Психиатрия для непсихиатров 4 страница

– Джона! – позвала его мать. – Почему же ты не сказал, что пригласил подругу?

– Знакомое лицо, – заметила Кейт. – Мы встречались?

– В Йеле.

– О! Вы и есть та подруга, которая училась в Йеле.

– Ты же не говорил, что у тебя новая подруга, – повторила мать. – А, Джона?

– Какого вы года?

– Того же, что и вы, – сказала Ив. – Но меня мало кто в универе замечал.

– Кейт знают все, – сказал Эрих.

– Не все. Но все равно спасибо, милый. В каком вы были колледже?

– Кэлхун.

– Надо же! Знали Джейн Бэллентайн?

– Председателя совета?

– И Робби Севензу?

– Эйфелева башня из пивных банок, – подхватила Ив.

Кейт засмеялась:

– Ха! Забавно, что мы ни разу не пересеклись.

– Я училась недолго. На старшем курсе жила не в кампусе, а в «студгетто».

– Что ж, приятно познакомиться. Джона, а ты и не говорил, что она из Кэлхуна.

– Мне ты вообще не говорил про нее, – добавила мать, улыбаясь Ив.

Ив ущипнула Джону за плечо:

– Он такой застенчивый.

– Где вы познакомились? – спросила мать.

– В баре, – выпалил Джона.

Кейт усмехнулась:

– Тоже, нашли где!

– Придержи язык, – велела мать, – мы с твоим отцом познакомились в баре.

– Не может быть!

– Твоя мать и я… – завел было отец, но смолк, увидев, как дочь ломает руки. – Что такое?

– Всякий раз, когда ты принимаешься за сентиментальные воспоминания на тему «твоя мать и я», ты рассказываешь целый час и в итоге доводишь меня до слез.

– Я просто хотел напомнить всем собравшимся, что любовь может зародиться в самом прозаическом месте. – Отец обвел стол рукой. – В том числе наша семья.

– Черт, я все‑таки заплачу, – сказала Кейт.

– Не думала, что у тебя есть время ходить по барам, – съехидничала мать.

– Обычно я не хожу.

Под столом ногти Ив потянулись к его паху.

– Рука судьбы, – подытожила мать.

Джона с силой отогнул Ив палец. Она почти бесшумно запыхтела и убрала руку. Большую часть пирсинга она вынула и замаскировала отверстия, распустив волосы по вороту. Плиссированная юбка, темно‑синие чулки, бордовые мокасины – словно сошла со страниц какого‑нибудь «Преппи Квотерли».[23]

– Ну, Ив, – заговорила Кейт, – раз мой братец таааак откровенен, поговорим‑ка мы с тобой напрямую. Чем ты занимаешься? Ты слесарь?

– Я работаю с душевнобольными.

– Очень кстати, – заметила мать.

Ив рассмеялась:

– У нас с Джоной много общего.

– Я так и думала, что ты подыщешь себе девицу из Йеля, – сказала Кейт. – Ведь я же говорила, милый?

– Всем известно, что выпускницы Йеля – самые красивые, – сказал Эрих.

– Неслыханное преувеличение, – отозвался Джона.

– Джооона! – одернула его мать.

– Как вы с ним уживаетесь? – спросила Кейт.

– Он мне и таким нравится, – сказала Ив, лохматя ему волосы. Другая рука тем временем предприняла новую попытку содрать с него штаны.

– Переел, – сказал Джона. – В сон клонит.

– Избыток белков, – заметил отец.

– Индейка была очень вкусная, – сказал Эрих.

– Приятно слышать. Еще пирога, Ив?

– Нет, спасибо. Все просто замечательно. Вы поделитесь со мной рецептами?

– О! – Мать совсем уж возрадовалась. – Вы сами готовите?

– Изредка. По сравнению с Джоной я дилетант.

– Джона готовит? – изумилась мать.

– И как вкусно! – Ив засмеялась, выгнула шею.

– Где ж ты научился готовить? – спросила мать Джону.

Ему удалось оттолкнуть три длинных пальца. Теперь босая нога Ив потирала его ногу.

– Я не готовлю.

– Что ты еще от нас скрывал? – наседала Кейт.

– Он слишком скромен, – сказала Ив.

– Ты скрываешь от нас еще какие‑нибудь таланты?

– Он – настоящий художник, – сказала Ив. – Вы об этом знали?

– Я – точно нет, – сказала мать. И Джоне: – Такими вещами в семье делятся…

– Как насчет постыдных тайн Джоны, Ив? – предложила Кейт. – Давай меняться: мои на твои.

– С удовольствием, – сказала Ив.

– Пора убирать со стола, – сказал Джона.

– Сядь, пожалуйста! – сказала мать. – Один‑то раз в году можно посидеть спокойно.

– С какой начнем? – спросила Кейт. – Предоставим выбор Джоне?

– Начнем с истории о том, как я осрамился, раньше времени выйдя из‑за стола в День благодарения, – буркнул он и потянулся взять у Кейт тарелку.

– Оставь ее в покое, – вступилась мать. – Пусть ест.

– Если сам не выберешь, выберу я, – пригрозила Кейт. – А тебя никто и слушать не станет.

– Я бы вот что хотела, – сказала Ив, – расскажи мне, чего он боялся в детстве.

– С чего начать? – рассмеялась мать. – Вина, Стив?

– Нет, спасибо.

Мать налила себе полстакана, заранее улыбаясь предстоящему рассказу:

– Сейчас, глядя на него, и не подумаешь, каким он был пугливым мальчиком. Плакса‑вакса‑гуталин.

Ив выразила удивление.

– Правда‑правда, – подтвердила Кейт. – Всего боялся: фильмов, громкой музыки, карусели. Такой был трусишка – в туалет не ходил самостоятельно.

Ив засмеялась, погладила Джону по виску. Джона уставился в тарелку.

– Мама повела нас на гастроли труппы, которая ставила «Пиратов Пензанса», – помнишь? А, Джона?

– Помню, – пробурчал он.

– Я думала, спектакль вполне подходит для детей, – сказала мать.

– Вполне, – сказала Кейт. – Только не для Джоны.

– Постановка была такая в готическом духе, темнота, призраки, паутина в зрительских рядах.

– Пираты одеты скелетами, – подхватила Кейт. – Сколько мне было лет?

– Тебе… Джоне было два с половиной, значит, тебе около восьми.

– После этого ему всюду мерещились призраки. Под окнами верхнего туалета выросла береза с черными ветвями, и на ветвях ему виделось всякое. Только присядет по большому и тут же вопит: «Караул! Пиратский король!» Только вот… – Кейт закашлялась от смеха, постучала себя по груди. – Кхаа! Ох! Только он картавил, выходило: «Каааау! Пиатски кооой!»

Все расхохотались. Ив ущипнула Джону за щеку.

– Он был лапочка, – сказала мать. – Для надежности просил Кейт провожать его в ванную и ждать, пока он не сделает свое дело.

– Нет!

– Даааа! – сказала Кейт. – Но! Делать при мне он стеснялся, просил меня залезть в душ и стоять там лицом к стенке.

– Всегда вместе, – сказала мать, – и совсем один.

Как заставить их прекратить разговор и не вызвать что‑нибудь похуже? О’кей, он был трусливым малышом, но женщины семейства Стэм не люди – мины замедленного действия. Они смеются над ним, а сами в сто раз хуже.

Ему думалось, а не вмазать ли Ив прямо тут, за столом. Она же не посмеет сопротивляться, при всех не посмеет. Но ему уже случалось недооценить ее, а здесь и столовые приборы под рукой.

Снова заломил ее настойчивый палец.

– А когда он был совсем маленький… О! – вздохнула мать. – Это уж чересчур. Чересчур.

– Держу пари, – подначила ее Ив.

– Доела наконец? – Джона вырвал у нее тарелку и отправился в кухню, и пусть вопят возмущенно ему вслед.

Что на него нашло?

Стресс, сказала Ив. Так много работает.

Он стряхнул в мусорку крошки пирога. В столовой продолжали зубоскалить на его счет.

Скажет им, что с утра на работу, еще надо позаниматься. Уедет, придется Ив уехать вместе с ним.

А если мать пригласит ее остаться? Ей нравится быть хозяйкой дома, она вполне может решить, что обойдутся и без него. Пригласит Ив переночевать. Не позволим Джоне испортить нам праздник.

Мать окликнула его:

– Ив просит сельтерскую.

Он заглянул в нишу кухни. На полу пол‑ящика «Пеллегрино», тут же отбеливатель, «Виндекс», «Ликвид‑Плумр».

Подлить ей в стакан?

Опрокинется навзничь, царапая ногтями грудь, пищевод дымится. Выплюнет кровавые ошметья на глаженую льняную скатерть. Кейт завизжит, мама тоже завизжит, у отца сделается озадаченное лицо, Эрих забормочет что‑то суперрациональное, по своему обыкновению, но все отшатываются, отодвигаются со стульями как можно дальше, летят со стола подсвечники, падают на бок фужеры для воды, серебряные вилки и ложки со звоном…

– Джона! – Мать стояла в проходе. – Ты меня слышал?

Он кивнул, однако не стронулся с места.

– Вернешься за стол?

Он снова кивнул.

– В чем…

Он шикнул. Мать нахмурилась, одними губами спросила: Что? Он обнял ее, притиснул к себе.

– Дорогой? – сказала мать.

– Ей нечего тут делать, – шепнул он матери в ухо. – Я ее не приглашал.

Мать крепче обняла его:

– О господи…

– Веди себя как ни в чем не бывало. Я уеду, и она со мной.

– Она…

– Ты поняла? Как ни в чем не бывало. Обещай мне.

Она кивнула.

– Ты ничего не знаешь, – сказал он. – И тогда ей не догадаться.

Они вместе вернулись в столовую.

– Миссия исполнена, – объявила мать. Открыла сельтерскую, налила два стакана, Ив и себе. Безупречное исполнение.

– Я рассказываю Ив про то, как тебя стошнило на сцене.

– На один вечер хватит уже разоблачений, – бодро прочирикала мать.

– Бедняжка Джона! – пожалела брата Кейт. – Просто я так тебя люблю, не могу удержаться.

– Не пора ли передислоцироваться? – предложила мать. – Стив, у тебя вид сонный.

– Не обращай внимания, – сказал отец.

– Меня тоже в дрему клонит, – улыбнулась мать. – Белки.

– С вашего позволения, – вступил в разговор Эрих, – пойду‑ка я посмотрю на Гретхен.

– Твоя дочь? – спросила Ив у Кейт.

– Да.

– Вот, наверное, красавица. На кого из вас она похожа?

– Знаете, что я думаю? – сказала Кейт. – Я думаю, дети не похожи ни на кого. Люди просто подбирают того из родственников, у кого самый младенческий вид, и говорят: «Вот на кого похож малыш». Гретхен – она совершенно замечательная, нечто особенное, по сравнению с ней младенец на баночке «Гербер» – гном страшный.

– Можно посмотреть? Обожаю детей.

– Нам пора ехать, – вмешался Джона. – Надо успеть на восемь ноль шесть.

– Сейчас без пяти, по‑любому не успеешь, – сказала Кейт. – На следующем поедешь.

– У меня завтра ра…

– Ой, прошу тебя! Я и то отключилась на пару дней. – Кейт поднялась. – Пошли, посмотрим на мою красотку‑дочь. – Он подхватила Ив под руку и увлекла ее за собой.

Краткая пауза. Джона уставился прямо перед собой и увидел на скатерти чистый кружок, очерченный днищем его тарелки, по периметру – рис и подлива. Отец перегнулся через стол, поцеловал мать, еще раз поблагодарил ее за ужин, сложил измаранную салфетку и понес десертные тарелки на кухню. Слышно было, как он ополоснул их и составил в посудомоечную машину. Эрих отпросился почитать.

Джона дернулся:

– Черт!

– Почему ты раньше не сказал? – шепнула ему мать.

– Не представилось возможности.

– Что она здесь делает, если ты ее не приглашал?

– Посади нас в поезд, по телефону потом объясню.

Мать глянула на часы:

– Не успеете.

– Успеем, если поторопимся.

– И часа не можешь подождать?

– Нет, – сказал он, поднимаясь. – Не могу.

– Ш‑ш‑ш, – шепнула Кейт, выйдя в коридор. – Не беги, Гретхен разбудишь.

– Скажи Ив, нам пора.

– Она смотрит на Гретхен.

Мимо сестры он прошел в темную комнату. Гретхен спала на кровати, обслюнявленный пальчик так и остался между размякшими губами. Ив стояла на коленях подле кровати, поглаживая девочку. При виде того, как она прикасается к малышке, у Джоны пересохло во рту. Он готов был пинками гнать ее прочь.

– Нам пора.

Кейт зашикала.

– Прямо сейчас, – шепнул он. – Пошли. Мы уходим.

– Воплощение счастья, – сказала Ив.

– Мы опоздаем на поезд.

– Поедете на следующем, – сказала Кейт. – Угомонись.

– Это важно, – сказал он. Пусть бы телепатически угадала, проникла в суть того, что не могло не показаться со стороны детским капризом.

– Господи! – фыркнула Кейт. – Кому‑то лечиться пора.

Ив задрала на Гретхен рубашку, коснулась ее животика. Гладкая, идеальная детская кожа, без пятна, без изъяна. Припомнить бы, вообразить, каково жить в таком теле. От пальцев Ив останутся следы.

– Нам пора ехать!

Он схватил Ив за предплечья, силой поднял на ноги. Она дернулась, ударилась о раскрашенный комод. Некогда принадлежавший Кейт, потом Джоне, теперь малышке, он прижился в углу между пеленальным столиком и конем‑качалкой. Кейт успела сказать прекрати ты разбудишь, и тут Джона размахнулся и ударил Ив в лицо.

Пощечина, и то не сильная. Но она рухнула на пол, скуля, съежилась, когда он шагнул ближе.

Кейт вцепилась в него:

– Что с тобой творится?

В голове фейерверк: сейчас сестра вонзит в него нож.

– Что ты делаешь?

– Извини.

– Убирайся.

Он поднял руки, сдаваясь:

– Кейт…

– Сейчас же.

Он помедлил и решил:

– Подожду внизу.

Боже! Что на него нашло?

Это не… не его вина.

Плевать, что он – мой брат, это отвратительно.

Это моя вина.

Не берите на себя, это извращение.

Он не хотел…

А мне показалось, хотел.

Нужно было поторопить меня. Я… иногда меня приходится… Я отключаюсь. Он бы никогда не сделал мне больно. Ни за что. Он меня любит, я люблю его. Это не то, что вам показалось, честное слово. Я – я иногда чересчур сильно реагирую.

Мне это не показалась чересчур сильной реакцией. Он вас ударил, господи ты мой боже!

Нет, я… это не было… это пустяк, он едва меня задел… я слишком сильно отреагировала. Получилось с виду, будто это было что‑то серьезное. Пожалуйста, давайте мы… давайте не будем говорить об этом.

Как вы можете оставаться с ним, если он так с вами обращается! Он всегда так обращается с вами?

Я не хочу об этом говорить. Честное слово, тут не о чем переживать.

И вы хотите, чтобы я поверила…

Поговорим о чем‑нибудь более приятном. Поговорим о Гретхен.

Ив…

Прошу вас. Поглядите на нее. Как она прекрасна, Кейт! Точно херувим на картине Боттичелли. Джона хочет, чтобы у нас были дети, он хочет много детей. Мы… день пока не назначен, все пока неофициально. Но… только не рассказывайте пока родителям, хорошо? Мы пока держим это в секрете. Но я чувствую, вам я могу довериться. Что такое? Почему вы? Вы погрустнели, а ведь надо радоваться.

Молчание.

Напрасно я сказала. Кейт…

Ничто…

Вы же главного не поняли.

Ничто не оправдывает…

Прошу вас. Порадуйтесь за нас. Я счастлива. Я хочу быть счастлива с ним. Он счастлив. Вы же этого хотели. Он… он столько страдал.

Джона?

Да. С той девушкой.

Какой де… С Ханной?

Да, с ней. Он страдал. Иногда ему трудно выразить свои чувства перед людьми. Постоянный стресс. Вы себе не представляете, что такое работа врача. Я вижу его каждый день, люди умирают у него на руках. Для него это пытка, а он не знает, как выпустить пар. Мы вместе работаем над этой проблемой. Он ходит к психотерапевту. Я направила его к моему другу. У нас с ним особенные отношения, вы уж мне поверьте. Он дает мне именно то, в чем я нуждаюсь. Он замечательный человек, и я его люблю.

Он ударил вас.

Иногда в гневе он не может оценить свою силу. Это я…

Перестаньте обвинять себя, меня от этого тошнит.

Я знаю, как это выглядит, я все понимаю. Но послушайте меня, поверьте: я бы никогда не полюбила человека, склонного к жестокости. Он не такой. Вы же знаете его с рождения, разве он когда‑нибудь был жестоким?

Нет.

Вот видите.

Сама не знаю…

Я могу лишь дать вам честное слово. Но вы любите брата, ведь так?

Да…

И он вас любит. Вам повезло, что вы есть друг у друга. У меня нет ни братьев, ни сестер. Мои родители умерли, когда мне было три года. Я их вовсе не знала. Не в аварии – вы, наверное, подумали, что в аварии? Нет, они заболели раком. Нет, ничего, я же их почти не знала. Даже не осознавала, пока не стала намного старше. Я так долго была одна. Меня вырастила тетя, старая дева. Очень строгая. У меня до конца школы не было парня. Нет, я обзавелась бойфрендом не в Йеле, – вижу, вы собирались спросить. Это был мой школьный приятель, но только тогда он превратился в бойфренда. А полюбила я сейчас впервые.

Моего брата?

Да.

Молчание.

Боже, ну что ж это я…

Не стыдитесь слез.

Я все время на нервах. Гормоны – иногда, когда вот так все обрушивается… Прости, Ив.

Кейти. Держи.

Большое спасибо.

Порадуйся за нас, если сумеешь. Ты же помнишь – тот несчастный случай. После такой травмы людям нужно порой выплеснуть эмоции. Вот почему я не испугалась: я знаю, он никогда бы не причинил мне боль. Он дал выход напряжению, он учится самовыражаться более нормальным способом, но он перенес травму. Каждую ночь он просыпается в холодном поту.

Я не знала.

Так что, пожалуйста, не зыркай на него так. Я люблю его. И ты его любишь.

Я… ну да, конечно, люблю.

У него в душе рана. Он – словно раненый зверь. Ему нужна наша помощь. Вот что ты видела – вот и все. Честное слово. Ничего страшного.

Хорошо. Хорошо.

Забавно. Знаешь? Подумать, с какими людьми я могла повстречаться, а не повстречалась же… Мы с тобой несколько лет учились в одном и том же университете. Но лучше поздно, чем никогда, верно? Теперь мы подружимся. Теперь у нас общая любовь.

Задыхаясь, трясясь от ярости, он торчал посреди лестницы, уткнувшись лбом в перила.

Мать ждала его на кухне.

– Вы опоздали к поезду.

– Поедем на следующем, – сказал он, устремляясь к заднему крыльцу.

– Джона! Что происходит?

– Все в порядке, мама. Хочу продышаться.

– Джона…

К вечеру похолодало. На заднем дворе, усыпанном листьями, отец пристраивал здоровенную камеру на треножник. Джона подошел, потирая ладони.

– Подумываю обзавестись телескопом, – сказал отец. – За сущие гроши можно приобрести аппарат с GPS. Джо Шмой уже занимается исследованиями – университетского уровня. Поистине, век открытий. Я купил эту штуку месяц назад, и она уже устарела. Глянь‑ка.

Джона поправил линзы, настроил на окна верхнего этажа. Ив держала Гретхен на руках, Кейт распаковывала пачку влажных салфеток. Все трое смеялись.

– Испробуй ее, – настаивал отец.

Джона повернул камеру, сфотографировал флигель.

– Полюбуйся, какая резкость, – сказал отец.

– Замечательно.

– Ив с виду приятная.

Джона кивнул.

– В баре, э?

– Угу.

– А то, на мой взгляд, она сильно смахивает на ту женщину из газеты.

Джона промолчал.

– Я бы не стал поднимать этот вопрос, – продолжал отец, – но Эрих тоже ее узнал.

Джона пожал плечами.

– Не следовало спрашивать?

– Лучше не надо.

Отец кивнул, глянул на то окно:

– С Кейт они вроде бы нашли общий язык.

Джона сказал:

– Маме не говори, ладно? Насчет того, что ты ее узнал.

– Уверен, она и сама сообразит.

– Пока что не узнала, – сказал Джона.

– Молчание – золото.

– Спасибо. – Джона поковырял носком ботинка землю. – Мне пора на станцию.

– Мне вас отвезти?

– Мама сказала, она отвезет.

– Отлично. Помни: если что не так, я всегда тебя выслушаю.

– Рад был повидаться, па.

Отец сказал:

– Я тебя люблю.

Глядя в то окно, Джона ощупью отыскал отцовскую руку, сжал его пальцы:

– И я тебя.

С виду обычная парочка, дожидается поезда девять ноль шесть, бродит по платформе, сплетя руки, – даже не обычная парочка, а новобрачные, не желающие ни на миг разлучиться. Джона с трудом удерживал осанку, прямой шест, вокруг которого оранжерейным плющом обвилась Ив.

Свисток.

– Едем домой, – сказала она.

Свободные места были разбросаны там и сям по одному. Ив цеплялась за его рукав, Джона в поисках места продирался в следующий вагон, толкал людей, ненужная грубость, пассажиры сердятся, цокают языками ему вслед. В конце вагона он вырвал руку, ускорил шаг.

– Милый, – сказала Ив, – куда ты?

– Хочу место найти.

– Тут негде сесть вместе, – сказала она.

Он зашагал дальше, и она закричала: Подожди, милый, пожалуйста, подожди меня! Он чувствовал на себе неприязненные взгляды. Принимают его за негодяя, издевающегося над женщиной.

Милый, пожалуйста, я люблю тебя, давай поговорим.

Дойдя до последнего вагона, он развернулся и попытался проскочить мимо Ив, но она так и прильнула к нему.

– У тебя очаровательная семья, – заговорила она. – Мы замечательно поладили.

– Точно, ты из их круга.

Она прикусила губу.

– Не сердись. – Цепляется, на грани слез, такая детски‑маленькая, разница в росте между ним и ею вдруг чудовищно увеличилась. – Не надо, прошу тебя. Они меня полюбили, почему же ты не любишь?

Вероятно, так они бы простояли до конечной станции, но пассажир, пытавшийся обойти их, чтобы попасть в тамбурный туалет, произнес: Извините.

Они подвинулись, уступая дорогу, и за это мгновение к Ив вернулась обычная решимость. Она громко произнесла: Вот уж не думала, что будет столько народу, правда, милый? – а затем обернулась к пареньку, отмечавшему что‑то в учебнике физики, и попросила его пересесть в соседний ряд: ей бы хотелось сесть рядом с мужем.

– Конечно, – откликнулся парень и стал собирать вещи.

Предпринять еще одну попытку удрать? От Ив никуда не денешься. Они прибудут на Манхэттен в одно и то же время, одновременно сойдут с поезда и до его дома доберутся одновременно. Признав наличие проблемы, Джона стал думать, можно ли как‑то обернуть ситуацию в свою пользу.

Парень с учебником физики пересел, Джона скользнул на его место, уложил себе на колени рюкзак. Ив пристроилась рядом.

– Любовь моя, – заворковала она.

Он промолчал.

– Любовь моя, любовь моя! Я была так рада познакомиться с твоими родственниками.

Он отключился.

– Не очень‑то с твоей стороны красиво игнорировать меня, моя любовь!

– Ну, как знаешь, конечно.

– Ты меня этим очень огорчаешь.

– Люди на соседних сиденьях думают: какая она жалкая!

– Ты тоже думаешь, что я жалкая?

– Я люблю тебя. Как ты можешь так обходиться со мной? Твоя сестра и та возмутилась.

– Посмотри на меня, умоляю. Я так тебя люблю, ты все прочтешь по глазам.

После каждой реплики – продолжительное молчание.

– Я меня была подруга, а у нее собака, и эта собака так ее любила, что писалась всякий раз, когда хозяйка ее гладила.

– Пожалуйста, посмотри на меня. Почему ты не смотришь? Пожалуйста.

– Ты меня убиваешь.

И так бесконечно. Джона чувствовал, как она бодает его головой, лижет куда придется, как язык Ив играет с мочкой его уха. Себя он уговаривал: это Лентяйка Сьюзен прилезла к нему, стоило задремать. Поцелуи он брезгливо стирал с лица. Ив потянулась рукой к его ширинке. Вышвырнуть ее в проход? Но ведь это не поможет.

– Прошу тебя, моя любовь, позволь мне любить тебя. – Рука проникла внутрь, принялась поглаживать. – Позволь мне.

Единственный способ одолеть ее – ни в чем, ни на шаг не поддаваться. В оконном отражении Джона видел, как все оглядываются на Ив, этот скандал не пройдет незамеченным. Тот паренек в соседнем ряду и думать позабыл про учебник физики.

– Джона Стэм, Джона Стэм, что с тобой? Обернись ко мне. Неужто от меня требуются более решительные меры? Да запросто. Прямо тут, в поезде. Я сделаю это, Джона Стэм. Я на все пойду, если ты не дашь мне того, что я хочу. Хоть пошевелись, Джона Стэм. Или я сделаю, сделаю… Ты слышишь меня? Я сделаю это. Я уже делаю, Джона Стэм.

Женщина из соседнего ряда попыталась протестовать: Извините, мисс, это обществе…

– Заткни свою жирную пасть на хрен!

Женщина булькнула и поднялась с места.

Склонившись над ним, Ив всем напоказ насиловала его. И все же Джона взял верх. Через несколько минут она выпрямилась, отчаянно задыхаясь, лицо багровое, волосы растрепались:

– Ты слишком много выпил, Джона Стэм. Дело в тебе. Ничего, у нас все будет, как прежде. Я знаю. Я тебя знаю, Джона Стэм. Смотри, что сейчас будет. Внимательно смотри.

Она вскарабкалась ему на колени, он почувствовал, как она пальцами направляет его член. Бесполезно: он одержал победу. Ей не запихать его в себя. Ее накрытые юбкой пальцы барабанили, словно по клавишам ноутбука. Он победил, и она знала это.

– Здесь все в порядке?

Контролер у него за плечом, толстуха злорадно пыхтит рядом.

– Мисс, – сказал контролер и попытался взять Ив за локоть. Она щелкнула челюстями в его сторону – буквально, – всхлипнула и ринулась по проходу в тамбур. Джона поспешно застегнул ширинку, откинулся к спинке сиденья и закрыл глаза, даже не посмотрев на контролера, услышал, как тот уходит, как топает прочь толстуха. Все отлично. Он победил.

Несколько минут спустя:

– Мистер!

Он открыл глаза и увидел перед собой уже троих проводников. Белый, черный и филиппинец – трио клоунов в железнодорожной форме.

– Ваша подруга никак не успокоится.

– Она не подруга мне.

– Нам придется что‑то с этим делать.

– Вот и делайте.

– Не хотите пойти и поговорить с ней?

– Нет, не хочу.

– Сэр…

– Я… – Тут Джона поднял голову и посмотрел троице прямо в лицо. – Я не имею к ней никакого отношения.

Белый проводник сказал:

– Она трахала вас прямо тут, в вагоне, и вы хотите, чтобы я вам поверил?

– Понятия не имею, кто она такая и откуда взялась.

– Если вы не приведете ее в чувство, я свяжусь с ближайшей станцией и скажу, чтобы вас обоих забрали.

Он поплелся за ними в холодный, клацающий тамбур. Ив скорчилась на полу, уткнулась лицом в грязную металлическую стену, рыдала на все голоса, человек‑оркестр.

– Я хочу умереть, – выла она. – Хочу разорвать себя на части. Из‑за тебя я чувствую себя ничтожным червем. Я гнию заживо. – Рвотный спазм, хрип, смех. – Исцели меня. Не дай мне истечь кровью. Без тебя я калека, я люблю тебя, пожалуйста, люби меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Проводники скорбно взирали на Джону, и не понять, ему они сочувствовали или ей. Он двинулся назад на свое место, но один из проводников ухватил его за руку:

– Парень, да ты глянь!

Сопли жемчужной вышивкой на груди ее водолазки. Она разодрала рукав и принялась рвать на себе чулки, чтобы добраться до плоти, окровянить ее сломанной заколкой для волос. Он наклонился, пытаясь отобрать у нее заколку, а Ив ухватила его за шею:

– Не отпускай меня. Никогда не отпускай!

Он сдался, упал на колени, позволил ей рыдать, уткнувшись ему в ключицу. Сперва он воздерживался от объятий, но эта поза, когда он отклонялся всем телом, была физически непосильна. Он сдался. Она кричала: Я люблю тебя, никогда не отпускай меня! Он хотел ей помочь. Он хотел причинить ей боль. Каждая клетка его тела тянулась в двух противоположных направлениях, рвалась посредине, выплескивая внутриклеточную жидкость, он разделился надвое, погибал в неопределенности, амбивалентности. Поезд несся на юг, а она сжимала его все крепче, крепче, пропитывая своим несчастьем. Так они оставались, пока проводники не объявили «Гранд‑Сентрал» и хлынувшие в тамбур пассажиры не сплющили их тела, притиснув Джона и Ив друг к другу, как ладони, сложенные на молитве.

Он повез ее к себе.

Он заплатил таксисту, потащил Ив наверх. Она будто на куски рассыпалась.

– Я так несчастна, – твердила она.

Он поморщился, перекинул ее вес на одну свою ногу, порылся в карманах, отыскивая ключи от квартиры.

– Я никогда не была счастлива, ни разу в жизни.

Он отнес ее в свою комнату, уложил в кровать на живот.

– Каждую минуту я мечтаю только о смерти.

Он подложил подушку ей под голову. Отблески уличных огней – венцом вокруг головы; треугольник на плече, пятнистые пальцы ног, неровный круг промеж лопаток, будто сползший нимб. Она попыталась сесть, но Джона силой уложил ее обратно:

– Поспи.

– Не усну, если тебя не будет рядом.

Он сбросил ботинки и прилег подле нее.

Нормальному человеку требуется в среднем семь минут, чтобы уснуть, но Ив не была нормальной, поэтому Джона отвел ей вдвое больше среднего времени. Отсчитывая по десять секунд, он в какой‑то момент отвлекся, подумал о сестре, которая теперь считает его уродом, как и те люди в поезде, и Белзер, и подписчики созданного Лансом сайта. Вот так репутацию он себе нажил. Джона сбился со счета и начал считать снова. Чуть недоставало до пяти минут, когда она рассеянно поцеловала его в плечо. Любовь моя. Темнота, тепло, тело рядом с ним. Он с трудом удерживал глаза открытыми, с силой прижал запястье с острому стальному краю кровати. Он побеждает, непременно, он победит. Любовь моя. Он слышал ее как будто по телефону, плохая связь. Проваливаясь в сон, он укусил себя изнутри за щеку, почувствовал вкус крови. Он победит.