Из главы 7 7 страница

Несмотря на нашу близость с Ронни в то время, он не был для нас единственно возможным кандидатом на место в группе. Всё-таки он тогда еще был членом “Faces”. До него у нас пробовались другие музыканты - Уэйн Перкинс, Харви Мандель. Оба они прекрасные гитаристы, оба играли с нами на “Black and Blue”. Ронни рассматривался нами в последнюю очередь, это была настоящая жеребьевка. Нам очень понравился Перкинс. Он был чудесным музыкантом, очень мелодичным, его стиль игры гармонировал с тем, что до него делал Мик Тейлор. Потом Ронни сказал нам, что у него проблемы с “Faces”. Ронни разносторонний музыкант. Он может играть множество вещей, в различных стилях. К тому же, мы с ним совсем недавно играли вместе несколько недель подряд, так, что щепки летели. Но дело было даже не в игре. Ко всему прочему, Ронни был англичанин! Всё-таки мы были английской группой, хотя, возможно, сейчас это уже не так. В то время мы считали, что мы должны быть национальной группой. Когда мы без конца в разъездах, у нас должны быть общие корни. Ронни родился в Лондоне, и жил недалеко от меня, это был своего рода код, мы вместе были одной командой. Ронни сумел сплотить группу. Это был глоток свежего воздуха. Мы знали, что у него прекрасная техника, что он может играть, но самое ценное, это его невероятный энтузиазм и умение ладить со всеми. Мик Тейлор всё время ходил грустный. Не было такого, чтобы он падал на пол от смеха, держась за живот. Ронни, напротив, очень любит посмеяться.
Когда играешь вместе с Ронни, он может, забыв обо всем, сконцентрироваться на игре, у него есть невероятная способность подстраиваться под партнера. Временами он может удивлять вас. Мне до сих пор очень радостно играть с ним. Мы с ним делали "You Got the Silver", и я сказал: я могу это спеть, но я не могу петь и играть одновременно. Ты должен сыграть мою партию. И он прекрасно с этим справился. Он очень хорошо играет на слайд-гитаре. И он искренне любит музыку, которую играет. Он в совершенстве овладел нашим старинным приемом, который мы разработали ещё с Брайаном, когда звуки ритм-гитары и ведущей гитары сливаются в один, это была основа фирменного саунда Rolling Stones. Исчезла дистанция между двумя гитарами, которая была у нас с Миком Тейлором. "Beast of Burden", хороший пример того, как удачно перекликаются наши гитары. Тогда мы сказали: давайте попробуем поиграть вместе, пока на временной основе, и посмотрим, что у нас получится. Таким образом, Ронни поехал с нами на гастроли в США в 1975 году, хотя официально он не был членом группы.
Из всех людей, которых я знал, Ронни обладает самым гибким характером, он настоящий хамелеон. Он и сам не знает, какой он на самом деле. Это не притворство. Просто он старается везде быть своим. Он нуждается в братской любви, ему нужна группа. Ронни очень привязан к своей семье. У него был трудный период – его родители и оба его брата умерли в течение нескольких последних лет. Когда я говорил ему: Ронни, мне очень жаль, он отвечал: ну, что ты хочешь, у каждого свой срок. Но он никогда не показывал своих чувств, всё держал в себе. Когда не стало его мамы, он ходил как потерянный. Будучи самым младшим в семье, он был “маменькиным сынком”. Я понимаю его, у меня та же история. Его семья была из последних водных цыган, которая перебралась на сушу. Это фантастический момент эволюции. Хотя мне иногда кажется, что Ронни так и не приспособился к жизни на суше, его вечно тянет обратно в воду. Ему не нравится быть сухим, возможно, поэтому он почти никогда не просыхает. В отличие от меня, Ронни был человеком крайностей. Он вообще себя не контролировал. Я человек немного пьющий, скажем так, но у Ронни было всё по максимуму. Я мог встать с утра и выпить, но завтрак Ронни обычно состоял из текилы “White Cloud” и воды. Если ему давали настоящий кокаин, то он ему не нравился, он предпочитал амфетамин. Кроме того, он покупал его по цене кокаина. Я пытался вдолбить ему в голову: это ведь амфетамин, а не кокаин, тебе его только что впарили по цене кокаина. Но он не собирался менять своих привычек, перейдя на новую работу. Ронни прошел своего рода инициацию как раз перед американским туром в марте 1975-го. Мы с группой репетировали в Монтоке, на Лонг Айленде, и мы решили нанести визит Фредди Сесслеру, который жил в Dobbs Ferry, на реке Гудзон, за Манхеттеном. Фредди угостил нас тогда унцией кокаина. Это было так, будто три страницы вырвали из моего дневника. Только записки Фредди проливают свет на то, что там происходило, потому что сам я мало что помню.

Фредди Сесслер:
Я глубоко спал, и вдруг около пяти часов утра я услышал громкий стук в дверь моего дома. Не открывая глаз, я пошел открывать. Мне пришлось тут же проснуться, потому что на пороге стоял Кейт, который со свойственным ему чувством юмора встретил меня такими словами: “Какого чёрта ты спишь, в то время как мы работаем, надрывая наши задницы, и только что проехали сотню миль, чтобы навестить тебя?” Я сказал: “О'кей, я уже встал, только дайте мне умыться”. Потом я взял апельсиновый сок для себя и бутылку Jack Daniel для Кейта. Он сразу поставил кассету в стереосистему, музыку реггей, и врубил ее на полную громкость. Значит, вечеринка началась. Через какое-то время я сказал, что хотел бы взбодриться, и спросил Кейта и Ронни, не составят ли они мне компанию. У меня была припрятана запечатанная бутылка кокаина Merck. Одно из самых больших удовольствий для меня – ритуал открытия бутылки. Это высшая точка, эйфория. Я получаю от этого больше радости, чем от самого кокаина. Я сорвал печать и высыпал в стакан две трети содержимого. Потом я приготовил две равные кучки по восемь грамм для нас с Кейтом, и одну на четыре грамма для Ронни. Когда всё было готово, я сказал Кейту: “Кейт, я хотел бы проверить тебя, что ты за человек”, прекрасно зная, что он всегда готов принять любой вызов. Я сделал две дорожки, взял соломинку, и одним махом вдохнул свои восемь грамм. “А теперь посмотрим, сможешь ли ты сделать то же”. Я никогда в жизни не видел, чтобы кто-то позволял себе принимать такие дозы. Кейт посмотрел на меня, взял соломинку, и легко повторил то же самое. Я протянул четыре грамма Ронни, сказав: “Ты новичок, тебе хватит и этого. Делай, как мы”. И он сделал это. Фармацевтический кокаин не идет ни в какое сравнение с тем, который привозят из Центральной и Южной Америки. Он чистый, не вызывает сонливости и не приводит к депрессии. Совершенно другой тип эйфории, стимулирующей творчество, вызванной моментальным действием на нервную систему. И абсолютно никакой абстиненции. В тот момент я почувствовал огромный прилив сил, я был готов взлететь под потолок. Необыкновенные ощущения, даже не знаю, с чем их сравнить. Слова, сказанные мной Ронни, когда я предлагал ему дозу, были последними моими словами в течение последующих шести часов. Мы решили совершить путешествие в Вудсток.

Чистый кокаин. Вы едете или нет? Дружно прыгнули в машину и поехали. Мы понятия не имели, куда ехать. Это было так же, как тогда, когда мы путешествовали с Джоном Ленноном. Я не представляю, как мы вообще хоть куда-то добрались. Очевидно, я ехал очень осторожно, нигде не останавливаясь. Я отрывочно помню, что мы заночевали в Bearsville, с группой “The Band”, возможно, с Левоном Хелмом. Не знаю, с какой целью мы туда приехали. Может, хотели увидеться с кем-то. Не думаю, что Боб Дилан жил там в то время. В конце концов мы вернулись в Dobbs Ferry…
Тур 1975 года, в который мы вскоре отправились, проходил для нас под знаком кокаина Merck. На сцене между песнями мы прятались за колонками и нюхали. Одна песня – одна доза, это стало обычным делом для нас с Ронни.