными владениями являлись в IV-V вв. имения могущественных землевладельцев. Хотя мы не имеем точных сведений о материальном положении их зависимых крестьян, однако, это положение было не таким тяжелым, как хозяйственные условия колонов куриалов и менее мощных землевладельцев типа Симмаха.

Все эти аргументы позволяют сделать вывод, что отношения, складывавшиеся в крупном землевладении поздней империи, играли передовую роль в развитии феодального способа производства. Размеры эксплуатации обуславливались здесь не арендными договорами и произволом фискальных чиновников, но стихийно проявлявшимися потребностями производства.