ГЛАВА 5. Михаил Булгаков — журналистдраматург, прозаик

Михаил Булгаков — журналист драматург, прозаик. 1921—1929

193

шими душевными способностями, особой разновидно­стью дарвиновских обезьян — homo socialisticus». Автор «Собачьего сердца», как мы увидим дальше, с этой рабо­той был знаком. У него «хомо социалистикус» оказы­вается вполне жизнеспособным субъектом. Раз породив, устранить его в дальнейшем можно лишь насильствен­ным путем. Шариковым, которым покровительствует и на которых опирается новая власть, не составляет труда вытеснить из общества Преображенских. Но эти новые люди абсолютно девственны в отношении культуры и ничего не имеют за душой, кроме идеи грубого уравни-тельства — взять все и поделить! Неудивительно, что коммунистам не доставляло радости видеть в сатиричес­ком зеркале столь лелеемого ими «нового человека», о котором кричала пропаганда, и «Собачье сердце» окон­чательно и бесповоротно запретили — на родине писа­теля повесть была опубликована лишь в 1987 году. Одна­ко, как свидетельствует запись в дневнике третьей жены писателя Е. С. Булгаковой 12 июля 1936 года, он тогда, одиннадцать лет спустя, считал, что «повесть грубая». И «Роковые яйца», и «Собачье сердце», не говоря уж о «Дьяволиаде», Булгаков рассматривал лишь в качестве подготовительного этапа к осуществлению по-насто­ящему крупных замыслов.

В 20-е годы произошли значительные перемены в личной жизни писателя. Его брак с Т. Н. Лаппа посте­пенно приближался к крушению. Татьяна Николаевна вспо­минала, что ощущала надвигающийся разрыв еще в Батуме, когда Булгаков собирался эмигрировать. Встреча же в Москве подтвердила, что былой близости между супру­гами уже нет: «Когда я жила в медицинском общежитии, то встретила в Москве Михаила. Я очень удивилась, потому что думала, мы уже не увидимся. Я была больше чем уверена, что он уедет. Не помню вот точно, где мы встретились... То ли с рынка я пришла, застала его у Гла-дыревского (жившего в Москве киевского товарища Булгакова — Б. С),... то ли у Земских. Но, вот, знаете,

ничего у меня не было — ни радости никакой, ничего. Все уже как-то... перегорело».

Михаил и Тася провели вместе самые тяжелые месяцы — с осени 1919 до весны 1922 года, в 1917—1918 годах жена много сделала, чтобы избавить Булгакова от губительного недуга — пристрастия к наркотикам. Однако уже во Владикавказе Михаил целиком отдался своему призванию писателя и драматурга. Татьяна Нико­лаевна же была достаточно равнодушна к литературной деятельности мужа, своих работ он ей вообще не показы­вал. Булгаков теперь стремился войти в другую, литера­турно-театральную московскую среду, к которой Т. Н. Лаппа не принадлежала. Да и супружеской верностью Михаил не отличался, а Тася, предчувствуя надвигав­шийся разрыв, пристрастилась к вину, что в итоге еще более отдалило супругов друг от друга. 30 мая 1923 года у своих друзей супругов Коморских Булгаков устроил ужин в честь вернувшегося из Берлина Алексея Толсто­го, редактировавшего литературное приложение к газете «Накануне». Этот вечер Татьяна Николаевна хорошо запомнила: «Мне надо было гостей угощать. С каждым надо выпить, и я так наклюкалась, что не могла по лест­нице подняться. Михаил взвалил меня на плечи и отнес на пятый этаж, домой». Вспоминала она и другой эпизод: «Я была у Коморского, пришел его приятель, адвокат, при­глашать к себе на дачу, и меня тоже пригласил. А Володька (В. Е. Коморский. — Б. С.) говорит: «Смотри, водку не пей. Он тургеневских женщин любит». — «Нет, — говорю, — для этого я не подхожу». Пагубная при­вычка развивалась у Т. Н. Лаппа под влиянием семейных неурядиц, да и новая среда столичной богемы этому спо­собствовала, но Булгаков ничего не сделал, чтобы помочь некогда близкому человеку. Татьяна Николаевна свидетельствовала, что муж тогда к славе «очень рвался, очень рвался. Он все рассчитывал, и со мной из-за этого разошелся. У меня же ничего не было больше. Я была пуста совершенно. А Белозерская приехала из-за грани­цы, хорошо была одета, и вообще у нее что-то было, и знакомства его интересовали, и ее рассказы о Париже... Толстой так похлопывал его по плечу и говорил: «Жен

Борис Соколов. ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

ГЛАВА 5.

Михаил Булгаков — журналист драматург, прозаик. 1921—1929

195

менять надо, батенька. Жен менять надо». Чтобы быть писателем, надо три раза жениться, говорил». Сам Тол­стой, как известно, эту программу даже перевыполнил, будучи женат не три, а четыре раза. Булгаков же женился точно трижды.

С Л. Е. Белозерской, приехавшей из Берлина вместе со своим мужем — сменовеховцем журналистом И. М. Васи­левским (He-Буквой), он познакомился в январе 1924 года на вечере, устроенном издателями «Накануне» в Бюро обслуживания иностранцев в Денежном переулке. Любовь Евгеньевна фактически уже разошлась с мужем к этому моменту из-за его тяжелого характера и дикой ревности (почему и наградила Василевского характер­ным прозвищем «Пума»).

Свое знакомство с Булгаковым она описывает так: «...За Слезкиным стоял новый, начинающий писатель — Михаил Булгаков, печатавший в берлинском „Накануне" „Записки на манжетах" и фельетоны. Нельзя было не обратить внимание на необыкновенно свежий его язык, мастерский диалог и такой неназойливый юмор. Мне нравилось все, принадлежавшее его перу и проходившее в „Накануне". В фельетоне „День нашей жизни" он мирно беседует со своей женой. Она говорит: „И почему в Москве такая масса ворон... Вон за границей голуби... В Италии..."

— Голуби тоже сволочь порядочная, — возражает он.

Прямо эпически-гоголевская фраза! Сразу чувствует­ся, что в жизни что-то не заладилось... Передо мной стоял человек лет 30—32-х; волосы светлые, гладко при­чесанные на косой пробор. Глаза голубые, черты лица неправильные, ноздри грубо вырезаны; когда говорит, морщит лоб. Но лицо, в общем, привлекательное, лицо больших возможностей. Это значит — способно выра­жать самые разнообразные чувства. Я долго мучилась, прежде чем сообразила, на кого же все-таки походил Михаил Булгаков. И вдруг меня осенило — на Шаляпина!

Одет он был в глухую черную толстовку без пояса, „распашонкой". Я не привыкла к такому мужскому силу­эту, он показался мне слегка комичным, так же как и

лакированные ботинки с ярко-желтым верхом, которые я сразу вслух окрестила „цыплячьими" и посмеялась. Когда мы познакомились ближе, он сказал мне не без горечи:

— Если бы нарядная и надушенная дама знала, с каким трудом достались мне эти ботинки, она бы не сме­ялась...

Я поняла, что он обидчив и легко раним. Другой не обратил бы внимания. На этом же вечере он подсел к роялю и стал напевать какой-то итальянский романс и наигрывать вальс из „Фауста"...»

Вероятно, инцидент с «цыплячьими» ботинками как-то выделил Белозерскую для Булгакова из остальных участников вечера. Через некоторое время, в конце зимы или в начале весны (по словам Любови Евгеньев­ны», «уже слегка пригревало солнце, но еще морозило») они случайно встретились на улице. Белозерская расска­зала, что ушла от мужа и переселилась к своему род­ственнику Е. Н. Тарновскому. Белозерская и Булгаков стали часто встречаться. Вскоре, в апреле 1924 года, Бул­гаков развелся с Т. Н. Лаппа. Об обстоятельствах раз­вода она вспоминала десятилетия спустя: «...Мы на Новый год гадали, воск топили и в мисочку такую выли­вали. Мне ничего не вышло — пустышка, а ему все кольца выходили. Я даже расстроилась, пришла домой, плакала, говорю: „Вот увидишь, мы разойдемся". А он: „Ну что ты в эту ерунду веришь!" А он тогда уже за этой Белозерской бегал (тут, очевидно, Татьяна Николаевна ошибается — знакомство Булгакова с Белозерской прои­зошло только в январе, а роман между ними завязался позже, не ранее февраля. — Б. С). Она была замужем за Василевским и разошлась. И вот Михаил: „У нас боль­шая комната, нельзя ли ей у нас переночевать?" — „Нет, — говорю, — нельзя". Он все жалел ее: „У нее сей­час такое положение, хоть травись». Вот и пожалел. В апреле, в 24-м году, говорит: «Давай разведемся, мне так удобнее будет, потому что по делам приходится с женщи­нами встречаться..." И всегда он это скрывал. Я ему раз высказала. Он говорит: „Чтобы ты не ревновала". Я не отрицаю — я ревнивая, но на это есть основания. Он

196 ^БоР^{ис Со}ко^лоя ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

ГЛАВА 5.

Михаил Булгаков — журналист драматург, прозаик. 1921—1929

197

говорит, что он писатель и ему нужно вдохновение, а я должна на все смотреть сквозь пальцы. Так что и скан­далы получались, и по физиономии я ему раз свистнула. И мы развелись».

Что и говорить, основания для ревности Булгаков давал, и знакомых женщин в Москве в те годы у него было много. Тут и машинистка И. С. Раабен, печатавшая «Белую гвардию» и другие произведения, и, по свиде­тельству Т. Н. Лаппа, появившаяся в Москве владикав­казская знакомая Лариса, бывшая жена генерала Гаври-лова. Ухаживал Булгаков, по словам Татьяны Николаев­ны, и за женой их московского знакомого адвоката Вла­димира Коморского Зиной. В очерке «Москва 20-х годов», появившемся 27 мая и 12 июня 1924 года в «Нака­нуне», писатель посвятил ей целый гимн: «...Зина чудно устроилась. Каким-то образом в гуще Москвы не квар­тирка, а бонбоньерка в три комнаты. Ванна; телефон­чик, муж. Манюшка готовит котлеты на газовой плите, а у Манюшки еще отдельная комнатка... Ах, Зина, Зина! Не будь ты уже замужем, я бы женился на тебе. Женился бы, как Бог свят, и женился бы за телефончик и за винты газовой плиты, и никакими силами меня не выдрали бы из квартиры. Зина, ты орел, а не женщина!» Конечно, инициатором и виновником разрыва с Тасей был Михаил, и со стороны строгих ревнителей морали он заслуживал осуждение. Тем более что Татьяна Нико­лаевна осталась без профессии и практически без средств к существованию. Уже после расставания Булгаков, по словам Т. Н. Лаппа, не раз говорил ей: «Из-за тебя, Тася, Бог меня покарает».

В богемной среде, куда все более втягивался Булга­ков, на узы брака смотрели легко, мало кто из знакомых был женат только один раз, и поведение будущего автора «Мастера и Маргариты» не выделялось ничем особен­ным. Глупо осуждать и корить его за это. Наверное, играли роль и творческие моменты, ибо нередко новая любовь на самом деле приносит вдохновение.

Любовь Евгеньевна Белозерская увлекалась литера­турой и театром, одно время сама танцевала в Париже, была весьма начитана, обладала хорошим литературным

и художественным вкусом. Творчество Булгакова она высоко ценила. Мне не раз довелось в этом убеждаться, беседуя с Л. Е. Белозерской. Но боюсь, да простит меня покойная Любовь Евгеньевна, к которой я навсегда сохраню самые теплые чувства, духовно близким Булга­кову человеком она все же не стала. Сам писатель в дне­вниковой записи в ночь на 28 декабря 1924 года так оха­рактеризовал свою новую жену, причем эти слова сле­дуют сразу после невеселых мыслей о возможности «за­греметь» за «Роковые яйца» в «места не столь отдален­ные»: «Очень помогает мне от этих мыслей моя жена. Я обратил внимание, когда она ходит, она покачивается. Это ужасно глупо при моих замыслах, но, кажется, я в нее влюблен. Одна мысль интересует меня. При всяком ли она приспособилась бы так же уютно, или это избира­тельно, для меня?..

Не для дневника, и не для опубликования (тут мы ни в коем случае не можем считаться нарушителями писа­тельской воли — эти и нижеследующие строчки уже мно­гократно цитировались тиражом в несколько сот тысяч экземпляров. — Б. С): подавляет меня чувственно моя жена. Это и хорошо, и отчаянно, и сладко, и, в то же вре­мя, безнадежно сложно: я как раз сейчас хворый, а она для меня...

Сегодня видел, как она переодевалась перед нашим уходом к Никитиной, жадно смотрел...

Как заноза, сидит все это сменовеховство (я при чем?) и то, что чертова баба завязила мне, как пушку в болоте, важный вопрос. Но один, без нее, уже не мыслюсь. Вид­но, привык».

Эта запись, сделанная в те первые месяцы совместной жизни, когда чувства Булгакова к Белозерской были в полном разгаре, отражают его отношение к своей второй жене. Очевидно, Т. Н. Лаппа была права, и Булгаков в тот момент не хотел обременять себя узами брака, рас­считывая, что связи с женщинами помогут его литера­турным делам. Потому-то и не регистрировал довольно долго брак с Белозерской — это случилось только 30 апреля 1925 года — через год после развода с Т. Н. Лаппа и через полгода после начала совместной жизни со вто-

199

J 9$ Борис Соколов. ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

рой женой. Во влечении же Булгакова к Белозерской, влюбленности в нее, эротическое преобладало над духов­ным. Когда влечение прошло, отношения стали более ровными, спокойными. Ни Люба (муж называл ее Люба-ша, Любан и Банга — последнее прозвище впоследствии получила собака Пилата в «Мастере и Маргарите»), ни Михаил друг друга не ревновали. По словам племянника Любови Евгеньевны И. В. Белозерского, основанных на рассказах тетки и воспоминаниях современников, «Ми­хаил Афанасьевич любил и умел ухаживать за женщина­ми, при знакомстве с ними быстро загорался и так же быстро остывал, что создавало дополнительные трудно­сти для семейной жизни...

Елена Сергеевна Шиловская (урожденная Нюрнберг, в первом браке Неелова, в третьем браке Булгакова. — Б. С), как говорила она сама, с семьей Булгаковых познакомилась в гостях и вскоре сделалась приятельни­цей Любови Евгеньевны, а потом стала женой Михаила Афанасьевича. Она часто запросто бывала в доме Булга­ковых и даже предложила Михаилу Афанасьевичу свою помощь, так как хорошо печатала на машинке. Любовь Евгеньевна рассказывала мне, что ее приятельницы советовали ей на все это обратить внимание, но она гово­рила, что предотвратить все невозможно, и продолжала относиться к этому, как к очередному увлечению своего мужа».

Это роковое для брака Булгакова с Л. Е. Белозерской знакомство произошло через пять лет после их встречи. Пока же, параллельно с урегулированием личной жизни, приходилось решать квартирный вопрос. В августе 1924 года Булгаков с Т. Н. Лаппа переехали наконец из «нехо­рошей квартиры» № 50 в комнату в более спокойной квартире № 34 в том же доме. В этой квартире жил круп­ный финансист Артур Борисович Манасевич. Он только что вернулся с семьей из Берлина и опасался уплотнения. Он очень не хотел, чтобы к нему подселяли рабочих и поэтому предложил комнату интеллигентному жильцу. На этой квартире Михаил и оставил Тасю, однако первое время, по воспоминаниям Т. Н. Лаппа, «присылал мне деньги или сам приносил. Он довольно часто заходил.

ГЛАВА 5.

Михаил Булгаков — журналист драматург, прозаик. 1921—1929

Однажды принес «Белую гвардию», когда напечатали. И вдруг я вижу — там посвящение Белозерской. Так я ему бросила эту книгу обратно. Столько ночей я с ним сиде­ла, кормила, ухаживала... он сестрам говорил, что мне посвятит... Он же когда писал, то даже знаком с ней не был». По словам Татьяны Николаевны, материальную помощь, правда нерегулярно, бывший муж ей оказывал до тех пор, пока в 1929 году все его пьесы не оказались под запретом (к тому времени Т. Н. Лаппа уже работала медсестрой).

Булгакову и Белозерской пришлось искать пристани­ще. Сначала они несколько недель жили в старом дере­вянном доме в Арбатском переулке, предоставленном знакомой Тарновских, затем на антресолях служебных помещений школы на Большой Никитской улице, дом 46, где директором была сестра Булгакова Н. А. Зем­ская, а в конце октября или начале ноября 1924 года посе­лились во флигеле арендатора в Обуховом переулке. К началу июля 1926 года Булгаковы перебрались в Малый Левшинский переулок, дом 4, где в их распоряжении ока­зались две маленькие комнаты, но с отдельным входом (кухня была общая). Только год спустя, в июле 1927-го Михаилу Афанасьевичу впервые удалось снять отдель­ную московскую квартиру по адресу Большая Пирогов­ская, дом 35 б (позднее 35 а), квартира 6 у застройщика-архитектора А. Ф. Стуя. Здесь, в трехкомнатной кварти­ре, Булгаков оставался до февраля 1934 года, восстано­вив на длительное время важнейший для себя компонент нормальных условий существования.

Это было тем более важно, что давали себя знать прежние болезни. Они напрямую были связаны с тем, что происходило вокруг Булгакова, с непростым совет­ским бытом и трудностями публикации произведений. 26 октября 1923 года он записал в дневнике: «В минуты нездоровья и одиночества предаюсь печальным и завист­ливым мыслям. Горько раскаиваюсь, что бросил меди­цину и обрек себя на неверное существование. Но, видит Бог, одна только любовь к литературе и была причиной этого.

Литература теперь трудное дело. Мне с моими взгля-

200 ^Б°Р^ИС С⁰¹™™" ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

дами, волей-неволей выливающимися (отражающимися) в произведениях, трудно печататься и жить.

Нездоровье же мое при таких условиях тоже в высшей степени не вовремя». 29 октября Булгаков отмечал у себя «тяжелое нервное расстройство, а 6 ноября того же года конкретизировал свои ощущения: «Страшат меня мои 32 года и брошенные на медицину годы, болезнь и слабость. У меня за ухом дурацкая опухоль Chondroma, уже 2 раза оперированная. Из Киева писали начать рентгенотера­пию. Теперь я боюсь злокачественного развития. Боюсь, что шалая, обидная, слепая болезнь прервет мою работу. Если не прервет, я сделаю лучше, чем «Псалом» (рас­сказ, опубликованный в «Накануне» 23 сентября 1923 года. — Б. С).

Я буду учиться теперь. Не может быть, чтобы голос, тревожащий сейчас меня, не был вещим. Не может быть. Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним — писа­телем.

Посмотрим же и будем учиться, будем молчать».

Как можно убедиться, уже в первые годы литератур­ной деятельности Булгакова охватывали опасения и предчувствия, что болезнь может не позволить ему завершить задуманное. Свое же писательское призвание Михаил Афанасьевич теперь ощущал как предназначе­ние свыше. Потрясения революции и гражданской войны привели Булгакова к Богу. 26 октября 1923 года он при­знался в дневнике: «Сейчас я просмотрел „Последнего из Могикан", которого недавно купил для своей библиоте­ки. Какое обаяние в этом старом сантиментальном Купере! Тип Давида, который все время распевает псал­мы, и навел меня на мысль о Боге.

Может быть, сильным и смелым он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о нем легче. Нездоровье мое осложненное, затяжное. Весь я разбит. Оно может помешать мне работать, вот почему я боюсь его, вот почему я надеюсь на Бога».

Л. Е. Белозерская происходила из старинного дворян­ского рода. Отец ее был дипломатом. Он умер через два года после рождения дочери и за двадцать лет до револю­ции. Мать имела музыкальное образование, полученное

ГЛАВА 5. Михаил Булгаков — журналист О/1 7 драматург, прозаик. 1921—1929 ^ KJ-L

в Московском институте благородных девиц (скончалась в 1921 году). Сама Люба с серебряной медалью окончила Демидовскую гимназию. У нее был неплохой голос и литературные способности. Окончила Белозерская и частную балетную школу в Петрограде.

В мировую войну она работала сестрой милосердия, в гражданскую — судьба забросила ее в Киев (но с Булгако­вым она тогда не была знакома). Любовь Евгеньевна, свой первый рассказ написавшая еще в Париже, быстро сбли­зилась со старомосковской, «пречистенской» интелли­генцией и помогла войти в этот круг и Михаилу Афанась­евичу. Здесь были писатели, художники, театральные декораторы, филологи и люди многих других гуманитар­ных профессий, революции не сочувствующие, но с ней смирившиеся. С конца 20-х годов многие подверглись репрессиям и сгинули в лагерях и ссылках.

Булгаков с Белозерской жили в сердце этой «пречи­стенской Москвы». Любовь Евгеньевна вспоминала: «Наш дом угловой по М. Левшинскому; другой своей сто­роной он выходит на Пречистенку (ныне Кропоткин­скую) № 30. Помню надпись на воротах: «Свободенъ отъ постоя», с твердыми знаками. Повеяло такой стариной... Прелесть нашего жилья состояла в том, что все друзья жили в этом же районе. Стоило перебежать улицу, пройти по параллельному переулку — и вот мы у Лями-ных.

— Здравствуй, Боб! (Это по-домашнему Н. А. Уша­
кова)

— Здравствуй, Коля!

Еще ближе — в Мансуровском переулке — Сережа Топленинов, обаятельный и компанейский человек, на все руки мастер, гитарист и знаток старинных романсов.

В Померанцевом переулке — Морицы; в нашем М. Левшинском — Владимир Николаевич Долгоруков (Владимиров), наш придворный поэт ВэДэ, о котором в Макином (Мака — домашнее прозвище Булгакова. — Б. С.) календаре было записано: «Напомнить Любаше, чтобы не забывала сердиться на В. Д.» (за то, что без спроса подправил свой портрет-шарж в шуточной кол­лективной книге «Мука Маки». — Б. С).

2,02 ^Б°Р^ИС С⁰"⁰™⁸ ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА