Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
Один из факторов, благоприятствующих демотивации слова, составляет явление лексикализации внутренней формы слова. Но прежде - о термине «лексикализация».
В истории отечественного и зарубежного языкознания с термином «лексикализация» связывались неоднородные явления, что частично показано О.Д. Кузнецовой в статье «О понятии лексикализации...» (ВЯ. 1978. №2). Однако существует нечто общее, что позволяет обозначить разнородные явления одним и тем же термином «лексикализация». Это общее составляется прежде всего тем, что названный процесс имеет своим результатом приобретение языковыми единицами, явлениями и т.п. тех или иных свойств слова, т.е. языковые единицы или явления, подвергшиеся лексикализации, уподобляются в чем-либо лексическим единицам, словам. Это - во-первых. Во-вторых, процесс лексикализации обычно бывает связан с утратой каких-либо языковых значений, языковых характеристик (например, регулярности, коннотаций и т.п.) при сохранении языковой формы. Так, лексикализация словосочетаний приводит к утрате выводимости их целостного значения из значения отдельных слов-компонентов словосочетания и приобретению ими идиоматичное™ (железная дорога); лексикализация уменьшительно-ласкательных форм слова - к утрате ими соответсвующих коннотаций и выводимости значения из значения составляющих их морфем (ножик, ручка - у двери, грибок - на детской площадке, спинка дивана); лексикализация грамматической формы, например формы множественного числа (часы, весы, усы) - к утрате грамматического значения множественного числа и приобретению идиоматичности; лексикализация фонетических явлений - к утрате фонетическим явлением закономерного, регулярного характера, закреплению его в ограниченном (небольшом) круге слов (сивер, исть - в говорах Сибири), к приобретению фонетическим явлением индивидуального характера.
Первые публикации автора о лексикализации ВФС появились в 1979 г. [71: 106-116] и 1984 гг. [95: 83-93], в 1994 г. этому процессу была посвящена кандидатская диссертация Е.В. Михалевой [240] и статьи [239; 241], выполненные на материале литературного языка с широким привлечением результатов психолингвистического эксперимента (опрошено около 1000 человек, выявлено около 900 слов с лексикализованной ВФС). Основные итоги исследований названных авторов отражены в настоящем подразделе.
Что такое лексикализация внутренней формы слова?
Под лексикализацией внутренней формы слова следует понимать приобретение внутренней формой идиома-тичности на основе утраты способности слова к актуализации мотивационных отношений. Прибегая к образу, лексикализацию ВФС можно определить как процесс ее «окаменения». Лексикализация ведет к тому, что внутренняя форма, не претерпевая внешних изменений, сохраняя членимость на значимые сегменты или возможность вычленения сегментов, теряет способность к проявлению отношений лексической либо структурной мотивации, приобретает идиоматич-ность мотивационного значения. В итоге носитель языка узнаёт, вычленяет сегмент «окаменевшей» ВФС, но не может объяснить взаимообусловленность его звучания и значения [71: 109; 95: 83-84; 82: 27]. Обратимся к примерам.
В говорах Среднего Приобья известно название сорного растения конюшник 'полынь чернобыльник'. В речевом употреблении это слово проявляет мотивационную связь только «справа», по линии структурной мотивации: «Лебеда, конюшник высокий, лапошник, жабрей, осот, молошник, сурепка — сорняк на полях». То же самое характерно и для другого названия растения - ко-нёвник (и конёвник) 'кипрей Иван-чай': «Багульник - голова кода болит, кустарник это; конёвник везде растет, два сорта: мужской и женский». «Конёвник - от печени пьют, запдльна трава, горъка-распрегоръка - ит малярёи пьют, девятилъник пьют ит желтухи».
В обоих словах на основе актуальных отношений структурной мотивации вычленяется формант -НИК, который составляет часть слова с мотивированной связью звучания и значения: -НИК соответствует сема 'растение'. Оба слова в прошлом имели лексическую мотивированность, о чем свидетельствуют показания метаязыкового сознания носителей диалекта, еще вычленяющих сегмент КОНюшник: «Никакая животная не ест: ни кони, никто, а почему «конёвник» [назвали] - не знаю. Пчелы мед берут с его, корень от поноса пьют. Или по высоте назвали, или кони любили, - не знаю».
Следовательно, та часть ВФС, которая теперь не соотносится со словом конь, подверглась лексикализации. Внутренняя форма слова конёвник до её лексикализации предствдяла собой следующее:
КОНЁВНИК Мотивационная КОН/ёв/НИК форма
Мотивационное 'растение <высокое, значение как> конь'
Внутренняя форма слова
После лексикализации внутренняя форма обрела следующий вид:
• Мотивационная КОН/ёв/НИК
форма
Внутренняя
форма слова ^--^Мотивационное 'растение'?
значение
Глава 4
вом курник. Значительная их часть свидетельствует о том, что слово в силу экстралингвистических причин утратило мотивационную связь со словом курица: «Курники пекли из свинины». «Курники с салом». «Курники с салом, с мясом стряпали». «Курник? Как не знать? Всю жизнь готовила. И люблю. Наклади сала, наклади капусты - вот тебе и курник». Лишь в немногих говорах рассматриваемое слово актуализует отношение лексической мотивации: «В курник кладут курятину». «Курники из курицы, свинину ложили - кто как». О том, что слово курник в большей части среднеобских говоров претерпело лексикализацию ВФ, свидетельствуют как многочисленные контексты, в которых отсутствует актуализация мотивационных отношений слова «слева», так и образование катахрезы свинячий курник [71: 110-111].
Экстралингвистическая причина породила лексикализацию ВФ слова конюшня 'помещение для коров и мелкого скота', о чем говорят контексты («Конюшня для коров». «Корову в конюшнях держут». «В конюшни коров и овечек ставили». «Для овец конюшни и избушки». «Где свинья сидит, то - конюшня»), а также карахреза конская конюшня.
Лексикализовалась ВФ наречия красным-красно в русских говорах Хакасии: «Черники тут красным-красно». «Смородины выросло красным-красно». Оно означает 'много, в большом количестве (обычно о ягодах)'.
Подверглись лексикализации в литературном языке такие слова, как чернила 'водный раствор какого-либо красящего вещества, употребляемый для письма', как следствие затухания мотивационной связи со словом чёрный, о чем говорят сочетания синие чернила, зеленые чернила, красные чернила, черные чернила; бельё 'изделия из тканей, носимые непосредственно на теле, а также изделия для бытовых надобностей': в силу экстралингвистического фактора утратившее мотивационную связь со словом белый, что нашло выражение в сочетаемостной характеристике слова: розовое бельё, голубое бельё, цветное бельё, белое бельё; белка 'небольшой лесной грызун с пушистым хвостом, живущий на деревьях', в результате затухания соотношений со словом белый 'светлый', производным от которого, согласно этимологии, оно является: «Сущ. бЪла - 'белка' возникло мор-фолого-синтаксическим способом словообразования на основе словосочетания бЪла вЪверица 'белая белка'. Животное получило название по цвету шкурки очень редкой - белой - разновидности» (Н.М. Шанский и др.); красноречие 'способность, умение говорить красиво, убедительно; ораторский талант', краснобай в силу ослабления мотивационной соотносительности с мотивирующим их словом красный 'хороший, красивый, прекрасный', ставшим устарелым (ср.: «А что же, милые друзья, Невеста красная моя Не пьет, не ест, не служит: О чем невеста тужит?» А. Пушкин. Жених); окотиться 'родить детёнышей (о самках некоторых животных, например овце, козе, зайчихе)', которое в данном значении возникло в результате переноса глагола окотиться 'родить котят (о кошке)' и сразу же подверглось лексикализации в силу невозможности мотивации словом котёнок (котята): окотиться - родить ягнят (об овце), окотиться - родить козлят (о козе), окотиться - родить зайчат (о зайчихе) [71: 111].
Словами с лексикализованной ВФ являются глаголы средне-уральских говоров - присарафанить 'крепко приделать: пришить, прибить, приклеить и т.п.', ожабить 'ударить', пересобачить 'надорвать, надсадить', тараканничать 'дурачиться, озорничать', натрезвониться 'наесться', усвистать 'запачкать', сарафанить 'бить', которые Т.В. Матвеева называет словами с парадоксальной внутренней формой. «Глаголы с парадоксальной внутренней формой характеризуются необычностью семантического соотношения мотивированного со своим мотиватором: исходное слово, не имеющее семантических точек соприкосновения с производным от него, как бы просвечивает другим цветом сквозь это производное. Наблюдается парадокс в соотношении лексических значений, который долго не сглаживается из-за отсутствия мотивировочного признака: производящее слово «торчит», не дает забыть себя в производном» [235: 119].
Лексикализация может быть связана с угасанием не только отношений лексической мотивации, но и отношений структурной мотивации. Так, слово ножик до утраты им уменьшительно-ласкательного значения соотносилось с подобными ему образованиями типа домик, столик. После десемантизации суффикса слово утратило мотивационную связь с уменьшительно-ласкательными образованиями, формантная часть слова ножик подверглась лексикализации.
Процесс лексикализации ВФС можно наблюдать на разной стадии его протекания. Так, слово снегирь в современных среднеобских говорах иллюстрирует разные стадии начавшегося процесса: «Снегирь - маленьки птицы зимны. Сам сизый, и грудь красна. Он бусый, разукрашенный. Может быть, они больше в снегу бывают, поэтому [называется] снегирь». «Снегири есть в лесу, бог их знает, почему [так называют]. Наверно, со снегом связано, зимой прилетают».
Большой научный интерес представляет вопрос о причинах и условиях лексикализации ВФС, которые еще предстоит выяснить. Однако уже сейчас можно выделить экстралингвистические и лингвистические причины, вызывающие лексикализацию ВФС. Из числа экстралингвистических причин в первую очередь следует назвать изменения обозначаемого денотата, связанные с его реальными признаками, свойствами, особенностями (изменение цвета белья, чернил привели к лексикализации лексической мотивированности соответствующих обозначений, изменение функционального назначения конюшен - к тому же результату в обозначающем это помещение слове). К лексикализации ВФ приводит незнание или забвение легенд, примет, поверий, традиций и т.п. Так, со словом козодой, в котором вычленяются, но не получают объяснения сегменты КОЗ и ДОЙ, связано народное поверье о том, что якобы эта птица ночью высасывает молоко у коз, со словом незабудка - примета: тот кому подарен цветок, никогда не забудет подарившего.
К этому фактору примыкает утрата национальных, культурных, религиозных, бытовых традиций, исторических факторов: объегорить, подкузьмить, масленица, православие, воскресенье. кондрашка, огорошить, кириллица, большевик, меньшевик, кулак, белогвардеец [239: 12]. Из числа лингвистических причин прежде всего следует назвать нулевую или редкую актуализацию мотивационных отношений данного слова. Например, неслучайно, что редкая актуализация отношений лексической мотивации названиями ягод и деревьев (эти слова преимущественно актуализуют отношения структурной мотивации) приводит к лексикализации внутренней формы: рябина, калина, клубника, княжника, голубика, боярышник и др.
Нулевая и редкая актуализация отношений лексической мотивации может быть связана с активизацией валентности слова с дублетами мотивирующей его единицы. Так, лексикализация сегмента ДУШ в словах белодушка, сиводушка - названиях лисы с белой грудью не в последнюю очередь обусловлена тем, что вместо слова душа 'грудь' (ср. душа нараспашку) в качестве слов-сателлитов активно употребляется его дублет грудь («Белодушка, сиводушка - лиса. Белодушка - красна, грудь - бела») и слова-заменители: шерсть («Белодушка говорили. Больше в ней белой шерсти»), хрест 'полоса в виде креста' («Крестовка - черный хрест, <...> белодушка - белый хрест»), подсад 'подшерсток' («Подсад белый -за то и белодушкой называется»).
Ранее названные причины лексикализации ВФС Е.В. Михалева дополняет следующими: неактуальностью мотивировочного признака, например в экспрессивных лексических единицах: са-рафанить 'бить', хлестаться 'обманывать', колбаситься 'ломаться', выгвоздать 'испачкать'; малой информативностью, случайностью мотивировочного признака: маргаритка, боярышник, антоновка, тимофеевка (злак), голубцы, белобилетник; формированием мотивировочного признака в узкой профессиональной сфере: белокровие, малокровие, ключица, пачка 'короткая юбка в балете', беседка 'устройство для подъема рабочих'; утратой словом образности: бычок 'сорт рыбы', волчок 'игрушка', лопатка 'часть скелета', коньки 'спортивный снаряд', прокатить 'завалить на экзамене', кукурузник 'самолет'; десемантизацией аффикса: тетрадка, книжка, стенка, заприметить, напополам. Приведенные наблюдения исследователь предваряет следующим заключением:
«лексикализация ВФС представляет собой результат противодействия двух основных тенденций - тенденции к произвольности (выражается в утрате мотивационного значения) и стремления языкового знака к мотивированности (проявляется в стабилизирующем действии мотивационной формы)» [240: 11].
Чем реже (меньше) актуализуются мотивационные отношения слова, тем больше возможностей для лексикализации его ВФ. Границей, пределом лексикализации ВФС является его демотивация.
Явление лексикализации ВФС следует отличать от явления идиоматизации слова. Известно, что идиоматичность - один из главных признаков слова. Идиоматичность - свойство слова, заключающееся в невыводимости его лексического значения из значения составляющих его морфем. Многие слова языка «от рождения» идиоматичны. Иначе говоря, идиоматичность - это отсутствие изоморфизма плана содержания и плана выражения лексической единицы. Стало быть, идиоматизация - это процесс либо приобретения словом идиоматичности, либо усиления его идиоматичности. Если процесс лексикализации ВФС охватывает такие компоненты слова, как его мотивационная форма и его мотивационное значение, то процесс идиоматизации связан с лексическим значением слова. Этот процесс как отражение тенденции к произвольности языкового знака состоит в развитии значения лексической единицы по пути накопления сем, не получающих формального выражения в звуковой оболочке слова, которая остается неизменной. Процесс идиоматизации претерпели многие слова русского языка. Например, слово каменщик первоначально обозначало того, кто производил кладку различных сооружений из камня, с развитием кирпичного производства это слово стало обозначать рабочего, производящего кладку различных сооружений из камня или кирпича (MAC). Слово березняк первоначально, до развития искусственных лесопосадок, означало 'лес из берёз', а затем - 'роща или лес, состоящий из одних берёз' (MAC).
Объединяет эти два явления - явление лексикализации и идиоматизации - то, что оба они связаны со словами мотивированными, оба отражают тенденцию к произвольности языкового знака, оба имеют отношение к изоморфности/неизоморфности, оба не сопровождаются изменением звуковой оболочки слов. Однако если лексикализация ВФС непременно влечет к затемнению его лексической или структурной мотивированности, то идиоматизация слова далеко не всегда имеет результатом демо-тивацию слова, она лишь ослабляет его мотивированность, подготавливая почву для процессов лексикализации и демотивации.
Связь двух процессов - идиоматизации и лексикализации -может находить выражение в судьбе одного и того же слова. Так, глагол стрелять в своем исходном номинативном значении 'пускать стрелы из лука' претерпел процесс идиоматизации: стрелять 'о пуске стрел, камней из лука, пращи и т.п.' (MAC); в значении 'производить выстрелы' (стрелять из пушки, стрелять из ружья, стрелять из пулемета) слово выступает с лексикализованной ВФ (связь со стрела?), что в еще большей степени закрепляется в слове при выражении таких значений, как 'уметь пользоваться огнестрельным оружием', 'убивать из огнестрельного оружия' (ср. отражение двух процессов - лексикализации и демотивации - в слове краснобай).
* * *
Таким образом, с мотивированностью слова связаны различные лексические процессы, одни из которых - ремотивация, неомотивация, номинация - отражают тенденцию к мотивированности языкового знака, обнаруживая ее активный характер, другие - демотивация, лексикализация ВФС, идиоматизация - лишь иллюстрируют тенденцию к произвольности языкового знака, являя собой результат действия других процессов.
К увеличению числа немотивированных слов языка приводит процесс заимствования лексических единиц из других языков. Значительная часть заимствований, пережив адаптацию, пополняет производящий фонд русского языка; часть же заимствований, как отмечалось, вовлекается в процесс ремотивации - лексической (быволъ —» буйвол) или структурной (картофель —» кар-товь, ср. морковь). Заимствования также выполняют лишь иллюстрирующую роль по отношению к тенденции к произвольности языкового знака, т.к. причины заимствований связаны с иными факторами. Хотя можно в истории языка отметить случаи заимствования слов, особенно в области терминологии, с целью иметь термин, не «отягощенный» мотивированностью.
В аспекте взаимоотношения и взаимодействия двух противоположных тенденций - тенденции к мотивированности языкового знака и тенденции к его произвольности - интересно прослеживается диалектика взаимоотношений разных типов мотивированности слова - фонетического, морфологического, семантического, что сжато и ярко представлено в работах А.П. Журавлева.
Как считает исследователь, разные типы мотивированности слов возникли в такой последовательности: сначала - фонетический тип, затем семантический, затем - морфологический, которые явились следствием тенденции к мотивированности языкового знака. «Семантическая мотивировка, - пишет А.П. Журавлев, - скорее всего возникла раньше морфологической, вместе с осознанием значения, т.е. с формированием его понятийного ядра. Этот тип мотивированности порождает полисемию, эффективно способствуя развитию семантики и обеспечивая семантическую жизнеспособность новых значений; кроме того, он систематизирует, упорядочивает семантическую систему языка.
Морфологическая мотивировка возникает в процессе формирования грамматической структуры языка и порождает новый аспект семантики - грамматическое значение. <...> Семантическая и морфологическая мотивированности более сильны, более определенны, чем фонетическая, поэтому развитие семантики начинает ориентироваться в основном на них. Впоследствии эта переориентация совершается все более решительно, и в настоящее время в развитых языках новые слова и значения образуются почти исключительно путем семантических переносов и морфологических построений. Семантическая и морфологическая мотивировка могут даже подавить померкшую фонетическую и развивать значения вопреки ей» [163: 23].
Одним из примеров такого рода может служить слово юдоль 'жизнь с ее горестями и печалями' (MAC: книжн., устар.). Слово юдоль по своей звуковой символике имеет «ярко положительные характеристики... («хороший», «нежный», «женственный», «светлый», «красивый», «легкий», «безопасный», «добрый»), которые не противоречили первоначальному значению этого слова - 'долина'» [164: 136]. Но когда у слова развились переносные значения - 'место, где страдают, мучаются' (юдоль скорби, юдоль печали. «Зачем изволили пожаловать в эту юдоль печали и страданий!» А. Степанов. Порт-Артур), 'жизнь с ее горестями и печалями' («[Приисковый рабочий] смотрит на всякое горе, как на неизменного спутника своего странствия в земной юдоли». Н. Наумов. Паутина), то это и обнаружило возможность развития значений вопреки фонетической мотивировке слова.
«Но слишком явная и жесткая мотивировка чересчур ограничивает свободу развития знаков, поэтому тенденция к произвольности расшатывает и семантическую, и морфологическую мотивированности. Семантическая мотивированность постепенно ослабляется путем затемнения этимологии. Родственные семантические связи со временем слабеют и могут порваться вовсе. В этом случае диахронически мотивированное слово может стать синхронически произвольным... Морфологическая мотивировка тоже ограничивается тенденцией к произвольности, но иначе, чем семантическая. Ограничения возникают здесь в результате формализации, грамматикализации и, следовательно, десеманти-зации морфологических мотивировок <.. > В этих условиях мотивировочная тенденция, стремясь ограничить произвол, может оживить семантическую и фонетическую мотивировки <...> Но действие всех многочисленных сил, - заключает автор, - определяющих функционирование и развитие языковых единиц, не приводит к хаосу или полной случайности результатов, поскольку все эти силы направлены к одной цели - обеспечить наибольшую эффективность функционирования каждого элемента языка» [163: 24-25].
Глава 5
СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ МОТИВОЛОГИЯ
В 1970-80-е гг. активизировались сопоставительные, сопоставительно-типологические, контрастивные исследования лексики языков. В рамках сопоставительной лексикологии и семасиологии обсуждались объект и предмет этих научных дисциплин, единицы и аспекты сопоставления (С.Г. Бережан, А.А. Брагина, В.К. Будовичева, В.Г. Гак, А.И. Гудавичюс, А.Е. Супрун, У.К. Юсупов и др.).
Интенсивное развитие получила сопоставительная ономасиология, объект анализа которой составляли принципы, способы, средства номинации сопоставляемых лексических единиц (ЛЕ) как разных форм одного и того же языка, так и различных языков (А.Ю. Белова, М.М. Гинатулин, Н.Д. Голев, В.В. Копочева, В.К.Павел, М.Ш. Сарыбаев, Д.С. Сетаров, Ю.П. Солодуб, О.М. Толошная, В.В. Усачева, Г.И. Уюкбаева и др.).
В сфере описательной мотивологии в эти годы был заявлен сопоставительный аспект намечены некоторые параметры сопоставления явления мотивации слов литературного языка и диалекта и представлены результаты [129; 95: 48-50; 94: 150-153; 87: 242-246] установления общности и специфики явления на разных языковых уровнях.
Идея мотивационно-сопоставительного анализа (МСА) лексики в скрытом или явном виде нашла отражение в ряде работ 1960-70-х гг. (Гак В.Г, 1966; 1977; Комлев Н.Г., 1968; Блинова О.И, 1975; Зиновьев В.Н., 1980).
«Главным результатом работ по сопоставлению лексики разных языков в собственно мотивологическом аспекте стало выделение сопоставительной мотивологии в отдельную научную дисциплину со своими задачами, принципами и аспектами, осуществленное О.И. Блиновой (1987, 1994)» [194: 7], тем самым было положено начало еще одному разделу сопоставительной лексикологии - мотивологии сопоставительной (МС). С учетом и на базе терминосистемы и разработок описательной мотивологии О.И. Блиновой были определены объект и предмет МС, цели и задачи, принципы, методы и аспекты исследования, уровни, единицы и параметры МСА ЛЕ [86: 17-21], получившие в работах ее последователей - А.Д. Адиловой [2; 4], И.Е. Козловой [194], А.С. Филатовой [345], Н.А. Чижик [354], СБ. Велединской [116], Л.В. Дубиной [159], Е.Ю. Погудиной (Сыпало) [280], КВ. Гарга-неевой (Сотниковой) [127], Е.И. Жериной [161], М.А. Ивановой [ 177] дальнейшую разработку и развитие в разных аспектах: описательно-сопоставительном, функциональном, социовозрастном, лексикографическом, лингвокультурологическом1 (Полная библиография их работ представлена в [102].)
Именно в 1990-е гг. термин «сопоставительная мотивология» в противопоставлении термину «описательная мотивология»2 окончательно обрел свой статус, хотя нередко в качестве взаимозаменимого он используется наряду с термином «сопоставительный аспект мотивологии», что в определенных контекстах вполне оправданно.
Дата публикования: 2015-11-01; Прочитано: 1579 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!