4 страница. Посему да приступаем с дерзновением к престолу благо­дати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи (Евреям 4:16)

Посему да приступаем с дерзновением к престолу благо­дати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи (Евреям 4:16).

Если мы не получим или не найдем чего-то, то как же мы тогда сможем отдать это? Поэтому нам приказано войти за завесу. Это — субботний покой, который Бог приготовил для Своего народа. Религиозные дела, исходящие от осуждения совести (то есть, когда вам кажется, что вы обязаны сделать что-то, чтобы исправиться перед Богом), Бог называет «мер­твыми делами». Истинные Божьи дела исходят всегда и ис­ключительно из Божьего покоя, и совершаются только в «субботний» день, и ни в какой другой. Только такие деяния возвращают слепым зрение. Когда иудеи во времена Иисуса противодействовали Ему и их приводило в замешательство то, что Он совершал чудеса в неположенный день, Иисус мог сказать им в абсолютной простоте, что эти дела совершает Его Отец. То, что вы находитесь в покое Божьем, можно оп­ределить по сердечному миру. Это не означает, что в вашей жизни никогда не будет испытаний или давлений, но даже посреди суматохи неприятностей вы можете находиться в месте «Шекайна», Святое Святых. И этот мир не зависит от того, насколько бурные вас окружают обстоятельства.

Разве Бог жесток, чтобы ставить перед нами такое призва­ние и думать, что мы сможем исполнить его крохами своих человеческих способностей. Существует более духовно глу­бокое, окончательное и абсолютное место — Святое Святых, и оно предназначено для всех, кто призван к тому, что явля­ется апостольским и первосвященническим. Уразумейте Ии­суса так, как вы никогда еще раньше не разумели Его: Сына, в образ Которого мы призваны преображаться. Тот, кто со­единен с Ним, является одним духом с Ним. Поймите Павла лучше, когда он говорит: «Я живу и движусь, и существую в Нем». Где вы находитесь сегодня, и где желаете быть? Для пребывания в каком месте у вас есть вера? Желаете ли вы принять апостольское участие в исполнении вечных целей Бога? Будете ли вы способны устоять против апостольских гонений и страданий? Мы должны войти в определенное священническое место, без которого не может быть осу­ществлено апостольское призвание. Иисус прорвал завесу и приглашает нас войти не на основании наших способнос­тей, но на основании Его Крови.

Бог призывает нас к необычному участию. Это — перво-священническое место, доступное нам: жизнь текущая и непрестающая. Вера приходит от слышания, а слышание — от Слова Божьего. И это — не причудливая игра слов, но то, с чем мы не можем не считаться. Вера действует сейчас. Час пробил, и время коротко. Бог требует от нас исполнения при­звания, и это можно сделать только, выйдя из места, находя­щегося за завесой. Имейте веру, чтобы войти с правдивым и искренним сердцем в полной уверенности христианской веры.

Спасение до конца

Первосвященство, к которому мы призваны, — вечно. Оно написано в нашей жизни. Мы являемся его неотъемле­мой частью, потому что вошли в Первосвященника. Мы с Ним — одно, и это означает, что все в нашей жизни должно быть освящено. Это касается даже самых обычных и обыден­ных аспектов нашей повседневности. Фактически, именно са­мые земные места имеют самое большое значение. Самые обычные вещи становятся святынями Господними, а вся жизнь превращается в таинство освящения. Принятие пищи — это уже не просто гастрономическое действие. Секс — это уже не просто способ расслабиться. Теперь мы уже не смеем при­ближаться к нашей спальне или к кухне как к чему-то обыч­ному. У нас теперь не может быть «случайных» разговоров без ощущения освящающего действия нашего, Первосвя­щенника, Которому мы принадлежим. В нашей жизни больше не существует обычных беззаботных бесед. Все ста­новится освященным и посвященным, имея на себе вечный вес Божьей славы. Это означает преображение всей жизни, которая переходит в небесное измерение.

Сейчас можно измерить отсутствие подлинного священ­ства по отсутствию познания жизни воскресения, потому что эти два понятия очень тесно и неразрывно связаны между со­бой. Наше наследие не физическое, как это было для Аарона,

но духовное, которое мы обретаем посредством вхождения в жизнь воскресения. Мы не можем переделать священничес­кую одежду или изготовить ее под заказ, чтобы она соответ­ствовала нам. Существовала только одна священническая одежда, которая передавалась от Аарона его преемникам. Каждый человек, который становился священником, должен был дорасти до этой одежды. Ее не подшивали, чтобы она могла подходить по размеру одному человеку или другому, но она всегда оставалась неизменной. То же самое касается и наших дней: есть только одна священная одежда, принадле­жащая священнику Мелхиседеку, до которой мы все должны дорасти. Служить как-то иначе, а не под действием жизни воскресения, — значит служить в абсолютном противоречии истинному священническому служению. Каждый, кто обла­дает духовным распознаванием, знает разницу между одним и другим. Тяжесть этого нового священства гораздо больше, а требования намного радикальнее, чем у левитского священ­ства, но, в то же время, в нем гораздо больше силы исполнить свое предназначение. Одеть священнические одежды — зна­чит облачиться в жизнь воскресения. Мы слышали хорошие проповеди и хорошие учения, мы видели хорошие служения, но есть разница между просто «хорошим» и тем, что имеет си­лу «жизни, исходящей из смерти». Без смерти нет жизни вос­кресения. Если мы не войдем в «смерть» ожидания, униже­ния, послушания и посвящения, то мы не войдем в жизнь и призвание Первосвященника.

Лучше оставаться бесчувственным и безразличным, не имея на себе вообще никаких бремен, но при этом ожи­дать, пока придет бремя, нисходящее от вечной непрекра­щающейся жизни Божьей, нисходящей с небес. Это вовсе не те бремена, которые люди создают сами себе, на основа­нии чувства вины или собственных представлений о том, что является правильным и духовным. Такие «самодель­ные» и удобные бремена лопаются как мыльный пузырь при первом же признаке давления, при первом же вызове, при первой же необходимости пожертвовать своими инте­ресами. Настоящее бремя приходит от вечной не престающей Божественной жизни, которая является жизнью воскресения

Царя праведности. Истинное бремя должно прийти от жизни Истинного Священника, Который никогда не имел и не желал иметь земное наследие, Который не привязан к зем­ному и в Котором этот мир не имеет ничего, за что можно было бы схватиться и удержать Его. Когда мы одеваем священническую одежду, скрепленную шнуром, восходя­щим на небеса, мы привязываемся к небесной реальнос­ти, а не к земным ограничениям.

Иисус — Священник вовек по чину Мелхиседека. А посе­му, Он может всегда спасать (в английском переводе Библии в послании к Евреям 7:25 выражение, соответствующее «все­гда спасать», можно перевести как «спасать до конца, пол­ностью, совершенно и навечно») приходящих через Него к Богу. О, побольше бы нам спасения такого рода, и поменьше бы этого поверхностного спасения, которое производит бесчис­ленные тысячи тех, кого называют «спасенными», но которые так по-настоящему и не обратились ко Христу. Жизнь таких людей с Богом — это сплошная борьба. Они всеми силами стараются «продержаться» на своих позициях до конца, но так, чтобы при этом обрести хотя бы маленькую обитель на небесах. Нет сомнения, что такие люди не были приведены ко спасению Священником по чину Мелхиседека, потому что всякий, приходящий к Богу через Него, спасается до конца, полностью, совершенно!

Мы нуждаемся больше именно в таком спасении, а не просто в красиво расфасованных евангелистских техничес­ких приемах. Нам нужно больше священников, которые приносили бы веру и милость Божью от Его небесного пре­стола, и поменьше благонамеренных служителей, принося­щих методики и системы, родившиеся в юг собственном разуме. Мы нуждаемся в том, чтобы больше превозносился Бог, и было меньше потворства человеческому своекорыс­тию. Мы должны перестать обращаться к людям на основа­нии тех преимуществ, которые они обретут, если только «примут Иисуса». У истинного священника от подобной тер­минологии и эгоцентрических призывов, основанных на «преимуществах христианина», в горле становится комок, и у него перехватывает дыхание. Такой подход не может быть

принят, потому что он содержит явное противоречие истине. Это — не является спасением в Библейском смысле этого слова. Истинное спасение, которое является окончатель­ным, подразумевает спасение от своего «я». Как мы можем привести людей к истинному спасению, если мы сами по-настоящему не обратились к Богу, сами все еще связаны собственными интересами и до сих пор не пережили пре­образования своей старой плотской жизни в жизнь вос­кресения? Святое Божье Семя, Которым является Иисус, воспроизводит Само Себя «по роду Своему», но все, что ок­ружает нас, также воспроизводит себя по образу своему, включая наше несовершенство и наши похоти. О, больше бы таких священников, которые спасали бы людей на основа­нии силы вечной непреходящей жизни, а не на основании собственных представлений, мнений и душевных призывов. Этот мир отчаянно нуждается в истинном священстве, пото­му что люди пребывают в смерти, хотя и выглядят живыми. Источником присущих современному обществу душевных срывов и эмоциональных расстройств, язв и раковых заболе­ваний почти всегда является жизнь, в основании которой не лежит истина. Человеческое тело не было задумано Богом для жизни во лжи. Небеса реальны и праведны, и мы призва­ны быть священниками этой реальности.

нашего священства. Для евреев будет шоком, когда они уви­дят в язычниках истинных священников, служение которых превосходит даже священство Аарона и исходит прямо от Божьего престола, расположенного на небесах небес. Если в них не возбудит ревность то сияние, которое будет исходить от наших лиц, то они не смогут познать спасения. Они нужда­ются в той же встрече, которая произошла в жизни Авраама тысячи лет тому назад. Когда они увидят истинного священ­ника, то распознают в нем Мелхиседека — священника Бога Всевышнего. Несмотря на то, что Аврааму предстояло стать отцом многих народов, он принес Мелхиседеку десятину, и это в его лице сделал Израиль. Аврааму предстояло распо­знать в этой встрече священника, способности которого и знание небес превосходило его собственные. Таким же обра­зом это произойдет и в завершающий период времени, отве­денный для Церкви, которая призвана к тому, чтобы жить и двигаться в этой реальности.

Резюме

Завершающий аспект «тайны Израиля и Церкви» в конце веков будет заключаться в том, что природные сыны Авраа­ма (то есть, евреи) встретятся опять, как Авраам в древности, с истинным священством более высокого уровня, которое может по-настоящему благословить и которое излучает славу небес. Эта встреча будет Божьим откровением. То последнее, чем Церковь послужит Израилю (а именно: возбуждение рев­ности), никогда не сможет быть осуществлено на основании на­ших харизматических представлений, но только на основании

Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновля­ется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в без­мерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое вре­менно, а невидимое вечно

2 Коринфянам 4:16-18.

Существует опасность, что мы начнем относиться к этим словам как к некоей библейской риторике, при­чудливому стилю речи, присущему апостолу Павлу, и согласимся с тем, что все это звучит неплохо, совер­шенно не улавливая при этом смысл сказанного. Основанием апостольского видения является подлинное восприятие того, что относится к вечности; причем не как предвкушение каких-то будущих наслаждений, но в качест­ве принятия совершаемого сейчас, еще при земной жизни. Именно это делает верующих во Христа особенными людь­ми, отличными от других. Мы до конца не представляем се­бе, насколько важен вопрос вечности. Потеря значения слова «вечность» равносильна потере всего. Это означает обречь Церковь на обыкновенное светское существование, превратить ее в механическое человеческое учреждение,

наполненную изнеможением плоти вместо радости и силы. Другими словами, отсутствие в Церкви познания о вечности искажает ее предназначение и аннулирует как истинную Церковь. Вечность нужно отстаивать, потому что мир не от­носится к ней доброжелательно. Апостол Павел не только Открыл для себя это вечное измерение, но и жил в нем. Озна­чает ли это, что он стал непригодным для жизни на земле? Нет, наоборот: это сделало его еще более пригодным, и это сделает более пригодными для жизни на земле и нас.

В представленном выше фрагменте Писания мы видим два упоминания слова «вечный». Вечность стала настолько реальной для Павла, что начала оказывать радикальное вли­яние на все его рассуждения и практически влиять на его жизнь. Выражение «кратковременное легкое страдание» яв­но должно принадлежать человеку, который либо развеял по ветру любые рациональные критерии оценки и здравый смысл (Павел терпел кораблекрушения, был побиваем пал­ками и камнями, его оскорбляли, гнали и поносили и т.п.), либо тому, который живет в соответствии с каким-то совер­шенно неизвестным нам стандартом. Он смотрит на жизнен­ные страдания, переносимые ради спасения души, всего лишь как на кратковременные и легкие. Церковь тоже должна прийти к такому видению, потому что оно соответствует апо­стольской реальности и истине. То, что видел Павел, должно отображаться и в Церкви.

Павел никогда не рассматривал свои страдания как что-то ненормальное. Он говорит о них как о кратковременных и легких, и он мог сделать такое утверждение только на осно­вании способности видеть «вечную славу» (в английском переводе Библии — «вечный вес славы»). Это — не просто какая-то роскошь, которую мы по своему усмотрению можем иметь или не иметь. Это — всецело апостольское требова­ние, предъявляемое к каждому, кто серьезно намерен следо­вать за Богом. Тот факт, что мы еще не пережили страданий, указывает на то, в каком духовном состоянии мы находились до сего дня: мы жили верой меньшего уровня (если это вооб­ще можно назвать верой), которая не поднимала против нас ненависти этого мира.

Я говорю о самой практической элементарной реальнос­ти, которая позволит нам оставаться апостольским народом, потому что мы, без сомнения, находимся на пути, на кото­ром мы столкнемся со страданиями. Если мы не видим веч­ности и вечного веса славы, то «легкое» страдание станет для нас великим, а «кратковременное» превратится в длительное и продолжительное. Все зависит от нашего фактического по­нимания вечности. Мы можем знать о ее существовании, но она будет какой-то далекой: чем-то, что мы получим только после физической смерти. Но, рассуждая таким образом, мы исключаем вечное измерение из нашей земной жизни, что является печальным заблуждением, и пока мы не изме­ним мышление, мы не войдем в апостольство.

Взирая на невидимое

Божье обеспечение, даваемое нам для того, чтобы мы могли перенести грядущие события, заключается во взирании на веч­ное, духовное и невидимое. Вопрос видения является ключе­вым, и я знаю, что нам понадобится приложить сознательное и согласованное усилие, чтобы прийти к видению вечности. Все, существующее ныне, совместными силами противится этому видению. Этот мир всячески стремится приковать наш взгляд ко всем своим чувственным образам. Все это с шумом манит нас к себе, играя на наших чувствах, и нам постоянно приходится хранить себя чистым от этого мирского мусора. Для того чтобы преодолевать все это, не взирая на видимое, и сосредотачиваясь на невидимом и вечном, необходима апостольская решитель­ность. Это будет воспитывать в нас выдающееся качество: воз­растающее безразличие ко всему мирскому. Павел не взирал на видимое. Он отводил свои глаза от всего, что было видимым и чувственным, что могло принести удовлетворение для его ду­шевной и физической жизни. Благодаря его упорству в том, что­бы не смотреть на видимое, Бог дал ему возможность увидеть то, что является невидимым и вечным.

Призыв к подобному видению — это обратная сторона страданий. Видимое дает нам уверенность и твердость, но когда мы начинаем смотреть на невидимое и вечное, внутри нас начинает происходить борьба. Для того чтобы отвести взгляд от материального, которое всегда находится вокруг нас, л научиться концентрировать свое внимание на неви­димом и вечном, требуется приложить много усилий и за­тратить много душевной энергии. Тем не менее, решение взирать на вечное лежит в основании апостольства! Видим ли мы этот мир осужденным? Видим ли мы, что он скоро прекратит свое существование? Или же мы переполнены и запуганы тем, что окружает нас?

Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о зем­ном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе (Колоссянам 3:1-4).

Мы должны настроить в соответствии с этим понима­нием все наше мышление и отношение к жизни. Возмож­но, мы и «верим» в вечность, но при этом соглашаемся с точкой зрения этого мира о том, что вопрос вечности не имеет значения до тех пор, пока мы не умрем физически. Другими словами, вечность становится практически при­менимой только тогда, когда эта жизнь завершена. До тех пор, пока у нас будет такое отношение к вечности, мы не будем вызывать у этого мира несогласия или противодей­ствия. Мир стремится отложить рассмотрение о вечности на будущее, не находя ему применения в данный момент. Тем не менее, вечность — это не еще один термин, связанный со временем, и не просто некий бесконечный промежу­ток, который можно измерить количественно, но абсо­лютно качественное понятие. К категориям качественно­сти относятся те, которые доступны прямо сейчас, и это в полной мере справедливо и для вечности. Когда мы нач­нем рассматривать все события нашей жизни в контексте вечности, тогда мы увидим их яркость, важность, значи­мость и серьезность, которых мы не замечали ранее. Небе­са реальны, и они грядут на землю. Это — тот новый Город,

Основателем и Строителем которого есть Бог, и Бог при­звал нас к апостольской задаче: принести осознание веч­ности в нашу эпоху.

Мышление, направленное в вечность

Книга «Откровение» начинается со слов Иоанна о том, «чему надлежит быть вскоре». В этом апостольском писании есть определенная безотлагательность, однако прошло уже около двух тысяч лет, а это еще не сбылось. Неужели Иоанн был в обольщении или заблуждении? Абсолютно нет. Он пи­сал и говорил с позиции того склада ума, который Бог хочет видеть в каждом христианине в любом поколении. Мы долж­ны развить ощущение того, что «при дверях», ощущение того, что неизбежно и вот-вот проявится во временном измерении, а именно: явление Господа, установление Его Тысячелетнего Царства и апокалиптическое завершение века.

Мы еще не убеждали этот мир, рассказывая ему о том, что будет после физической смерти, имея ощущение безотлага­тельности. Фактически, мы и не можем начать делать это, по­тому что сами не находимся в таком измерении мышления. По­этому, единственное, что мы можем сказать о вечности, — это формальная теологическая доктрина. Мы знаем, что весь мир находится во власти сатаны, который является отцом лжи. Ложь — повсюду вокруг нас и даже в самом Воздухе, который мы вдыхаем, и величайшей ложью является отказ от вечности, когда ее просто отвергают. Люди в мире даже на секунду не за­думываются о вечности. Они живут так, как будто их жизнь сама по себе является всем смыслом существования, и мы по­зволяем им быть обманутыми. Если мы, как верующие, отно­симся к вечности только как к доктрине, которая становится реальной только после физической смерти, то мы сами стано­вимся соучастниками в дьявольской лжи. Церковь является

истинной Церковью только тогда, когда само ее присутствие и ее характер опровергают эту ложь. Истинная Церковь де­монстрирует, что именно вопрос вечности и вечные истины, имеющие отношение к Богу, являются, по сути, главными во­просами в жизни. Церковь должна жить так, чтобы всем было видно, что она верит в эти вечные истины.

Выходя в этот мир, мы должны быть теми, кто находится в вечном измерении, когда все наши повседневные, обыч­ные решения принимаются на основании мышления, на­правленного в вечность. И когда мы будем так поступать, то те вещи, которые раньше были обыденными и повседневны­ми, перестанут быть таковыми. Все вокруг будет насыщено атмосферой вечности, и если вы с таким отношением стане­те перед людьми, то из ваших уст выйдет не просто пропо­ведь, но то, что касается жизни и смерти. Весь мир висит «на волоске», и это выводит на передний план вопросы времени и вечности, и те решения, которые люди принимают по этим вопросам, имеют первостепенную важность. Все во­круг насыщено осмыслением того, что существует нечто за пределами человеческого понимания. Вечность пере­носится в настоящее, и это — именно то измерение, где обитает Сам Бог. Вот почему апостол Павел мог говорить о вечном весе Божьей славы — ее можно увидеть и почув­ствовать именно в сфере вечности.

Характерная черта апостольства

Отношение к вечности — это характерная черта апостольст­ва, на основании которой можно отличить истинного апостола от ложного. Ложные апостолы делают правильные утвержде­ния, но им недостает ощущения вечности в жизни и в том, что они говорят. Они — люди, ограниченные временными рам­ками, и, встречаясь с ними, вы не можете ощутить того, что

находится вне времени. Они не находятся в сфере вечности и потому не могут открыть ее. Она не является частью их здраво­мыслящего существования. Я не думаю, что полное понимание вечности может быть достигнуто за один день. Это —- длитель­ный процесс формирования мышления.

Павел был типичным апостолом. Он обладал отличи­тельной особенностью и центральным элементом апос­тольства — апостольским складом ума. Это подразумевает сознательное и преднамеренное решение придерживаться определенного образа мышления, когда взгляд и внимание переводится с того, что находится перед нами, на то, что является невидимым. Нам нужно сделать сферу невидимо­го и вечного сферой нашего обитания и основанием всей нашей жизни. Она должна формировать наш взгляд на все, что нас окружает. Какое влияние и впечатление оказывают на нас окружающие общественные и культурные мировоз­зрения? Видим ли мы что-то большее, что простирается в вечность? Подобное видение изменяет все вокруг. Апостол Павел не был ограничен временными рамками, и потому, когда он сказал, что является гражданином небес, — это заявление не бы­ло случайным или поверхностным, но подтверждало факт. Павел действительно жил в сфере вечности, и именно там должна протекать и наша жизнь. Быть апостолом — это оз­начает быть гражданином небес, не больше и не меньше. И это — не просто бессмысленное повторение поверхност­ных слов, сказанных кем-то другим. Апостольство — это сознательное смещение с нашей чувственной и земной «орбиты» в другое измерение, наполненное Божьей сла­вой. Однажды оказавшись в этом измерении, мы должны в нем постоянно жить, двигаться и существовать, и тогда мы станем другими. Мы больше не будем жертвами греха, по­тому что просто не сможем уже быть ими. Старое мышле­ние уйдет, потому что оно было признаком того факта, что мы находились в неправильном месте.

Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разру­шится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворен-ный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище... (2 Коринфянам 5:1-2).

В самой глубине нашего сердца должно быть заключено апостольское «знание», которое заставляет нас «вздыхать» и «желать облечься в новое жилище». Осознаем ли мы себя смертными настолько, что наш дух жаждет освободиться из той «храмины», в которой он обитает, и войти в вечное место обитания, уготованное Богом? Сейчас же мы вынуж­дены находиться в своих смертных телах, и это приводит нас к воздыханиям, а не к желанию делать красивые приче­ски, использовать косметику и стремлению не отстать от моды. Наше тело — это всего лишь необходимое «приспо­собление», предназначенное для того, чтобы быть жили­щем нашего духа. До тех пор, пока мы находимся в теле, мы будем воздыхать, ожидая того момента, когда облечемся в свое вечное жилище. Именно такое отношение к жизни мы должны принять, потому что оно является предельно здра­вым. Я не дискредитирую тело, и Павел также не делал этого, просто в основании апостольства лежит то, что вы­ражается в стремлении к небесам и «воздыхании». Подоб­ные переживания могут быть только у того, кто переступил через порог земного и оказался в сфере вечного. Нам еще слишком уютно в своем теле. Мы еще слишком заботимся о нем: как оно выглядит, во что оно одето, чем мы его кор­мим, — и не осознаем, до какой степени размышления о телесном удаляют нас от истинной Божьей реальности.

Мир пытается заставить нас принять его ценности, и до тех пор, пока мы будем находиться в сфере временного и земного, мы будем жертвами этого мира. Если мы взираем только на то, что видимо, и не сосредотачиваемся на том, что невидимо и вечно, то мы непременно будем поглощены модой и мирски­ми увлечениями. Если мы стремимся, чтобы наша одежда бы­ла модной, впечатляющей и колоритной, то это говорит о том, что мы еще заботимся о телесном. Конечно, никто никогда не обвинит нас за это, но такой подход к жизни лишает нас позна­ния Бога, обитающего в сфере вечного. До какой степени мы устраняемся от телесного, переставая уделять ему столько вни­мания, до такой степени мы приближаемся к Господу. Это — апостольский принцип, от которого мир с яростью бешеной собаки пытается удержать нас.

Пришельцы в мире

Если мы живем, двигаемся и эффективно существуем в сфере вечности, то становимся чужими и странными для тех, кто находится вне этой сферы. Мы, почему-то, постоянно смотрим вверх и видим то, что не привлекает их внимание. Мы все больше и больше становимся «странниками» и «при­шельцами» в этом мире, ищущими города, построенного не человеческими руками. И это — вовсе не библейская поэзия. Это — Божье намерение, которое согласно Его воле должно быть нормой для всех истинных верующих. Это имеет фун­даментальное значение для христианской веры: смотреть на себя как на странника, всегда искать то, что еще не видно, но появится через наше ожидание и поиск.

Если так все это разрушится, то какими должно быть в святой жизни и благочестии вам, ожидающим и желающим пришествия дня Божия, в который воспламененные небеса раз­рушатся и разгоревшиеся стихии растают? (2 Петра 3:11-12).

День Божий (или день пришествия Господа) — это не ка­кое-то фиксированное хронологическое событие. Оно не произойдет само по себе, независимо от нашего духовного со­стояния, наоборот: именно наше состояние будет тем, что вызовет Его пришествие. Мы можем ускорить день пришес­твия Господа посредством ведения образа жизни, подобаю­щего христианам, «ожидающим и желающим пришествия дня Божия». И это — не эзотерический предмет, не имею­щий никакого отношения к реальной жизни, это — абсо­лютная реальность. Вопрос вечности — вопрос пришествия Господа и установления Его Царства.

Павел, обращаясь к греческим философам, сказал о том, что Бог назначил день, в который Он будет судить всех людей посредством Того, Кого Он воскресил из мертвых. Для Павла это было таким же естественными как дыхание. Он не испы­тывал никакого смущения или неловкости, сходу переходя от философии к теологии, потому что для него это не было пере­ходом от светского к священному. Вопрос о дне Суда и Боге как Судье был для Павла священным, вечным, небесным и

реальным. Это были не просто религиозные размышления, но сами основания всякой реальности. Павел жил в этом вечном измерении и смотрел через него на все свои земные предприятия. Вечность — это вопрос небес и ада, и мы будем в значительной степени слабо оснащены для того, чтобы эф­фективно говорить о небесах и аде, если осознание вечности не будет постоянно влиять на каждый час нашей жизни.

Если вы пристально посмотрите вокруг себя, то увидите, в каком огромном обольщении лежит весь этот мир. Я вижу, что особенно отразилось в еврейском народе, к которому я сам принадлежу: блестящие интеллектуалы, выдающиеся карьеристы и профессионалы от атомной физики до ком­пьютерных технологий, социологи, историки, бизнесмены, финансисты, которые совершенно не помышляют о вечнос­ти. Вечность — это категория, которая не имеет для них ника­кого веса и значения, являясь каким-то «паром» и пустяком, но Павел дал понять на Марсовом холме, в чем заключается цель существования человека: «Не ощутят ли Его (Бога), и не найдут ли». В интеллектуальном отношении это звучит нелепо, упро­щенно и глупо, но, тем не менее, именно в этом и заключена вся цель нашего существования. За время нашей земной жизни мы должны установить такие взаимоотношения с Богом, кото­рые окажут воздействие на всю вечность.

современного христианина, чем быть «ограниченным» и «догматичным». Но это, тем не менее, не испугало Павла. Вечность — это неограниченное понятие, и мир должен быть потревожен людьми, которые не могут сдерживать себя, людьми, стоящими выше вкусов, элегантности и хороших манер. Это — те, кто «горит» реальностью вечности и исполь­зует каждую возможность выразить Божественное.