Вот так я сделался собакой 3 страница

2/ Представители «городской прозы» Ю.Трифонов, А.Битов (“ Уроки Армении”, “Путешествие к другу детства ”), В.Маканин (рассказы, роман “ Портрет и вокруг ”), Г.Семенов пытались уйти от диктата официальной идеологии, найти нишу в локальных темах, сосредоточиться на разработке психологически острых коллизий. Так, по сути, Ю. Трифонов писал не столько о современных интеллигентах и мещанах, сколько о жизни и смерти, любви и предательстве — о бытии, а не о быте. Повести Трифонова " Дом на набережной" и "Другая жизнь ", посмертно опубликованный рассказ «Вечные темы», его последние произведения — романы «Время и место» и «Исчезновение» (не окончен) отличают историзм, острота проблематики, психологизм, повышенное внимание к детали, быту. Противоречия и трагические явления в жизни нашего общества - гражданская война, "застой" воссозданы в романе Трифонова "Старик". Повести Трифонова находили живой отклик у читателей, рождали полемику в критике.

Далека от соцнормативистских прописей и проза пришедшего в 70-е годы поколения сорокалетних (В. Маканин, А. Ким, С. Есин и др.), которую отличал интерес к психологии социального типа, поиск «амбивалентного» героя.

3/ Военная проза. В романе "Берег", повестях "Сотников" и "Сашка" Бондарева, Быкова и Кондратьева меняется понятие подвига и врага. Подвиг у Быкова не физическое уничтожение фашистов, а героическое, мученическое противостояние и гибель попавших в плен партизана Сотникова, в прошлом учителя, а также помогавшим партизанам старосты и Демчихи. Врагом порой оказывается и товарищ по оружию, а противник вызывает сострадание.

4) Произведения на исторические темы. Это эпопея А.И. Солженицына «Красное Колесо» в 10 тт. (1937, 69-73, 75-90), самое крупное произведение в русской литературе. В ней описываются события от I мировой войны до Февральской революции.

Драматургия. Этот период «безвременья» отмечен и ярким явлением в драматургии — пьесами А. Вампилова. Молодой драматург с его удивительным даром видеть драматическое в своих четырех больших пьесах показал модификации, по сути, одного человеческого типа, порожденного советской системой жизни, в которой торжествует компромисс с самим собой, с высокими нравственными ценностями. Герой «Утиной охоты» Зилов дал жизнь нарицательному понятию «зиловщина». Зилов -- личность со многими природными способностями и возможностями и полной нравственной анемией. Именно такой человеческий тип стал художественным открытием А. Вампилова.

Хотя в целом в литературном процессе 70-х годов продолжали существовать полуправда, настоящее искусство стремилось освободиться от власти коммунистической идеологии, это была одна из внутренних, пока еще скрытых тенденций литературного процесса: явным проявлением этой тенденции стало возникновение самиздата.

Самиздат — это возможность прихода к читателю, пусть и не очень большому кругу, альтернативной культуры, оппозиционной официальной и идеологически, и эстетически. Ееназывали культурой андеграунда, или второй культурой. Она началась с широкой славы И.Бродского, который первым открыл путь к читателю в обход коридоров госиздатов. Так появился новый образ жизни поэта[126].

З. Паперный видит в отечественном андеграунде две составляющие: «Русский андеграунд — это, видимо, соединение подпольной борьбы с внутренним подпольем»[127]. Например, лианозовская группа — типично андеграундное, неофициальное и неформальное объединение, оппозиционное господствующим вкусам и художественным нормам. Андеграунд в нашей культуре объединил писателей, не согласных с партийной линией в литературе, хотя эстетического единства в нем не было: его заменило единодушное и категорическое неприятие теоретических установок социалистического нормативизма. Да и сам термин в 70-е годы в этих кругах употреблялся редко. Андрей Битов ввел в литературный обиход определение «другая литература»[128], то есть вся та литература, которая противостояла глобальным претензиям официальной идеологии.

Еще в 60-е годы появился так называемый «тамиздат». Писатели, живущие в Советском Союзе, начинают публиковать свои произведения на Западе. Андрей Синявский и Юлий Даниэль получили в середине 60-х гг. семь лет брежневского уже ГУЛага за публикацию своих произведений на Западе. Государство жестоко реагирует на все попытки разрушить его монополию в культуре. Из страны высылаются Иосиф Бродский и Александр Солженицын, ужесточаются цензура и преследование за чтение и распространение «тамиздатовской» литературы.

И все же дерзкие попытки восстания против единообразия в литературе и монополии одной идеи продолжаются. В 1979 году создается альманах «Метрополь», собравший под своей обложкой более двадцати писателей разных поколений — от Семена Липкина и Инны Лиснянской до Виктора Ерофеева и Евгения Попова, — разных творческих установок, но единых в своем стремлении к свободе творчества. Редакторами-составителями «Метрополя» были В. Аксенов, А. Битов, Ф. Искандер, Вик. Ерофеев, Е. Попов. «Метрополь» был попыткой борьбы с застоем в условиях застоя... В этом смысле его и основное значение», — писал в предисловии к переизданию «Метрополя» Вик. Ерофеев[129]. Было подготовлено 12 экземпляров альманаха. Два из них переправлено на хранение во Францию. Когда вокруг «Метрополя» разразился грандиозный скандал и стало очевидно, что напечатать альманах в СССР невозможно, авторы разрешили напечатать альманах на русском языке в издательстве «Ардис» в Америке. Вскоре «Метрополь» вышел и в переводе на английский и французский языки. Писательская общественность и союз писателей выступили с резким осуждением самой идеи свободного альманаха, а авторов «Метрополя» назвали проводниками чуждой советскому человеку культуры. Книги многих из участников «Метрополя» перестали издавать. Газета «Московский литератор» устами писателей и критиков клеймила творчество участников альманаха.

В период существования единственной, партийной, линии в литературе такая альтернатива оказалась невозможной.

Альманах «Метрополь» был явлением элитарным, московской по преимуществу литературной жизни. Его создатели ставили задачу заявить о необходимости существования разных направлений, стилей и форм в литературе как непременного условия ее плодотворного развития.

Однако и в широких читательских массах возникала потребность в «другой культуре». В какой-то мере это проявлялось в огромной популярности бардовской песни, в широком распространении магнитофонных записей Владимира Высоцкого. Знаковым представляется тот факт, что стихи Высоцкого были опубликованы и в элитарном альманахе «Метрополь». Казавшаяся монолитом советская литература с четкой иерархией утвержденных партией ценностей очевидно разрушалась.

Основные стилевые тенденции первого и второго подпериодов.

Преобладала приверженность к реалистическому стилю, тра­диционно свойственному русской классической литературе [Сов­ременный роман, 90, 5]. Психологическое правдоподобие, пози­тивистски-детерминистская картина мира отличают произведения Симонова, Трифонова, Шукшина, Тендрякова, Белова, Абрамова, Бондарева, Быкова, Кондратьева, Рыбакова, Дудинцева. Однако в творчестве Айтматова, Распутина ("Прощание с Матерой"), Астафьева ("Царь-рыба") существуют черты т.н. мифологического реализма (магического), основанного на широком использовании формы универсальной типизации -- вторичной условности: мифа, сказки, легенды, народных поверий, являющегося разновидностью модернизма.

Этот период завершается подведением итогов литературного развития в дискуссиях о прозе 70-х гг. ("Литературное обоз­рение", 82, N 5), о молодых писателях и драматургии начала 80-х гг. ("ЛГ", 83), положительном герое ("ЛГ", 84), языке прозы ("ЛГ", 83-85).

3. «Перестройка», постперестроечная эпоха и литература.

Общественно-политические и экономические перемены в нашей стране, начавшиеся в 1985 году и названные перестройкой, существенно повлияли на литературное развитие.

3. Середина 80-2000-е гг. Второй период демократизации в нашем обществе. Возникновение гласности, «плюрализма» и свободы печати, отмена цензуры 1 августа 1990 года и возникновение рынка привели к распаду прежде единого Союза писателей СССР и образованию писательских объединений с разной общественно-политической направленностью – националь­но-патриотической (Союз, возглавляемый Ю.Бондаревым), "демо­кратической" (Союз писателей Москвы, возглавляемый Ю.Наги­биным и Ю.Черниченко, сейчас Риммой Казаковой) и др. Членство в СП академических ученых обусловило их занятие современной литературой (авторская серия А. Большаковой «Феноменология современной прозы»).

Изменился общественный статус писателя, теперь литература играет гораздо меньшую, чем в предыдущие годы, роль в жизни общества. Место бывшей идеологической цензуры заняла коммерческая цензура. В телеинтервью от 18 сентября 1999 г. А.Вознесенский сказал У.Отту, что если раньше по цензурным соображениям не печатали отдельные строки, стихи, то сейчас не печатают всю книгу, если она кажется издателю малодоходной. Вообще поэтический сборник издать в данный период сложно, поэтому поэты нередко публикуют большие подборки стихов в журналах или ищут другие пути воздействия на читателей. Так, А. Дементьев ведет авторскую передачу «Виражи времени» на «Радио России».

Для писателей старшего поколения возникла настоятельная потребность искать новые темы, типы героев, новые пути к читателям. Об этом заявил живущий за рубежом Ч.Айтматов, произведения которого сегодня пользуются гораздо большей популярностью у немецких, нежели у русских читателей. Возникли новые журналы и альманахи (" Арион ", " НЛО ", " Апокриф "), исчезла ранее бывшая непреодолимой граница между русской литературой метрополии и зарубежного рассеяния.

Пока трудно сказать, насколько значительны созданные в это десятилетие произведения. Среди лучших - "военные" романы " Прокляты и убиты" В.Астафьева и "Генерал и его армия" Г.Владимова (о генерале Кобрисове - операция по взятию Киева во время Великой Отечественной войны. Писатель в годы перестройки вернулся из Германии в Россию, умер в 2003 г.), вызвавшие полемику в критике; рассказы и лирические миниатюры, публицистика и критика А.Солженицына, проза Т.Толстой и Л.Петрушевской. нашла свою тему – жизнь рода, семьи и Л. Улицкая.

Но последнее десятилетие навсегда войдет в историю русской литературы обилием публикаций произведений " возвращенной", "задержанной" и эмигрантской литературы, извлеченных из архивов текстов.

Толстые журналы опубликовали произведения советских писателей, написанные в семидесятые годы и ранее, но по идеологическим соображениям тогда не напечатанные — романы «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Новое назначение» А. Бека, «Белые одежды» В. Дудинцева, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана и др. Лагерная тема, тема сталинских репрессий стала едва ли не основной. Рассказы В. Шаламова, проза Ю. Домбровского широко публикуются в периодике. «Новый мир» напечатал и «Архипелаг ГУЛаг» А. Солженицына.

В 1988 году тот же журнал, спустя тридцать лет после создания, опубликовал опальный роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» с предисловием Д.С. Лихачева. Все эти произведения были отнесены к так называемой «задержанной литературе». Внимание критиков и читателей было приковано исключительно к ним. Журнальные тиражи приближались в те годы к миллионным отметкам! «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» конкурировали в публикаторской активности.

Второй поток литературного процесса данного подпериода составили произведения русских писателей 20-30-х годов. Впервые в России были опубликованы «большие вещи» А. Платонова — роман «Чевенгур», повести «Котлован», «Ювенильное море», другие произведения писателя. Публикуются А.А.Ахматова (" Реквием "), А.Т.Твардовский (" По праву памяти "),. обэриуты, Е.И. Замятин (роман «Мы»), М.Булгаков («Собачье сердце» и «Тайному другу»), М.М. Пришвин (опубликованы 5 томов его дневников, книга публицистики «Цвет и крест. Неизвестная проза 1906-24 гг.». СПб., 2004) и другие писатели XX века, а также ходившие в самиздате и опубликованные на Западе произведения 60-70-х годов — «Пушкинский дом» А. Битова, «Москва — Петушки» Вен. Ерофеева, «Ожог» В. Аксенова и др.

Столь же мощно в современном литературном процессе оказалась представлена и литература русского зарубежья: произведения В. Набокова, И. Шмелева, Б. Зайцева, А. Ремизова, М. Алданова, А. Аверченко, Г.Газданова, Вл. Ходасевича, И.Бродского и многих других русских писателей возвратились на родину. «Возвращенная литература» и литература метрополии, наконец, сливаются в одно русло русской литературы XX века. Естественно, и читатель, и критика, и литературоведение оказываются в сложнейшем положении, потому что новая, полная, без белых пятен, карта русской литературы диктует новую иерархию ценностей, делает необходимой выработку новых критериев оценки, предлагает создание новой истории русской литературы XX века во всей ее идейно-стилевой полифонии. Подобные публикации активизи­ровали обращение читателей к классике прошлого века и тем самым способствовали воспитанию хорошего эстетического вкуса.

Впервые в истории русской литературы понятия «современный литературный процесс» и «современная литература» не совпадают. В пятилетие с 1986 по 1990 год современный литературный процесс составляют произведения прошлого, давнего и не столь отдаленного. Собственно современная литература вытеснена на периферию процесса.

Мы стремились компенсировать упущенное, отдать давние долги. Публикаторский бум перестроечных лет открыл значительные произведения.

В 90-е годы переизданы впервые после революции труды многих русских философов рубежа ХIX-XX веков: В. Соловьева, Н.Бердяева, Л.Шестова, П. Флоренского, Г.Федотова. Издательство «Республика» завершает издание многотомного собрания сочинений критика и мыслителя Василия Розанова. Все это также обогащает литературный процесс.

К середине 90-х годов ранее не востребованное советской страной литературное наследие почти полностью возвратилось в национальное культурное пространство. А собственно современная литература заметно усилила свои позиции. Толстые журналы снова предоставили свои страницы писателям-современникам. Современный литературный процесс в России, как и должно быть, снова определяется исключительно современной литературой.

На лидерство сегодня претендуют писатели- постмодернисты [130], чье сознание отличает ощущение абсурдности бытия, отрицание истории, государственности, иерархии культурных ценностей, пародирование как главный принцип восприятия жизни и человека, ощущение мира как хаоса, пустоты и как текста. Это Вен. Ерофеев, (повесть " Москва - Петушки "), В.Сорокин (нашумевший роман “ Голубое сало ”), М.Харитонов (роман " Линия судьбы, или сундучок Милашевича "), Саша Соколов (повесть " Школа для дураков "), В.Нарбикова, В.Пелевин, Д.Липскеров (“ Сорок лет Чанчжоэ”, “Родичи ”). Среди поэтического "андеграунда" - "куртуазные маньеристы" (В.Пеленягрэ, Д.Быков и др.), "иронисты" (И.Иртеньев), "метаметафористы", или метареалисты (Алексей Парщиков, Аркадий Драгомощенко, Александр Еременко, И.Жданов), "концептуалисты", или контекстуалисты (Д.Пригов, Т.Кибиров, В.Сорокин, Лев Рубинштейн, Всеволод Некрасов).

Новореалистическую современную прозу и драматургию отличает установка на документализм и публицистичность, злободневность, автобиографизм, историзм (пьесы Шатрова на историко-революционную тему " Шестое июля", "Брестский мир", "Революционный этюд: Синие кони на красной траве", "Так победим "; " Зубр " Гранина, «Пожар» и «дочь Ивана, мать Ивана» Распутина, " Печальный детектив " и «Веселый солдат» Астафьева, рассказы Солженицына, роман Владимова), новое осмысление периодов культа личности Сталина и политических репрессий, негативных явлений современности (Рыбаков, Гранин, Дудинцев, Айтматов). При этом могут сохраняться и формы универсального обобщения -- философичность и художественная условность, как в романах Айтматова " Плаха " и " Тавро Кассандры ".

Ярким явлением в русской прозе и драматургии стало творчество Л.Петрушевской и Т.Толстой, занимающее проме­жуточное место между новым реализмом и постмодернизмом. Это повести, рассказы, сказки, социально-бытовые и нравственно-психологические пьесы Л.Петрушевской (" Три девушки в голубом", “Уроки музыки ”); роман Т.Толстой “ Кысь ”.

Поэзия. В современной поэзии работают поэты, вошедшие в русскую литературу в 60-е гг. (Е.Евтушенко, А.Вознесенский). Публицистический период в их творчестве кончился. Громкие эстрадные поэты проявили себя в области медитативной лирики. Трагедийно окрашенная элегическая лирика Окуджавы - боль за судьбу России. В этот период ушла из жизни, покончив с собой, поэтесса военного поколения Ю.Друнина. Умерли Бродский, Окуджава. Крупнейшие современные поэты – И.Бродский, О.Седакова, Е.Шварц.

Перестройка дала импульс активизации издательской деятельности. В начале 90-х появились новые издательства, новые литературные журналы самой различной направленности — от прогрессивного литературоведческого журнала «Новое литературное обозрение» до феминистского журнала «Преображение».

Жизнь русской литературы, несмотря на пережитыетрудныевремена, плодотворно продолжается и поддается аналитической систематизации.

Критика уже немало сделала, анализируя основные тенденции современной литературы. Журналы «Вопросы литературы», «Знамя», «Новый мир», «Литературная газета» проводят «круглые столы», дискуссии ведущих критиков о состоянии современной литературы. На страницах «Литературной газеты» в 2003 г. прошла дискуссия о современной литературной критике, в 2004 г. ведется обсуждение состояния современной поэзии. В последние годы издано несколько солидных монографий о постмодернизме в русскойлитературе[131].

В современном литературном процессе выделяются следующие ведущие течения и тенденции:

1. новый реализм, 2. постмодернизм, 3. промежуточная тенденция.

Анализу этих трех течений и будут посвящены основные разделы данного спецкурса.

Вопросы и задания для самопроверки к введению и лекции 1

1. Что такое «литературный процесс»? Каковы особенности социокультурной ситуации 90-х годов?

2. Назовите характерные черты литературы периода «оттепели».

3. Что такое «другая литература»? Как вы понимаете термин «андеграунд»?

О языке двучастных рассказов А.И.Солженицына

Язык рассказов С-а богат и необычен. Подобно русским прозаикам-модернистам, писатель обновляет русский литературный язык за счет широкого использования диалектизмов и индивидуально-авторских неологизмов в области лексики и синтаксиса. В речи героев с-х рассказов встречаются и просторечия. Данные средства помогают изнутри раскрыть образы героев и делают язык произведений С-а художественно самобытным, емким и образным. Его излюбленными образными средствами являются сравнение и метафора. Нередки также русские пословицы и поговорки.

Например, в рассказе «Эго» встречаются диалектизмы «взбурить» (взмутить, взволновать кого[132], у С «взбуривать»), «нахожий» (нашедший со стороны[133]) и «вознаться в кого» (узнавать, признавать[134]): «Однако и терпеж их уже перешел через край, взбуривало народ», «Коммунисты нахожие — понятно откуда приходили», «И Иван Сергеич Матюхин <…> вознался в Эго, с размаха пожал руку”[135].

Особенно много в этом произведении индивидуально-авторских неологизмов (окказионализмов). Наиболее удачны в их числе те, у которых богатая внутренняя форма: твердилка церковно-приходских школ, всемирный перескок к окончательному счастью, начпогуб Вейднер (начальник политического отдела губернии), ватажились в лесках и оврагах, впрогрезь, присердечное и многое другое.

Элементы сказа передают в «Эго» идеологическую точку зрения восставших против советской власти крестьян Тамбовского уезда — обиду на советскую власть — и свойственные им речевые неправильности: «Отначала крестьяне поверить не могли: что ж это такое вершится? <…> революция сделата ради крестьян: крестьяне и есть главные хозяева на земле. А это что ж: городские насылают басурманов и обидят трудовое крестьянство? Свой хлеб не сеяли — на наше добро позарились? А Ленин говорил: кто не пахал, не сеял — тот пусть и не ест!» (выделено мною. – Т.Д.) В этом же ряду языковых особенностей — слобода, партизанты и подобные просторечия. Благодаря данной группы речевых средств в рассказе С-а словно звучит живая речь тамбовских крестьян начала 1920-х гг. Сказ — проявление на языковом уровне историзма, который является одной из основных художественных особенностей стиля писателя.

Другие проявления с-го историзма и установки на документальность. 1.Включение в рассказ исторических фактов. Это упоминание отношения партии эсеров к восстанию под руководством Антонова, цитирование лозунгов восставших тамбовских крестьян и упоминание приема В.И.Лениным делегации тамбовских крестьян, после чего последовала замена непомерной хлебной продразверстки продналогом. 2.Индивидуальное написание дат с прописной буквы: «весь революционный Семнадцатый год», «в январе Восемнадцатого», «в августе Двадцатого» и т.д.

Несмотря на историзм и документальность повествования (писатель изучал Антоновское восстание по архивным материалам), «Эго», подобно другим рассказам данного цикла, — высокохудожественное произведение. Об этом можно судить, в частности, по сравнениям, метафорам, повторам, придающим повествованию музыкальность, лиризм и почти поэтический ритм.

Выразительно передают авторское неприятие советской власти, сочувствие восставшим против нее крестьянам и интеллигентам, размышления о национальном русском характере такие метафоры и сравнения: «железная подошва большевицкой диктатуры», «Трудно, трудно русских мужиков стронуть, но уж как попрет народная опара — так и не удержать в пределах рассудка. <…> И — как пожар по соломенным крышам — понеслось восстание по всему уезду сразу <…>» (c.367), советские должности в деревнях занимали те, кто “успел лизнуть революционных лозунгов” в городах (с.368), “довернул ему обруч на шее” (с.385) в переносном смысле, о психологическом состоянии арестованного начальника антоновского штаба Эктова, понявшего, что его личность установили чекисты.

Трехкратный повтор вопроса «Вандея?» дает необычное с-е сравнение не русской революции с реалиями Великой французской революции, что принято у публицистов-коммунистов, а сопоставление русской контрреволюции с восстанием против Великой французской революции. Данная синтаксическая фигура под пером С-а наполняется той страстью, которая кипит в душе писателя, обратившегося к столь дорогой для него теме. В то же время необходимо подчеркнуть: страсть, собственная авторская позиция выражаются в поздних рассказах С-а лишь опосредованного, с помощью художественной речи. А отношение писателя к предательству Эктова прямо не выражено. В этом — существенное отличие манеры позднего С-а от прямого публицистического высказывания им своей позиции, характерного для рассказа «Матренин двор».

Итак, стиль прозы С-а сочетает в себе традиционное и новаторское: поэтическую образность и диалектизмы, неологизмы, особое интонирование, индивидуально-авторскую орфографию. Данные художественные средства помогают выразить адогматический взгляд писателя на мир и человека в нем.

Из монографии В.В.Кузьмина «Поэтика рассказоа А.И.Солженицына» (Тверь, 1998):

«ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В исторической перспективе малая проза Александра Исаевича Солженицына - неотъемлемая часть одного из самых плодотворных периодов развития русского рассказа в 1950–1960-е годы: эпохи, в которую начался новый этап интенсивного расширения сферы изображаемого в реалистическом искусстве. Обращение к ранее малоисследованным сферам действительности позволило Солженицыну не только показать новые грани человеческого существования, но и использовать для их изображения качественно новые выразительные средства.

Одной из основных особенностей повествования становится в прозе Солженицына "героизация" автора, сквозь личностное сознание которого выражается бытийная целостность окружающего его мира. Это мир антагонистических отношений, отчетливо выявленных сознанием художника: правды и лжи, добра и зла - истины и заблуждения. Цель искусства - моральное опознавание действительности, этологическое содержание которой является, с точки зрения Солженицына, ее подлинной сущностью.

Природа поисков Солженицына в области художественной формы сложна и неоднозначна. Определенный консерватизм вполне уживается со смелым экспериментаторством. Классический духовный традиционализм Солженицына, чувствующего себя как мыслителя "где-то между Толстым и Достоевским", заканчивается там, где его новыми учителями становятся Замятин и Цветаева как реформаторы языка малых прозаических форм.

Художественная смелость Солженицына проявилась уже в "Одном дне...", секрет повествовательной емкости которого - в удивительной сбалансированности используемых пластов языка: диалектного, деклассированного, нормативного.

Самое смелое то, что антихудожественный материал украшается "узорами" жизни, ритмы которой - марши колонн заключенных, кладка стены ТЭЦ, распределение мисок с баландой и т. д. - импульсивно пронизывают повествование. Солженицын всюду добивается того, что читатель воспринимает изображаемое не как сторонний наблюдатель, а из глубины художественного текста: не отталкиваясь от него, а взаимодействуя с ним и через него с действительностью. Об этом слиянии с текстом и его героем писала Солженицыну одна из читательниц: "...какой Вы волшебник! Что Вы со мной сделали!...Я была уже не Лидией Михайловной, а им, Вашим беднягой, Иваном Денисовичем... Вы слили его существование с моим"[i]. На протяжении повествования дистанция между автором и героем постепенно уменьшается. Читатель становится свидетелем расширения авторского кругозора, в котором обретают смысл отдельные реплики героев, события и природные явления.

Наиболее сложной субъектной организацией обладает в прозе Солженицына рассказ "Один день...", первоначальный замысел которого претерпел значительные изменения в процессе работы. Личный опыт, откровенных форм воплощения которого Солженицын стремился избегать в "Одном дне...", в отдельные моменты повествования явственно дает знать о себе в качестве самостоятельного субъекта. Кроме того, авторское уже в начале рассказа проникает в повествование с целью комментирования поведения Шухова и характеристики тех фрагментов лагерной жизни, которые ускользают от внимания главного героя. Все более утверждаясь в повествовании, авторское актуализируется в самостоятельной форме несобственно-прямой речи.

Солженицын стремится присутствовать в тексте в качестве действующего героя: ведущего рассказ ("Матренин двор", "Захар-Калита"), персонажа третьего плана ("Случай на станции Кочетовка") или главного автогероя ("Правая кисть"). Все три случая с разной степенью интенсивности вызывают явление авторского самоотстранения. Уверенность такого автора в его способности убеждать - "автор как живой человек не может не иметь своего отношения к тому, что описывает"[ii] - характерная, по мнению Солженицына, черта русской литературы: "Писатель не мог и не может закрыть глаза на действительность и стать исключительно литератором" (Х, 331).

Ограниченно Солженицыным используется такое средство изображения внутреннего состояния героя, как психологический анализ. Это незначительные внутренние монологи авторизованного героя ("Правая кисть", "Матренин двор"), внутренняя речь главного героя ("Случай на станции Кочетовка", "Как жаль"), сложная форма безлично-прямой речи, которую в зависимости от ее ценностных свойств в разные моменты повествования можно присвоить как автору, так и герою ("Эго", "На краях", "Двучастные рассказы"). Другой способ характеристики внутреннего мира персонажа - психологически параллельный пейзаж, широко представленный в рассказах 1960-х годов.

Наиболее сложным является механизм возникновения внутренней речи главного героя в точке взаимопроникновения сознаний - его и автора. Диалогическое слово героя переходит во внутренний монолог благодаря тому, что авторская точка зрения гармонизируется в пространстве и времени с его точкой зрения. Этот тип завершающего слова наиболее широко представлен в финалах рассказов 1990-х годов.

Усложнение повествовательной структуры, отличительной особенностью которой становится пересечение в разной степени авторизованных голосов, осуществляется в соответствии с "законом экономии" - основным в творчестве Солженицына.