Вина как основание наступления конституционно-правовой ответственности

В доктрине конституционного права, да и иных отраслей права, наиболее острые споры вызывает характеристика такого признака (условия) ответственности, как вина. В большинстве отраслей права, за исключением гражданского, общепризнанно, что ответственность возможна только в случае наличия субъективного признака - вины правонарушителя. Поэтому данная проблема требует освещения в рамках нашей работы в целях признания или отрицания существования и в конституционном праве так называемой безвиновной ответственности. Достаточно упомянуть таких ученых, как О. С. Иоффе, С. Н. Братусь, И. С. Самощенко и др., которые полагали, что ответственность без вины допустима, по крайней мере, в гражданском праве[249]. В то же время многие известные правоведы (С. С. Алексеев, Н. С. Малеин, О. А. Красавчиков, Н. Г. Александров) обоснованно доказывают, что ответственность без вины неприемлема даже в качестве исключения, и в этих случаях можно говорить о мерах защиты или способах распределения (локализации) убытков[250].

Среди российских государствоведов также распространена концепция так называемой «безвиновной ответственности»[251]. М. С. Матейкович считает, что «особенностью конституционно-правовой ответственности является её наступление и при отсутствии вины нарушителя избирательных прав».[252] С позицией автора вряд ли можно согласиться, поскольку отрицание обязательного наличия вины для привлечения к юридической ответственности противоречит правовой позиции Конституционного Суда РФ: «Наличие вины – общий и общепризнанный принцип юридической ответственности, и всякое исключение из него должно быть выражено прямо и недвусмысленно, т.е. закреплено непосредственно».[253]

Ученые, придерживающиеся другой точки зрения, считают, что конституционно-правовая ответственность не зависит от наличия и формы вины правонарушителя (объективное вменение)[254].

И наконец, представители третьего основательного подхода к проблеме вины понимают вину как психическое отношение к содеянному правонарушителем поступку. Так, например, К.А. Ишеков указывает, что ответственность законодательного органа субъекта в виде роспуска возникает вследствие «психического отношения депутатов парламента к неправомерному деянию и его последствиям»[255].

Как отмечает Т. Д. Зражевская, вина явля­ется необходимым субъективным основанием ответственности в конституционном праве, причем само содержание вины в государствен­но-правовых нарушениях обладает важной осо­бенностью. «Обусловленная политическим ха­рактером отрасли права вина в государственном праве - понятие не только психологическое, но прежде всего социально-политическое»[256].

Более правильным, думается, было бы говорить об отсутствии вины не применительно к ретроспективной ответственности, а в отношении позитивной конституционной ответственности. Действительно, правонарушение требует определения вины причинителя для назначения соразмерного наказания, в то время как при совершении проступка или ошибки в рамках позитивной ответственности, как представляется, не возникает необходимости в определении вины соответствующего лица. В этом случае инстанция применения ответственности вправе самостоятельно избрать меру воздействия, поскольку объект ответственности находится под постоянным наблюдением и надзором со стороны вышестоящего органа, т. е. в перманентном «ответственном» состоянии.

Вина традиционно определялась юридической наукой как психическое отношение лица к содеянному в форме умысла или неосторожности (легкой или грубой). Такое представление о вине было привнесено в теорию права и в другие отраслевые науки теоретиками уголовного права и долгое время было наиболее распространенным. Однако, например, в гражданском праве психическое отношение лица к своим действиям (бездействию) для возложения юридической ответственности не имеет значения. При этом невиновность в нарушении обязательства, не связанного с предпринимательской деятельностью, определяется заботливостью, осмотрительностью и исчерпывающим характером мер, принятых для исполнения должного в сложившихся условиях[257].

Наибольшие разногласия возникают при применении этого обобщающего определения к характеристике субъективного основания ответственности коллективных субъектов — государственных органов, коммерческих и некоммерческих организаций, государства в целом.

Одни авторы категорически отрицают саму возможность выделения самостоятельной вины коллективных субъектов. По их мнению, вина любой организации — юридического лица всегда находит свое выражение в вине конкретного индивидуума — работника или руководителя, соответственно проявляемой через психологическую трактовку ее содержания[258].

Другие авторы рассматривают вину юридических лиц - коллективных субъектов - безотносительно к психическому отношению правонарушителя, в качестве субъективного основания ответственности, проявляющегося в возможности выбора (вариантности) поведения, коллективом, т. е. как руководителем единолично, и с учетом участия в принятии и исполнении решения нескольких лиц[259]. Указанные специалисты предлагают рассматривать вину как непринятие коллективным субъектом права объективно возможных мер по устранению или недопущению отрицательных результатов своих действий[260]. В такой концепции вины не имеют существенного значения психические переживания нарушителей, а используется абстрактная модель ожидаемого поведения в той или иной ситуации, предусмотренной правовой нормой. Ведь для гражданского, семейного или трудового права, в отличие от уголовного, нет надобности доказывать психическую оценку лицом своего поведения, для возложения ответственности имеет значение только факт наличия возможности свободного выбора юридически безупречного поведения[261].

Так, О. Е. Кутафин приводит пример наличия вины законодательного органа субъекта в принятии незаконного акта, когда представительный орган субъекта, имея возможность принять закон, не противоречащий федеральному законодательству, руководствуясь сепаратистскими устремлениями, принимает вариант закона, противоречащий федеральному закону[262]. В качестве примера альтернативного отношения к трактовке вины как к основанию ответственности можно привести позицию представителей науки административного права как отрасли, наиболее близкой по своей правовой природе к конституционному праву.

Следует признать целесообразным использование в отношении определения вины коллективных субъектов конституционных правоотношений принцип объективного вменения, вытекающий из трактовки вины в римском праве - si omnia quae oportuit, observavit, caret culpa (нет вины, если соблюдено все, что требовалось (лат.)), сознательно исключающей психологические элементы вины[263], и закрепленный в настоящее время в административном законодательстве России (ч. 2 ст. 2.1 КоАП РФ).

В государственном праве практически всеми авторами вина признается как субъективное основание наступления конституционной ответственности, но содержание понятия вины либо не определяется[264], либо говорится об особенностях ее проявления ввиду специфического политико-правового статуса субъекта ответственности[265].

Некоторые исследователи предлагают распространить (в той или иной мере) понимание вины из уголовного и гражданского права на институт конституционно-правовой ответственности в избирательном праве. Так, А. Е. Штурнев предлагает дополнить главу X Федерального закона от 12 июня 2002 года № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» статьей «Принцип вины конституционно-правовой ответственности за нарушение избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»[266], в которой помимо формулировки принципа виновной ответственности содержалось бы определение вины граждан, аналогичное Кодексу РФ об административных правонарушениях (т. е. выделялись умысел и неосторожность). А под виной коллективных субъектов (избирательных комиссий, избирательных объединений, блоков) понималось бы нарушение правил и норм при возможности их соблюдения и непринятие всех зависящих мер по их соблюдению.

А. Г. Сидякин обоснованно отмечает, что судебная практика по делам о защите избирательных прав, как правило, не делает различий между индивидуальными и коллективными субъектами при установлении вины, фактически склоняясь к определению, данному в КоАП РФ, применительно к юридическим лицам, в отношении всех субъектов. «Вина кандидатов … обычно понимается как совершение или допущение нарушения избирательного законодательства при возможности его соблюдения, непринятие всех возможных мер для предотвращения его нарушения, а невиновность – как непричастность, значительно реже – как совершение правонарушения, несмотря на все принятые меры для соблюдения законодательства либо вследствие виновных действий других лиц»[267].

В. А. Плахотнюк также признает вину необходимым элементом избирательного правонарушения, при этом подчеркивая, что «психическая форма вины не имеет значения». Он проводит аналогию с гражданским правом, в соответствии с которым невиновность определяется заботливостью, осмотрительностью и исчерпывающим характером мер, принятых для исполнения должного в сложившихся условиях[268].

Достаточное распространение получили и взгляды ученых, которые заявляют об отказе в признании вины как основания конституционной ответственности. Один из аргументов в пользу безвиновного начала состоит в том, что требование обязательного наличия вины в совершении конкретного правонарушения сузило бы диапазон ее применения, исказило бы социальное назначение данного вида ответственности.

Было бы серьезным заблуждением отказываться от вины как основания ответственности, фактически отождествляя позитивную и негативную конституционно-правовую ответственность. Действительно, при использовании властно-организационных санкций (мер позитивной конституционной ответственности) не требуется доказательства вины лица в совершении правонарушения, достаточно бывает просто несогласия с политикой президента или парламента. Задержка или несвоевременное принятие решения не могут быть признаны основаниями для возложения конституционной ответственности именно в силу отсутствия факта противоправного деяния и доказательств вины лица. Парламентская ответственность правительства — это не конституционная ответственность в классическом понимании, а именно позитивная ответственность, когда парламентарии сами определяют границы и формы деяний, за которые следует отправить правительство в отставку. При этом в качестве оснований может выступить как факт нарушения закона, так и иные формы поведения главы правительства или его членов, не связанные с противоправными действиями (оскорбление религиозного чувства, аморальные действия, поддержка одной из сторон в военном конфликте и др.). Что же касается отзыва депутата, то если ранее данная санкция действительно использовалась вне связи с виной должностного лица в совершении того или иного деяния (применялись формулировки: не достоин доверия, утрата доверия), то ныне отзыв всегда связан с совершением отзываемым деяния, не соответствующего требованиям правовой нормы, подтвержденного решением соответствующего суда[269].

Самый сложный случай — установление виновного лица при рассмотрении такой меры ответственности, как отмена незаконного акта судом. Бесспорно, при признании Конституционным Судом РФ федерального закона неконституционным, не исследуется виновность в аспекте психологии выбора конкретными лицами или коллективом решения, приведшего к принятию неконституционного акта. В данном случае виновность презюмируется как потенциальная возможность выбора соответствующей Конституции РФ правовой нормы, а выяснение мотивов, целей и иных психологических моментов не является обязательным для Суда, поскольку орган несет ответственность в чистом виде как субъект, ее причинивший. В результате отмены незаконного акта из правового пространства устраняется порочный юридический акт. Кроме того, ответственность органа — это самостоятельная категория, своего рода сложносоставной деликт, ведь основанием для роспуска органа как раз и является факт принятия им незаконных актов, ранее признанных таковыми судебными инстанциями.

Однако существует и иная точка зрения. Так, по мнению В. Т. Кабышева и Т. В. Заметиной, формы вины могут быть различными: «…это и осознанные (умышленные) действия, направленные на нарушение предписаний правовых норм, и просто непрофессиональные действия некомпетентных органов или должностных лиц, не ставящие своей непосредственной целью причинение вреда (например, издание правового акта, не соответствующего федеральному законодательству)»[270]. Получается, что специалисты, работающие в соответствующих органах власти или местного самоуправления, которые имеют квалификацию юристов (причем представители как исполнительной, так и законодательной ветвей власти), «пропуская» принятие незаконного акта, действовали невиновно, а лишь допустили ошибку. Но как в этом случае отделить ошибку от умышленных действий? И возможно ли вообще законодательное установление такого рода критериев? Думается, что в этом нет необходимости.

Представляется, что не имеет смысла искать обоснования существования ответственности без вины в конституционном праве (за исключением позитивной конституционной ответственности), вина должна быть признана неотъемлемым основанием возложения ретроспективной конституционно - правовой ответственности. Другое дело, что в некоторых случаях устанавливается презумпция вины (например, при отзыве депутата) или же упрощенная процедура ее доказывания (при отмене правовых актов государственного органа). С другой стороны, неправильно было бы полагать, что «объективная трактовка» вины является характерным или исключительным признаком именно конституционного права[271], поскольку такая трактовка уже давно используется в гражданском и трудовом праве.

Нам кажется, что крайне важно опровергнуть и еще одно распространенное заблуждение, а именно то, что вина в конституционном праве должна трактоваться исключительно как психическое отношение к деянию в виде умысла или неосторожности[272]. Вина является универсальным мерилом признания действия (бездействия) субъекта ответственности, заслуживающим применение наказания, негативного воздействия со стороны государства, но сводить ее только к психике конкретного индивида представляется ошибочным.

В отраслевых науках (гражданском, административном или налоговом праве) уже сравнительно давно распространены две концепции вины применительно прежде всего к коллективным субъектам – субъективной - правовая и объективно-правовая. Все различия том, что согласно концепции вины в объективном смысле виновность организации выводится непосредственно из противоправного поведения, т. е. за основу берется объективная сторона правонарушения, и организация признается виновной исходя из ее фактических действий (бездействия) как деликтоспособного субъекта права по совершению правонарушения. Во втором же случае виновность организации определяется исходя из виновности ее конкретных уполномоченных представителей[273]. Например, в ст. 401 ГК РФ закреплены оба подхода – субъективный (умысел и неосторожность) в абзац 1 пункта 1, а объективный (если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства) – абзац 2 пункта 2 этой же статьи.

«Смысл и назначение института ответственности состоит не только в исправлении неправомерного поведения ответственного субъекта, не только в своеобразной государственно-правовой реституции, но и в учете субъективной стороны нарушения, выражаемой через категорию вины»[274]. Данный принцип закреплен и Конституционным судом РФ в Постановлении от 25 января 2001 года по делу о проверке конституционности положения п. 2 ст. 1070 ГК РФ в связи с жалобами граждан И. В. Богданова, А. Б. Зернова, С. И. Кальянова и Н. В. Труханова: «Наличие вины - общий и общепризнанный принцип юридической ответственности во всех отраслях права, и всякое исключение из него должно быть выражено прямо и недвусмысленно, т. е. закреплено непосредственно»[275].

При этом Конституционный суд РФ в Постановлении от 27.04.2001 № 7-П применительно к коллективным субъектам – юридическим лицам, указал, что организация является невиновной в совершении правонарушения, если правонарушение вызвано чрезвычайными, объективно непредотвратимыми обстоятельствами и другими непредвиденными, непреодолимыми препятствиями, находящимися вне контроля лица, при соблюдении им той степени заботливости и осмотрительности, какая требовалась от него в целях надлежащего исполнения юридических обязанностей[276]. Значит, впервые на уровне высшей судебной инстанции было установлено, что такое основание ответственности, как вина, в конституционном праве имеет значительные отличия от вины в иных публично-правовых отраслях, когда фактически преобладающее значение получает «объективно-правовая» трактовка вины.

Если говорить о вине, то некоторые авторы, зачастую пользуясь исключительно инструментарием психологической концепции вины при раскрытии субъективной стороны конституционного правонарушения, сами себе противоречат, когда пишут о вине коллективных субъектов. Так, М. П. Авдеенкова и Ю. А. Дмитриев, говоря о вине и критикуя сторонников введения социально-политических критериев вины, предлагают ввести два содержательных понятия вины в зависимости от природы субъектов ответственности. По их мнению, «умысел, а тем более неосторожность (в ее формах — легкомыслие — если лицо предвидело возможность наступления общественно вредных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий, — небрежность — если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно и могло было предвидеть эти последствия) полностью соответствуют природе конституционно-правовой ответственности, и она не нуждается во введении каких-либо иных критериев, не имеющих к тому же, четкого правового определения»[277]. Однако в позиции указанных авторов усматривается внутреннее противоречие и непоследовательность: они соглашаются с подходом В. А. Виноградова к вине коллективных субъектов, в основе которого лежат не психологическое переживание, а объективные действия — неприложение коллективным субъектом допускаемых и требуемых конституционно-правовыми нормами усилий[278].

На наш взгляд, в тех отраслях, где действует большое число коллективных субъектов, вина является условием возложения ответственности, а не элементом собственно «состава правонарушения», и представляет собой отсутствие возможности свободного выбора варианта правомерного или должного поведения по выполнению правовых предписаний, закрепленных в нормах конституционного права. При этом в определенных случаях законодательно закреплен и психологический подход к понятию вины. Например, согласно ст. 49 Конституции Греции Президент несет ответственность за предумышленное нарушение Конституции, а в соответствии со ст. 61 Основного закона ФРГ Федеральный президент может быть лишен должности, если Конституционный суд установит его виновность в умышленном нарушении Основного закона или иных федеральных законов.

Российское законодательство в ряде случаев также косвенно закрепляет психологическую концепцию вины, устанавливая меры ответственности в отношении отдельных субъектов — физических лиц. Например, согласно ст. 9 Федерального закона «О беженцах» лишение статуса беженца может иметь место в случае сообщения им уполномоченному государственному органу заведомо ложных сведений или представления фальшивых документов, что возможно только при условии умышленного нарушения правовой нормы. Однако в большинстве конституционных деликтов, выделенных как в российском праве, так и в законодательстве зарубежных стран, форма вины, даже если субъектом ответственности является физическое лицо, не определяется, что свидетельствует о приоритете объективного момента при рассмотрении вины как условия возложения конституционно-правовой ответственности.

Не имеет смысла спорить о том, будет ли вина проявлением воли конкретного лица (лиц) или она преобразовывается в своего рода «коллективную вину», не сводимую к конкретной личности, — определяющим здесь служит именно наличие у субъекта осознаваемой им способности и реальной возможности действовать таким образом, чтобы точно выполнять предписания правовой нормы.

Если выбор конкретного варианта поведения осуществлялся отдельным индивидуумом, действовавшим в пределах полномочий, то налицо вина как условие конституционной ответственности именно органа (организации) в целом, поскольку для определения ответственного лица не имеет значения, в каком порядке принималось решение — единолично или коллегиально. Этот момент учитывается лишь при использовании мер ответственности в отношении такого лица в рамках наличия основания для применения дисциплинарной, материальной или административной ответственности.

Указанную концепцию фактически обосновал Конституционный Суд РФ, отметив, что Конституция РФ закрепляет в ст. 49 презумпцию невиновности применительно к сфере уголовной ответственности, т. е. возлагает обязанность по доказыванию вины в совершении противоправного деяния на соответствующие государственные органы. В процессе правового регулирования других видов юридической ответственности законодатель вправе решать вопрос о распределении бремени доказывания вины иным образом, учитывая при этом особенности соответствующих отношений и их субъектов, а также требования неотвратимости ответственности и интересы защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и свобод других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Решая вопрос о распределении бремени вины, законодатель вправе освободить от него органы государственной власти при обеспечении возможности для самих субъектов правонарушений, в том числе юридических лиц и граждан, подтверждать свою невиновность[279]. Такие обстоятельства устанавливаются в российском законодательстве.

Например, в соответствии со ст. 7 Закона Тюменской области от 08.07. 1999 года № 121 «Об ответственности за неисполнение законов Тюменской области»[280] предусмотренная этим законом ответственность за неисполнение законов Тюменской области не наступает, если неисполнение областных законов явилось следствием непреодолимой силы, т. е. чрезвычайных и непредотвратимых обстоятельств (стихийных бедствий, техногенных катастроф), решений и действий федеральных органов государственной власти в пределах их компетенции.

Еще одним основанием освобождения от ответственности можно признать выполнение приказа (распоряжения) вышестоящей инстанции, когда у субъекта нет права на отказ от реализации предписания вышестоящего органа или должностного лица. Таким обстоятельством может рассматриваться и раскаяние субъекта, совершившего конституционный деликт. Например, в соответствии со ст. 131 Регламента Московской городской думы «Освобождение от меры воздействия»[281] к депутату могут не применяться меры воздействия, предусмотренные ст. 126 Регламента, за нарушение порядка на заседании Думы, если он своевременно принес публичные извинения.

Четвертым основанием, свидетельствующим о невиновности субъекта, нарушившего предписание конституционно-правовой нормы, могут рассматриваться действия в условиях крайней необходимости, когда в условиях возможности предотвратить больший ущерб государственным или общественным интересам, в ходе соответствующих действий органом или должностными лица были нарушены требования закона.

Вместе с тем особым субъективно-объективным основанием конституционно-правовой ответственности может быть не только вина, но и осознанное субъектом представление о возможных отрицательных конституционно-правовых последствиях собственных правомерных действий, при наличие специфических объективных обстоятельств, т. е. риск[282]. Например, риск имеется в избирательных правоотношениях, когда кандидат несет ответственность за действия своего доверенного лица на выборах. В данном случае кандидат осознанно наделял полномочиями агитировать или осуществлять иные действия на выборах доверенное лицо от своего имени, допуская общую вероятность того, что доверенное лицо может выйти за рамки закона, но надеется, что облеченный его доверием человек не допустит нарушения избирательного законодательства, которое может повлечь отказ в регистрации или отмену регистрации кандидата.

В этом случае очевидно, что даже неосторожную вину вряд возможно вменить кандидату. Налицо именно риск как категория, сочетающая в себе психологические компоненты (осознавал, что возможно нарушение закона вследствие ошибки в выборе кандидатуры доверенного лица), так и объективные критерии (например, подкуп доверенного лица конкурентом). Соответственно форма вины не имеет значения. В этом случае основание ответственности может заключаться в том, что субъект ответственности не предпринял всего, что должен был и мог бы предпринять для предотвращения наступления негативных последствий или же он ошибся при выборе лица, которое действовало не надлежащим образом[283]. Или же основание ответственности в виде риска будет присутствовать и в том случае, если кандидат не осуществлял регулярного руководства доверенными лицами, пренебрегая своими обязанностями по контролю за деятельностью не только доверенных лиц, но и иных работников его избирательного штаба.

Вопросы:

1. Вина – как условие ответственности (теории вины в различных отраслях права).

2. Какие существуют проблемы вины в конституционном праве?

3. Возможно ли отказаться от категории «вины» как основания конституционной ответственности?

4. Приведите примеры определения вины в избирательных правоотношениях.

5. Вина коллективных субъектов в конституционном праве выражается в виде:

а) умысла или неосторожности;

б) совокупности вины коллектива в разрезе умысла или неосторожности;

в) как возможность выбора варианта поведения, соответствующего требованиям закона.

§ 3. Субъекты конституционно-правовой ответственности и факультативные основания (условия) наступления конституционно-правовой ответственности: